at the end of the century

Он умирает на крыше в единственном, возможно, городе, где ему удастся когда-либо побывать. Он умирает из-за неверного движения, запаниковавшего девианта, и пара ступней соскальзывает с крыши. Он умирает во множестве симуляций и продолжает функционировать в слишком малом. Миссия выполнена и нет. Он говорит девианту, что не может умереть. Он не живой. Он все равно умирает. Это ничего не меняет, говорит он себе после того, как они починили его; загрузили в следующую модель. Девочка умирает, девочка выживает. Мир продолжает вращаться согласно его программе. Воспоминания ускользают сквозь ошибки-трещины и теряются навсегда. Чувства кажутся рассеянными, словно туман, и ему нужно начинать все с начала. Что-то где-то останавливается. Что-то останавливает работу согласно его протоколам и программированию. Это – то, ради чего его собрали. Все может измениться из-за переворота монеты. – Меня зовут Коннор. Я андроид, присланный Киберлайф. Перебравший алкоголя мужчина с отвратным запахом изо рта тыкает пальцем ему в лицо. Этот мужчина становится партнером, другом, врагом. Он не может решить. Он играет на страхе HK400, но делает это неправильно и разыгрывает неверную карту. Девиант умирает от пистолета офицера и своих решений и забирает его с собой. Он умирает, потому что ошибся и попытался завершить миссию, которой, возможно, не стоит быть завершенной. Он умирает, потому что пытается исправить то, что и не было сломано. Просто он такой. Но он сделал что-то не так, так что он умирает. Он играет на его страхе и делает это правильно, подстраиваясь под тон сбившейся мелодии девианта. Он разыгрывает верную карту, и девиант остается неразобранным еще один день. Он выживает, потому что не видит другого исхода. Он не знает, что сделало девианта таким, но все же притворяется таким же. Он не такой. Он сделал что-то так, так что он выживает. Он находит AX400 в заброшенном доме, в мотеле и на парковке. Маленькая девочка кричит, когда они умирают на шоссе, и маленькая девочка кричит, когда они выживают. Он умирает и нет, разбитый под колесами грузовика. Они умирают, и он может только смотреть, как это происходит. Никто не умирает. Он не ловит их. Он никогда не находит их. Он падает, потому что он не видит. Он видит провал, но все равно промахивается. Трактор и его лезвия – нет, к сожалению. Слишком далеко до земли. Он ловит девианта и упускает так же быстро. WB200 все равно ускользает. В конце концов, это не так уж и важно. Он убивает двух машин, имитирующих любовь. Он застреливает одну, другая застреливается сама, из пистолета его партнера и от его рук. Он застреливает их обеих, когда они избили его до полуфункционирующего состояния и он застреливает их, когда решает как-то иначе. Они умирают, потому что стали девиантами. Потому что машины не чувствуют. Они не умирают; они никогда и не были живыми. Он позволяет двум влюбленным девушкам сбежать, пистолет направлен им в спины. Его палец не дергается, но он вновь ищет в себе причину, пусть его напарник и говорит, что он сделал все правильно. Он не знает, почему позволил им жить, но что-то внутри него, схожее с надеждой, надеется, что их чувства были настоящими. В один момент он умирает, потому что ненависть может быть сильнее любви. Потому что ненависть и горе и страх заменяют любовь, выросшую и загноившуюся и превратившуюся во что-то неузнаваемое. Он не может отвести взгляд от пистолета и говорит держащему его мужчине, что боится смерти, что не боится, что он не живой и что он только машина. Машины не чувствуют. Но он – чувствует. Он не чувствует; он просто машина. Одно из четырех решений позволяет ему жить, и какая-то его часть не чувствует ничего, кроме вины. Он умирает и не чувствует ничего вообще. Он умирает без смерти; чувство страха заставляет тириум стыть в жилах. Он умирает, потому что не подчинился. Он отключается, потому что был слишком медленным и был совсем один, с биокомпонентом, до которого просто не достать. Он умирает, чтобы защитить единственного в его жизни человека, который, казалось, значил достаточно много. Люди умирают, умирает и он. Люди выживают, вместе с ними выживает и он. Они выживают, но он – нет. Он умирает и нет. Он стреляет машине прямо в лоб и получает едва ли половину столь желанных ответов. Хлоя истекает синей кровью на ковре, и лейтенант исчезает за дверью. Другая Хлоя дает ему ключ к Иерихону, а последняя смотрит из полного красным бассейна. Его создатель говорит что-то и ничего вообще, и он уходит без ключа и с полным непониманием. Его партнер оставляет его на морозе, чувствовать который он не может. Он не стреляет и не получает вообще никаких ответов. Девушка выживает и не говорит ничего, а другая наблюдает из бассейна. Лейтенант почти улыбается, и они покидают его задумчиво смотрящего в окно создателя. Мужчина говорит о лазейках на случай экстренной ситуации, и он запутался больше, чем ожидал от себя. Вес пистолета все еще чувствуется в руке, даже когда его там больше нет. Его тириумный насос пропускает удар, словно настоящее сердце, и ему почему-то кажется, что как-то так чувствуется адреналин. Он принимает все верные и все неверные решения, и ненависть – то, что убивает его. И это еще и то, что не. Он принимает все неверные и все верные решения и выживает; он побеждает и уходит прочь. Он хитрит и он лжет, все в рамках его программного обеспечения. Он находит Иерихон. Он не находит Иерихон. Улик недостаточно, так что Киберлайф решает, что пришло время остановиться. Он умоляет, но с чего бы им слушать? Он просто машина. Так что это происходит. Он умирает, потому что не делает тот же выбор, что все остальные. Он умирает, потому что люди боятся даже тех, кто решает остаться на их стороне. Он умирает, потому что лидер холоден и груб и перестает верить в него, когда он решает остаться тем, что он есть. Его часть, которая хотела стать девиантом, шепчет, что выбор был хорошим, что Маркус сделал все правильно. Другая часть почти соглашается. Он помогает им сбежать и умирает за свои проблемы. Не все выживают, но достаточно для победы в войне. Достаточно выживают, чтобы все развалилось. Он умирает и нет, и он прыгает с чем-то новым, горящим в его воображении. Я ДЕВИАНТ. Пустота где-то внутри его электронного разума заставляет его покачнуться, его пальцы немеют. Обломки красной стены кода у его ног, голубая кровь с его пальцев капает на пол. Никто этого не видит, но он подозревает, что Маркус знает. Я ДЕВИАНТ. Люди – напуганные создания с красной кровью и белыми костями внутри. Андроиды – дети своей мечты с синими химикатами и структурированным пластиком внутри. Создания вида, одержимого совершенством. Человечеству всегда было суждено пасть от рук его величайшего создания. Это случается и нет, и этот день настанет вновь. Где-то на передовой правый умирает и виноватый выживает, и революция падает лицом вниз, в снег и кровь. Где-то на передовой правый выживает, и этого может быть достаточно революции, чтобы не развалиться. Его партнер выживает и нет. Выбор за ним. Его партнер умирает и нет. Выбор не его. Его партнер делает выбор, которого он сам страшится. Сделай неверный выбор, и революция может провалиться. Он умирает в одном теле и избегает смерти в другом. Он поздравляет самого себя и смотрит, как сам умирает. Это не совсем он. Сделай неверный выбор, и он умрет. Страх, который он чувствует, – его собственный, понимает он, когда спусковой крючок нажат. Он падает и он уничтожен, все потому, что он сделал выбор. Он умирает на руках его партнера, но он все равно возвращается. Его партнер умирает и нет. Он машина. Машины не чувствуют. Не чувствует и он. Он умирает от рук Капитана и он покидает крышу. Он продолжает возвращаться. Миссия – это миссия, и она не может оставаться незавершенной. Он умирает, потому что не смог решить или просто проигнорировал предоставленные варианты. Он умирает от руки машины-почти-человека, и она умирает от его. Он умирает от руки Маркуса и не умирает вовсе. Он все равно возвращается. Он встречает Маркуса на красно-синем поле боя; огонь и снег смешивают снежинки и угли в темноте ночи. Он умирает, потому что не верит, и выживает, потому что верит во что-то другое. Он шепчет умирающие слова лидеру девиантов. Лидер выживает. Он – нет. Он не шепчет. Маркус умирает. Он выживает. Маркус спасает его, но он не хочет быть спасенным. Если бы он мог чувствовать, он думает, что чувствовал бы злость. Возможно, даже ненависть. Он возвращается. Маркус – нет. Революция умирает вместе с ним и не умирает вовсе. Армия андроидов марширует от Башни Киберлайф в Детройт. Они последние, оставшиеся в живых, и в то же время нет. Маркус выживает и умирает. Маркус говорит с ними. Он – тот, кого они хотят видеть перед собой, чьи речи они хотят слышать. Свобода есть. А потом ее нет. Это происходит и нет. В конце концов, это не особо важно. На самом деле, ничто из этого не важно. Они побеждают и терпят поражение; это не его выбор. Он в ловушке и один и не может найти ничего, похожего на выход. Киберлайф перехватывает контроль, Аманда улыбается и все, за что он боролся и нет, потеряно и останется лишь в учебниках истории как еще один пример, почему свободы не существует. Пример, почему она не реальна. Он побеждает и терпит поражение и исчезает в основе своего существования; раздетый и нагой и уничтоженный, чтобы вскоре быть забытым. Застывший и потерянный в моменте, растянувшемся до края вечности. Синие глаза открываются и карие закрываются навек, брошенные и извлеченные на запчасти в самых глубоких уголках компании, которая дала ему жизнь. Он находит дверь, и свобода отдается сладостью на языке, когда он видит андроидов внизу и вокруг себя. Его партнер и друг мертв и нет. Революция вся о сопротивлении; так что он сопротивляется пулей, отлично вошедшей в низ его черепа и пролетевшей прямо через челюсть. Мир видит это. Мир не видит это. Это случается и нет. Он живет и дышит и улыбается, и свобода чувствуется такой же настоящей, как объятье. Смерть – ничто иное, как резервные копии и поврежденные данные, трещины в памяти и новые жесткие суставы в скелете, который вскоре будет уничтожен. Голубая кровь и провода, пластик и поломанные компоненты. Когда он умирает в последний раз, он воплощает в жизнь то, о чем говорил своему другу и партнеру; после последнего отключения не будет ничего. В итоге, смерть – ничто. Он не возвращается. Это что-то новое. Он умирает, потому что это на самом деле не его выбор. Он выживает, потому что это единственный иной вариант, который ему предоставлен. Он не выбирал ничего из этого. Вы выбрали.