***
— Ты должен мне пятьдесят баксов. Дэниел хмурится и моргает несколько раз. Очертания комнаты по-прежнему какие-то нечеткие, и внезапно он вспоминает о том, что должен надеть очки. Он рассеянно тянется рукой к прикроватной тумбочке. Книга, лежащая до этого у него на груди, съезжает на кровать и захлопывается с негромким стуком. — Прости, я тебя разбудил? Дэниел, наконец, обращает внимание на гостя. Он снова моргает: фокусировать взгляд через стекла все еще непривычно, но он знает, что это временно. Прищурившись, он узнает посетителя. По словам тех немногих обитателей базы, с которыми Дэниел уже успел поговорить, это был один из его лучших друзей. Джексон пока не понимает почему. — Я, видимо, задремал, — говорит он, поправляя очки, и вдруг понимает, что делает это скорее машинально, чем по необходимости. Это кажется ему хорошим знаком. — А, — кивает полковник и поджимает губы, — извини. Дэниел хмурится. У него создается стойкое впечатление, что это не простой визит вежливости, но он знает слишком мало, чтобы самостоятельно докопаться до истины. Поэтому он продолжает молчать, ожидая, когда его собеседник что-нибудь скажет. О’Нилл держит руки в карманах форменных брюк и явно чувствует себя не в своей тарелке. Отчего-то это кажется Дэниелу смутно знакомым, но он все еще не уверен, что не придумывает. Этот человек ему все еще непонятен. — Что ж, это не к спеху, — в конце концов говорит полковник, после чего машет рукой в его сторону. — Отдыхай, набирайся сил… Извини еще раз, что разбудил. Он мимолетно проводит рукой по волосам, едва заметно улыбается и разворачивается, чтобы уйти. Дэниел какое-то мгновение смотрит ему в спину и неожиданно для самого себя произносит: — Если ты не слишком занят, я хотел бы кое о чем попросить. О’Нилл оборачивается в дверном проеме, и что-то такое мелькает у него во взгляде, что заставляет Дэниела снова нахмуриться. Но это всего лишь мгновение, и оно проходит. Уже в следующую секунду полковник пожимает плечами и заходит обратно в комнату. — Да не вопрос. В чем дело? Джексон встает с кровати, подходит к шкафу и достает оттуда сложенную вдвое доску. Это одна из тех маленьких вещей, которые он вспомнил, но она почему-то кажется ему важной. Чтобы понять себя, ему нужно понять окружающих его людей, а Дэниелу это пока не слишком удается. С полковником археологу труднее всего, и он хочет выяснить почему. Он подходит к О’Ниллу и стучит пальцем по доске. — Я тут недавно вспомнил, что это называется «шахматы», — негромко говорит он и смотрит на гостя. Глаза у полковника темно-карие, почти черные, и где-то в их глубине Дэниелу чудится беспокойство. Он не уверен, и, когда собеседник вскидывает брови в легком удивлении, это ощущение пропадает. — Научить тебя? Первым делом Джексону хочется съязвить что-нибудь в ответ, но вместо этого он только улыбается краешком губ. Есть что-то знакомое в этом тоне и в том, как он инстинктивно на него реагирует. Дэниел не понимает, почему все так. — Скорее, напомнить, что к чему, — осторожно поправляет он, потому что не знает, где находится граница этой странной дружбы. Есть ли она вообще и имеет ли смысл ее искать. — Ну, если только напомнить, — полковник берет из рук археолога доску, садится за стол и рассыпает фигуры. Дэниел присаживается напротив и наблюдает за его движениями. Ему кажется это знакомым, и на этот раз он чувствует, что должен поблагодарить. Еще толком не зная за что, но должен. — Спасибо, Джек. Полковник вскидывает голову и на какую-то секунду будто замирает. Дэниел недоуменно смотрит на него, когда О’Нилл вдруг вскрикивает, тыча в его сторону указательным пальцем: — Ага! Джексон растерянно хлопает глазами, а полковник тем временем возвращается к расстановке фигур и поясняет: — Просто я рад, что ты наконец запомнил. Осточертело, что ты все время называл меня Джимом. Разве я похож на Джима? Дэниел не знает, что на это ответить, и не знает, нужно ли. Он чувствует себя комфортно в обществе этого странного человека, но пока не понимает почему. — Кстати, ты должен мне пятьдесят баксов.***
— Привет! Присоединишься? Дэниел стоит с подносом в руках посреди столовой и чувствует себя неловко. Не оттого, что на него снова все косятся как на привидение, а потому, что ее глаза уж слишком лучатся радостью. Кочевники никогда не демонстрировали подобных эмоций в его адрес, а народ на базе в лучшем случае при встрече хлопает по плечу или пожимает руку. Все они очень сдержаны, вежливы и тактичны. Саманта Картер — другая. Дэниел еще не может понять почему. Он колеблется какое-то мгновение, но потом все же садится напротив. За столиком она одна, на столе остался лишь фруктовый десерт и чашка кофе. В руках бумаги, но сейчас ее взгляд устремлен на него, и от этого не по себе. — Как ты? Уже немного освоился? Он поднимает взгляд и, прежде чем ответить, вспоминает их первую встречу. Ее спутники были обескуражены, когда встретили его, и она тоже удивилась — но что-то еще было в ее глазах, когда они говорили в палатке. Облегчение, радость, надежда, толика вины и какой-то грусти. Она так сильно убеждала его пойти с ними, с таким тихим отчаянием, что он решил, будто их могло что-то связывать в прошлом. Дэниел хорошо помнил ее удивление, когда он задал тот вопрос. И поэтому, зная теперь ответ, он все еще не понимает, на чем могли строиться столь теплые отношения. — Немного, — отвечает Джексон и снова смотрит на тарелку. Он не хочет грубить или казаться невежливым: ему импонирует ее открытость и дружелюбие, он чувствует, что это настоящее, но какой-то тихий голосок внутри говорит, что он еще не заслуживает подобного отношения. Почему-то в голову навязчиво приходят мысли о том, что его возвращение для нее — обман. Он уже не тот, кого она знала. Дэниел хочет избавиться от этих мыслей, но это непросто. — Ясно, — Саманта кивает головой, и археолог, подняв на нее взгляд, подмечает мелькнувшее в светлых глазах разочарование. Он снова чувствует неловкость и что-то похожее на стыд. За столиком повисает неуютное молчание, и Дэниел знает, что это его вина. Он внезапно понимает, что боится разочаровать ее тем, что вернулся к жизни другим человеком. Боится, что радость исчезнет из ее глаз. Он не хочет, чтобы это случилось, и не знает, что должен сказать, чтобы все вернулось на круги своя. Он молчит, и это молчание между ними словно стена. Аппетит пропадает окончательно, и он уже подумывает о том, чтобы по-тихому уйти, как вдруг Саманта произносит: — Как насчет того, чтобы выпить вечером в «О’Мелли»? Я угощаю. Дэниел не уверен, что понимает правильно, и невольно переспрашивает. — Прости? Майор неожиданно улыбается, и Джексону становится немного легче. Мгновение спустя она поясняет: — Ты не помнишь, но мы ходили туда довольно часто. Обычно, чтобы отметить выигранное сражение с гоа’улдами. Это было что-то вроде традиции, — добавляет она, и выражение ее глаз слегка меняется. — Просто сидели вчетвером за стойкой с пивом в руках и говорили о жизни… Потом я ходила туда одна. Она замолкает, и Дэниел вдруг чувствует себя обязанным. Он не хочет, чтобы Саманта возвращалась к тому, что было, но для нее это важно. Он думает об этом какое-то время, после чего говорит: — Я не против, — он улыбается краешком губ и снова видит, как вспыхивает радость в серых глазах майора. Это неожиданно согревает душу. — Только с одним условием. — Каким? Дэниел поправляет очки и таки возвращается к своему обеду. Пришло время отдать дань прошлому, чтобы начать двигаться вперед. — Раз уж именно я вернулся из мертвых, мне и угощать.***
— Дэниел Джексон. Проходит пара секунд, прежде чем он понимает, что его позвали по имени. Настоящему имени. Ему все еще приходится напоминать себе, что сочетание именно этих букв здесь обозначает его как личность. Дэниел пока не привык отождествлять себя с этими звуками, но помалу учится откликаться на них. В конце концов, они связаны с его жизнью здесь. С прошлым, которого он не помнит, и будущим, которое сейчас представляется еще более туманным, чем раньше. Он оборачивается и видит Тил’ка. Дэниел уже знает, что тот — джаффа, когда-то служивший гоа’улду по имени Апофис, но это лишь голые факты, и ему пока ничего другого не остается, кроме как только повторять их про себя. Тил’к не похож на остальных его друзей. Дэниелу почему-то упорно кажется, что он вообще ни на кого не похож, и от этого ему почему-то становится легче. В его присутствии он не чувствует себя оторванным от мира. — Что ты делаешь? Дэниел стоит у пандуса, ведущего к вратам. Сейчас они неактивны, и он просто смотрит на них, пытаясь определить, как много они значили в его предыдущей жизни. Он чувствует, что они важны, но не понимает почему. С тех пор как он оказался здесь, вокруг происходит слишком много того, что пока остается для него неясным. Дэниел не уверен, какими словами это можно объяснить. — Мы часто проходили сквозь них, верно? — спрашивает он, хотя и так знает ответ. Но услышать со стороны — это другое. Он слышит, как Тил’к делает шаг и останавливается у него за левым плечом. Это кажется знакомым. — Верно, Дэниел Джексон. Археолог задумчиво кивает в ответ. На языке вертится один вопрос, но Дэниел не уверен, что сумеет подобрать нужные слова. Он хочет выяснить, почему все именно так, и думает, что Тил’к сможет ему помочь разобраться. По крайней мере, ему очень хочется верить, что тот сможет. — Знаешь, я говорил с Джеком, Самантой, Джонасом и… Есть нечто, чего я не могу понять. — И что же это? Дэниел пытается облечь свои неясные ощущения в слова, но ему по-прежнему трудно. Его взгляд блуждает по залу врат в надежде отыскать подсказку, которая могла бы облегчить ему жизнь. Таковой нет — он знает это и надеется, что со временем способность ясно излагать свои мысли вернется вместе с памятью. — Каждый из них был по-своему уверен в том, что однажды я вернусь, — медленно произносит археолог. Он отмечает, как Тил’к чуть наклоняет голову, и Джексону вдруг приходит на ум, что у джаффа была схожая вера. Это снова ставит Дэниела в тупик, и он несколько растерянно продолжает: — Почему? Я не понимаю. На губах Тил’ка появляется улыбка. Она настолько неосязаемая, что археолог даже не уверен в том, что ему не мерещится. — Ты хороший человек, Дэниел Джексон. И ты всегда готов помочь другим. Это не совсем то, что он ожидает услышать, но Тил’к, кажется, не собирается больше ничего добавлять. Он склоняет голову в знак уважения, после чего разворачивается и идет к выходу из зала. Дэниел еще какое-то мгновение недоуменно смотрит ему вслед. — И это все? Вы знали, что я вернусь, потому что я… хороший человек? Тил’к оборачивается и улыбается — на этот раз более явно, — а затем все-таки уходит, оставляя Дэниела на растерзание его собственным думам. Археолог снова переводит взгляд на врата и по-прежнему не понимает. Но теперь он хотя бы не сомневается в том, что однажды это пройдет.