***
На взятый в кольцо частокола лагерь посреди леса с завистью взирал постовой из-под крыши дозорной башни. Ему хотелось туда: к негодяям и авантюристам, наемникам и искателям приключений, к одному из нескольких костров, потрескивающих неподалеку от городка потрепанных палаток. Распивая хмель, умеренно галдели группки людей, коих назвать героями не повернулся бы язык. Настоящими героями руководят сострадание, смелость, стремление помочь тем, кто спастись собственными силами не в состоянии. На этой нежданно прогремевшей всемирной войне, помимо истинных героев, себя нашли умирающие от скуки, желающие золота, тянущиеся к крови… воры, мародеры, убийцы, головорезы на любой вкус. Разумеется, расслабиться в одном из тлеющих городов после дня, проведенного в жестоких кровопролитных сражениях, такие темные личности не могли: в итоге в глуши, вдали от законов и стражи, появились лагеря, куда приличному человеку соваться опасно для жизни… Увлеченный лицезрением профессиональной потаскухи, берущей в рот на коленях у западной стены, дозорный не обратил никакого внимания на тусклую, едва пробившуюся сквозь черные пики деревьев красноватую вспышку, довольно быстро погасшую; не придал значения затишью свирепой волчьей песни. Однако не все внизу были глухи к встревоженному шепоту интуиции: у основного, самого крупного костра сощурила ясные глаза молодая женщина. Огненные блики плясали на поверхности легких металлических наплечников — единственного более-менее серьезного элемента защиты: в остальном фигуристое сильное тело обтягивала, но не особо защищала толстая кожа. В круге, частью которого была и эта разбойница, лился рассказ одного и одобрение прочих. Говорящий неторопливо ходил вокруг пламени, попутно одаривая прикосновениями всех особ женского пола, коих в лагере было не много. Подметив отстранение фаворитки, он остановился чуть позади и мягко скользнул ладонями с ее наплечников на обнаженные ключицы. — Что-то не так, Лили? — осведомился он, прижавшись короткой черной бородой к ее перепачканным землей, ниспадающим на спину и грудь белокурым локонам. Любое его слово было пропитано непомерной харизмой, при помощи которой он способен был удерживать внимание слушателей хоть в пылу сражения. Бесспорно, навык полезный, имей этот пока еще не шибко зрелый мужчина не только смелость, но и честь. Однако тут он оказался не случайно: откуда же чести взяться в свете здешних костров?.. — Как-то тихо, — обернулась Лили, обращаясь все же ко всем присутствующим, а не только к прерванному рассказчику. — Не находите?.. — Еще бы не было тихо! — с довольным оскалом грянул покрытый шрамами старый вояка из-за столба белого дыма и пламени. — Песни и шутки смолкли, как только Свог начал рассказ! Нет никого, кто не горел бы желанием узнать о его новых победах! Все дружно подняли бутылки, кружки и бурдюки за лихого проворного Свога, и тот только теперь перестал касаться напряженного в нехорошем предчувствии тела Лили и продолжил как повествование, так и прогулку вокруг потрескивающего костра. Огонь его темных глаз был куда ярче реального. Из-под косматых черных бровей, периодически обольстительно оживающих, Свог оглядывал ближайших слушателей и говорил громко, чтобы речь его разносил покладистый ветер почти на весь лагерь: — Итак, на чем же я остановился?.. Ах да, руины женского монастыря — руины! — вот и все, что осталось от некогда прекрасного места, где, признаем, многие из нас хотели побывать однажды! — рассмеялся он под одобрительный многоголосый мужской возглас. — Глаза застилал такой сильный туман, что увидеть удавалось лишь то, что накрывали шаги. Грея ладонью рукоятку меча, — выразительно вымолвил Свог, передвинув руку с пояса на упомянутый клинок, — я прислушивался ко всякому звуку, рожденному в молочной белизне. К хрусту разваливающихся обломков стен под подошвами сапог. К звону кольчуги, — приложил он другую ладонь к груди: потрепанный тканевый сюртук прикрывала достаточно тяжелая кольчуга, тянущаяся вниз, к увешанному ножами и ядами кожаному ремню. — К собственному дыханию, тихому и спокойному, ведь это не я — те проклятые твари должны быть испуганы до дрожи в коленях! Я брел вперед — и громче становился странный звук: как будто двигались челюсти, как будто клокотала кровь… Я понадеялся найти хотя бы одну уцелевшую монашку, ведь за спасение и последующее лечение оставшаяся без своего стада овечка обязательно отблагодарит, — весело оглядел он гоготнувшую публику. — И скромные мечтания мои отчасти были услышаны! Сквозь туман я разглядел силуэт — обнаженную женскую спину. На камнях сидела монашка в чем мать родила! Не сойти мне, если вру, с этого самого места! — воскликнул он, перекрикивая гомон вокруг. — Уж решил, Судьба в кои-то веки наградит меня за все победы! — но не тут-то было… — резко перешел он на шепот, и, кажется, даже костры стали тише потрескивать хворостом. — Чуть обойдя голую девицу, я увидел, что сидела она у бездыханного тела послушницы в лохмотьях окровавленной ночной рубахи: наружу торчали нижние ребра, на камни свисали перекушенные кишки!.. И глядя мне прямо в глаза, демоница, прикинувшаяся монашкой, опустила лицо к мертвой бедняжке — и челюстями содрала кожу с ее правой груди! Лили сглотнула ком в горле; несколько слушателей Свога поморщились, зажевали языки, проглатывая ненависть, что пропитала кровь всякого человека, сумевшего выжить, невзирая на последние несколько лет. Поняв, что он добился желаемого эффекта, Свог лязгнул высвобожденным мечом: — Я не стал дожидаться, пока эта дрянь пустит в ход свои чары! Как и полагается, я ринулся в бой, замахнулся мечом! — но встретился он с прочными, как сталь, наростами, проткнувшими человеческую плоть на руках дьяволицы! Ее кошмарная пасть раскрылась в полной мере — лопнула кожа щек! Десятки — уверен, ядовитых — клыков чудом не задели плечо! Я уклонился, сделал поворот и снес ее голову с плеч! — героически закончил Свог, сноровисто спрятав меч обратно в ножны. Нынешняя его история, как и многие-многие до нее, произвела фурор. Все с криками и сочиненными только что четверостишиями, восхваляющими заслуги Свога, выпили за его здравие. Легенда! Прикончил уже более сотни демонических тварей! Даже Лили отвлеклась от затишья по ту сторону частокола и потонула в низком медовом голосе Свога, приглашающего ее скоротать эту ночь вместе…***
Никто, разумеется, помимо Свога, не знал и не узнает вовек, как было все на самом деле. В прозвучавшем рассказе чистейшую ясность заменил туман, а бравого молодого героя в латах — сам Свог. В густых зарослях он терпеливо, как истинный охотник, ожидал окончания схватки незнакомца и демоницы. Едва ее отсеченная голова упала наземь, он помчался со всех ног к победителю, стирающему изумрудную демоническую скверну с лезвия заскорузлым платком. «Что за удивительный бой! — воскликнул Свог, поймав удивленный взгляд воина. — Я дожидался своих друзей, боясь идти на это исчадье в одиночку, а ты взял и победил ее, одним махом! Потрясающая мощь!» Глаза светловолосого латника смягчились — по детской наивности он принял нового знакомого за человека. «Осталось сделать последнее, — трагически подытожил Свог, сцепив руки вместе у пояса. — Помолиться за загубленные этой тварью чистые души: о, бедные Божьи создания, за что им такая ужасная участь…» Безмолвно кивнув, непорочный герой воткнул в землю меч, сложил скрытые перчатками руки на его рукояти, склонил голову в мысленной молитве… Вслушивайся он в тот момент в унылое завывание ветра, не сумел бы различить за предсмертным дыханием природы легкий звон металла о миниатюрные ножны: Свог проделывал это так часто, что стал тишайшим убийцей… Кинжал вошел в шею — между затылком и доспехом — молниеносно. Герой дернулся, повалился на тотчас накренившийся меч и вместе с ним тяжело рухнул на камни… Бывалый вор заслуг, Свог замарал так и не поучаствовавший ни в одном бою меч в скверне, чтоб создать видимость схватки, и, насвистывая, направился в обратную сторону, довольный тем, что в этот раз нет необходимости избавляться от тела: все решат, дьяволица погубила очередного бедолагу — заворожила чарами, впустила в свои объятия и всадила в шею клинок; на подлости эти демоны горазды!***
— Вижу, тебя наконец-то впечатлил мой подвиг, — осклабился Свог, опустив за вошедшей гостьей штору палатки и обернувшись. Лили коснулась коленями медвежьей шкуры, принялась развязывать шнурки кожаного корсета под тяжелеющим взглядом избранника. — Другой возможности, вероятно, не будет, — пояснила она, потянула края корсета в стороны, и плотоядному взору Свога открылась соблазнительная крепкая грудь. — Вряд ли я проведу много времени в лагере: как только за мной явится брат, вместе мы отправимся в ближайший прибрежный город, — вздохнула Лили и скинула сапоги, звякнувшие парой припрятанных ножей. — Он хочет помочь властям удержать порт, сохранить морские пути… Вот только задерживается… Мы должны были встретиться еще пару дней назад, но… Надо думать, отвлекся на уничтожение повстречавшихся демонов — в этом весь он! С циничной ухмылкой, вызванной чужими благими стремлениями, Свог помог Лили стянуть штаны, отбросил в сторону свою кольчугу, небрежно отложил ножны с мечом, коим сек монстров направо и налево на словах, а на деле не чурался забирать жизни вполне человеческие. — Почему не остаться здесь? — проникновенно шепнул он на ухо Лили, и она подалась вперед, чтобы ощутить шеей тепло и мягкость чужих губ. — В наших краях предостаточно демонов, которых необходимо отправить обратно в адское пекло. Женские руки избавили мускулистый торс от сюртука, пальцы с наслаждением чуть ли не ногтями прочертили десяток линий на груди Свога. В разумах любовников наконец бурно разливалась страсть, что вскоре затопит островки осмысленных речей. — Мой брат не такой, как я… — с придыханиями говорила Лили. Широкие ладони Свога, скользящие по одаренной прекрасным изгибом спине, укладывали женщину на медвежью шкуру, целенаправленно двигались к талии, манящим округлым бедрам… — Он скорее останется без оружия наедине с диким зверьем, чем проведет хоть секунду в обществе преступивших закон… Настоящий герой, каких нынче мало!.. Вряд ли он простит меня когда-нибудь за разбои и убийства, что я совершила, — тоскливо обронила она, бедрами обнимая горячее обнаженное тело Свога, накрывшего ее своей тенью, — но попытаюсь помощью заслужить его принятие… Сердцеед с впечатляющим опытом, Свог знал, каким должен быть его следующий шаг. Заглянув нечитаемой тьмой в светлые глаза Лили, с поддельной заботой он погладил разбойницу по губам и щеке. — Что бы в конце ни решил твой брат, я и подобные нам с тобой примем тебя, несмотря ни на что. Его подобранные с холодным расчетом слова метко попали в самое сердце внимавшей. Признательность и толика — всего лишь жалкая толика — раскаяния за умерщвление на дорогах стариков, женщин с детьми, дабы посмертно присвоить пожитки скитальцев, сомкнули изящные, но закаленные в боях руки Лили вокруг шеи Свога, губы прижались к губам. Уединившаяся пара покатилась по шкуре: Свог оказался на спине, Лили — верхом. Разбойница жадно облизывала исцелованные губы, пальцами помогая члену как можно скорее проникнуть в нее, обильно истекающую соком. Без свойственного здешним землям стеснения Лили двигала бедрами, оглаживала тонкую шею и напряженный живот. Грудь мерно подпрыгивала, пока Свог не заключил ее в свои ладони, пропустил набухшие соски меж пальцев, сжал ими — до довольного стона разбойницы. Они не слышали больше разговоров у костров, баек, резких шуток да пропитанных черным юмором песен. Палатку наполнили порыкивающие стоны Свога, вскрики наслаждения Лили и влажное клокотание у нее между ног… Голоса предающихся похоти затмили для них же двоих отчаянный крик дозорного: вереницей колыхались грозные ели — нечто стремительно приближалось к лагерю, двигая мощным туловищем вековые стволы. В сплошной черноте вспыхнуло сапфирово-изумрудное свечение — и пара крупных магических сгустков, подобно пушечным ядрам, вдребезги разнесла дозорную башню! К земле среди горящих деревянных обломков полетели кровавые куски взорванного постового. Паника охватила лагерь. Адский пес телом обратил в щепки ворота и преградил единственный выход: укрепление, возведенное руками душегубов для защиты, стало смертельной ловушкой для них самих… Собравшиеся с духом хватались за оружие, бросались на вторгнувшуюся в лагерь демоническую тварь, но две испещренные каменными наростами головы, сидящие на крепких срощенных шеях, клыками в раз расправлялись с металлом клинков, перекусывали мечи точно тростинки. Стрелы и дробь были не страшны для прочной шкуры. Передние лапы когтями превращали тела обороняющихся в фарш; похожий на булаву из-за наростов на конце длинный хвост сносил головы с плеч, будто переспевшие тыквы, разбрызгивал кровь, все больше окрашивающую утрамбованную следами землю. Попытка воспользоваться припрятанной у западной стены пушкой не увенчалась успехом: магический залп из левой пасти цербера угодил в бочки с порохом — и лес тряхнул взрыв, оставивший вместо половины лагеря дымящийся кратер. Пытающихся спастись бегством ждала та же участь, и вскоре у горящих столбов уничтоженной дозорной башни от частых попаданий сгустков скверны образовалась глубочайшая-широчайшая яма, вокруг которой валялись оторванные конечности и бесформенные ошметки. Он наслаждался каждой жертвой, каждой нестерпимой вспышкой боли, коими одаривал слабых людей перед гибелью… Но он явился сюда не для купания в теплой крови — его привел запах, самый чарующий аромат из всех… Запах нескольких сотен грехов, принадлежащий всего одному человеку… Напрочь позабывшая об одежде, Лили побежала по тропе между кострами и пылающими палатками, надеясь, что огонь выгадает ей хотя бы несколько секунд. Для Свога отвлекающим маневром стала разбойница: он искренне желал ей провала, чтобы адская тварь отвлеклась и Свог смог проскользнуть у пса за спиной, обтесывая грубый частокол голым плечом. Он не собирался возвращаться в палатку за мечом — быстро уяснил на примере разорванных в клочья, что оружие против цербера бессильно… …как, оказалось, и огонь. Незначительным движением лапа с легкостью затушила костер, и задымленный по вине взрыва и пожара среди палаток воздух стал еще чернее. Не останавливающаяся ни на секунду, задыхающаяся от кашля Лили при всем желании не смогла бы выбраться из-под взгляда сверкающих неукротимой яростью глаз. Лишенной наростов частью хвост сбил женщину с ног! — и хрупкое тело, словно тряпичная кукла, отлетело в потушенный костер. Светлые волосы потемнели из-за золы, застывшие, широко распахнутые от ужаса глаза уставились на Свога. Сломанная шея перекрутилась, подбородок прижался к спине. Последний выживший лихо сбросил ошеломление и припустил к столбам дозорной башни во весь дух. Он был уверен, что преодолеть в один прыжок яму на месте ворот ему не хватит сил, однако можно было постараться протиснуться меж огромных тлеющих углей укрепления башни… Цербер не торопился. Лапой подкинув женское тело в воздух, он поймал его левой пастью, правая вспыхнула предвещающим смерть и мучения заревом. Залп скверны с грохотом поднял стену земли в нескольких метрах от Свога, и нагой трус упал навзничь, пополз назад, замарывая поясницу и бедра в кровавой грязи. Ноги ослабели, тряслись, зажурчавшая моча смешалась с человеческим мясом, разбросанным вокруг. Умирая от непрестанного грома в груди, Свог обернулся на цербера: тяжелой неторопливой поступью самой Смерти зверь приближался к сломленному грешнику. С оглушительным хрустом сжались челюсти — на землю перед Свогом со всплесками крови рухнули откушенные ноги Лили, покатилась в яму голова. Левая шея дернулась в глоткé: бóльшая часть разбойницы отправилась в брюхо цербера; из обеих пастей показались толстые, бесконечно длинные змеиные языки. Неудержимо они устремились к желанной добыче, хлесткими ударами располосовали кожу на груди и животе, толкнув Свога спиной на багровую землю. По извивающейся аметистовой демонической плоти потекли вязкие капли малахитовой скверны. Левый язык взметнулся к побледневшему лицу Свога, руки впустую схватились за горячую лиану: слишком скользкую, ее было не удержать, и цербер, невзирая на жалкое сопротивление и глухой кашель душегуба, пробился языком в рот, дальше — по ритмично сокращающейся глотке, аж до желудка. Пальцы Свога бессильно собирали скверну, порозовевшие глаза слезились от удушья. Язык из правой пасти порцией новых свистящих ударов расчертил бедра убийцы, мышцы напряглись без приказа, разводя ноги в попытке уберечь кровоточащую кожу от очередных порезов. Напористый язык толкнулся в сфинктер, проник легко, распространяя скверну. Он не намеревался останавливаться: продвигался вперед, под завязку заполнял кишки, вздувал живот, запросто теснил каменные мышцы пресса. Из пастей скверна потекла интенсивнее, по каналам внутри языков она же неслась к змеиным раздвоенным концам. Тугой струей она ударилась в стенки желудка и кишки. Будто нанизанное на вертел тело рыпнулось. Медленно, но верно Свог терял сознание, пытаемый пульсирующим давлением на простату и заполняемые демонической эссенцией внутренние органы… Не позволив тому оказаться поглощенным непроглядной бездной, цербер извлек языки быстро и грубо. Тотчас повалившегося на бок Свога вырвало меньшей долей содержимого раздувшегося желудка. Из расширенного ануса также громко выплеснулась скверна. Опершись на дрожащие ладони и колени, вор подвигов силился вытошнить еще сколько сможет, но схожее с жаром печи дыхание двух пастей заставило промокшие волосы Свога встать дыбом… Чудовищные передние лапы вспахали когтями землю с обеих сторон от человека. Заостренный индиговый член, увитый венами, оставил влажный след меж ягодиц, уткнулся в истекающее скверной кольцо мышц — и резким толчком вошел в недостаточно подготовленное нутро! Не способный кричать по вине раздирающей горло боли, Свог повалился грудью в лужу крови, скверны и желудочного сока. Не роняя ни звука, за стеной рокочущего рыка цербера Свог рывками двигался вперед — управляемый все быстрее скользящим внутри членом. С опущенной к земле головой Свог явственнее ощущал, как скверна в животе добирается до желудка, стремится подняться по пищеводу, пропитать человека насквозь… Посреди трескучего пожара, жаждущего поглотить десятки изуродованных тел, цербер рычал раскатистее, громче, до боли вбивался в содрогающегося Свога, источающего воистину неповторимый аромат!.. На весь лес прогремел адский вой, всколыхнувший окружающее цербера пламя. Бурлящая скверна мощнее прежнего изливалась в Свога. Излишки демонического сока, вступившего наконец в реакцию с человеческой сущностью, исторгались через рот. Бóльшая часть кожи Свога вздыбливалась, лопалась, выпуская наружу прочнейшие темные наросты. Ногти утолщались, чернели; глаза воссияли, словно далекие огни фонарей в ночи; все зубы удлинились в хищные клыки. Продолжающий струиться скверной член выскользнул из видоизменяющегося тела, и цербер отступил на широкий шаг, дабы оценить плоды своих трудов. В поднявшемся с земли создании от человека осталось предельно мало. Черты вытянулись, кожа походила на сеть, нанизанную на пепельные каменные пики. Единая скверна, пульсирующая в венах обоих демонов, передала церберу все знания из минувшей человеческой жизни. Значит, порт, морской путь — способ пополнения провизии и оружия… Легион уничтожит все…