В тёмный плен, под холодный плед этих громадных волн
Столько долгих лет потрошил свой разум, как карманный вор
Содержимое бумажника тощего. И нашел ответ — это то, чего
Я всегда хотел скрыться в темноте, в глянцево-чёрной толще вод
Погружение (Immersion)
Horus
[18. 09. 1996 | Министерство Магии]
Дыхание сбитое и дрожащее, а безумный смех Беллатрикс как одна из причин её чертового существования. Крик застывает в горле, получается жалкое бульканье; глаза зажмурены, кусает — лижет — вгрызается — в руку Ремусу, пытаясь вырваться из крепкой хватки.
— С-се’час, — низко стонет, упрямо отказываясь отводить взгляд. — Он сейчас, п-правда.
— Ты ничего не можешь сделать, Джиа, ни-че-го. Его уже не вернуть, — голос Люпина до ненавистного успокаивающий. Колюще-режущий.
Поттер резко рванула вперед, к Арке, с бешено стучащим сердцем где-то в шее.
«Он не может быть…» — мысль мелькает, на несколько мгновений сверкая в черепной коробке, когда девочка падает на колени. Плечи дрожат и — странно — кончики её пальцев уже внутри холодной, колышущейся Арки. Голоса вокруг что-то оглушительно кричат, она выдыхает: «Сириус» и в следующее мгновение оказывается в объятиях Ремуса.
Кончики её пальцев почернели. Это (не)важно, но никто и не обращает внимание. Девушка закрывает глаза и через пару минут картинка внезапно меняется.
Впереди вспышки камер и люди что-то говорят, мелькание лиц. Она видит лохматые волосы Гермионы где-то рядом с собой, но не обращает внимание.
«Мисс Поттер…»
«Джиа»
«Джиа»
Её ноги неустойчивы. Она неустойчива. Атриум Министерства кружится, словно снежинки в декабре. Внутри неё черные дыры и сгоревшие звезды. Внутри неё пустые галактики и громкий смех. Закладывает уши.
Что-то внутри дрожит.
Вспышки камер, ей шепчут на ухо: «улыбайся, Джи».
Улыбайся, Джи.
Она растягивает губы и громко смеется, как всегда, наклоняя голову, чувствуя текущие по лицу слёзы.
«Не трогайте меня, — молит Поттер. — Прекратите».
Внутри болит.
Снаружи болит.
Улыбка Джии покалеченная, переломанная, а во взгляде — ничего. Смех Джии хриплый, надрывный,
громкий, от такого мурашки по коже. Всхлипывает.
— Дамблдор тут, видишь, всё хорошо— Гермиона шепчет в ухо, словно пытается убедить саму себя, опаляя кожу сбитым от волнения дыханием.
Дамблдор тут.
Дамблдор тут.
А Сириус мертв.
Сириус мертв.
Поттер словно падает, погружается, цепляясь за руку Гермионы. Сириус мертв. Сириус мертв. Сириус мертв. М-е-р-т-в. Но Дамблдор тут. Спасибо, знаете.
Нечто мерзкое сдавливает пальцами горло и душит, скалится, смеется. Джиа всхлипывает. К черту прессу. К черту
всех. Атриум кружится, а кожа горит в местах, где прикасаются колдомедики.
«Прекратите»
— Ты сорвала голос, милая, не говори. Сейчас мы тебя…
Ей не нужно в больницу, ей не нужно, не нужно. Джиа скалится и царапается, но её руки уже скованы и глупые врачи заставляют глотать что-то горькое и такое же
глупое. В горле до невозможности сухо, а веки — внезапно — словно налились свинцом.
Хочет закричать. В горле дерёт.
Глаза зарываются.
Внутри неё черные дыры и сгоревшие звезды.
Джиа засыпает, чтобы проснутся уставшей.
Погружается.
//
[время неизвестно | Больница Святого Мунго]
Все вокруг кружится и она чувствует солнечный свет на оголённой коже. Пустота в её мыслях, пустота в её глотке, пустота в её пятках и ещё черт знает где — абсурдно и совершенно бессмысленно, потому что это были лишь глупые метафоры из книжек. Реальность же состояла из больничной койки, тишины и трещин на потолке.
Во рту привкус магловской полыни, под веками — шиповник, а терновый венец сдавливает голову. Дают какое-то зелье, и она в
невесомости.
Джиа рада слышать дыхание Гермионы и Рона на соседних койках. Джиа рада слышать хоть чье-то дыхание. Джиа рада
слышать. И всё в мире так хорошо, как, кажется, никогда ещё не было.
Она парит в невесомости, она рада слышать, она рада
дышать.
Девушка чувствует сокращение мышц диафрагмы при вдохе, чувствует циркуляцию крови в собственном теле и даже пульсацию в указательном пальце.
Вокруг неё стремительно вращается вереница хорошо знакомых лиц, Поттер пытается дотянуться до них рукой — поймать, схватить, удержать, — и, словно в замедленной съемке, моргает. Действие наркотического зелья заканчивается и она приходит в себя.
Просыпается, чувствуя пустоту в её глотке, пустоту в её пятках и ещё черт знает где.
Джиа Поттер лежит в общей палате больницы Святого Мунго, в отделении «Недуги от заклятий» на пятом этаже. Все не то чтобы плохо, но ей становится определённо лучше, когда колдомедики дают то зелье.
(Ей нравится летать и чувствовать свою диафрагму)
//
[14.08. 1996 | Площадь Гриммо, 12]
В воздухе почти-что витает запах домашнего уюта, присущий семье Уизли, и Джиа чувствует некое подобие благодарности за торопливо-скользящие взгляды Ремуса на себе.
Миссис Уизли всё подкладывает ей картошечку и Поттер покорно благодарит, с пустым желудком и легкой улыбкой. В горло не лезет ни кусок. Невилл то и дело смотрит на неё, словно желая встретиться взглядом и что-то понять для себя.
Что, Нев?
Что, Нев?
Джиа усмехается и, разломав, накалывает половину картофелины на вилку. Столовое серебро Блэков. На Площади Гриммо такого барахла валом. Похоже, эти Блэки были действительно помешаны на собственном величии.
Но сейчас, на кухне, с этими ободранными обоями и прогнившей деревянной мебелью, дом, пропитанный пылью и грязью, не казался величественным. Лишь отдалённо смахивал на магловские брошенные недостройки.
Поттер подумала, что, услышь это Леди Блэк, она бы ещё долго брюзжала, вопила и возмущалась. Надо будет как-то подкинуть идею близнецам. Но, конечно, никто бы такого не сделал. Конечно нет.
Сотни скучных причин. Скучных людей. Скучных умов.
Банальных.
Это было высокомерно, не правда ли? Наверное. Слишком заносчиво, как-то… Почти презрительно.
Джиа фыркает своим мыслям и ребята сразу взволновано на неё смотрят, вглядываются. Бедняжка Джиа, ей сейчас так тяжело. Бедная глупая сиротка Джиа.
Почти смешно.
Сгустки отвращения клубятся в животе и поднимаются наверх. Она сдерживает порыв скривить губы и лишь качает головой. Джие удается немного улыбнуться взволнованной Гермионе, чувствуя укол совести.
Нельзя быть такой циничной, они всего лишь волнуются. Засунь свою гордость в задницу, Поттер.
Её пытаются вовлечь в беседу Тонкс и Билл, но, честно говоря, грязные выцветшие занавески сейчас интереснее. К тому же, не только для неё, ведь Невилл посылает извиняющиеся улыбки и неловкие взгляды всем, кто пытается с ним заговорить и уныло ковыряет стол.
Терять близких сложно.
Терять близких сложнее, когда они для тебя — Вселенная.
Джиа сглатывает и закусывает губу от очередной вспышки боли в грудной клетке. От неё нет морфия. Нет нужного заклинания,
Герми.
Девушка нервно трет пальцами шрам ниже локтя в форме какой-то кривой и жадно глотает чужие взгляды, словно успокоительное. Впихивает в себя еду, обычно горячую и вкусную, но абсолютно неприятную сейчас. Это потому что во рту ещё остался привкус встречи с Дамблдором и Невиллом? Эти два вкуса точно-то не сочетаются.
Эмоции внутри неё, такие непонятные и неправильные, остро-холодные, какими они были в последние дни. Профессор вызвал к себе поговорить Долгопупса, потому что его бабушка пострадала во время Битвы в Министерстве. У неё умер Сириус и ей достался лишь как-всегда-сочувствующий взгляд и похлопывание по плечу.
«Мне так жаль, Джия, но нужно двигаться дальше. Сириус уж точно не хотел бы, чтобы ты грустила, верно?»
От злости и отчаяния становилось стыдно, ведь это не то, что она должна была чувствовать. Дамблдор не виноват,
но тогда почему он не спас Сириуса?
Поттер достали уже въевшиеся в разум вопросы и предложения, которые прокручивались сотни раз. Она не знала, она запуталась, она хотела прекратить это все и идти дальше.
Вилка выскальзывает из руки.
Как идти дальше, если переломаны ноги?
