♡
Юнги не то чтобы рад просиживать день за днем в прохладном помещении с кучей цветов вокруг, но ему приходится и он совершенно не готов ничего с этим делать. Тем более, сюда постоянно ходит куча народу, и Юнги нравится их совершенно бессовестно разглядывать. Пак Чимин приходит сюда уже двадцать восьмой раз за два месяца, это почти четыре недели, если бы он ходил сюда каждый день, и Юнги интересно, куда отправляются все те охапки проданных ему ромашек, блекло-желтых розочек и тюльпанов. Пак Чимин очень милый. У него мягкие даже на взгляд щечки с постоянно вспыхивающем на них персикового цвета румянцем, припухлые губки, которые он все время трогает пальцами, когда заметно волнуется, глаза-полумесяцы в обрамлении темных длинных ресниц, и Юнги даже готов признать, что чертовски очарован этим ребенком, который не ребенок вовсе, а младше всего на два года. У Чимина постоянно меняющийся цвет восхитительно шелковой охапки волос на голове, в которую Юнги хочется зарыться руками и дергать пряди, наблюдая за красивым изгибом чиминовой шеи. Может быть, он хочет коснуться Чимина губами везде где только можно, но Чимин постоянно говорит с ним исключительно официально и лишь пару слов, мол, «спасибо-пожалуйста», а Юнги не готов разбивать себе сердце и лишаться восхитительно милой улыбки, встречающей его раз в пару дней. Улыбка Чимина (и сам Чимин тоже), возможно, единственное, что не дает Юнги уволиться к чертовой матери из этого холодильника, из-за которого он вынужден кутаться в безразмерный свитер и нацепленный на шею мягкий шарф ежедневно. Потом Чимин приходит к нему снова, но вместо того, чтобы проложить знакомый маршрут от дверей до стойки, за которой нахохливается в попытке согреться Юнги, сначала неловко мнется на пороге, разглядывая интерьер, как будто пришел впервые и не совсем знает, куда и что, а потом, намотав пару кругов почти прогулочным шагом между высоких пластиковых ваз, осторожно кашляет возле успевшего задремать Юнги: — Доброе утро, — Чимин шмыгает успевшим замерзнуть носом и старательно отводит глаза, ломая пальцы. — Доброе, — неаккуратно зевает Юнги в ответ, чуть не вышибая себе челюсть. — Хотите что-то, что не ромашки, розочки и тюльпаны? Какой-нибудь другой тип цветов? Чимин очаровательно краснеет на явную иронию в голосе, моргает и поднимает взгляд темных маслянистых глаз, от которого у Юнги почему-то слегка мурашится по спине: — Я хочу самый красивый, — говорит он чуть дрогнувшим в конце мягким голосом с бархатными нотками. Юнги почему-то слегка тушуется, чувствует, как нагреваются кончики ушей от пристального взгляда Чимина, в котором плещется что-то очень странное, но поправляет шарф и немного сонно выдыхает: — У нас сегодня новый привоз был, вон в том угл- — Нет, я хочу самый красивый цветочек, — Чимин бесцеремонно тыкает в него пальчиком и заливается краской по самые уши, но глаз не отводит. Юнги смотрит на пальчик, на Чимина, потом обратно. Смотрит. И вдруг выпаливает какой-то неразборчивый возмущенно-недовольный звук, с хлопком закрывает лицо ладонями, чувствуя, как горит под кожей, и яростно матерится, потому что, обоже блять что за херня он не был готов к этому дерьму и почему это так смущает господи. — ПАК ЧИМИН, — Юнги вываливается из-за стойки и, все еще ужасно красный, набрасывается на радостно-недоумевающего и такого же красного Чимина, тычется ему замерзшим носом куда-то в шею, а потом смазанно целует то ли в щеку, то ли в краешек губ. Чимин громко смеется, и Юнги ощущает себя умершим, потому что не может такое блаженство накрывать его на земле. Позже Юнги схватывает от начальника, подумавшего, что он затеял драку с клиентом, но у него в катоке пять непрочитанных от его солнышка, и Юнги откровенно пiхуй, потому что он — самый красивый цветочек. Самым красивым цветочкам можно.♡