make me feel

– Что, опять нога? – на этот раз Ньют звучит искренне обеспокоенным, и препираться с ним нет никакого желания. – Этого было сложно избежать, – вздыхает Германн, потирая ногу от колена к бедру. Нельзя сказать, чтобы это помогало, но и сидеть сложа руки, пока ноющая боль пульсирует по всей ноге, не представляется возможным. – Может быть… я смогу тебе помочь? Если ты не возражаешь, конечно, – Гайзлер проходит вглубь каюты математика, на ходу закатывая рукава. – Каким образом? Обезболивающие у меня есть, и я бы действительно не хотел… – Массаж, – выдыхает биолог с улыбкой в предвкушении ответной реакции. – Я в своё время ходил на курсы. – Мне стоит спрашивать, что тебя на это сподвигло? – Готтлиб улыбается самыми уголками губ, но Ньют уже давно научился выявлять эту улыбку. Каждый раз дыхание от неё перехватывает как в первый. – Я знал, что однажды в мои умелые руки попадётся кто-то стоящий. Германн качает головой и тихо фыркает, что можно засчитать за смех, и тогда Гайзлер тает окончательно. Разувшись, он сразу опускается перед Германном на пол, укладывая тёплые руки на чужие тонкие лодыжки. Германн смотрит на него со смесью любопытства, нетерпения и предвкушения. Никакой тревоги. Уже хорошо. Руки уверенными и в то же время невесомыми движениями оглаживают выступающие косточки. Пока он только даёт привыкнуть к ощущениям, языком прикосновений сигнализируя о том, что всё в порядке, он будет осторожен и не причинит боль. Германн замирает, прислушиваясь к ощущениям, и не думает останавливать. Его покорность очаровательна, и Гайзлер не может удержаться, оставляя короткий поцелуй на колене. Предвосхищая чужое возмущение, он возвращается к массированию, не спеша поднимаясь вверх по голени, разгоняя застоявшуюся кровь. Напряжённые мышцы постепенно расслабляются, и Гайзлер всего в шаге от того, чтобы уткнуться в чужие ноги лицом. Но нельзя, у него ещё много материала для работы. С коленом необходимо быть предельно осторожным, Ньют мнёт икроножную мышцу, поднимается выше, накрывая колено ладонью и поглаживая бедро через ткань брюк большим пальцем. Он поднимает взгляд и натыкается на нахмуренные брови. – Ньютон… – Чёрт, прости, увлёкся. В глазах ни капли раскаяния, тем более его ладони уже кружат по бедру, примеряясь, с какой бы стороны подступить. Грубая сила здесь не подойдёт. Он проходится по всей длине четырёхглавой мышцы, пока игнорируя внутреннюю сторону бедра. До неё они тоже обязательно дойдут сегодня. До тех пор Ньют снова возвращается к голеностопу, проделывая весь путь заново, в этот раз надавливая и сжимая сильнее. Под умелыми прикосновениями, забирающими боль, Германн расслабляется и теряет бдительность. Опрометчивая ошибка. Он спохватывается, когда Гайзлер уже стянул с него обувь и один носок. – Только сегодня акция два по цене одного, – подмигивает тот и снова целует в колено. Сопротивляться светящемуся взгляду, направленному снизу вверх, не представляется возможным. Всё повторяется снова для правой ноги, и, поскольку она здоровая, Ньют проходится по ней основательно, вызывая судорожные выдохи в ответ. Они вместе уже несколько месяцев, но он, кажется, никогда не привыкнет к тому, каким отзывчивым может быть Германн, когда ослабляет самоконтроль. Это распаляет слишком сильно, чтобы быть чем-то нормальным, но Ньюта это не особо беспокоит. – Как думаешь, Герм, мы могли бы?.. Остановиться, пока он не получил разочарующий отказ. Пока ещё можно безболезненно отступить. – Да. Определённо, мы могли бы. В знак наивысшей признательности Ньют снимает с Германна брюки в первую очередь. С пиджаком и рубашкой Готтлиб справляется самостоятельно, пока Гайзлер борется со своими узкими джинсами. После этого наступает очередь поцелуев, спускающихся от губ к низу живота, до самой резинки белья. – Можно сегодня я? – Тебе не нужно спрашивать разрешение каждый раз. От этих слов Ньют расцветает на глазах, но снимает с Германна бельё только после того, как убеждается, что решение принято обоюдное и окончательное. От нежной осторожности его хочется целовать до потери сознания, но Германн останавливает свой выбор на более гуманном поглаживании щеки тыльной стороной ладони. Они забираются на узкую койку и целуются снова, прижимаясь друг к другу так тесно, что их члены трутся друг об друга, и общий стон извещает о том, что они явно готовы. К пальцам Германн привыкает довольно быстро, даже когда Ньют вводит третий, но стоит делу дойти до члена, шипит и в предупредительном жесте хватает биолога за плечи. Этого оказывается более чем достаточно. – Может, мне стоит перевернуться? – Нет, у тебя нога. И я хочу видеть твоё лицо. – Ты видишь меня каждый день. – Ты знаешь, о чём я. Германн действительно понимает и незамедлительно покрывается румянцем. Ньют хочет сделать ему предложение руки и сердца прямо сейчас, но хватка на плечах ослабевает и вместо этого он поддаётся вперёд бёдрами, заставляя Германна окончательно притихнуть. Он всегда был тихим в постели, сдерживаясь до последнего, и Гайзлер был не против, вовсе нет, он выкладывался в стонах за них двоих. Но что-то подсказывает ему, что сегодня это можно исправить. – У меня есть идея. – По шкале от одного до Ньютона Гайзлера, насколько плохая? – В этот раз тебе понравится, обещаю. Ответить Германн не успевает, потому что Ньют делает новый толчок, входя на всю длину, и ему остаётся только прогнуться навстречу, даже не пытаясь выглядеть настроенным скептически. Явно не в его позиции. Со всей возможной бережностью Ньют обхватывает правую ногу Германна чуть ниже колена и закидывает себе на плечо, продолжая придерживать одной рукой, а другой обхватив член Германна. Несколько движений, и они возвращаются к тому, на чём остановились. Как только математик более-менее привыкает к новой позе, устраивая больную ногу со всем возможным удобством и после этого начиная двигаться навстречу, скользя на простыни, Ньют поворачивает голову, касаясь носом ямки под лодыжкой. Германну приходится прикусить губу. Ньют улыбается и касается губами, очерчивая косточку языком, прихватывает тонкую кожу зубами. И слышит гортанный звук, который невозможно спутать ни с чем другим. Германн стонет и ёрзает под ним, насаживаясь и не в силах отвести глаза от происходящего. После такой реакции остановиться уже невозможно. Каждое движение бёдер, каждый толчок Ньют подкрепляет выцеловыванием подошвы ступни, которая оказывается чувствительной настолько, что пальцы у Готтлиба поджимаются и дышит он рвано с прерыванием на стоны. Когда Гайзлер переключает внимание на пальцы, на пробу беря большой в рот и обводя его языком, он готов поклясться, что слышал всхлип. Вместо того, чтобы отвлекаться на поиски подтверждений, он сосредотачивается на начатом, посасывая второй и третий, сочетая это с вжиманием Германна в матрас. Когда до его слуха доносится бессвязное бормотание на немецком, Ньют впервые задумывается о том, что он мог совсем немного перестараться. После этого он оставляет в покое чужую ступню, его движения становятся более резкими, из-за чего он буквально вколачивает Германна в кровать. Кончив и доведя до разрядки Германна, Ньют позволяет себе последнюю шалость, запечатлевая под коленом почти целомудренный поцелуй. В ответ снова раздаётся стон, граничащий с урчанием, и Гайзлер думает о том, что ему никогда не будет этого достаточно.