Ох уж эти сказочки

      «Изуминоками-и-и, скинь свои волосы-ы-ы!» – уже в шестой раз донеслось от подножия высокой башни, стоящей посреди глухого леса, но мужчина даже ухом не повёл – он прекрасно знает, зачем пришёл Касэн на этот раз (как и всегда) и что он вполне может молча войти через потайную дверь, забрать приготовленные для стирки вещи и, оставив свежие, благополучно свалить восвояси. Однако бывают дни, когда у старшего Канесады слишком лиричное настроение. Тогда он мелодично, как ему кажется, горланит под окнами до тех самых пор, пока сядет или голос, или хотя бы батарейка лиричности. В любом случае, он скоро уйдёт, даже не поднявшись наверх и не заглянув в комнату.       Изуминоками не в курсе, как так вышло на самом деле, но Санива слишком легко поверил в вычитанную Акитой историю о бесценных волосах, обладающих невероятными магическими свойствами, являющимися едва ли не панацеей ото всех болезней, да ещё и источающих чудесный свет от звуков какой-то специальной песни. Какой? Об этом в книге написано не было, поэтому подаренные заботливым Конноске беруши иногда спасали – Канесаду от раздражающего до чёртиков песни под окном, а уверенных в своём вокальном таланте – от меткого удара чем-нибудь тяжёлым прямиком в лоб. Выходить из башни запрещено.       Каждый божий день кто-нибудь да наведывается к нему – кто-то по делу, принося с собой еду, книги или, как Касэн, чистые вещи, кто-то просто ищет возможности поболтать вдали от человеческих глаз, а кто-то претендует на его шевелюру, которая, по мнению самого Изуминоками, ничего выдающегося из себя не представляет – рад бы обрезать хотя бы до задницы, но визгу будет... Как в тот раз, когда он под предлогом организации кружка кройки и шитья выцыганил у Хорикавы ножницы и самовольно подстриг чёлку. Громче всех рыдал Мидарэ, лишённый шанса прикоснуться к «волшебному», а Хаката радовался: «Это же какие деньжищи можно выручить!»       – Изуминока-а-а-ми-и-и!       – Да что же это такое, а… – отчётливо почувствовав, как от очередного позывного дёрнулся глаз, меч Хиджикаты поднялся со здоровенной постели, доставшейся ему в наследство от предыдущего несчастного, который был так же обречён торчать в этой высотной комнатушке, и, стремительно подойдя к окну, свесился по пояс. – Ну а тебе-то чего надо?       – Я же говорю-у! – протянул стоящий внизу парень и театрально вскинул к небесам обе руки. – Скинь свои волосы!       – А сковородку тебе в голову не скинуть? – брюнет ослепительно улыбнулся другу и подпёр голову кулаком. – А если серьёзно?       – А если серьёзно, то я знаю, почему не скидываешь! – Ёшиюки ухмыльнулся и принял торжествующую позу «руки-в-боки». – Знаешь, да?       – Ну? Давай, удиви меня хоть ты…       – Потому что. У тебя. На самом деле. ПАРИК! – залившись громким смехом над шуткой традиционно собственного производства, Муцуноками зажал живот руками и почти согнулся пополам, утирая заслезившиеся глаза тыльной стороной ладони.       – Спасибо, Санива, что сохранил от дураков меня и моё личное пространство… – громко хлопнув в ладоши, как для обращения на себя внимания местного божества, прошептал Изуминоками и отвесил традиционный для таких ритуалов поклон.       К слову сказать, Муцуноками, несмотря на всю его положительную раздражительность, без которой Канесада и вовсе бы загнулся со скуки, был одним из самых приятных собеседников-визитёров. Он не рвался назойливо внутрь, не упивался до поросячьего визга под деревом прямо под окном и чаще, пожёвывая утянутые после обеда онигири или булку, рассказывал о новостях Цитадели. Иногда он, замечая в глазах товарища усталость и тоску – не от его баек, а от этой странной жизни, предлагает бросить это всё и сбежать в закат. «Представляешь? Ты такой бежишь, а волосы такие назад! Зацепился ими за корягу и как навернёшься мордой в мох!» Смешно, на самом деле, если представить, но Изуминоками не смеётся. Он каждый раз отказывается от жутко соблазнительного предложения ступить босыми пятками на прохладную траву или ополоснуться в приятно прохладной летом воде источника, аргументирует это приказом хозяина и тяжело вздыхает. В последний раз Муцуноками показалось, что тот едва ли не прослезился, как порой бывало. «Тебе больше идёт руководство отрядом, – сказал он и улыбнулся уголком губ. – Обо мне через пару месяцев вообще забудут и перестанут сюда мотаться.»       Следующее утро оказалось ещё более шумным, чем обычно. Детский смех, еле различимое ворчание Хасэбэ, звон посуды и громогласные указания к тому, как должным образом стоит стелить одеяла. Пахло выпечкой и массовым собором.       Скинув ноги с кровати и потирая заспанные глаза, Изуминоками добрался до окна и, глянув вниз, обомлел – и правда, все жители Цитадели от мала до велика собрались сегодня здесь, под его окном, и, увидев замаячившую наверху физиономию, радостно заахали.       – Если ты не можешь прийти к Цитадели – Цитадель приходит к тебе! – с широкой улыбкой отрапортовал Муцуноками и подмигнул, жестом обозначив масштаб разворачивающегося вокруг пикника. – Присоединишься?