Счастливые изгои

      На улице давно стемнело. Обычный зимний вечер. Буквально через пару дней Рождество, моим родителям осталось отработать совсем чуть-чуть, и мы все будем ещё неделю сидеть дома и ничего не делать. Мама после тяжёлого рабочего дня зашла в магазин за продуктами. Она обещала вернуться минут через тридцать. Отчим в офисе сидит допоздна, как это обычно и бывает. Братья и сёстры где-то гуляют. Сейчас я дома один и пока могу делать всё, что посчитаю нужным. Обожаю такие моменты, когда ты можешь почувствовать себя хозяином, быть свободным. Да, с тварью-отчимом такое невозможно, так что я наслаждаюсь моментом сейчас.       Я сидел у себе в комнате и играл на гитаре. Затянул только что придуманную песню. Это какой-то нескладный бред из серии «что вижу, то пою», но меня всё устраивает.       Слышу, как в прихожей открылась дверь. Мама пришла? Нет, не её шаги. Это отчим. Судя по звукам, он оставил свой портфель в кабинете, а теперь идёт сюда. Опять потребует перестать играть… Но я из принципа не перестану.       Дверь в мою комнату распахнулась, и я увидел его. В деловом костюме, с галстуком, весь такой строгий и серьёзный. Ненавижу эту показуху. И ненавижу его.       — Билли, убери гитару. Дай отдохнуть. — И он, не дождавшись ответа, закрыл дверь.       Я, как и собирался, не перестал играть. Но специально перешёл на ту мелодию, которая его бесит. Знаю, мне же потом будет хуже, но это моя месть за его самовлюблённость, наглость и неуважение ко всем. Особенно к маме.       Почему всегда умирают самые хорошие люди? Чем папа помешал в этом мире? И почему мама вышла замуж за того, кто её не любит и не уважает? Деньги? Не очень весомый аргумент даже в нашем положении. Любовь? С таким-то отношением? Неужели не надоело терпеть унижения и во всём подчиняться этому тирану?! Я бы на её месте уже давно ушёл, при этом устроив грандиозный скандал.       Я по-прежнему продолжал играть. Брынь, брынь, брынь… Вот прямо чувствую, как отчим сейчас злится. Вот так ему и надо. Все наши страдания ему так просто с рук не сойдут. Обещаю.       Снова его шаги. Сюда идёт. Пусть хоть попробует в чём-то упрекнуть, я ему всё выскажу.       — Я сказал, убери! Ты не слышишь, что ли?!       С этими словами он выхватывает гитару и замахивается ею, собираясь разбить. Я подскакиваю и пихаю его руками его, но от толкает меня ещё сильнее, и я падаю, больно стукнувшись локтём о рядом стоявший стол.       — Нет!!!       Ударяет гитарой по полу раз, второй, третий… Я ничего не могу поделать, кроме как сидеть на полу и содрогаться каждый раз, когда инструмент соприкасался с паркетом.       Он оставил от гитары одни обломки и ушёл. На глаза наворачиваются слёзы. Я в ярости кричу ему вслед:       — Это был подарок отца, бездушная ты скотина!       За такие слова мне достанется, но это только малейшая часть того, что я о нём думаю. Да и сейчас мне плевать на то, что скажет он или мама. Он разбил не только гитару, но и моё сердце вместе с ней.       Эти щепки уже не склеить, не починить. Этот, казалось бы, простой подарок был мне так дорог. Помню всё: как отец на день рождения вручил мне сверкающую лаковым покрытием гитару, как я учился играть, как мы с Майком вместе веселились, перебирая струны… Таким незабываемым для меня детство и останется. А сейчас мне остаётся только рыдать, лёжа на полу. И ведь никто не спасёт меня от злого отчима. Даже мама. Ей тоже достаётся, и как раз-таки я должен её защищать. Во всяком случае я стараюсь, но получается плохо. Я сам себя защитить не могу, и мама прекрасно понимает и останавливает меня одной фразой: «Не лезь».       Хлопок двери в туалет. Он опять ушёл курить, а потом запах его дешёвых сигарет терпит вся семья. Я злюсь ещё больше, встаю, вытираю слёзы и громко топая иду в его кабинет. Что есть сил толкаю стулья, сметаю рукой всё со стола. Все бумаги, документы, ручки, телефон. Даже компьютер. Ничего, он богатенький, купит себе новый. А вот я гитару не смогу приобрести. Даже если найду точно такую же, родной и такой ценной для меня она не станет.       Пока он не побил и меня, бегу в прихожую и быстро обуваюсь. Надеваю куртку, открываю дверь и уже хочу уйти, но понимаю, что забыл одну важную деталь. Достаю из кармана ключи и кидаю их на пол.       — С Рождеством!!! — кричу напоследок.       Больше это место мне не дом. Захлапываю дверь и иду куда глаза глядят.       Иду по тёмной улице, освещаемой только редкими фонарями и лампочками в витринах магазинов. Пешеходы проходят всё реже и быстрее. Торопятся домой. К теплу и любимым людям. А у меня больше нет дома. Нет тепла. Нет любимых людей. Есть только злость и бесконечная обида. Весь вид передо мной расплывается из-за слёз, а я их быстренько вытираю и иду дальше.       Надо было собрать хотя бы самые важные вещи. Непонятно, на сколько я ушёл. Придётся голодать. Хотя нет, нащупал в кармане горстку монет. Но придётся экономить, потому что тут от силы наберётся четыре доллара.       Вдруг прямо перед носом открывается стеклянная дверь какого-то магазина. Я отскакиваю и раздражённо гляжу на человека. Стоп. Это же Майк.       — А ты что тут делаешь? — спросил я. Он тоже удивлён.       — Да вот, гуляю, — раздражённо выплюнул он в ответ.       Он не в самом лучшем настроении. Волосы растрёпаны, пальцы сжаты в кулаки так, что даже костяшки побелели, брови нахмурены. Немного помолчав, он добавил:       — С родителями поссорился. Из дома ушёл. А что у тебя глаза красные? Плакал, что ли?       — Какое, блин, совпадение. — Я отвернулся, не желая, чтобы Майк видел мои слёзы. — А я отчима разозлил, и эта тварь разбила мою гитару.       — М-да-а-а-а… А я хотел у тебя переночевать.       — Извини, не выйдет, — развёл я руками, на что Майк разочарованно кивнул.       — Я уж понял. Куда путь держишь?       — Подальше оттуда.       — Ясно. Давай, что ли, на нашу любимую площадку? — Майк задорно, но так же печально заглянул мне в глаза. — Раз всё равно больше домой нельзя.       — Ну, давай.       Какое-то время мы шли молча. Изгои. Самые настоящие. Снова куда-то направляемся, ведь больше деваться некуда. Я опять не дома. Точнее, дома у меня опять нет. В груди что-то ноет и всё подгоняет слёзы к глазам. Как же много всего хочется высказать отчиму. Желательно связав его и заклеив рот. А если тот посмеет не согласиться, порубить его на кусочки. И скормить бездомным животным. Хоть какая-то польза от него будет…       — Надо было промолчать тогда… — вздохнул Майк.       — Рассказывай, что у вас произошло.       — Мама купила новый цветок и хотела поставить его у меня в комнате. Я сопротивлялся. Пришёл отчим и сказал не спорить с матерью. Нет, не сказал, скорее приказал. Это меня и вывело из себя. Я сказал, что его это вообще не касается, ну и пошло-поехало… Я такой плохой, наглый, вообще бить за подобное надо и наказывать со всей жестокостью, а я, видите ли, хорошо устроился на шее у родителей… — постарался он скопировать тон своего отчима, — у приёмных родителей. И стоило мне это напомнить, опять началось… Мать в слёзы, отчим нотации читает, и нотации — ещё мягко сказано. И терпеть это я не стал.       — Ты правильно всё сделал. Ну, я так считаю. Это они какие-то нервные.       — Может быть, и правильно, но я уже об этом жалею. С другой стороны цветок же мне не мешает? Стоит себе на подоконнике, никого не трогает.       — Но всё же мог бы поупираться немного.       — А я переборщил. И ни до чего хорошего это не довело. Как всегда…       И мы пришли на площадку. Я сразу завоевал качель, а Майк устроился на снегу рядом.       — Ты не замёрзнешь на земле сидеть? — спросил я у него, но он иронично взглянул на меня и приподнял одну бровь.       — А ты с расстёгнутой курткой?       И правда, я совсем забыл. Второпях выбежал из дома, тогда я был на эмоциях. Меня ничего больше не волновало в тот момент. Я застегнул куртку и ещё пожалел, что не надел шапку.       Майк устало фыркнул, лёг на землю и обратился ко мне.       — Ладно, а у тебя что?       Я не хотел рассказывать все подробности, но не сдержался. Описал всё в мельчайших деталях. Вновь вспомнил про свою потерю и не смог не плакать.       — Эй, не расстраивайся так, — попытался он успокоить меня.       — Как не расстраиваться? Ты не представляешь, насколько она была мне дорога! Это подарок отца, испорченный отчимом! Первого я люблю всем сердцем, второго убить готов! И ты говоришь не расстраиваться?!       — Я понимаю, Билли. Не злись. Уже ничего не изменить.       Я тоскливо шмыгнул носом.       — Вот это и больнее всего.       — Если хочешь, я подарю тебе свою гитару.       — А ты что делать тогда будешь? — внимательно посмотрел я на него.       — Накоплю деньги на новую. А лучше куплю бас, — улыбнулся Майк. Так по-детски наивно и мечтательно. — Как и мечтал.       — Не надо пока мне ничего дарить. К тому же сейчас ты просто не сможешь добраться до своей гитары, она ведь дома? Он вмиг стал серьёзнее и обиженно кивнул, видимо, недовольный тем, что я спустил его с небес на землю.       — Ага.       — Что и требовалось доказать. А я, так и быть, помучаюсь без дела.       — У тебя, кстати, день рождения скоро, — не прекращал друг попытки поднять мне настроение. Он хитро посмотрел мне в глаза и ухмыльнулся. — Я уже знаю подарок тебе.       — Ещё целых два месяца, успокойся, — вздохнул я.       — И что?       — За это время мне, возможно, купят новую.       — А если нет?       — Майк, всё, закрыли тему.       — Ну ладно, молчу, — недовольно пробормотал он. — Поживём — увидим. Отставим пустые споры на потом.       — Давно бы так.       Мы замолчали, каждый думая о своём. Вокруг тёмная ночь. Людей на улице почти нет. Небоскрёбы мрачно возвышаются среди небольших коттеджей и блестят в свете фонарей и вывесок. Ненавижу этот город, ненавижу такую жизнь. Ненавижу родителей, которые якобы «делают все для детей», но на самом деле мучают их, а потом возмущаются, мол, почему мой сынок стал таким жестоким и замкнутым в себе, почему так плохо учится, бла-бла-бла… Может, он просто устал терпеть унижения и побои, постоянные ссоры родителей, но его всё равно не выслушает. Будут наказывать и сердиться на него, но даже не подумают, что ребёнку просто-напросто не хватает любви и заботы.       Я перевёл взгляд на Майка. Он рисовал пальцем что-то на снегу и грустно бормотал что-то себе под нос. Я нарушил тишину.       — Давай лучше думать, где ночевать.       — В снегу, — добродушно хмыкнул он. — В объятиях друг друга.       — Оптимистично, даже очень.       — Другого варианта я не вижу.       — Замёрзнем, — пожал я плечами.       — У тебя имеются другие идеи? Выкладывай, я слушаю.       — У тебя родственники где-то тут есть?       — Откуда? Я бедная сиротинушка, меня никто не любит. — Он театрально вздохнул и сказал уже серьёзнее. — Даже если б и были, то как мы это объяснили бы?       — Придумали бы что-нибудь. А насчёт «меня никто не любит» я не согласен.       — Ха! А кому я, по-твоему, вообще нужен?       — Мне, Майк, — протянул я. — Мне…       — И ты мне нужен.       Я улыбнулся и подвинулся как только смог. Освободилось место и для Майка.       — Залазь ко мне, хватит в сугробе сидеть.       Парень поднялся, отряхнулся от снега и сел рядом со мной. Мы еле влезали в качели, они всё-таки на детей расчитаны. И пусть. В тесноте да не в обиде. Особенно с лучшим другом. Я приобнял его и стал раскачиваться. Стало удивительно спокойно и хорошо, хоть и как-то немного обидно. Глаза болели из-за недавно пролитых слёз. Отношения с родителями каким-то образом стали совершенно неважны, все проблемы отошли на второй план. Мне хорошо. В конце концов, я с каким же глупым другом, какой я и есть. Но эта глупость делает нас такими счастливыми. Два глупых и невероятно счастливых изгоя.