Туман и Песок

       Ник Мортон понял, что попал, еще до того, как механизм далекой древности вытащил из ртутной ловушки не менее древний саркофаг.        И окончательно уверился в этом до момента, как в подсознании появились такие непривычные барханы.        И она.        Давно умершая принцесса давно канувшей в лету страны, что танцующей походкой королевской кобры подбиралась каждый раз всё ближе и ближе.        Он мог убегать от нее в реальность, да вот куда ж деться от нее в грезах?        Принцесса Аманет не умела сдаваться – ведь по этой же причине и проклятие на себя навлекла.        Каждый шаг Ника ей - полет песчинки, своего избранного она настигает тут же, вырисовываясь из зноя Красной Земли* как мираж.        Жгучий ветер ласкается к золотистой коже принцессы, как ручной котенок, играется белой тканью платья невидимой лапкой.        В глазах Аманет – тот же песок, раскаленный Солнцем пустыни, будто золото.        Да и сама Аманет – та еще буря, что пока мирно кладет гибкие руки Мортону на плечи и с пятидесятиградусным жаром Сахары шепчет: «Сэтте паи».        И деться Нику некуда из этой иллюзорной, но такой настоящей ловушки.        Ник застревает в пленительной притягательности Аманет, как в песках зыбучих. В себя приходит урывками, непонятным образом переносясь из огненной пустыни в вечно влажный Лондон. Соображает он плохо: жар Египта течет в венах, возмутительно шипя на промозглость реальности.        Мортон не понимает почти ничего.        Знает, что из небытия вернулось древнее зло. Знает, что должен был умереть, но это самое зло не отпустило одаренного ее личной «черной меткой» так просто к праотцам. Знает, что попятам за ним носится оживший труп египетской отступницы, что горит по отношению к нему крайне неприятным желанием вставить древнючий перочинный ножик в сердце. Знает, что еще немного, и он попросту сойдет с ума, и видения с барханами тут будут совсем не при чем.        Увы, знать и понимать – вещи несколько разные.        Утешает лишь то, что мисс Дженни Хэлси (непривычный компаньон по сравнению с погибшим Вейлом), пусть и подкована в мире древностей, но понимает еще меньше.        Ступор и паника девушки отрезвляют лондонским ливнем, позволяя отключиться от происходящего сумасшествия и втянуться в привычную схему: «Солдат – Гражданский». Потому что любая уверенность в Фамилии растаяла уже давным-давно, будто туман над родиной легендарного короля Артура.        Дженни и сама слишком похожа на дитя туманного Альбиона. Взгляд у нее льдисто-голубой, а голос не соблазнительно шепчет избранному, а громко зовет, прогоняя миражи пробирающей реальностью.        Ник и сам не замечает, что хватается за нее всё сильнее и сильнее, как утопающий.        Однако доверчивое дитя туманов Лондона может обманывать также хорошо, как белесая влажная пелена – скрыть обрыв прямо под ногами.        Наниматели мисс Хэлси в маразме не уступают Аманет и тоже мечтают поглядеть на Ника с древней железякой в сердце. Джекилу и вовсе доверия нет: Песок Та-Кемет он остудил ртутью, Туман же умело игнорирует с равнодушием коренного англичанина.        Недооценивая в итоге ни тот, ни другой.        Воплощения стихий такую ошибку не совершают.        Скептицизм Дженни больше не отрезвляет. Искательница кинжала Сета с не-туманной твердостью придерживается двух одинаково важных целей: заглянуть за грань жизни да вывести Ника подальше. Желательно – без живого древнеегипетского бога Хаоса внутри.        Аманет к безнадежному исходу и вовсе не привыкать: царская жизнь и власть в любом тысячелетии закаляет характер одинаково крепко. План рождается тут же, неуверенный, неустойчивый, но четкий и слетающий с губ навеки вписанными в мозг строками заклятия.        Этот песок уже – незакрепленный песчаник для недостроенной, посвященной самой же Аманет статуи, что шатается, но пока для опоры подходит.        То, что таинственных правительственных искоренителей зла можно уже и вычеркнуть из игры, понимают все, кроме них самих.        Вместе с полным возрождением древней принцессы в Лондоне начинают править пустынные пески ярости, от которых никакая влажность не спасает. Буря преследует, разрушает, но главное – ищет-ищет-ищет.        Ищет избранного своей повелительницы.        Ищет камень, нагло украденный сотни лет назад.        Ищет по всему Альбиону, не скупясь на разрушения.        Ищет, не зная, что цели ее – обе цели – давно уже во власти порождений воды.        Там, внизу, песку дороги нет, древние туннели давно уже принадлежат стихии противоположной. На ее же сторону так возмутительно резко переходит Ник: неважно, нырок ли это в воду или спасение девушки, той самой, наверное, единственной во всем мире уверенной, что, несмотря на всю дрянь в душе, человек он все-таки хороший.        Дженни трясется от страха, и находиться в подземельях крестоносцев ей впервые не хочется – Туман резких перепадов не любит, ему одинаково плохо и в зной, и в дождь.        Интуиция, а, может, и простой инстинкт девушку не обманывает: месть и кровавое обещание египетской принцессы настигают ее тут же, пусть и зной пустыни так далек от холода Темзы.        Аманет же чувство превосходства да скорой победы опьяняют слегка. Но ведь и Песок не растворит никакая вода (куда там небесной дымке!)       Боли избранного владычица не понимает тоже: она ведь просто вернула это светловолосое дитя Себека* назад к покровителю, да и смерть – это не такой уж плохой итог, кому как не пятитысячелетней проклятой знать.       Песочная буря торжества на вражеский климат внимания не обращает – Аманет ведь тоже хочет к своему покровителю. Только вот уже здесь, на Земле. Да и желательно – сразу в объятия.        Ник не разочаровывает, наконец проникнувшись мыслью об открывающихся возможностях настолько, что принимает злополучный клинок в себя добровольно.        Аманет счастлива здесь, в этой мокром заплесневелом царстве камней даже больше, чем когда-либо была под обжигающим оком Ра родного Та-Кемет.        И не знает, увы, насколько чуждый ей туман может быть коварен.        Западню принцесса видит слишком поздно, когда бороться с избранным-Сетом уже бесполезно. Песчинка к песчинке утекает из нее возвращенная боем жизнь. Аманет сопротивляется, пытается, но тело все равно становится иссохшими останками.        Аманет не понимает.        Точно так же не понимает и Дженни, откашливая накопившуюся воду в легких – уж к такой влажности и вовсе ни один лондонец не привык.        Не понимает, что же произошло с мстительной ожившей мумией, куда делся Ник, да и почему вообще она жива вновь.        Мир иной, кажется, был полон для нее прозрачной, искрящейся в солнечных лучах воды да покоя. Но только вот что-то напугало до ужаса, ошпарило пустынным зноем.        Не понимает она до конца и объяснения Ника, но все же пытается выстроить логическую цепочку, не вдаваясь в туманные рассуждения: она умерла, а он ее вернул.        Смог вернуть потому, что стал сосудом для Сета, но при этом остался собой.        Остался в душе человеком.        Ник даже смог победить Аманет, разбив контроль ее на крохотные песчинки.        Не понимает Дженни даже тогда, когда пересказывает Джекилу всё это снова и снова.        Не понимает, но принимает на веру истово.        А потому в итоге и убеждает всех. - Может быть, повезет…. И он поможет нам, - повторяет Джекил за девушкой, да только вот вместо ее туманности в голосе человека с монстром в душе звучит обычная неуверенность. – Иногда только монстр и может одолеть монстра.        Дженни молчит, позволяя себе лишь улыбку. И взгляд сострадания, уже позже, направленный на саркофаг вновь почившей вечным сном принцессы.        Дитя Туманного Альбиона в будущем не уверена – слишком, слишком мрачные тучи сгустились; так недалеко и до новой бури. Но в одно Дженни верит непреложно, всей душой: в этот раз силы песков Дешерет* будут уже на их стороне.