Обмен Ульвиара

Шурфу надоело быть собой. Мало того, что надоело — он готов был отдать всё, мало-мальски сгодившееся за жизнь, (потому что отдавать её саму ради ещё не состоявшейся сделки было бы нецелесообразно) за возможность освободиться от самого себя. Отвратительные мысли и странные желания крутились у него в сознании бесконечным водоворотом. Лонли-Локли был целиком и полностью под влиянием Рыбника, и с каждым движением всё больше и больше запутывался в переплетавшейся паутине эмоций и чувств. Но, хоть их мнения и не совпадали — в одном эти два существа, которым суждено было жить в одном теле, уверены — чище и легче тени Макса они больше никогда не встречали и не встретят. Лонли-Локли невероятно хотелось завладеть им, подмять под себя хрупкую, словно капельки утренней росы на острой и пугающе-безжалостной осоке душу, сделать её своей без остатка. Однако Шурф прекрасно осознавал, что самому Максу это тело и тень подходят куда больше, чем тому грязному существу, коим на самом деле и являлся он сам. И испытывал при очередном взгляде на улыбку друга непоколебимое, если так можно сказать об этом чувстве, восхищение. Макс же, напротив, уверен, что Шурф невероятно силён духом, и так же испытывал неподдельное восхищение и гордость от одного разговора с этим непостижимым существом. Ведь Лонли-Локли, как понял Макс после обмена Ульвиара, удаётся игнорировать сотни тысяч невыполнимых желаний, просьб и требований, исходящих от Безумного Рыбника, точно отцу очень непослушного сына. Его спокойствию и сдержанности — это было ясно с самой первой их встречи — стоит поучиться. Так они и сидели у бормочущего какую-то свою историю об искрах, огне и былых временах, камина, изредка задумчиво делая глоток из дымящихся чашек с камрой. И молчали. Каждый о своём