Миры и Грани Шестигранника. История 26. "Самый ценный дар"

Глава первая Вокруг было пыльно и разноголосо, шумно, но отнюдь не весело. Ланий осматривался, часто моргая, оглушенный всем этим гомоном, запахами и прочим. И ошейником, препятствующим магии, тоже пришибленный изрядно, что уж греха таить. Хотя за три недели пути он притерпелся. Синие глаза моргали чуть подслеповато, осматривая помещение, в котором оказался юный жрец. Цепи звякали, когда он поводил плечами, которые нещадно палило солнце. Почему кандалы все еще не сняли, он не понимал. Здешний говор ему вообще был не особенно привычен, чересчур уж быстро все эти южане тараторили, словно торопились куда-то. Собственно, назвать помещением то строение, где находился Ланий и еще десяток его собратьев по несчастью, скованных одной длинной цепью, было нельзя. Скорее, это напоминало кольцевой портик, в центре которого, под открытым небом, располагался невысокий помост, а в тени колоннады размещались рядами узкие скамьи. Южане просто обожали строить кругло. Их храмы, общественные дома, Арены, такие вот рынки. Будто поклонялись однажды изобретенному колесу. Лания заинтересовала одежда мужчины, который остановился напротив помоста. Она была украшена какой-то вышивкой. Или это был герб? Интересно, а вот этот мужчина — он аристократ или просто слуга богатого господина? Похоже, рослый, крепко сбитый северянин мужчину тоже заинтересовал. Тот остановился напротив помоста, впрочем, не выходя из-под спасительной тени крыши портика, разглядывая выставленных на продажу пленников. — Лэр Ланий, — шепнул стоящий рядом с юношей солдат, — не отчаивайтесь. Ваш брат жив и наверняка постарается вас отыскать и выкупить. — Я и не отчаиваюсь, — улыбнулся Ланий. — Главное, вы сами выживите. Сколько в этом было правды, он пока и сам не знал. Но в брата верил безоговорочно: если Либий жив, он обязательно найдет его. — Этого, — решил мужчина, указывая на Лания. — Выглядит крепким. Солдат сжал плечо юноши в последний раз, и служители рынка расковали его. Правда, ненадолго: сразу же связали его руки за спиной. Видимо, физически развитый северянин казался им опасным. Никто ведь не знал, что юный жрец умеет танцевать, упражняться с шестом, плавать и ездить на лошади, но совершенно не умеет драться. Что тут поделать, когда жреческий посох весит поболе чем отцовский меч, а управляться с ним приходится. Но при этом жрец — это все-таки больше врачеватель, даже если он колдун, а не боец. Никто в здравом уме не поставит жреца на стену или в атакующую фалангу. Его место — за спинами, за стеной щитов. Но среди жрецов севера все равно тщедушных не было. Учитель Лания мог на потеху ребятне обнять ручного медведя и на спину положить. Северяне вообще славились своей отменной силой и здоровьем. Не то, что эти местные. Впрочем, не стоило обольщаться, эти самые южане с легкостью разбили отряд брата в пограничной стычке. Хотя их было несколько больше, перевес в численности был не так уж и велик, но воины у южан были все же искуснее, поэтому он и решил дело. Южане вообще много внимания уделяли воинским искусствам, должно быть, в силу привычки: границы Южной империи установились уже почти столетие назад, а Северные королевства заключили союз о взаимопомощи, так что вздумай Империя напасть на одно — и против нее выступят все. А вот пограничный отряд угнать — это дело. Южан северяне тоже таскали, потом отправляли на галеры. А куда еще их приспособить, не вооружать же. А так — выносливые, вроде, год веслами отмашут — и свободны. Некоторых южан, которые были посимпатичнее или имели какие-то красивые черты, северянки таскали в постель. Но это северяне. Здесь, он был уверен, годом галер или рудников он не выкупит свободу. Южане вообще рабам свободу предпочитали не давать. Насколько Ланий знал, стать вольноотпущенником можно было лишь за выдающиеся заслуги или спасение жизни хозяина или члена его семьи. Ну, или если выкуп запросят. Только вот Ланий был не из такой уж богатой семьи. Воины и жрецы. С голоду не мерли, меха носили. Но с золотых тарелок не ели. Рассчитывать на то, что Либий соберет достаточно денег для выкупа, при том, что ему придется платить еще и за поиски брата, не стоило. Но и думать, что это все — навсегда, не хотелось. Быть рабом значило забыть о магии. А как забыть о том, что часть тебя, а сейчас еще и чувствуется так, словно пережали жилы у конечности, и она онемела? Тяжело. Может, хозяин тяжко заболеет? Хотя на такое Ланий не рассчитывал. После прохлады внутренних помещений рынка, где его новый хозяин заключил сделку, яростное полуденное солнце снова ослепило, а его горячие лучи обожгли уже не раз обгоревшие плечи. В пути от северных границ сюда, в самое сердце империи, Ланию пришлось привыкать ко многому. И к солнцу тоже. Трижды с него клочьями слезала шкура, но загар так и не пристал к белой коже. Ланий вздохнул, повел плечами. Интересно, куда его отправят, в рудники или сразу дороги мостить? Уже очень скоро он это понял, сразу горячо пожелав и молот дробильщика, и кирку горняка, потому что альтернатива была малоприемлема для жреца. — Но я не могу быть гладиатором… Я никогда оружие в руках не держал! Хозяин Арены смерил его полунасмешливым, полураздраженным взглядом. Однако, как только они прошли в высокие, окованные медью ворота, очутившись в небольшом крытом дворике, щелкнул пальцами. Из проема, ведущего куда-то вглубь строения, выскочил мальчишка лет десяти, на взгляд Лания. — Позови Ивира. Немедленно. Ланий слегка приуныл. Вернее, далеко не слегка — он вообще плохо представлял себе, что делать. И вот что стоило торговцу сказать, что он продает не воина? И что теперь будет? Меж тем хозяин прошел дальше, внутрь, и один из его охранников грубо толкнул юношу следом. В отличие от хозяина, этот южанин был тем еще здоровяком, превосходя и Лания в размерах, а в мышечной массе и того больше. Под его смуглой кожей, блестящей от пота, перекатывались настоящие валуны, когда он двигался. Толчок едва не бросил жреца на колени, на чисто выметенные плиты. Но он удержался на ногах и поплелся за хозяином внутрь, навстречу неприятностям. Гладиаторы… Самое мерзкое развлечение южан. Убивать и калечить друг друга на потеху толпе… Ланий знал, что это не просто развлечение. Это еще и весьма доходное занятие. Знал и то, что хозяева Арен не просто покупают рабов, но и разводят их, словно породистый скот. Словно лошадей — пришло ему на ум. Или как бойцовских собак. Комната, представшая его взгляду, была прохладной и опять же круглой — или это у Лания уже все в глазах круглилось. И интересно, кто такой этот Ивир? Или Ивар? И сколько проблем будет с тем, чтобы понимать, что он говорит? Хозяина он понимал с пятого на десятое, только если тот говорил медленно. И то, больше догадывался, о чем речь. На границах диалекты все-таки более однородны, там было проще, но чем дальше в глубину империи, тем сложнее. Хозяин Арены уселся в плетеное из прутьев кресло, на мягкую подушечку с кистями. Кресло тоже было круглое. Это почти насмешило Лания: нет, имперцы точно помешаны на круглом! Но давешний охранник ткнул его в ребра и заставил встать на колени. Пол был шершавый и прохладный. Долго стоять не пришлось. Мужчина, возникший на пороге комнаты, сперва показался Ланию подростком. Невысокий, без выдающихся мышц, но с довольно широкими плечами. Рыжий, вернее даже сказать, медно-красный, коротко стриженые волосы задорно кудрявились надо лбом и на затылке. — Господин? — Ивир, посмотри мальчишку. В глаза жрецу словно впились два лезвия серой стали, когда гладиатор взглянул на него. И они же разделали, как тушу молодого бычка на рынке. Это было очень неприятное чувство, очень пугающий взгляд. Ивир подошел ближе, деловито пощупал его руки, ткнул пальцем в живот, положил ладонь на грудь и заставил дышать глубже. И отступил, поклонившись хозяину: — Я буду учить его, господин. — Твой ученик… Ты понимаешь, что это означает, не так ли, Ивир? Ланий переводил взгляд с одного на другого. — Да, господин, — бесстрастно склонил голову гладиатор. Еще бы Ланию кто-то объяснил! Он нутром чуял какой-то подвох. — Ступай за мной, — обратился к нему Ивир, да, точно, Ивир. У южан были странные имена, но этот на южанина не походил. Как и сам Ланий, он был белокож, а очень светлые глаза вызывали оторопь. Словно дракондор на тебя смотрит, бр-р-р! Идти пришлось довольно долго и какими-то то ли подземными переходами, то ли коридорами — их освещали бездымные светильники или прорезанные в потолке отверстия, забранные решетками. Ивир привел его в просторный полутемный атриум, между колонн которого располагались грубо сбитые лавки, а в глубине помещения слегка журчала вода в неглубоком бассейне. Распутал узлы на стягивающей руки за спиной веревке, проследил, как Ланий растирает следы на запястьях, и усмехнулся, вогнав юношу в оторопь одной фразой: — Ну, здравствуй, смерть моя. — Что? — переспросил тот. Может, у него с языком проблема? — Ах да, ты же не знаешь. Ничего, потом поймешь. Как твое имя? — Ивир жестом предложил ему присесть на лавку. Похоже, он никуда не торопился. — Ланий, — юноша опустился на скамью. — Я жрец. — Я вижу, — Ивир дернул его за волосы, заставляя запрокинуть голову, и наклонился, чтобы рассмотреть ошейник. Ланий не препятствовал — у него тут вообще есть право только дышать. А сейчас он и это должен будет делать по команде наставника. Он еще не забыл суровую муштру в храмовой школе, где учился управлять своим даром. — Ты плохо видишь? — удовлетворившись осмотром и ощупыванием ошейника, Ивир выпрямился и снова внимательно уставился в глаза ученика. — Солнце, — ответил Ланий. — Слишком много его. Я вижу плохо. — Придется просить господина Тауриса пригласить для тебя целителя, — Ивир оттянул ему веко, повернув голову в сторону врезанной в потолок решетки, сквозь которую падали плотные, почти осязаемые солнечные лучи: снаружи все живое наверняка попряталось в тень и прохладу портиков, внутренних дворов и домашних стен. Здесь строили так, что внутри глиняно-каменная кладка сохраняла прохладу даже в кошмарную жару. — Пройдет это, — отмахнулся Ланий. — Недолго темнота. И пройдет. Ивир, наконец, устроился напротив, непринужденно скрестил длинные ноги в лодыжках. Первый взгляд оказался обманчив: он не был юн, скорее, Ланий дал бы ему примерно столько же, сколько своему дяде Торию: лет около тридцати. Вряд ли много больше: гладиаторы не живут столько же, сколько свободные граждане империи или даже рабы. — Итак, я буду тебя учить сражаться на арене. Это будет долго и тяжело — слишком много дурного мяса нарастил. — Я никогда оружие не брал в руки, — Ланий опустил голову. — Догадываюсь. Но тебе придется, иначе выгонят на арену на корм диким тварям. А ты хочешь жить. Это не было вопросом, но Ланий все равно кивнул. — Я буду тебя учить, — повторил Ивир. Арена была устроена очень сложно и странно для чужака вроде Лания. О ее устройстве рассказал Ивир, стараясь подбирать простые слова. Заметив трудности с пониманием у ученика. Собственно, сама Арена — огромный амфитеатр, наполовину выстроенный из местного серовато-желтого песчаника, наполовину из дерева. Под трибунами — помещения для зверинца, инвентаря, временная мертвяцкая и несколько комнат, в которых можно разместить лекарей и раненых. С Ареной подземными и наземными крытыми галереями соединены бараки гладиаторов. Но на самом деле это был настоящий маленький город, большей частью подземный, с собственным ритмом жизни и своими строгими законами. Гладиаторы делились на несколько категорий. Ветераны — те, чей пик славы позади, мидары — те, кто закончил обучение и начинает завоевывать славу, оры — те, чье имя толпа скандирует на каждой Игре, требуя любимца пред очи. Еще керы — новички, только начинающие обучение. Кером должен был стать Ланий, чтобы не превратиться в «мусор» — предназначенного на убой неудачника. Его наставник, Ивир, был ором. Пока еще был. — Значит, ты знаменитость этих мест? Но потом ветеран? — Ланий пытался разобраться. — Уже почти ветеран, — усмешка Ивира была спокойной. Он вообще оказался очень спокойным, не повышающим голоса человеком. Однако его беспрекословно слушались все, даже ветераны. — А совсем потом — мусор. — Но почему тебя на свободу не отпустят? Ты же много денег хозяину принес. Ивир легонько щелкнул его по носу: — Глупый, что я буду делать на свободе? Я родился в храме Матурии, у младшей жрицы, которая должна родить дитя, чтобы пройти посвящение. Моя жизнь была залогом ее жизни. Воспитывался, рос и жил под рокот аренных барабанов и звон клинков. И умру под них же, как только закончу твое обучение. Ланий нахмурился. Это было совсем непонятно. Как можно не желать свободы? Просыпаться, когда захочешь — пусть и один день в неделю — есть, когда и что захочешь по праздникам, смотреть на небо, бродить по красивым местам. Ивир покачал головой и отказался говорить на эту тему. К слову, он и без того обладал достаточно высокой степенью свободы: раз в месяц мог выйти из бараков в город, дойти до храма, чтобы провести несколько часов с очередной жрицей Матурии. Об этом свидетельствовал узкий бронзовый браслет на его запястье. — А почему ты умрешь, когда закончишь мое обучение? — Чтобы уйти в последнем блеске славы, — усмехнулся тот, — и от той руки, что я сам выучил и направил. Чтобы только от меня зависело, станет ли последний удар милосердным. Ланий не понимал этого, но кивнул. Наверное, в чем-то такое поведение было вполне разумным. Ивир указал ему крохотную клетушку, где помещалось узкое грубое ложе с тощим матрасом, набитым чем-то колким и тяжелым, и узкая ниша с крюками и полками. Там можно было разместить то оружие, что станет его личным. Следить за его сохранностью, остротой и состоянием предстояло лично Ланию. — Иногда случается, что бойцы не способны ужиться, пакостят друг другу, могут, коль удастся достать что-то убойное, попытаться отравить соперника, сломать его меч или копье. Сейчас такого нет, пока я здесь. — Но к чему это? А здесь бои часто до смерти? — Чем раньше гладиатор становится ором, тем дольше длится его время славы. Больше на тему целей и причин они не говорили. Да и сам Ланий понимал: желание жить присуще любому человеку, даже если он родился рабом и рабом же умрет. — Смерть не проходит никогда мимо Арен, Не унеся с собою чьи-то души, Не искупав своей косы в крови… — негромко и слегка нараспев проговорил Ивир. Ланий устроился на матрасе, затихнув. Было немного страшно и горько — а если у него не получится, его просто скормят зверью? Он слышал вгоняющее в оторопь рычание, пока шли мимо Арены. Это тебе не прирученный с рождения мишка, это дикие людоеды, уже давно привыкшие к человечине и не признающие иного мяса. — А чему ты будешь учить меня, Ивир? — Всему, что сам знаю и умею. Сегодня отдыхай. Если что-то понадобится — моя комната рядом. Дверей здесь не было, только прочные решетки, которые охрана могла легко запереть, распихав гладиаторов по клетушкам. Ланий улегся и прикрыл глаза. Сверху на тело, прикрытое только скупым клочком ткани в виде набедренной повязки, опустилось слегка колючее одеяло. Ивир кивнул и вышел, задернув дырявую занавесь на входе в клетушку ученика. Ланий думал, что глаз не сомкнет, но нет… Заснул сразу же, смежив побаливающие веки. Должно быть, потому и проснулся рано: в зарешеченное окошко под потолком было видно едва розовеющее небо. Вокруг пока что было тихо, наверное, сегодня не было боев. Или просто никто так рано не вставал. Он слышал только шаги охраны, проходящей по пустынным коридорам Арены. И снаружи тоже было еще тихо, город не спешил проснуться, едва уснув. Наверняка тут днем пережидают жару в полусне, или просто уже все привыкли к этому пеклу? Уже сейчас было совершенно не холодно, хотя толстые каменные стены хранили приятную прохладу, позволяя кутаться в одеяло. Не хотелось даже думать о том, что будет ближе к полудню. Ланий потянулся, поморгал. Зрение почти восстановилось, а тело отдохнуло. Можно было идти искать Ивира, наверное. Пока что он казался добрым, но может быть, это только пока? Да и можно ли назвать добрым того, кто убивает не в военной стычке, не ради защиты или пропитания, а на потеху другим, толпе? И взгляд этот, словно у дракондора, с этой химерой никогда не знаешь, что задумала: то ли ударит, то ли подставит голову под ладонь, ласкаясь. Опасная, непредсказуемая тварь. И он будет учить Лания тому же: убивать. Жрец обнял себя руками за плечи. Каково это: убить? Конечно, ради того, чтобы сохранить свою жизнь, но убить, чтобы повеселить публику. За всю свою жизнь Ланий не отнял ни одной жизни. Мошкара и комары не в счет. Его дар пробудился рано, и воспитывали его в соответствии со жреческими законами. Сможет ли он переступить этот запрет и убить вообще? Ответа он пока что найти не мог. Но нужно было хотя бы выжить. Если жизнь жреца в опасности — дозволялось взять оружие в руки. Когда небо окончательно расцветилось алым и золотым, Арена начала оживать. И одним из первых поднялся Ивир, вскоре заглянув к будущему ученику. — А, проснулся. Вставай, я покажу, где можно умыться, отыщем оружие тебе по руке и начнем тренировки. Ланий мгновенно поднялся, всем видом показывая, что готов следовать за наставником. Было немного боязно, но и любопытно: как тут все выглядит. Выглядело… да почти как в казармах, куда бегал навещать старшего брата. Длинное узкое корыто, укрепленное на нужной высоте, в него из добрых пары десятков бронзовых труб льется вода — почти теплая: должно быть, нагревается за время прохождения по открытым акведукам. Ивир показал плошки с какой-то темной, островато пахнущей массой: — Мыло. Да, твои волосы придется обрезать. Жрец кивнул. Длинные волосы ему больше не полагались, это было ясно. За время пути от границы сюда они свалялись колтунами и больше были похожи на шерсть пастушьих псов, чем на знак отличия жреца. Ивир указал на каменную лавку рядом с мыльней, вынул из-за пояса узкий и короткий, слегка изогнутый нож. Ланий уселся, вздохнув. Ничего, они отрастут снова. Если брат найдет его и деньги для выкупа. Если он когда-нибудь вернется домой. Если же нет — то и надеяться не на что. Чужая уверенная рука захватывала свалявшиеся пряди, обрезая их у самого черепа, так что Ланий чувствовал холодок металла на коже. — Проклятые торговцы со своими ошейниками… — пробормотал меж тем Ивир. — Пойду, скажу хозяину, чтобы снял — не хватало еще шею тебе натереть. — Не снимут, я жрец ведь, — вздохнул Ланий. — А, значит, колдун? Жрец с даром! — слегка оживился наставник. — Как же ты позволил себя захватить? Или тебе недоступны перемещения? — Доступны, но… Я не хотел оставлять брата. Да и попался глупо, — признался Ланий. — Оглушили. Пальцы Ивира зачем-то ощупывали ошейник, оглаживали его, словно он пытался наощупь найти замочек. Только именно его-то на ошейнике и не было — зачарованная на подавление чужой магии полоска гибкого металла словно срослась в единое целое. Наконец, Ивир оставил шею ученика в покое и продолжил сбривать его космы, аккуратно складывая срезанное на лавку. — А они ведь потом отрастут? — жалобно спросил Ланий. — Если не останешься без головы — конечно, — насмешливо проговорил Ивир. — Не вертись, иначе точно останешься. Ланий покорно замер. Голове было слишком легко и прохладно. Он не помнил такого ощущения за всю свою жизнь ни разу. Его волосы не стригли с того самого момента, когда узнали о даре. Рука так и тянулась потрогать затылок, непривычно пустой. Ланий печально вздохнул. Ивир свернул кусок полотна с его волосами. — Умывайся, вымой голову и тело, оставайся обнаженным и жди, я скоро вернусь. Он вышел, забрав сверток и грязную тряпку, бывшую единственной одеждой Лания. Ланий принялся за мытье, раздумывая, чему именно его будут учить. И какое оружие новый наставник вообще сочтет приемлемым. Притом еще требовалось не обращать внимания на собирающихся в купальне гладиаторов всех возрастов, от подростков до ветеранов. Они смотрели на него и обсуждали, не стесняясь. Хвала богам, не трогали. И хорошо, что Ланий не понимал их, отдельные слова ловил, но не больше. Он как раз домылся, яростно отскребая с себя грязь и пыль дорог и рабских бараков, когда явился Ивир и одной негромкой, сказанной очень спокойно фразой словно поставил между гладиаторами и Ланием невидимую завесу. Все разговоры прекратились, хотя любопытные, а кое-где и недобрые взгляды на него продолжали бросать. Вот интересно, с чего бы им, никогда прежде жреца не видевшим, его невзлюбить? Особенно отличалась пара мальчишек постарше, судя по их виду — близнецы или братья-погодки. На Ивира они, кстати, смотрели, как на аватару бога. Ланий решил, что потом у него еще будет время разобраться с тем, что тут такое происходит, устремил взгляд на Ивира. Никакой одежды тот не принес, только широкий кожаный пояс и шлем. И в руки Ланию не отдал, просто кивнул и повел куда-то. Ланий следовал за ним, любопытно осматриваясь по сторонам. Впереди забрезжил свет, а потом два дюжих охранника, ухмыляясь, распахнули решетчатые створки ворот, выходящих прямо на Арену. Ивир твердо взял Лания за запястье и повел туда, где золотился еще не накаленный яростным солнцем песок. Его прикосновение к ногам было бы даже приятно, если не знать, что в это золото во время игр впитывается целое море крови. — Во имя Мараса и всех оружных его! — голос Ивира стал торжественным и гулким, словно отразился от стен колодца, на дне которого они стояли. — Арена, прими жертву и узри кера, что станет ором! Он отпустил руку Лания и опустился на колени. Теперь и юный жрец заметил широкую и плоскую бронзовую чашу с раскаленными угольками, стоящую на песке. На угли полетели из развернувшегося полотна срезанные волосы Лания вперемешку с кусочками ароматной смолы. Взвился огонь, пожирая подношение. Ивир снова вытащил свой нож, надрезал ладонь и приказал: — Руку. Ланий протянул ладонь. Ритуал? Да, наверняка это ритуал. Интересно, зачем? Вряд ли он обладает какой-то реальной силой. Может, просто сложившаяся традиция? Ивир прочертил неглубокую царапину и по его ладони, дождался, пока соберется немного крови и сцепил их ладони так, чтобы эта смешавшаяся кровь пролилась на песок. — Арена, испей крови сейчас и не требуй ее от нас больше никогда! Затем Ивир заставил Лания лечь на песок. — Простираюсь сейчас — но впредь буду только стоять. Да будет так. И последней частью ритуала обнаженное тело юного кера обвил пояс, а на голову опустился шлем. — Во имя Мараса и всех оружных его! Зрите, боги, того, кто жертвует вам свое искусство, прострите руку свою над ним! Ланий испытывал сильную надежду на то, что ритуал поможет. Ивир поднял еще горячую чашу, смешал пепел и песок, и усмехнулся: — Это древний ритуал. Появился вместе с гладиаторами и уйдет в небытие с ними же. Но на твоем месте я бы надеялся только на себя. У меня есть год, чтобы натаскать тебя. — За год можно научиться многому. Может статься, я смогу. — Обязан. Если, конечно, хочешь выжить. Кто-то из твоих знает, что тебя схватили? Будут искать? — Да, знают. Но выкуп семья не даст… Мы небогаты. Ивир нахмурился, но ничего не сказал. Только кивнул и повел с Арены обратно в темные переходы ее внутренних помещений, хозяйственных дворов и оружейных. Охрана бесстрастно распахнула перед ними решетку и захлопнула ее за их спинами. Кажется, Ланий успел краем уха уловить брошенную одним охранником другому короткую фразу: — Таурис уже списал Тигра. Это он зря… — А все ветераны умирают? — заинтересовался Ланий. — Люди вообще все смертны, — усмехнулся Ивир. — Но особо отличившиеся ветераны обучают подростков, иногда остаются служителями при Арене. Очень и очень редко становятся телохранителями господина. Все решает искусство гладиатора и его боеспособность. Хотя, на самом деле, все решает, был ли раб абсолютно покорен господину. Я — не был, поэтому я должен умереть. Ланий кивнул. Хотя все еще не понимал. Вернее, не хотел понимать. Рабы были и у них, но это было временное рабство: в уплату долга или виры, для военнопленных или преступников. И, отработав определенный законом срок, человек возвращал статус свободного. Каково это: потерять свободу навсегда? Неужели Ланий никогда не увидит дом? Сейчас ему совсем не хотелось верить в то, что это возможно. Поэтому, пока Ивир подбирал ему одежду, снаряжение и оружие, он задавал вопросы, старательно обходя тему собственных перспектив. — Ивир, разве никому из гладиаторов не хотелось бы стать свободным? Рыжий хмыкнул: — Ты уже спрашивал. Но я поясню снова. В храме Матурии, на ежегодном празднике урожая, на алтаре режут голубей. Эти птицы родились и выросли в клетке, никогда не знали полета. Человек, конечно, разумнее птиц, и ему свойственно мечтать. Но сложно придумывать то, чего никогда не знал. — Но ведь ты покидаешь Арену. Видишь свободных. — Единицы как я. — Здесь всегда так жарко? — заговорил о другом Ланий. — Что ты, — рассмеялся Ивир. Смех у него был негромкий, как и голос, и какой-то… словно кусочком меха по обнаженной коже. — Сейчас разгар лета, и радуйся теплу, придет зима — намерзнешься в этих стенах. Если не выберешь кого-то, с кем теплее на ложе. Это не запрещено. — Я… Привык к зимам севера. Ивир смерил его внимательным взглядом, вгоняющим в оторопь — прочесть по нему, что испытывает этот человек, было почти невозможно. — Жрецы привыкают к лишениям с детства? — почти без вопросительной интонации протянул он. — Да. Мы помогаем страждущим в час дня и ночи, в метели и под градом. А ложе делить мне с кем-то придется непременно? — уточнил Ланий. Особого опыта у него в таком деле не было. Не пришлось за семнадцать весен. Хотя и смущаться он не торопился. Жрецам ведомы все тайны тела, а соитие ради удовольствия не обязано быть только между мужчиной и женщиной. Ивир помолчал, то ли обдумывая ответ, то ли вспоминая что-то. Потом слегка пожал плечами: — Если ты давал своим богам обет — никто из братьев не принудит тебя, главное, не молчи и предупреди. Если же нет… Ты красив, мальчик, а гладиаторам не часто перепадают радости общения с женщинами, даже со шлюхами. Тебя будут приглашать. Твое дело — отказать или согласиться. Иногда случается, что только соитие с тем, кто приятен, способно вытряхнуть из хандры. Иногда только во время него можно ненадолго забыть обо всем. Вина гладиаторы не пьют. — Жрецы не дают такого обета, — улыбнулся Ланий. — Жизнь — хорошо. Нельзя только убивать. Значит, будут приглашать. Пока что Лания никто не привлекал, хотя он почти никого, кроме Ивира, и не видел. Где-то звенело оружие, слышались голоса, далеко разносящиеся по гулким каменным коридорам. Иногда по ним пробегали легкими тенями мальчики-подростки, те, кто еще не кер, еще не раскрывшие свой потенциал и потому не определенные статусом: то ли он станет учеником, то ли мусором, если не справится с возрастающей день за днем нагрузкой. Пока они, кроме тренировок, выполняли разные работы: носили воду, дрова, готовили пищу, чистили оружие, чинили одежду. Взрослые были заняты своими делами, а Ивир, должно быть, водил его теми путями, где меньше вероятность увидеть старших гладиаторов. Или нет, просто так совпало. Наставник кивнул и вернулся к выбору оружия. Им в итоге стал странный гибрид слегка изогнутого клинка, насаженного на длинное древко с тяжелым и острым наконечником. Почти посох, только боевой. Ланий покрутил его в руках. Неплохо. Привычно. И вес подобран идеально, и древко по руке. Наверное, воины — они почти одинаковые, свободные или рабы, но если по духу — истинный воин, то статус не важен, важны навыки и знания. И то, и другое у Ивира было. — А когда ты начнешь тренировать меня? Ланию казалось, что он говорит смешно и неправильно. Ивир не поправлял его, наверное, считал, что ученик и сам скоро научится, слушая других. — Сейчас. Покажешь, что умеешь. Глейсу оставь, с ней заниматься начнем завтра, сегодня я просто посмотрю на тебя и погоняю по Кругу. Ланий пристроил оружие в нишу и посмотрел на наставника, показывая, что готов себя показать. Что бы это ни значило. Ему вручили палку. Почти посох, того же веса и обхвата, как древко глейсы. И повели очередным коридором наверх, под солнечный свет. Правда, этот очередной круглый двор был слегка затенен колоннадой с легким тканевым навесом и ветвями растущего посередине гигантского дерева с узловатым стволом и корнями, раскинувшимися по всей территории двора. Так что приходилось внимательно смотреть под ноги или полагаться на чутье. Ивир же ступал легко, безошибочно перешагивая шершавые змеи корней. — Начнем. Представь, что я на тебя напал. Я вооружен, — в руке гладиатора мелькнул тот самый нож, — и опасен, — он усмехнулся. В следующий момент вместо того Ивира, которого Ланий уже привык видеть, возник совсем другой человек. Несомненно, очень опасный. И с явно недобрыми намерениями. Ланий сглотнул. Насколько сильно можно бить? Этого-то он не спросил… Впрочем, ладно. Палка в руках провернулась привычно легко, целясь сперва по ногам. Сбить наземь. Показалось, что Ивир ее даже не заметил, легко уклонившись от атаки. И он уже на шаг ближе. Ланий повторил удар, в этот раз отшвыривая противника от себя. И снова просчитался. Отшагнуть он побоялся: проклятые корни были повсюду, но палку наставник попросту перехватил, да так, что заныли от резкого движения запястья. Ланий рванул ее на себя. Не отпустит Ивир — полетит в дерево. Хотя отпустит, одной рукой не удержит… Перестарался с силой рывка и сам пошатнулся, шагнул, восстанавливая равновесие, запнулся о корень… У самой земли его поймала крепкая рука наставника. — Не слишком хорошо. Еще раз. Не стой на месте, старайся почувствовать пространство всем телом. — А что это значит? — озадачился Ланий. — Ты бос, твои ноги касаются земли. И пусть колдовство недоступно, но твоя сила-то в тебе, и она идет от природы, — Ивир забрал у него палку и ее концом легонько подбил под колени, заставив плюхнуться на землю между корней. — Почувствуй ее. Закрой глаза и позови. Юноша положил ладони на землю. Чужая. Пока что незнакомая, не считающая своим… Отзывалась нехотя. Поверх его рук легли чужие ладони, удивительно прохладные. — Смелее, ученик. Он позвал. Сила заструилась сквозь него, не находя воплощения. Проклятый ошейник! — Сосредоточься на том, что доступно, — спокойный негромкий голос отрезвил, а сжавшиеся на запястьях руки заставили попытаться снова. Ланий глубоко вздохнул. — Да. Я чувствую… — Не открывай глаза. Вспомни, как выглядит Круг. Это место. Постарайся как можно точнее припомнить детали. Остальное сделает твой дар. Ланий кивнул. Увидеть внутренним взором… Это искусство ему давалось довольно трудно. В упражнении прошло время до самого обеда. Он не заметил, как миновал палящий полдень: от тела наставника, сидевшего рядом, казалось, струилась приятная прохлада, не позволявшая Ланию зажариться. Ну, и дерево даже в самый пик полуденного солнца давало густую тень. Наконец, Ланий смог взглянуть на себя со стороны. Пусть и мельком. Истощенное попытками тело властно потребовало своего: живот скрутило голодным спазмом. Ивир же только рассмеялся на его громкое бурчание и поднялся, протягивая руку Ланию: — Идем. Пора пообедать. Юный жрец принял его помощь. — А здесь не много специй в еде? — опасливо спросил он. — Думаешь, нас балуют изысками? Отнюдь. Не переживай, пища сытная, разнообразная, но очень простая, — усмехнулся Ивир. И он был прав. Незнакомая Ланию каша из дробленого зерна, кусок мяса, несколько лепешек, изюм и свежие оливки — вот и все, что им дали. И изюм, и оливки наставник приказал съесть подчистую — полезны, мол. Ланий и без того не возражал. Съел все, насыщаясь. Жизнь здесь будет нелегкой, тренировка это ясно показала. Он ничего не умеет и обязан научиться всему, и быстро: вряд ли им предоставят много времени. Он все еще не мог заставить себя принять тот факт, что после обучения должен будет убить наставника. Но теперь уже не просто потому, что убивать было плохо. Его душа, во время тренировки ощущавшая рядом чужую, теперь резко противилась даже мысли о таком. Чем дольше Ланий думал об этом, тем меньше было желания здесь оставаться. Внутри зрело понимание, что он должен не просто выучиться всему, но и обрести свободу.