dejavu.

             девять этажей над уровнем улицы; серого асфальта; в сеуле уже давно — померкло окончательно солнце. фонарь около подъезда переливается зеленым. чэюн возвращается в тёмный цвет волос, когда искренне улыбаться всему происходящему надоедает. теперь странный фиолетовый отливает — самому для себя. ли пробует на вкус эти слова, но отдают они почему-то странным; вязким; лезет пальцами; сквозь — пряди уже мягче, нежели выбеленный светлый. а чэюну до сих пор некомфортно при мыслях, что изнутри он всё такой же ломанный —             ломкий.       вдох грудью полной. недавно был дождь — влажность в воздухе, а чего-то лёгкого и прохладного от летней жары так и не найти. июль сжимает грудную клетку в тиски. он отдёргивает край белой футболки — отдёргивает себя от края крыши. тут просто красиво; можно попытаться дотянуться до ночного неба; набрать номер незнакомого человека, пытаясь завести случайный разговор; можно сделать красивые фотографии в полутьме или в вспышке. место не укромное, а — семь этажей над уровнем личной проблемы.       проблема чэюна в принципе —             лишь в нём самом.       и так.       день.              за.                   днём.       ли чэюн усмехается в ночной тишине и идёт обратно в здание высокое; шаткие конструкции; никогда не подводили они, а вот собственное тело — постоянно. душа-то особенно. всё проходит своим чередом. люди вокруг сменяются другими; отталкиваешь их; делаешь перерывы ради своей же эгоистичности; покоя. удаляешь номер соку, чтобы затем записать тот новый — случайный. и уже ему говорить 'доброе утро' и 'крепкой ночи'. статичность, оказывается, цвета зелени летней, тогда как чэюн предпочитает прохладу зимы; холод по венам; хлопком закрывает массивную дверь крыши. тут больше нечего делать.       покалывание по пальцам. уродливые. жмёт кнопку вызова лифта — завтра понедельник; будни; та самая работа неважная, а он даже не в своём доме. заходит внутрь, взгляда не поднимая от заляпанного пола. чэюн — в мыслях своих. и понимает в раз очередной, что теперь он сам в месте, в котором никогда не хотел оказаться. стенки лифта исписаны разным — под самым потолком даже его собственные почеркушки в пьяном состоянии; ради смеха; не ради самого себя — ради других.       иногда кажется, что золотой середины в людской душе не существует. то у ли улыбка на губах благодарная в муках боли; бессилия. режет себя без ножа; материнского лезвия; острые ногти; прокусанные губы. возможность сбежать от проблем; избавить других от — себя. то чэюн в майское утро просыпается с осознанием, что ему не нужны люди, а нужен он —             сам себе.       проводит ладонью нервно по спутанным волосам —             не распутать мысли.       жалко тех, кто вокруг.       двери лифта распахиваются на втором этаже. ключей с собой нет — не позволит сам себе после всего сделанного и дерьма другого. на экране телефона третий час ночи; все нормальные люди спят в такое время; ненормальные люди думают о жизни на крыше чужого дома. а вот бэк джухо — вряд ли глаз прикрывал. у него закрытие нескольких важных проектов; треки, демо которых оказываются выложены в стори инстаграма; у него радостные слова среди людей; кажется, новые планы на будущее — поездка на тёплое чеджу вместе с тем младшим, кажется, ёнкюном. у них оказывается точек соприкосновения больше, да и знают друг друга отчего-то больше, тогда как чэюн —             он облизывает пухлые губы.       слишком много вопросов —             сомнений горьких.       и глупо говорить, что теперь чэюна окутывает стылая пустота. он вроде как сам сделал выбор резкий; странный; сам — за других. без слов лишних, но всё также со своими эмоциями громкими. странный он, конечно. сам для себя — слишком сложный. и вот теперь — жмёт в звонок квартиры знакомой. уверен, что слышно всё с раза первого — просто знает. вопрос лишь в том — захотят ли открыть. чэюн поймёт, если нет. на самом деле поймёт, хотя где-то внутри надежда глупая. как вся эта летняя лихорадка и жара раздражающая. он поправляет вновь край футболки светлой; смотрит на экран телефона; считает время — целые минуты ложатся грузом беспокойства на плечи. достаточно много, чтобы открыть дверь и пустить; недостаточно, чтобы —             это же бэк, в конце концов. он понимает, кто именно припёрся к нему среди тьмы и вряд ли с извинениями и слезами.       вновь в звонок пальцем.       — ну давай же, а.       зубы сжимает недовольно; иногда с джухо и, правда, как с дверью закрытой разговаривать. эти принципы и твёрдость, которую хоть убавляй — иногда даже пример брать. только вот не сейчас. не тогда, когда чэюн наконец-то смелости набрался в вопросе повисшем. проходит слишком много времени. а ли и не пытается облить себя изнутри чем-то светлым; тёплыми мыслями; надеждой. скорее порвёт себя сильнее, а на лице всё та же непроницаемая сучность. люди уходят; сменяются другими; ты сам — зачем-то переставляешь фигуры.       а потом жалеешь —             скучаешь не по чувствам.       по самому человеку.       шаги за дверью шаркающие; несколько секунд тишины; решения. а на сердце чэюна вдруг снова оживают прогнившие изнутри шрамы, на время обезболенные откуда-то взявшимся чувством силы. временно. это всё, оказывается, временное. потому что в душе — не более чем маленький; слабый; жалкий чэюн-и, который не хочет выходить на улицу просто так. лишь ради встречи с человеком, который.       джухо открывает дверь постепенно. смотрит с лицом, где нет вопросов; озадаченности; чего-то невероятно тёплого и душа контрастного — холода. в его глазах не найти ответы на вопросы, которые чэюн вдруг находит в своей груди, словно пробуждение от морока; наигранной силы своей. он улыбается бэку — как это делает отражению своему, выходит смазанно. но искренне. сильнее чем все прошедшие недели. забавно. нелепо даже. смотрит на плечи, широкие такие, джухо — шатается по дому как всегда в одних шортах. июль не обходит стороной и его — жарко; слишком душно; влажность в коротких волосах.       сухость на губах.       — третий час ночи.       бэк не спрашивает. просто говорит как факт, и больше никаких подсказок не существует. что делать дальше. чэюн взглядом по — чуть взлохмаченные волосы, которые раздражают джухо своей непонятной длинной; в глаза карие, что при свете лампочки жёлтой отдают чернотой без карамели привычной; ли по шее крепкой — плечи оглаживает со своими мыслями, где то ли скучал; то ли даже не забывал. у чувств чэюна свои трактовки, которые не понятны и ему самому, где даже 'любовь' просачена чем-то специфичным. привязанностью. своим.       он утыкается взглядом под ноги бэка; замечает, как тот складывает на груди голые руки — мышцы красивые. вновь хочет ощутить ладони джухо, но вместо этого задумчиво кусает губу нижнюю. глупая привычка — новая. нервничает. чэюн думает вдруг — правильное ли решение приходить самому; первому. после долгого времени тишины и, кажется, обид непонятных. он выдыхает и —             это не извинения.       — ты нужен мне, — чэюн смотрит на порог, который так и не переступает. не пускает — ни бэк; ни он сам себя. ждёт своих же мыслей и лишь затем вновь глаза в глаза джухо. ли не давит из себя улыбку или счастье, или вину — гнев. говорит как есть. как признаёт самому себе. а потом с надеждой непонятной тот самый вопрос, от которого почему-то зависит слишком много. — но нужен ли я тебе, бэк джухо?       чэюн пытается прочитать ответ во взгляде напротив. понимает разумом, что когда люди предают и просят вернуться; что когда люди думают, что всё может быть как прежде; что можно просто заявиться среди ночи и сказать вот такие слова. чёрт. доверие — оно ведь настолько хрупкое; не собрать затем по кусочкам.       и ли вправду поймёт, если больше не ступит на порог этот, но —             на самом деле надеется.       только вот сейчас решение за джухо —             чэюн готов искупить свою вину.              ли чэюн —             скучает.