плотью

Ветви деревьев пытались дотянуться до пики с крестом, позолоченным около 10 лет назад. Католическая церковь, забытая тем, ради кого была построена, стояла на окраине Петербурга уже довольно давно. Серая, поникшая, она не цепляла крестами ни единого облачка. По её территории сновали редкие ветхие пустые люди. В часовенках звонили лишь по большим праздникам. Витражи в бойницах сняли в начале века на реставрацию и забыли, а единственный сохранившийся был установлен напротив органа - последней действительно ценной вещи в церкви. Особого звучания он не имел, и его вместе с витражами давно пора было бы отреставрировать, если б однажды к священнику не явился молодой человек в очках, который назвался Александром и попросил за кров и еду ухаживать за инструментом и использовать его по назначению. С тех пор каждый день инструмент пел на службах, на которых обычно присутствовало не более десятка прихожан. После служб облачённый в рясу молодой органист радовал слух округи, пока священник слушал желающих исповедаться. Музыка, вытекавшая из-под пальцев мужчины, обладала своими свойствами, несмотря на мизерное количество слушателей. Как только Александр касался тонкими белыми пальцами клавиатуры, всё будто замирало. Некоторые прихожане зачастую терялись и не могли подобрать нужных слов, а некоторых музыка уносила так высоко, что слова будто сами лились из их уст. Что заставило этого человека бросить всё и заняться таким, казалось бы, неблагодарным делом? Он лишь сказал, глядя серыми чистыми глазами ровно в глаза священнику, что "любовь плотская причиняет ему неимоверную боль". Александра приняли на службу в церковь. Всё шло своим чередом: он отлично ладил со священником и делал успехи в изучении Слова Божьего, но тяга к музыке превозмогла. На третьем году службы Александра органистом костёл стал посещать странного вида молодой человек низкого роста, и, как отметили многие служащие, он был без какого-либо знания этикета поведения в церкви. Он никогда не крестился и никогда не молился. На протяжении всего времени службы он напряжённо сидел на самой дальней скамейке - той, на которую солнечными вечерами не падал свет из уцелевшего витража,- и будто чего-то ждал. Когда все желающие исповедаться расходились, он тихо поднимался со своего места и уходил. Никто, даже сами прихожане, не знал, откуда этот человек появился и для чего сидел до самого конца службы. Однажды вышло так, что священник, который обычно слушал желающих исповедаться, имел необходимость уехать в город. Стояла ненастная погода ноября, в костёле было почти так же холодно, как и снаружи, из-за неотапливаемого зала. Священник попросил Александра - они были в близких доверительных отношениях - заместить его на день и принять исповедания прихожан. Спускаясь по лестнице, органист отметил, что сегодняшний процесс займёт не очень много времени: в очереди стояло всего три женщины. Шло время, подошла к концу исповедь третьей прихожанки. Уставший уже с непривычки Александр облегчённо выдохнул и дотронулся было до дверной ручки, как услышал хрипловатое: - Простите... - Да? - ...Я... Я тоже хочу, ну... Это...- будто нарочно растягивая слова, проговорил мужской тенор, послышалось шмыганье,- ...Исповедаться, вот. - Я слушаю. - Как мне вас называть? Святой отец? Органист не привык к такого рода обращениям и, чуть помедлив, ответил: - Лучше просто Александр. - Так вот, Саня... - Я сказал, Александр. - Простите, святой о... А-Александр, хорошо. "Плохо сделал,- подумал органист.- Нельзя на имена переходить... Тем более, это всё его и так очень смущает..." - Молодой человек, служба уже давно закончилась!- послышалось через весь зал от проходившего мимо служителя. - Да-да, я сейчас,- больше уверяя себя, нежели проинформировав кого-то, пробубнил мужчина и тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. - Вы можете тут находиться, сколько вам нужно. Я за это, если что, отвечу. Музыканту, как и, впрочем, всем немногочисленным служителям, была интересна цель визитов этого молодого человека, и он поклялся себе во что бы то ни стало помочь ему или просто узнать о нем. - Знаете, мне кажется, именно Вы сможете мне помочь. Как это у Вас называется? Проповедь? Может, не время? Я лучше пойду... - Правильно - исповедь. Делайте так, как считаете нужным, но я думаю, что больше вы меня в этой исповедальне не встретите, так что сейчас - ваш единственный шанс исповедаться. - Оу... Не встретимся...- протянул незнакомец, и даже через шторку Александру было слышно, что тот расстроился.- Тогда нужно изложить всё. Если честно, я даже не знаю, с чего начать... - Ну начните уже с чего-нибудь,- нетерпеливо проговорил уже начавший раздражаться органист. - Я... Я. Хорошо,- парень снова шмыгнул и вздохнул.- Я Миша. у меня проблема немного... Ну... Личного характера, понимаете... У меня есть слабость, которую никто не приемлет. После этих слов он глуповато хихикнул. Александр успел мысленно доиграть органную прелюдию Баха ля-минор по второму кругу. - Так вот. Проблема моя заключается в том, что я... Как бы это вам сказать... Меня больше привлекают лица одного со мной пола... мужчины, да. Понимаете? Он выждал паузу, вырвав этим органиста из потока мыслей. - Да, я... Да. Но почему это является проблемой для вас? - Меня никто не понимает. Все мои друзья меня боятся и высмеивают. Александр с улыбкой отметил про себя, что взрослый мужчина, будучи полностью серьёзным, действительно звучал как маленький ребенок. - Как вы видите решение проблемы? - Я... - А, впрочем,- органист понизил тон голоса, вынуждая таким образом прильнуть Михаила ухом к ткани занавески.- Прежде, чем вы ответите, я хочу рассказать вам, что за время службы в этом костёле я многое осознал и переосмыслил. В частности, пришёл я сюда в бегах от любви, а сейчас мысли мои устремлены ко всему миру. Мой друг, любовь не знает границ: ни возрастных, ни кровных, ни половых. Многие в этом костёле не согласятся с моим мнением, но я считаю именно так... - А-а-а я, кстати, сидел же все время, никогда не подходил сюда,- порывисто заговорил Миша.- Я вообще, если честно говорить, то музыку сюда приходил слушать. А как только вы пришли сюда, я понял, что вы сможете мне помочь. Вы - человек новой формации... Мужчина говорил резко, сбивчиво, вполголоса, часто сглатывая, так что было очевидно: он волновался. - Я понимаю, вы пришли по адресу,- после этих слов Александр бесшумно приблизился к шторке и шёпотом - прямо на ухо парню - проговорил:- Я единственный здесь, кто вас поймёт. В блаженном смятении Михаил сидел не шелохнувшись. - Скажите, а как Вам с этим живётся? А Вы... - Мне порой очень тяжело,- перебив его, продолжал шептать органист.- Дайте мне свою руку. Через пару мгновений шторка дёрнулась, и из образовавшейся щели показалась маленькая и аккуратная, но крепкая мужская ладошка, слегка дрожавшая. Служитель подставил левую ладонь под неё, как бы поддерживая, а пальцами правой едва коснулся середины потной ладони. Короткие плотные пальцы дёрнулись вверх, как бы желая поймать или продлить касание. Александр, всё так же тихо, хрипло прошептал: - Просто помните, что вы не один. Бог всегда будет с вами, если впустить его в своё сердце,- с этими словами он ещё раз, менее мимолётно, коснулся ладони и пальцев Михаила и переплёл их со своими. Мужчина сидел, замерев на полувдохе. Александр чувствовал, что перегнул палку, но ничего не мог с собой поделать. - Прошу прощения,- он резко отдёрнул руку, тряхнул головой и продолжил уже обычным голосом:- В целом, любите всех, кого вам хочется, но будьте благоразумны. И помните: Бог в вашем сердце. А сейчас... Идите же. - Н-но...- Миша было начал приходить в себя. - Я сказал, идите,- тон Александра становился всё холоднее и настойчивее.- И постарайтесь не смотреть на меня больше никогда. Послышался тяжелый вздох, затем шаркающие шаги. Они резко прервались в пяти метрах от исповедальни, послышался шмыг носом и короткое "с-спасибо". Только когда Александр услышал, как сторож поворачивает ключ в тяжёлой двери в костёл, он вышел из исповедальни. После этого случая он никогда не соглашался заменять священника. Низкорослый парень больше не появлялся в костёле.