Портила не дрожь, но задумчивость

Глэйд уже давно окутала темнота, лишь самую малость разгоняемая догорающим костром. Очередной вечер у пылающих огнём поленьев выдался необычайно ленивым и сонным: практически все глэйдеры разбежались по гамакам сразу после того, как Галли уложил Уинстона на лопатки, а сам Галли уселся прямо напротив тлеющего костра и принялся греть ступни — ночи в Глэйде иногда были прохладными. Поодаль затихшего Галли молча сидели трое: Ньют, который изредка морщился от врезавшихся в коленки мелких камней, внимательно осматривал спящий Глэйд и перебирал пальцами пряди тёмных волос Томаса, который задумчиво пялился на рисунок третьей секции Лабиринта, который он сам же и нарисовал сегодня, и лишь иногда вздрагивал то ли от холода, то ли от неожиданного сопения спящего Минхо, который по-хозяйски распластался у него на животе и обнял обеими руками, словно какого-то чёртового плюшевого мишку. Куратор бегунов всегда едва отсиживал положенный час у костра, после чего заваливался спать от усталости на первую попавшуюся мягкую поверхность (иногда ему было всё равно, мягкая ли должна быть эта самая поверхность). Сегодня не повезло Томасу. — Я почти уверен, что Минхо прямо сейчас пускает на меня слюни, — недовольно проскрежетал Томас Ньюту, тем самым разрывая умиротворённый шёпот вечернего Глэйда. Сам же Ньют ухмыльнулся и почесал макушку Томаса, отчего тот расслабленно откинулся на так удачно подставленные поджарые ляжки. В лесу жужжали какие-то сверчки, от холодного ветерка шуршала зелёная трава, немного придавленная от частой ходьбы глэйдеров по ней, шелестела листва толстоствольных деревьев, изредка потрескивали ссохшиеся и почерневшие поленья. Воздух пах жареными овощами и мясом, а ещё немного потом и фирменной настойкой Галли. За некоторое время Томас уже успел понять, что это пойло — всего лишь настоявшийся напиток из самого обычного спирта и съедобных трав, растущих на границе Могильника. Чем чаще пьёшь — тем менее омерзительным оно кажется. Томас почувствовал, как его мягко поцеловали в макушку и зарылись носом в волосы. — Ты слишком напряжён, всё умиротворение разгоняешь. — Ньют заглянул в листок с рисунком третьей секции, в котором Томас грозился просверлить дырку. — Что ты здесь ищешь? — Выход, — просто ответил ему Томас и вздрогнул. Холодало. — Замёрз? — шепнул Ньют ему в макушку, поднял голову и окликнул парня у костра: — Галли, будь другом, притащи парочку одеял с наших гамаков, а? — А больше вам ничего не надо? — лениво отозвался тот. — Ну Га-а-алли, пожалуйста! — начал канючить Ньют, и звучало это настолько смехотворно, но Томас задрожал от рвущегося наружу хохота, который задержать действительно нужно было: проснись Минхо, и от парочки недовольных тычков под рёбра не отделаешься. Галли едва слышно заворчал что-то вроде «вечно этим голубкам нужно что-то подать да принести» и грузно поднялся с земли, и поплёлся в сторону Хомстеда. — Не в холоде проблема, — протянул Томас, отнял правую руку от злосчастного листка и опустил её на пышную грязную шевелюру посапывающего Минхо. Тот лишь удобнее зарылся во впадинку между рёбрами и снова затих. Томас ласково провёл пальцами по прядкам на макушке, опустился к затылку, где волосы были чуть-чуть короче, и в итоге остановился у правого виска. Кожа у Минхо тёплая и мягкая. — Я всё время думаю, что там — за стенами. Есть ли там место для нас? Нужны ли мы вообще кому-нибудь? Томас сжал руку с листком в кулак, бросил рисунок на примятую траву и хотел уже было подложить руку под голову, но его запястье вовремя перехватил Ньют. Он поднёс руку к губам и опалил пальцы Томаса горячим дыханием. — А я верю, что там обязательно будет спокойное место, которое не будет мучить нас неизвестностью, которое мы сможем назвать своим домом, где не будет опасности. Там по ночам будет тепло, а шуршащие о песчаный берег морские волны будут напоминать о шелесте здешних деревьев, а костры — о таких вот вечерах. И всё будет хорошо. Ньют хотел уже было расцеловать каждую косточку на пальцах Томаса, как их прервал скрипучий голос сверху: — Вы такие сладкие, аж смотреть противно. Галли всучил Ньюту четыре одеяла, затем забрал одно и начал пятиться в сторону костра, как его окликнул Томас: — А ты не завидуй, Галли, работай над собой, и, может быть, мы примем тебя в свой клуб. Томас аж прищурился от своих слов, а Ньют не смог сдержать ухмылки. Да уж, классный у них клуб… по интересам. — Воздержусь. — Галли поджал губы, хотя в его глазах мелькали задорные искорки, словно у него наконец-то получилось согнать эту пелену лени и дремоты. — Должны же хоть у кого-то оставаться крохи адекватности здесь. — А жаль, — театрально вздохнул Томас и отвернулся, тем самым завершая разговор. Ньют хитро оглядел Галли, которого так и подмывало сказать ещё что-нибудь, но затем он удалился к костру, пламя которого продолжало таять прямо на глазах. Убедившись, что на них никто больше не смотрит, Ньют провёл рукой Томаса по своей щеке и прикоснулся губами к вене, выпирающей на тыльной стороне ладони, поднимаясь к костяшкам. У Томаса над костяшкой среднего пальца шёл короткий росчерк толстенького шрама, но тот не помнил, откуда он у него появился. Скорее всего, порезался где-то. Ньют провёл кончиком языка по шраму и поцеловал его. Томас растекался от этих действий. — Не распластайся на мне беспробудным сном Минхо, я бы завалил тебя прямо здесь, — шепнул Томас, прикрыв глаза и нахально усмехнувшись. Ньют недовольно хлопнул Томаса по руке, которую пару секунд назад покрывал поцелуями. — Дай тебе несколько секунд пообщаться с Галли, так ты тут же перехватываешь его заносчивость. Так и знай, засажу тебя в Кутузку и не буду никого подпускать. — Этой привилегией должен обладать лишь я, — пробасил только что проснувшийся Минхо и успевший подслушать половину разговора. Ньют криво усмехнулся, накинул себе на плечи порядком истрёпанное одеяло, а оставшиеся два протянул Томасу и Минхо, который пытался незаметно стереть след от слюны на щеке. — Угу, — мрачно отозвался Томас, который принял одеяло и расправил его на груди, так как на остальной его части ниже пояса всё ещё лежал Минхо. — Может сразу втроём в Лабиринт махнём? К обрыву. Минхо, справившись с одеялом, перевернулся, наклонился к уху Томаса и прошептал так, чтобы услышали все, кроме, похоже, задремавшего у костра Галли: — Лучше залезем на те высокие ступени в седьмом секторе и устроим синхронное раздевание. Ньют цокнул языком и пихнул Минхо в плечо. Тот хриплым после сна голосом рассмеялся, а затем, глядя прямо в глаза Ньюту, склонился ещё сильнее и обхватил губами мочку уха Томаса, прикусил и слегка потянул на себя. — Минхо, перестань, — буркнул Томас, не показывая, что ему это нравится. — Нашёл время. — Нет, серьёзно, погнали завтра с утра в Лабиринт, — задорно проговорил Минхо. В его зрачках плясали бесенята. — Здесь слишком много лишних ушей. — Как будто никто не знает, чем мы по вечерам за Могильником занимаемся, — Ньют закатил глаза, а затем стал наблюдать, как Минхо схватил его за руку и провёл языком от кончика его среднего пальца до запястья, и поцеловал выпирающую косточку. Щёки заалели. Знает этот шенк, как уговаривать! — И сколько времени мы там проведём? — Весь день, — усмехнулся Минхо. — Никто и не заметит твоего отсутствия, а если заметит, то какая разница? Если уж в Кутузку сажать, то всех троих, а этого не будет, если глэйдеры беспокоятся о своём здоровом сне. — Если бы Галли сейчас не спал, его бы наверняка вывернуло, — задумчиво протянул Томас, и поэтому не сразу заметил, как над ним Минхо утянул не сопротивляющегося Ньюта в долгий мокрый поцелуй. Хитро ухмыльнувшись своим мыслям, Томас не упустил возможности укусить Минхо в шею, как раз туда, где пульсировала вена. Минхо хохотнул и отстранился от растрёпанного Ньюта. Тот, казалось, был уже согласен на прогулку в Лабиринт, лишь бы именно сейчас затащить этих двоих за Могильник. Словно прочитав его мысли, Минхо с Томасом одновременно поднялись с места, потянули на себя Ньюта, и все трое спешно удалились в сторону леса. Одеяла так и остались лежать на поляне поодаль костра. А Глэйд всё так же мирно тонул в ночной темноте. Костёр потух, а уснувший Галли поплотнее закутался в тонкое одеяло.