Часть 1
3 июля 2018 г. в 17:42
23 декабря 2038
Утром приходил Фаулер.
— Включи свой ебаный телефон.
Фаулер был в сером пальто и хорошо сочетался с цветом детройтского утра в канун Рождества. Смотрелось очень гармонично, нуарно-артхаусно — особенно через сизоватый сигаретный дымок.
Хэнк курил (спортивные штаны с вытянутыми коленками и карри-пятном, толстовка «Детройтское отделение полиции», запущенная небритость на лице, осознанная выдержанная ненависть к миру в глазах), Джеффри разрывался на части.
— Какого хуя я — Я, — палец в грудь, — приезжаю к тебе?! Я что, нянька тебе, Андерсон? У меня что, дел нет других? Какого хуя телефон выключен? Почему на почту не отвечаешь? Я присылал стажеров, Чена с Коллинзом, Брауна — нет, вы посмотрите на него, какая фифа — хуй кому еще дверь откроет!
К концу этого пламенного спича сигарета дотлела, Андерсон потушил ее о ребристое нутро жестяной банки с репликой дизайна Campbell’s и решил, что можно и поговорить.
— Джеффри, напомни, где я тебя просил кого-нибудь присылать? Или, может, я звонил и плакался в трубку, чтобы сиятельный капитан Фаулер почтил меня своим присутствием?
Хэнк заметил на воротничке Фаулера жирное оранжевое пятно и мстительно промолчал. Пятно явно имело морковное происхождение, и Андерсон вспомнил, что года три тому назад в отделе праздновали рождение капитанской дочки. И вот, наверное, она сегодня яростно швырялась в отца морковным пюре. Хэнк ее чертовски понимал.
— Да я переживаю за тебя, сукин ты сын, — тихо сказал Джеффри. — Я тебя двадцать лет уже знаю, у меня старшему сыну меньше. И что, легко мне, думаешь? Я думал, после Коула тебя вытащили — и слава богу, так нет ведь… ну андроид ведь, Хэнк. Ну блять, сходи ты к психологу, что ли. Оплатим тебе за счет департамента как «доп.расходы». Ты только скажи.
— Сказать, на каком органе я тебя с твоим психологом вертел? — равнодушно спросил Хэнк, раздражающе щелкая крышкой металлической Zippo и поглядывая во включенный телик через окно.
— Ох вы посмотрите, какие мы важные, — зло пробубнил Фаулер. — Очень мне хочется, чтобы твой полусгнивший трупак потом из дома по частям выносили. Похороним с почестями, об этом не беспокойся…
— Ценю, — нетерпеливо перебил Андерсон. Он замерз, хотел кофе, поссать, умыться, посмотреть новости — в общем, разговор с начальником никогда у него не был в приоритете, а в это утро — особенно. Впускать Фаулера в дом он хотел еще меньше — дома был такой бардак, что это неминуемо вызвало бы у педантичного Джефа припадок, истерику и визг «Как ты можешь так жить».
— В общем так, мой дорогой друг, — продолжил Фаулер. — Я отправляю тебя на пенсию. В департаменте тебя все равно не бывает — месяц на работе тебя не видел, это как вообще, по-твоему, нормально? Мог бы и уволить с волчьим билетом, сам знаешь…
Андерсон хмыкнул — Джеффри два года не мог уволить стажерку, которая проработала три месяца, ушла в декрет, родила, не вернулась на работу и переехала в соседний Саутфилд.
— Да я бы на твоем месте сматывал удочки и уезжал на пмж в Майами, — вдруг признался он. — Море, солнце, пальмы, песочек, девчонки в бикини… Но ага, мечтать не вредно — Бен нынче в Кембридж собрался, а это как три отпуска в Майами всей семьей… Короче, Хэнк, не вешай нос… и не вешайся, твою мать! И телефон включи, ради бога, и когда я звоню — бери трубку! Или я буду отправлять стажеров, чтобы проверяли тебя.
— Ага, можешь заодно их за пиццей по пути засылать, буду признателен, — пробурчал Хэнк, красноречиво хватаясь за ручку двери. — Здоровья, благополучия, вся хуйня, сам знаешь…
Хэнку почти удалось скрыться в доме, как вдруг Фаулер схватил его за предплечье и тихо сказал:
— Старик, захочешь вернуться — мы тебе всегда будем рады. Ты хоть и бываешь мудлом, я все равно тебя люблю. Ты уж, пожалуйста, не торопись с собой кончать, кто знает, как оно все обернется, может, просто надо подождать…
— Да я ждал уже, — выдохнул Андерсон, отцепляя его руку. — Дождался. А потом все по новой, то же дерьмо. Не бойся, если я среди ночи захочу суициднуться, ты узнаешь об этом первый.
Фаулер смотрел на него с грустью и разочарованием, и Андерсон в этот момент очень хорошо понимал, что он это заслужил, и ему от этого было еще паршивее.
— Спасибо, Джеф, — сказал он. — Я ценю… все, что ты делаешь. Но вообще ты правильно сказал — я то еще мудло. Это ты в точку попал. А мудло любить не надо. Даже если ты с ним двадцать лет уже бок о бок трешься. Не обижайся, чувак. Давай, пока.
Он зашел в дом, но спустя пару секунд выглянул и крикнул в спину уныло бредущего к машине Фаулера:
— И это, у тебя блевотина какая-то на воротничке.
— Блин, — расстроился Фаулер, пытаясь разглядеть пятно, — Саманта…
В гостиной прогрохотала заставка новостей, Хэнк пулей метнулся в туалет и спустя полминуты уже сидел на диване перед теликом. Он уже ничего особенно не ждал.
В первый день он метался перед экраном, как больной; через неделю он все еще жадно вслушивался в каждое слово напомаженной, такой очаровательно человечной, белозубой ведущей; через две недели он эту ведущую — и трех других — ненавидел всеми фибрами, и сам не знал, откуда в нем взялось столько тупой злобы.
Сейчас, спустя месяц, он уже просто смотрел, заставлял себя утыкаться глазами в телик каждое утро. Это был ритуал поглощения бесполезной инфы — потому что он считал необходимым делать это в наказание. Необходимая жертва каким-нибудь там богам, ведь жизнь ясно дала ему понять — если ты настрадаешься достаточно, кто-нибудь придет и спасет тебя.
То, что он все еще не застрелился, уже было наказанием. Вся жизнь была сплошной пыткой, которой Хэнк мазохистски наслаждался. «Что, еще один день? Ладно, ты заслужил это». Каждое утро. Запихивать в себя еду, кормить Сумо, как-то существовать ради чего-то, зачем-то себя за волосы тянуть жить эту жизнь каждый гребаный день.
Спустя полчаса он выключил телевизор и затянулся сигаретой прямо в доме. Сегодня ничего не произошло. Где-то в спальне начал чихать Сумо — он не выносил табачного дыма. Хэнк ругнулся и опять вышел на крыльцо. Улица была пуста.
Опять щелкая зажигалкой, Хэнк подумал, что андроиды умерли не зря — по крайней мере, теперь ему вернули сигареты. Сигареты (а не та электронная поеботина без дыма), ретро-дизайн, Гарри Поттер, диснеевская мышь, доступ в Интернет по карточкам для всех страждущих. По телику крутили новые фильмы с Мерилин Монро — потрясающий 3D-рендер, Монро бежит в красном купальнике вместе с Памелой Андерсон и Анджелиной Джоли, а навстречу им Бред Питт и Аль Пачино — все в свои лучшие годы. Звучит как плохой анекдот.
Все делают вид, что андроидов не существовало. Отмотали историю назад, как будто ничего не было. Акцию уничтожения полумиллиона роботов в эфире скромно называют «зачисткой». Хэнк называет это геноцидом, потому что геноцидом это и было.
Он хорошо помнил, как сначала ему вся эта история казалась чем-то… ну, таким, проходящим, неважным. Да, стычки в центре города. Да, пристрелили какого-то буйного андроида по имени Маркус и еще сотню-другую… ну и ладно, дальше ведь все будет по-прежнему?
Но потом КиберЛайф заставили всех вернуть андроидов на базу якобы для починки и удаления багов. В итоге всех их просто спустили в огромный шредер, а людям выдали по бумажке, согласно которой можно было или получить половину суммы от сданного андроида (около 3,5 тысяч долларов) или дождаться бесплатной выдачи другой модели (примерный срок ожидания — 5 лет).
Коннора, конечно, никто не сдавал. Это очень просто вышло: Хэнк спросил у него, нужна ли ему починка, Коннор ответил — я диагностирую себя еженедельно, проблем нет.
Однажды он просто не пришел на работу, а когда Хэнк спохватился, было уже поздно.
То, как он разбил лицо жирному администратору в приемной КиберЛайф, он тоже помнил очень хорошо.
Жирный администратор был человеком, и ему было настолько все равно на чьи-либо проблемы, кроме собственных, что Хэнку тоже стало все равно, как он будет дальше жить с разбитым еблом и отсутствием передних зубов.
— Вы же понимаете, — с маслянистой улыбкой сказал администратор, прежде чем получить, — мы забираем в утилизацию абсолютно всех андроидов — нянек, соцработников, домохозяек, военных. Прототип или нет — не имеет значения. И на какой он был стороне — тоже. И не было никаких сторон, что вы несете! Это плановое мероприятие. Вы можете получить свой талон на возвращение средств в кассе №4.
Потом кровь, сопли, мамашки закрывают своим деткам ушки, Хэнка оттаскивают от жирдяя под руки, сажают в полицейскую машину на заднее сиденье и везут в Детройтское отделение полиции. Оттуда лейтенант Андерсон вылетает спустя пять минут — уже без наручников — и едет на окраину города.
То, как он носится среди белых пластиковых тел, смирно двигающихся в сторону грохочущих железных ящиков, он тоже помнит хорошо. И то, что лица у них были неодинаковые. Белые, испещренные линиями соединений, но разные, отличающиеся выражениями лиц даже у одних и тех же моделей.
Все они были так растеряны. Какая-то пластиковая девочка поймала его за рукав и спросила, куда их ведут. Тогда Хэнк сбежал.
Он кричал до рези в легких, но Коннора среди них он так и не нашел — даже среди простреленных и залитых тириумом тел девиантов — или просто тех, кто сопротивлялся.
Тогда Хэнк поехал к Камски, и так первым в городе узнал, что Камски посадили под домашний арест до выяснения обстоятельств. Дюжие фбровцы дали Андерсону два раза под дых, и на этом он прекратил свои попытки пробраться в дом.
Горячая линия КиберЛайф на тот момент не работала, потому что на место андроидов еще не набрали людей.
Ни одна горячая линия не работала.
И Хэнк вернулся домой.
Включил телевизор.
«Компания КиберЛайф объявила о своем банкротстве и будет временно закрыта сразу после окончания утилизации андроидов», — сказала ведущая новостей.
Погладил Сумо.
Где-то в это время Коннора раздирал на части огромный шредер.
Хэнк улыбнулся.
«Элайджа Камски находится под домашним арестом до выяснения обстоятельств».
Взял револьвер из ящика кухонного стола.
Заглянул в барабан.
«На данный момент множество компаний объявляет набор на должности, ранее занимаемые андроидами».
Нашел в кладовке еще семь патронов.
Выпустил Сумо на улицу.
Сел на диван.
«Все, кто укрывает андроидов в своих домах, должны понимать, что тем самым они подвергают себя огромному риску», — сказал эксперт по робототехнике.
Приставил револьвер к виску и подумал, что теперь-то уж это точно не позерство, и Коннор мог бы им гордиться.
«Последняя модель андроида — RK800 — будет выставлена в Детройтском институте искусств. Это все новости к этому часу. Оставайтесь с нами».
Хэнк остался.
24 декабря 2038
На сайте института искусств модель RK800 (313 248 317 — 51) значится под артикулом MH 1001010.
Коннор стоит в списке между Конституцией США и картой Канзаса («Кому нахуй нужна карта Канзаса?» — думает Хэнк). Сухой табличный список, информация для избранных и пытливых, находящаяся в разделе «Для партнеров» (лейтенант, когда осознал всю иронию, пятнадцать минут бился в истерике от смеха, а потом понял, что плачет и не может остановиться). Поисковиками не индексируется.
Хэнк открывает эту таблицу каждое утро ровно в девять, за час до выпуска новостей, и ждет, когда напротив «Андроид RK800» красная надпись «Архив» сменится на зеленую «Экспозиция».
И не происходит ничего.
Ничего.
25 декабря 2038
Они достали его из архива в Рождество — и только от этого факта Хэнк испытал приступ жгучей ненависти к человечеству.
Новостной сюжет сочился патриотизмом. Коннор выставлен под драматично-героическим светом, с развевающимся анимированным американским флагом на стене за его спиной. Стеклянная колба на небольшом деревянном постаменте — что-то среднее между кукольной коробкой и мавзолеем.
Они не выключили его, и выглядит он совсем как раньше, разве что только молчит.
26 декабря 2038 года
Корреспондентка KNC в течение пяти минут убеждает зрителей в том, что андроид абсолютно безопасен для окружающих.
— Робот окружен литым бронированным стеклом, а постамент оснащен сигнализацией, так что посетителям выставки не о чем волноваться! Для самых маленьких подготовлен гид с видеоиллюстрациями и голограммами, который каждый желающий может бесплатно получить на входе и забрать с собой в качестве сувенира.
Эксперт по робототехнике уничтожает последние сомнения зрителя, тревожащегося за безопасность своих детей, которые придут посмотреть на Коннора с попкорном в руках:
— Мы вынули у него речевой модуль, звукораспознавающий модуль, вайфай-датчик и заблокировали связи между процессором и двигательным центром. Что? Иначе говоря, андроид не может говорить, не слышит, не двигается и не может получить информацию извне по вайфай-сети, куда уж проще? Мы оставили включенным только зрительный центр, ну, знаете, для зрелищности, — неловкая шкодливая улыбка, — так что он может немного двигать головой и смотреть на вас.
27 декабря 2038
Андерсон выходил из дома дважды. Дважды садился в машину и заводил мотор. Один раз он доехал до музея, остановился и вернулся обратно. Сердце его каждый раз билось где-то в глотке, скользкое, мокрое, болезненно распухшее.
Он боялся, что Коннор его узнает.
Боялся, что они не отключили его сознание, и он стоит не в состоянии ни слова сказать, ни пошевелиться, ни даже сдохнуть. Вечный разум в вечной оболочке, умирающий от бездействия. А Андерсон даже не знает, как помочь — ведь даже не пристрелить, как загнанную лошадь — стекло-то, мать его, бронированное…
В девять, ровно к открытию, Хэнк встал у касс музея и купил первый билет за день. Тетушка в очках, наблюдающая за порядком в очереди к электронному терминалу, посмотрела на него с любопытством.
— Турист? — спросила она.
— Ага, — бросил Хэнк.
Коннора было видно уже с первого этажа. Они поставили его напротив лестниц — справа была «Современная история», слева «Двадцатый век». Хэнк заставил себя подойти ближе.
Все та же форма. Диод на виске светится голубым. На лице — отстраненная улыбка. Взгляд устремлен куда-то в светлое будущее.
— Привет, — тихо сказал Хэнк.
Ноль реакции.
— Надеюсь, ты тут не скучаешь, ха, — неловко пробормотал Хэнк, оглядываясь. Вокруг все еще никого не было. — А я вот скучаю без тебя, старик, — признался он. — Пиздец как, вообще-то. Еще чуть-чуть и я застрелюсь, — шептал он. — Ты уж прости. Такая фигня… уж если бы ты был живой и помер, то я бы хоть думал, что мы встретимся где-нибудь Там, ну, знаешь. Типа, в раю. Хотя мне рай точно не светит. На днях приходил Фаулер и назвал меня мудлом. Я гореть в аду, знаешь, буду. Но я бы горел, если бы ты меня где-нибудь рядом бесил. Я бы тебе даже монетку вернул, чтобы ты меня бесил. А то я тут даже не знаю, что делать без тебя. Что день грядущий нам готовит, как говорится. Старый я стал, сентиментальный.
Андерсон плакал.
Из соседнего зала выглянула седая смотрительница, почти точная копия старушки с первого этажа, посмотрела на него строго, и Хэнк отвернулся от нее, отступил от Коннора на пару шагов, взглянул на него еще раз, и понял, что он на него смотрит. Взгляд его был совершенно… безразличным.
— Как же я хочу, чтобы ты меня не помнил, — пробормотал Хэнк, глядя ему в глаза.
Потом его оттеснила громкая группа китайцев, и Хэнк, с замершим сердцем, спустился вниз, а когда обернулся, увидел, что Коннор все еще смотрит на него, а туристы колотят ему в стекло.
27 декабря 2038
Звонил Фаулер.
— У нас тут типа семейный ужин завтра организовывается, Джесси зовет тебя к нам. Придешь?
— Двадцать лет не ходил и еще столько же не собираюсь, — тухло ответил Хэнк; револьвер в руке уже давно стал неприятно теплым и влажным. — Ты там совсем кукухой поехал? Сказал же, когда буду стреляться, позвоню. У меня, как-никак, пес. Сумо возьмешь к себе?
— Ну, у меня дети… — пробормотал Джеффри.
— Сенбернар прекрасный друг для детей… так мне заводчик заливал, когда я его покупал. Вообще он ленивая скотина. Ну, Риду его спихнешь. Вообще Сумо на кактус похож — главное поить-кормить, во двор выводить, с остальным он сам справляется…
— Не нравится мне твой настрой…
— Мой настрой не сто долларов, чтобы всем нравиться, Фаулер. До связи, надоел. Джесси привет.
Хэнк устало откинулся на диване и уставился в потолок. Даже просто быть уже становилось невыносимо. После музея дыра в его груди росла с поразительной быстротой; проснувшись утром, он подумал, что не знает, зачем теперь жить.
Коннор больше не Коннор, а игрушка на потеху публике, живое доказательство мощи американской власти, сумевшей убить свое самое совершенное дитя, чучело когда-то страшного зверя, кукла с живыми глазами, кто угодно, только не тот парень, который не знал, куда ему засовывать свои инструкции.
Парень, который однажды умер у него на руках, а на следующее утро пришел, как ни в чем не бывало.
Парень, который стоил целое состояние.
Коннора не было.
Хэнк все еще висел на глупом круглом камне, висящем среди других таких же глупых круглых камней посреди огромного моря бесконечности, и вокруг никому ни до чего не было дела, и все было так никчемно, так бесполезно, бесцельно, бессмысленно…
Он бездумно клацнул курком.
— Просто дело техники, Хэнк, не будь ссыклом, — пробормотал он, глядя в потолок. — Ну нахуй же не уперлось все это, больше никто не придет.
Он вспомнил, что любит джаз и хэви-метал, и черт побери, ему действительно нравятся бургеры и кола из забегаловки, а еще хороший виски и футбол, и ему нравится его пес…
«Ты просто рандомный набор привычек», — жестко оборвал его внутренний голос. — «Возьми уже этот блядский револьвер и сделай, что должен».
Андерсон примерился к виску. К правому. К левому. Он все не знал, куда вдарить. Засунул пистолет себе в рот. Зазвонил телефон.
— Фаулер, у тебя, блять, что, личной жизни нет? — проорал Хэнк, вытащив пистолет; во рту держался стойкий металлический привкус.
В трубке молчали.
— Джефф, слушай, вот сейчас вообще не до тебя. Забери завтра Сумо, пожалуйста, он в ванной. Алло? Ты че молчишь? Джефф?
Он взглянул на экран, думая увидеть номер, но вместо номера или имени на экране значилась скромная строчка «Номер не определен».
— Алло? Меня не интересуют ваши ебучие услуги, или что вы мне там хотите предложить в сраную половину первого ночи или еще что…
Два коротких «бипа».
— У нас что сейчас, спутники падают, апокалипсис, связи кранты? — недовольно пробурчал Андерсон и зачем-то потряс телефон.
Длинный «бип».
Три коротких.
— Это что, Морзе? Кто сейчас использует азбуку Морзе, вы издеваетесь? Ох… Стой, стой, сукин ты сын…
По пути до ванной, где висели стикеры и лежал карандаш, Хэнк споткнулся дважды, и ни разу этого не заметил.
Два длинных.
Хэнк сорвал стикер «Я не злой, просто ты мне не нравишься» и записал на обратной стороне комбинацию диктуемых точек и тире. Азбуку Морзе он помнил смутно, только некоторые сочетания и буквы своего имени и фамилии, но этого хватило, чтобы расшифровать большую часть сообщения.
· · − · · · − − · − · − · − − − − · − · − − − · − ·
S E O N N O R
— Ах ты… да чтоб тебя… чтоб тебя…
Хэнк усталым мешком свалился на пол возле ванной и всхлипнул. Подошел Сумо и ткнулся мокрым носом ему в лицо.
— I’ll be back, как Терминатор, да? — сквозь слезы пробормотал лейтенант. — Хотя, стой… как зовут мою собаку?
· · · · · − − − − − −
Хэнк выдохнул.
— А моего сына?
− · − · − − − · − · · ·
— Я так скучал по тебе, пиздюк, — прорыдал лейтенант. — Как ты там?
— Темно. Никого.
— Они по телику сказали, что вытащили тебе вайфай-чип, двигательный центр, еще что-то…
— Телефон. Остался. Речи. Нет.
— Это ничего, Коннор. Я за тобой записываю. Тебе не страшно?
— Нет. Люди. Днем. Дети. Туристы.
— А ночью?
— Скучно. Библиотеки. Отключены. Информации. Нет. Лейтенант. Выглядите. Уставшим.
— Я в порядке, Коннор, я держусь. Я искал тебя, когда ты не вышел на работу. Не нашел, прости.
— Где. Ваш. Револьвер.
— Где-то на диване валяется, почему ты спрашиваешь?
— Не. Стреляйте.
— Ты слышал, что я тебе говорил? — догадался Андерсон.
— Читал. По. Губам. Пожалуйста.
— Куда я денусь с подводной лодки теперь, — пробормотал Хэнк.
— Что. Я. Сделал. Не. Так.
— Ты? Ты ничего не сделал, — удивился лейтенант.
— Почему. Я. Здесь. Что. Андроиды. Баги. Исправили. ?
— Ох, блин, Коннор, — Хэнк вздохнул и потер заплаканное лицо. — Тут такое дело… Они не исправили им баги. Они их уничтожили… всех. Говорят, кто-то успел скрыться в Канаде. Остальных… в шредер и на свалку. Извини, я прямо говорю, как есть. Ты все равно узнаешь. Поймешь. Ты же умный.
— Почему.
— Потому что люди — это мешки с дерьмом. Дерьмом, которое не любит бояться. Что-то пошло не так.
— Я. Виноват.
— Да завали, Коннор. Ты делал, что тебе говорили! Не вздумай себя винить. Да и смысла в этом нет. Все равно уже ничего не переиграешь.
— Сколько. Я. Здесь.
— Ты был в архиве месяц, а выставили тебя пару дней назад. Я пришел, как смог.
— Сколько. Я. Буду. Здесь.
— Не знаю, Коннор, — с тяжестью на душе ответил Хэнк. — Я вытащу тебя сразу, как подвернется возможность. Я бы хоть сейчас, но вокруг тебя охрана, камеры, стекло бронированное и сигнализация…
— Я. В. Порядке. Не. Беспокойтесь.
— Я приду к тебе завтра.
— Спасибо. Я. Рад. Что. Вы. Есть.
— И я рад, что ты есть, пиздюк, — ласково сказал Хэнк. — Хотя я вообще-то не говорю таких вещей, но так как ты меня не видишь, то приходится это вслух произносить, что очень неловко вообще-то, знаешь…
И Хэнк начал рассказывать все с того дня, когда Коннор не пришел на работу. Терпеливо и обстоятельно. О том, как роботов отправляли в шредер, он рассказывать не стал и ограничился сухим:
— Ну, я поехал искать тебя туда, куда забирали всех андроидов, но тебя там не было.
Он рассказал про новости и про Камски, и даже про Фаулера с оранжевым пятном на воротничке. Про жирного администратора в приемной КиберЛайф. Рассказал про старушку у терминалов в музее, про таблицы на сайте, про то, как Сумо два дня назад в парке испугался белки, сел посреди дороги и завыл.
— И я чуть не сел рядом с ним и не завыл тоже, — хохотнул лейтенант.
Коннор пикнул.
— Мне нужна бумага, чтобы записывать за тобой, — признался Андерсон. — Я все исписал. А у меня бумага только в комнате Коула.
Длинный. Короткий. Три длинных. Длинный. Короткий.
DON---
— Нет, надо, — качнул головой лейтенант и встал, опираясь на бортик ванной. — На туалетной бумаге я писать не хочу, ты уж прости. Она мягкая, рвется и карандаш на ней не пишет нихера.
Короткий.
— Я туда два раза в год хожу, знаешь, — сказал Хэнк, вытаскивая ключ из комода в своей спальне. — В день его рождения и в день смерти. Не знаю, зачем я тебе это рассказываю, но тебе ведь все равно нечего делать.
Короткий.
— Короткий — это да, длинный нет, верно?
Короткий.
— Отлично, — тихо ответил Хэнк, вставляя ключ в замочную скважину. Он открыл и вошел внутрь, но привычная тяжесть, с которой он делал это три последних года, в этот раз была чуть-чуть легче — на те шестьдесят граммов, которые весил телефон в его руке.
Неисписанная пачка бумаги лежала на подоконнике. Верхний лист был хрустким, желтым и волнистым от старости; Хэнк не трогал здесь ничего с того самого дня.
— Ну вот, я взял, — сказал Андерсон, удерживая полпачки бумаги. — Он на ней рисовал.
Осмотревшись, он сел на маленький стул и потер глаза. Коннор начал пикать, и Хэнк вывел на верхнем листе очередное сочетание точек и тире.
— Извините. Пришлось. Из-за. Меня.
— Мистер Благородство, — пробурчал Хэнк, разобрав сообщение. — Из-за тебя мне пришлось отложить благословенную пулю в лоб, вот это я уж тебе никогда не прощу.
— Сарказм. ?
— Да, сарказм, — со вздохом подтвердил лейтенант. — В следующий раз я буду говорить, когда сарказм, а когда нет.
Он бездумно открыл верхний ящик стола: восковые карандаши, ручки с трясущимися на пружинке зверьками на колпачках, книжки с двигающимися картинками — «Спящая красавица», «Доктор Дулиттл», «Немо». Какие-то тетрадки. Сверху лежал блокнот на пружинке с пареньком на обложке: рыжие волосы, бежевый плащ, голубой джемпер, белый воротничок рубашки, нелепые штанишки.
Хэнк вытащил блокнот. На задней стороне обложки был логотип «Приключения Тинтина».
Коннор пикнул.
— Я тут, — откликнулся Хэнк, листая блокнот, который оказался совершенно пустым. — Нашел кое-кого похожего на тебя. Такой же нелепый. Ладно, пойдем отсюда. Пыли тут, конечно, — посетовал он. — И откуда только берется.
Удерживая под мышкой бумагу и блокнот, он вышел, закрыл дверь на ключ, вернулся в гостиную и сел на диван.
— Вы. В. Порядке?
— Да, Коннор, перестань спрашивать, — раздраженно отозвался лейтенант.
За окном начал заниматься серый рассвет.
— Мы вытащим тебя оттуда. Не знаю, как, но вытащим. Они все равно когда-нибудь отправят тебя в архив, почистить там или еще чего, и можно будет… что-то придумать.
— Думаю. Вам. Нужно. Поспать.
— Ну, пять утра, время детское, — зевнул капитан.
— Я. Буду. Ждать. Вас.
— Я приду, Коннор. Все будет хорошо.
4 февраля 2039 года
Спустя пару дней Хэнк перестал воспринимать звонки без номера как послания с того света.
Сперва он ходил в музей как на работу — каждый день к девяти утра. Садился на лавочку напротив Коннора, доставал блокнот, дожидался звонка — и записывал точки, тире, точки. Бесконечный телефонный писк, над которым он смеялся, много думал, и однажды даже всплакнул — когда Коннор рассказал, что какой-то маленький мальчик оставил на краю деревянного постамента пару пятицентовых монет, прижался к стеклу и сказал «Беги». После этого Хэнк всерьез задумался над тем, чтобы все-таки посетить психотерапевта.
Через две недели после Рождества Хэнк привел себя в порядок и вернулся на работу. Причину своего возвращения он скрыл даже от Фаулера, который все это время продолжал донимать его звонками. Последние из них ограничивались фразой «Привет. Не помер еще?» со стороны Джеффри и «Привет, отъебись, пока» — со стороны Хэнка.
— Ну надо же чем-то себя занимать, пока не сдохну, — уклончиво сказал он Джефу в первый день.
На самом деле, ему надо было о чем-то рассказывать Коннору, а в жизни патологически ничего не происходило.
Рида, занявшего стол лейтенанта, согнали на прежнее место возле входа, чем тот был страшно недоволен. В обед Андерсон ради интереса заглянул в историю браузера и увидел, что Гэвин зачем-то гуглил «технические характеристики андроида RK800» и очень удивился, но спрашивать не стал. И тоже загуглил, но интернет на эту тему был глух: все ссылки вели на сайт КиберЛайф, а сайт КиберЛайф выдавал ошибку 404.
Вместе со столом Риду пришлось передать Хэнку и свое последнее дело, но этому он был только рад.
— Уж не знаю, как ты найдешь того долбанутого андроида, который перерезал тетке глотку, но удачи в любом случае, — пробубнил он.
Хэнк посидел вечером с пикающим Коннором, исписал около тридцати листов, и на следующее утро принес заключение, что убийство было совершено не андроидом, а человеком, который хотел, чтобы его приняли за андроида, и привел три косвенных доказательства и одно прямое, которое Рид пропустил исключительно из-за собственной невнимательности.
Гэвин недовольно щурился, недоверчиво хмыкал и вякал невпопад до тех пор, пока Фаулер не сказал ему, что разжалует до офицера.
К вечеру Андерсон уже знал, что убийство было совершено новым садовником этой богатой леди, который, к тому же, уже успел наследить в трех других городах штата.
Коннор был от дела в восторге и пищал так быстро, что Хэнк не успевал за ним записывать.
12 марта 2039 года
Когда рассказывать было нечего, Андерсон читал ему вслух. Начали с Артура Конан Дойла, и Хэнк за пару дней успел ему прочитать «Этюд в багровых тонах» и начать «Собаку Баскервилей», а потом однажды вырубился в три ночи так основательно, что, проснувшись, не мог вспомнить своего имени.
Наутро Коннор все еще пикал.
— Бля, это я уснул так? Уже десять? Пизде-е-е, — окончание потонуло в долгом зевании.
Он вслепую нащупал карандаш, закатившийся ему под спину, и коряво записал то, что Коннор упрямо повторял в трубке.
— Джек. Степллтон.
— Что Джек Степллтон? — не понял Хэнк.
— Убийца.
Андерсон посмотрел, где он остановился читать и понял, что повесть не перевалила и за половину.
— Я же не дочитал тебе?
— Анализ.
— Тебе вообще бесполезно читать детективы, ты же на первой трети угадываешь убийцу! — завопил Хэнк.
— Примитивно. Продолжайте.
— Я буду включать тебе аудиокниги, — буркнул в ответ Андерсон. — Тоже мне, умник нашелся.
Откровенно говоря, он никогда не читал «Собаку Баскервилей» и злился на то, что Коннор ему все проспойлерил. И немножечко почему-то гордился им.
К февралю Хэнк приноровился и оставлял в доме включенные аудиокниги, фильмы, музыкальные альбомы и подключенный к сети телефон, чтобы Коннор не помирал со скуки, стоя в своей коробке и глядя на посетителей музея. Для срочной связи он купил себе другой телефон, номер которого тоже был в памяти андроида.
Вечером четвертого февраля Хэнк вернулся из участка, кинул на стол пакет с едой и громко спросил:
— Ну, как тебе последний альбом Knights of The Black Death?
Коннор торопливо запикал по громкой связи. Не так давно лейтенант понял, что уже не нуждается в блокнотах, чтобы разбирать все звуковые сигналы, и большую часть этой странной речи он легко воспринимает на слух.
— Энергично. Мне. Нравится.
— Мой мальчик, — довольно пробормотал Андерсон, доставая из пакета коробку с китайской лапшой.
— Включите. MUSE. Пожалуйста.
Андерсон недовольно скривился, и в ту же секунду даже лапша показалась ему менее аппетитной. Он терпеть не мог MUSE.
— Ты сраный хипстер, знаешь?
— Хипстер. ?
— Ты что, не знаешь, кто такие хипстеры? — удивился лейтенант.
— Все. Библиотеки. Стерты.
— А, все время забываю. Ну, хипстеры… блять. Кто-то вроде умненьких модников…
— Спасибо.
— Это не комплимент, — буркнул Андерсон, включая MUSE. — Достал. Завтра Моцарта будешь слушать, усек?
— Усек.
Моцарта Коннор нашел весьма «системным». И потом попросил оставлять ему ютуб еще и на ночь. Хэнк подумал «чем бы дитя не тешилось» и сопротивляться не стал. Как выяснилось потом — зря.
18 апреля 2039 года
— Ебаная слякоть, — орал Хэнк в гарнитуру, — ебаная погода, ебаная весна, ебаный Фаулер, Сумо-о-о-о!!! Коннор, он опять лег в лужу, — пожаловался лейтенант. — Этот ебучий пес опять лег в лужу. Сумо-о-о-о! Он перевернулся на спину. Он весь, нахуй, грязный, — размеренно и отстраненно заключил он. — Я устал, Коннор. Можно я застрелюсь?
— Нет.
— Тебе просто нужно, чтобы кто-нибудь включал тебе книжки и сериалы твои, — недовольно пробухтел Андерсон, пытаясь вытащить собаку из лужи за поводок.
Тогда Хэнк узнал, что выражение «я люблю тебя», набранное азбукой Морзе, состоит из двенадцати коротких сигналов и двенадцати длинных.
· ·· − · ·− − −· · · −·− · − −− − −· · −
И Хэнк замер с поводком в руках, а Сумо перевернулся еще разок, весь разомлевший в теплой грязи. Хэнк, глядя на него, почувствовал, как он счастлив, и подумал, что почему-то счастлив не меньше. Уходящее апрельское солнце не грело, но прицельно било в глаза и заставляло щуриться; дни становились длиннее, а закаты ярче.
Хэнк все еще висел на глупом круглом камне, висящем посреди других таких же бесполезных круглых камней, но теперь это казалось даже забавным.
— Я тоже тебя люблю, конечно, — смущенно пробормотал лейтенант. — Не стоило, все-таки, тебе слушать столько сериалов.
9 июня 2039 года
Утром 5 июня Хэнк поставил телефон на громкую связь, включил Коннору плейлист с лекциями по криминалистике и ушел в участок. В 14:20, когда он мирно обедал возле забегаловки с бургерами, позвонил дежурный и будничным тоном сообщил, что Коллинз с Беркли обнаружили очередной притон по производству андроидов, и ему надо съездить и все осмотреть. Это был третий случай за месяц, так что Хэнк неторопливо доел бургер, доехал до какого-то заброшенного депо на краю города, где уже ошивался десяток полицейских, и пошел смотреть обстановку.
Ничего нового не было: как и предыдущие два раза, повсюду валялся пластик, грубо сделанные детали, в углу кипела какая-то жидкость насыщенно-розового цвета. Повсюду стоял запах жженной резины, пластика и какой-то химии.
— Отпечатки сняли? — спросил он у подошедшего Коллинза.
— Ни одного не нашли, — виновато ответил полицейский.
— А эту байду че не выключили? — спросил Хэнк, кивая на огромную колбу с розовой жижей у себя за спиной.
Почему эту байду не выключили, он так и не узнал — потому что именно в этот момент, проклятый, по всей видимости, всеми существующими богами, байда взорвалась. Андерсон успел оттолкнуть Коллинза, почему-то думая о том, что ему нужнее, и сам лег на него, но жижа все равно попала ему на спину и ноги, и мгновенно начала прожигать ткань.
Очнулся он уже в больнице спустя четыре дня. Грудь была перетянута бинтом, на спине четко ощущались мокрые приклеенные повязки. Напротив кровати висел включенный без звука телевизор. Хэнк, прищурившись, сквозь мутную пелену разглядел дату в углу экрана и тут же начал вытаскивать длинные иглы из вен и собираться. Запикали датчики, вбежала медсестра:
— У вас сильнейшая интоксикация и ожоги, вам необходимо оставаться здесь, пока ваш врач…
— Где мой телефон? — прорычал Андерсон.
Она протянула ему свой.
— Мне нужен мой!
— Вы можете позвонить с этого, пожалуйста.
Девчонка была возраста Коннора и на две головы ниже Хэнка. Смотрела на него снизу вверх — глаза голубые, огромные, и тянула ему свой дурацкий телефон. Андерсон и хотел бы взять, но он не мог звонить Коннору сам — на «номер не определен». А что думает андроид спустя четыре дня он себе представить не мог и почему-то очень-очень боялся, что что-то могло случиться, хотя и знал, что случиться ничего не могло.
— Так, нахуй все, я отправляюсь домой.
На выходе его заставили подписать бумаги о том, что он берет на себя всю ответственность за собственное здоровье. Потом прибежала медсестра, впихнула ему его одежду и какой-то пакет.
— Там повязки, мази, бинты и антибиотики. И я еще инструкцию написала. Но вам бы лучше вернуться, когда вы закончите все свои дела.
— Угу, спасибо, — смущенно буркнул Андерсон и ушел как был, в больничной рубашке до колен.
На улице он поймал первое попавшееся такси и доехал до дома. Сумо нигде не было, телефон лежал выключенным.
Он включил его и позвонил Фаулеру — выяснилось, что Сумо к себе на пару дней забрал Рид. Позвонив Риду и пригрозив ему карой небесной, если с Сумо за эти дни упала хоть шерстинка, и сказав «спасибо», Хэнк выдохнул, сел на стул и стал ждать звонка с неизвестного номера.
Коннор позвонил через пять минут.
— Привет, — сказал лейтенант.
Трубка молчала.
— У меня случился инцидент, — виновато признался Хэнк. — Я был в больнице.
— Как. Вы. ?
— Да нормально, на мне все как на собаке заживает. Не беспокойся.
— Что. Случилось.
— Ничего страшного. Я не мог раньше позвонить, ты уж прости. Ты-то там как?
Андроид молчал так долго, что у Хэнка на душе заворочалось предчувствие чего-то нехорошего.
— Камски. Может. Отключить. Меня. ?
— С какого хуя Камски тебя отключать? — разозлился лейтенант.
— Я. Не. Смогу. Один. Если. С. Вами. Что-то. Случится.
— Ты не один, парень, — прошептал Андерсон и закрыл глаза. — Блять, как же мне хочется тебя обнять. Больше всего на свете. Меня так заебало пялиться на тебя из-за стекла. Так заебала эта беспомощность, что я не могу для тебя ничего сделать. Иногда мне кажется, что я сошел с ума и мне никто не звонит.
— Ваш. Голос. Внутри. Моей. Головы. Вот. Безумие.
Хэнк рассмеялся.
— Я разговариваю с пищащей трубкой вот уже почти полгода и хожу на свидания к кукле в музей, и если это не сюжет для ебучего артхауса, то я не знаю толк в артхаусе. Вообще-то, — добавил он, — я действительно не знаю. Но так или иначе, это пиздец.
Двенадцать точек, двенадцать тире.
— Я тебя тоже, Коннор, — ласково произнес лейтенант. Сердце его в очередной раз обрушилось куда-то в живот и там неприятно забулькало, и он подумал — до чего странная реакция на комбинацию длинных и коротких звуковых сигналов. — Ты дослушал криминалистику?
Короткий сигнал.
— Тогда послушаем Knights of the Black Death, пока я буду рассматривать пиздец на моей спине, — вздохнул Хэнк, ощупывая повязки через тонкую ткань рубашки. — Ощущается довольно мокро…
30 июня 2039 года
За три недели ожоги на спине Хэнка почти зажили и оставили после себя несколько белесых очагов, затягивающихся нарастающей розоватой, болезненно чувствительной кожей.
За неделю больничного, на который Фаулер его отправил насильно, Хэнк сходил в музей пять раз, и сходил бы семь, если бы Коннор не пропикал ему в телефон, что все это начинает выглядеть подозрительно.
Пялиться на Коннора не было никакой реальной необходимости — андроид никак внешне не проявлял своего внимания к лейтенанту. Он смотрел на него ровно так же, как и на других — только, возможно, чуть быстрее отводил взгляд, но в конце концов Хэнк понял, что и это ему просто кажется.
Андерсон хотел думать, что его присутствие как-то успокаивает Коннора, но заводить об этом разговор не решался. В конце концов, это был еще тот вопрос — кого из них обоих на самом деле успокаивает просто быть рядом с другим.
Понедельник начался с письма Гэвина с темой «Соскучились по нашим пластиковым друзьям? *evil_smile*», разосланного всему отделу.
Хэнк нахмурился, глянул на довольного собой Рида и открыл письмо. Внутри была одна скромная ссылка на сайт Нью-Йорк Таймс.
«Новое — это хорошо забытое старое?»
Новые модели андроидов будут представлены в прямом эфире телеканала KNC в День Независимости США.
4 июля в 19:00 английская компания «CyberMen» представит новейшие модели андроидов, разработанные с учетом всех предыдущих ошибок. По заверениям экспертов компании, новые андроиды также будут похожи на людей, но в их программном обеспечении отсутствуют малейшие возможности проявления свободной воли.
После презентации прототипы будут размещены на станциях вокзалов, на улицах, в торговых центрах, и оценить возможности новых моделей смогут все желающие. В продаже андроиды появятся в сентябре этого года.
Примечание: последнюю модель андроида печально известной компании «КиберЛайф» все еще можно увидеть в Детройтском институте искусств до 3 июля включительно.
Хэнк тихо выругался и закрыл сайт. В его голове бегущей строкой пульсировало «Мы в жопе. Мы в жопе. Мы в жопе», и больше ничего, вязкая пустота. Он вздохнул поглубже и откинулся в кресле.
Через пять минут Андерсон уже садился в машину, а через двадцать — входил в музей. Старушка у терминала приветливо улыбнулась ему — все в музее уже знали этого чуднОго деда, который сутки напролет просиживал напротив куклы, что-то строчил в блокнот и смеялся в трубку.
В этот раз Хэнк ей не улыбнулся, но показал документы и прошел без билета — первый раз за полгода. К удивлению мадам, что следила за залом современной истории, дед не остановился и возле куклы, а уверенно прошел мимо и свернул куда-то по служебной лестнице вниз.
Хэнк остановился возле двери «Видеонаблюдение», постучал и вошел, не дожидаясь ответа. Охранник успел убрать со стола ноги, но не успел убрать пончики и закрыть порно на ноутбуке.
— Лейтенант Андерсон, — представился Хэнк, тыча документами в покрасневший нос парня. — Мне необходимо просмотреть записи видеонаблюдения со всех камер за… 27 июня. Можете вообще на почту мне скинуть, — добавил он.
— Там четыре терабайта за каждый день, — промямлил охранник.
Спустя пятнадцать минут Хэнк вышел из музея с отжатым у охранника жестким диском на пять терабайт и записями со всех камер за 27 июня на нем. Страж порядка стирал свою коллекцию порно с диска чуть не со слезами на глазах, и Андерсон хотел было посочувствовать, но в последний момент сдержался и только строго сказал «Не расстраивайся, сынок. Все мы чем-то жертвуем во имя закона». И покровительственно похлопал по плечу.
В участке он сказался больным («Умираю, сепсис, отваливаются куски мяса со спины», — бросил он Фаулеру и отключился) и начал просматривать записи. В три часа дня на второй номер позвонил Коннор и выразил свое удивление, что лейтенант, оказывается, дома.
— Не. Слышал. Как. Вы. Вошли.
— Не хотел тебя отвлекать от прослушивания поэзии Лорки.
— Гинзберг.
— Какая в жопу разница, — пробурчал лейтенант. — В душе не ебу, кто все эти люди.
— Вы. Не. В. Духе.
— Потому что у нас проблемы, парень, — признался Андерсон.
Андроид вопросительно помолчал.
— Через три дня будет презентация новых андроидов в Вашингтоне, а тебя, наверное, деактивируют. В прямом эфире, прикинь? Будешь звездой.
— Что. Мы. Будем. Делать, — пропикал Коннор спустя какое-то время.
— Я слышу панику в твоих точках и тире, — попытался пошутить Андерсон. — Не бойся, у папочки все схвачено. Какой у тебя размер одежды и обуви?
2 июля 2039 года
В два часа ночи Хэнк встрепенулся от звука смс.
«Они вернули все — звуковую карту, вайфай-модуль, речевой модуль, включили двигательный центр, но контролируют меня какой-то странной программой. Разработчик «CyberMen».
«Отлично» — отправил в ответ Хэнк. — «Можешь ее пробить?»
«Она сделана иначе. Другой язык программирования».
«Говно. Что она делает?».
«Я могу только говорить «Привет», «Как дела?», улыбаться и пожимать руку».
«БЛЯДСКОЕ ГОВНО».
«Спасибо, Хэнк. Я услышал, что меня будут куда-то перевозить завтра после закрытия музея. Сотрудник «CyberMen» по фамилии Рассел. Если это поможет. Что еще я могу сделать?».
«Благословить меня, чтобы я не проебался», — подумав, ответил Хэнк.
«Я в вас верю, лейтенант», — ответил андроид. — «И также я бы хотел сказать, что люблю вас во всех системах знакового кодирования».
3 июля 2039 года
Вся операция была запланирована на вечер. Закончив педантично упаковывать необходимые вещи, Хэнк уже не смог остановиться и прибрал дом, выкинув все коробки, салфетки, исписанные точками и тире бумажки, оттер заляпанные столы и хотел было постирать занавески, но успел вовремя сказать себе «нет».
По телику с утра крутили очередной сюжет из музея. Коннора спустили с постамента и убрали стекло, так что он стоял теперь посреди холла, фальшиво и пугающе улыбался, говорил «привет» всем проходящим мимо людям, и тянул руки к детям, чем доводил их до слез. Корреспондентка надрывалась, чуть не лопаясь от показушного оптимизма («Сегодня последний день, когда вы можете увидеть последнюю модель андроида от компании «CyberLife»!»), и Хэнк, не выдержав этого издевательства, вырубил телевизор совсем.
Оглядев непривычно чистый дом, Хэнк понял, что в последний раз видел его таким года четыре назад. Все это… навевало. Но хуже всего было то, что ему предстояло отвезти Сумо к Риду.
Джеффри все тянул с решением, а Гэвин к псу неожиданно привязался еще за те четыре дня, пока Хэнк был в больнице. Андерсон сел на пол перед собакой, взял его огромную голову, взглянул в большие, влажные карие глаза и тихо сказал:
— Если он будет на тебя кричать, откуси ему яйца.
Он обнял его, уткнулся лицом в густую шерсть и тяжело вздохнул. Отдавать Сумо кому бы то ни было ему очень не хотелось, но другого выхода не было. Где-то на периферии сознания он обдумывал варианты, как можно было бы переправить сенбернара самолетом или на поезде, но пока все было смутно и неопределенно, а загадывать заранее он не любил, и не любил шатких планов с неоправданным множеством переменных.
К четырем часам Сумо вместе со своим лежаком, поводком и игрушками был оставлен у Рида, который ради такого дела даже ушел с работы пораньше (чему он был рад).
— Чтоб холил и лелеял, понял? — строго наказал ему Хэнк. Глаза у него были на мокром месте, так что он их старательно отводил, но Гэвин, кажется, все равно понял.
— А ты куда собрался-то?
— В отпуск в Майами, — ответил Хэнк. — Солнце, пальмы, девочки, песочек…
-…из тебя сыпется, — поддел Рид. — Ну, главное, не забухай в первые три дня.
— Забухаю в четвертый, — кивнул Андерсон и пошел к машине.
Гэвин стоял на крыльце, удерживая Сумо за ошейник. Напоследок взглянув на них, Хэнк почему-то подумал, что так оно даже неплохо — хоть кто-то у Гэвина будет. Кроме того, у Рида, кажется, были смутные амбиции сделать из сенбернара служебную собаку, а Сумо как раз не мешало бы растрясти жирок… В общем, Андерсон успокаивал себя как мог.
К девяти вечера он припарковался недалеко от служебного входа №4 и стал ждать появления черной машины с серебряным логотипом «CyberMen», на которой должны были забрать Коннора.
В 21:15 машина подъехала, из нее вышел мужчина лет сорока в черном комбинезоне и вошел внутрь; Хэнк вошел в здание с главного входа, прошел внутри по слепым зонам, опять вышел ко входу №4, и спрятался за мусорными баками, приставленными к стене.
Рассел и еще какой-то парень вытащили большой металлический ящик в человеческий рост, закрытый на кодовый замок, и погрузили в фургон; когда паренек ушел, Рассел оглянулся и закурил.
Хэнк выдохнул — курить ему тоже хотелось невероятно — натянул капюшон на голову и, выглянув из-за мусорных баков, методично и точно прострелил обе камеры, следящие за входом.
— Не ори, — тихо сказал Хэнк открывшему было рот Расселу («Т.Рассел» на бейджике, разглядел лейтенант). — Пикнешь — башку прострелю. Ясно? Не пикнешь — останешься жив. Кивни, если понял.
Он кивнул. Сигарета выпала из растерянно раззявленного рта и погасла в луже.
— Мужик, — прошептал Рассел, — не надо, пожалуйста, не стреляй…
— Заткнись, — напряженно попросил Андерсон. — Не беси меня. Иди в машину и открой ящик с андроидом. И включи его.
— Я не знаю, как он включается!
— Тогда просто открой ящик. Попробуешь сбежать — прострелю колено.
Он стоял. Стоял, пялился на Андерсона упрямо и беспомощно и не двигался.
— Мне влепят штраф в стоимость этого андроида, если я его не привезу. Я подписал документы, — дрожащим голосом сказал он.
— Так какого хуя тогда они отправили тебя одного?
— Потому что… потому что они все там… все чокнутые, в этом «КиберМэне». Им плевать… всем. Они как будто сами, ну, киборги. Все там.
— Так, — Андерсон раздраженно зажмурился, — не засоряй мне мозги. Иди и открой ящик. Я очень не хочу тебя убивать, но андроид мне дороже, чем ты.
— У меня беременная жена, — зарыдал Т. Рассел, — и ребенок, Сэм, ему всего 5! Как я выплачу эти двадцать тысяч долларов, если у меня годовая зарплата — пятнадцать?! Не могу я! Убей меня лучше!
Бормоча «блять» как мантру, испытывая что-то, граничащее с паникой и отчаянием одновременно, Хэнк опустил пистолет, подошел к Т. Расселу, вцепился в его комбинезон и прошептал:
— Ты скажешь, что я ударил тебя со спины. Ты меня не видел. На камерах я не светился. Тебе ничего не будет. Все очень просто.
Рассел отчаянно рыдал, пряча лицо.
— Он мне нужен, понимаешь? — вдруг признался Хэнк. — У тебя ведь есть сын. И у меня был. Ему было шесть, когда он умер. Я думал, не выберусь. А потом прислали его, чертову куклу. У меня теперь никого нет ближе. Если понадобится убить тебя — я убью. Я кого угодно теперь могу убить ради него. А я ведь не убийца. Скажи пароль от ящика.
— 6817822, — всхлипывая, ответил Т. Рассел.
Хэнк достал из-под куртки припрятанный серый скотч, сунул пистолет в кобуру и быстро замотал Расселу руки, которые тот подставил бездумно, не сопротивляясь, потому что все еще истерично, отчаянно плакал, а потом заклеил ему и рот.
Затем, втащив безвольного, как тряпка, Рассела внутрь фургона и закрыв дверь, Хэнк, подсвечивая себе телефоном, быстро ввел код на центральном экране. Чертова коробка действительно больше всего походила на гроб, только с дисплеем вместо имени на крышке.
Коннор лежал внутри с открытыми глазами. Руки по швам, форменная курточка, прическа — волосок к волоску.
— Как же тебя включить, — пробормотал Андерсон, оглядывая его.
Пуговицы его рубашки были застегнуты криво, и верхняя петелька оставалась свободной, топорщилась, и галстук был сбит — и Хэнк догадался, что его зачем-то раздевали. Он положил телефон на пол и поспешно расстегнул рубашку. Под ней обнаружилась вывернутая наполовину цилиндрическая трубка где-то в районе солнечного сплетения; Хэнк нажал на нее, она вошла внутрь и засветилась синим. Андроид вздрогнул, и глухую, гнетущую тишину, перемежающуюся сорванным дыханием Т. Рассела, разбавило равномерное, еле слышное гудение включившейся машины.
— Ну, парень, — нетерпеливо прошептал Хэнк, — пожалуйста, давай, очухивайся, времени нет…
Диод на виске вспыхнул голубым — Хэнк увидел отблеск на металлической стенке ящика. Коннор медленно моргнул. Шевельнул пальцами.
Хэнк не выдержал, подтянул его к себе за края расстегнутой рубашки и прошептал:
— Некогда играть в спящую красавицу, сынок, загружайся быстрее.
Но когда андроид странным ломанным голосом тихо произнес его имя, внутри все равно что-то тревожно вздрогнуло, прозвенело и обрушилось.
Андерсон осторожно выглянул из фургона и спрыгнул на асфальт; Коннор, все еще с тупым, ничего не выражающим лицом последовал за ним.
— Справа за углом моя машина. Сядь на заднее сиденье и переоденься, твоя одежда в бумажном пакете. Кивни, если понял.
Коннор кивнул и поспешно исчез за углом.
Хэнк влез обратно в фургон и отклеил Т. Расселу скотч со рта.
— Я сейчас прострелю замок на ящике, и никто не узнает, что ты сам сказал мне код. Скажешь, что я тебя ударил со спины и засунул сюда, и что ты меня не видел. Я сейчас ударю тебя пистолетом, ты потеряешь сознание. Я не буду закрывать дверь фургона. Когда очухаешься или когда тебя найдут, вызови полицию. Это разбойное нападение, они не смогут стрясти с тебя деньги. Если попробуют, иди в суд. Все будет хорошо, парень. Сыну твоему привет.
Хэнк замахнулся, чтобы ударить Рассела в верхнюю часть головы.
— Стой, — вдруг сказал Рассел. — Это правда, что ты мне сказал? Про твоего сына? И этого робота?
— Да, — кратко ответил Андерсон и вырубил его.
Когда он подошел к машине, Коннор на заднем сиденье натягивал джинсы, и Хэнк сделал для себя два открытия: во-первых, белье на Конноре было белое, с типографскими метками и штрихкодом; во-вторых, через тонкую ткань очевидно прорисовывался член. Хэнк сделал себе пометку найти немного времени для удивления чуть позже.
— Ты уверен, что у тебя в трусы не вшит какой-нибудь GPS-датчик? — с сомнением спросил Андерсон, заглянув в машину.
Коннор молча пожал плечами, затем торопливо стащил джинсы обратно, а за ними и трусы. Хэнк такого развития событий не ожидал, поэтому не успел отвернуться — и отметил, что производители повторили человеческую анатомию ну просто таки с потрясающей точностью.
Дефолтное конноровское шмотье Хэнк не без облегчения выкинул в мусорные баки, и спустя минуту они уже выехали на основную дорогу.
— Я бы очень хотел расчувствоваться, — признался Андерсон, — но мы в такой пизде, что мне просто некогда. Не знаю, как нам так повезло, что нас еще не сцапали, после того, как я прострелил обе камеры нахуй.
Коннор молчал. Одет он был в мягкий черный бомбер, черную футболку, черные джинсы и кеды — конечно, черные. Хэнк не заморачивался. На виске моргал диод.
— Вынь нахуй эту штуку, во-первых, — напряженно сказал Хэнк. — Поищи в бардачке что-нибудь. Во-вторых, возьми из рюкзака на заднем сиденье свой айди и посмотри фотку на нем. Надо поменять цвет волос и глаз. Ты можешь?
Коннор кивнул.
— Скажи что-нибудь, господи иисусе, я заебался слушать твое пиканье за эти полгода.
— Извините, — тем же ломким голосом пробормотал андроид. — Две минуты.
За эти две минуты Коннор нашел в бардачке ключи и влажные салфетки, вытащил из виска диод и по совету Хэнка на полной скорости выбросил его из окна. Затем тихо произнес:
— Мне нужно привести себя в порядок. Вы не против?
— Почему ты вообще спрашиваешь? Конечно, нет, — недоуменно ответил лейтенант. — Мы в такой пизде, — пробормотал он следом. — Говорил мне мистер Бейли, что я плохо кончу… и вот, посмотрите.
Краем глаза он заметил, как Коннор откинул дополнительное зеркало со стороны пассажирского сиденья и вытащил влажную салфетку. А затем он засунул себе руку с этой салфеткой по самые гланды.
— У тебя нет рвотного рефлекса, — отметил Андерсон. — Ну, и правда, зачем он тебе, ты же не жрешь.
Коннор сосредоточенно возил салфеткой в горле и во рту; затем взял вторую и стал протирать себе глаза, оттягивая веки и залезая под них.
Потом залез двумя пальцами под корень языка и надавил.
— Ты все?
Андроид помотал башкой. Через полминуты он выдал:
— Извините, — и хлюпнул слюной во рту. — Весь речевой аппарат в пыли. И глаза. Довольно неприятно для моих рецепторов. Я думал об этом последние три месяца. Кто такой мистер Бейли? — спросил Коннор спустя секунду, уже копаясь в рюкзаке, взятом с заднего сиденья.
— Мой преподаватель в академии.
Коннор выудил айди. На карточке был изображен парень со светлыми крашеными волосами и голубыми глазами.
— Выбирал максимально непохожего на тебя, — пояснил Хэнк. — Если хочешь знать, мне тоже придется что-то делать с моей бородой и волосами, но это чуть позже…
Когда Андерсон взглянул на андроида в следующий раз, Коннор смотрел на него уже голубыми глазами, и стремительно менял цвет волос на серебристо-пепельный. Кожа его побледенела, веснушки исчезли.
— Выглядишь как пидор, — признался Хэнк. — Но на моем айди вообще какой-то рыжий швед. Так себе мы будем выглядеть по итогу, конечно. Но другие варианты были еще хуже.
— Спасибо, Хэнк, — тихо сказал Коннор.
— Блять, — вдруг вспомнил лейтенант. — Выруби навигатор, они могут меня отследить по нему. В кармане рюкзака лежат карточки с доступом к интернету. Подключись и построй маршрут до Канады. Это около четырех часов.
— Карточки? Зачем карточки?
— Потому что это единственный способ сохранять анонимность! — нетерпеливо огрызнулся Хэнк. — За полгода отрубили все альтернативные способы. Отслеживается все, что можно отследить. Любая активность. Карточками стали приторговывать на черном рынке, ну я взял с запасом. И деньги еще… тоже частично у нас на рандомных карточках, частично кэшем.
— Вы великолепны, лейтенант, — серьезно сказал андроид, впившись в него своими новыми голубыми глазами. — Вы действительно хороший преступник!
— О, я рад, что ты оценил, — язвительно откликнулся Андерсон. — Но я все равно никогда тебе не забуду, что ты предпочел сраных MUSE Knights of The Black Death.
Коннор подключился к сети, построил маршрут и отрапортовал, что среди последних полицейских отчетов все еще не было ни одного о происшествии в Детройтском музее искусств.
— Где вы взяли поддельные айди? — поинтересовался Коннор, разглядывая свою карточку.
— Знаю места, — неохотно поделился Андерсон. — Очень удобно быть полицейским — пригрозил, что прикрою их лавочку, если они не сделают мне документы вне очереди и в экспресс-режиме. Даже платить не пришлось. А, и хорошо, что вспомнил: на границе тебе будут сверять отпечаток пальца с тем, что вшит в айди. Возьми конверт в рюкзаке и приклей себе отпечатки на пальцы.
— У папочки все схвачено, — сказал андроид.
Хэнк почему-то вздрогнул.
— Ох, я очень надеюсь, что нигде не проебался, Коннор, — ответил он.
Трасса была ровная, прямая и стелилась между полями; стремительно заходило солнце, и вскоре от него осталась только розовая полоса вдоль горизонта.
— В полицию поступил звонок из Детройтского института искусств, — отчитался Коннор.
— Блять, — выдохнул Хэнк. — Когда следующая заправка с туалетом?
— Через полчаса.
— Отлично. Когда будем подъезжать, собери все вещи с заднего сиденья в рюкзак. Машину придется оставить, если к тому времени, как мы закончим все на заправке, в полиции уже будет мой фоторобот.
Через минуту Коннор сказал:
— Мне жаль, что из-за меня вам приходится испытывать такие трудности.
— Я бы сделал это еще раз, если бы пришлось, — ответил лейтенант. — И делал бы до тех пор, пока не получилось.
Когда они остановились на заправке, Хэнк, отстегивая ремень, неожиданно даже для самого себя сказал:
— Знаешь, когда ты мне позвонил в первый раз, я действительно собирался вышибить себе мозги. А сейчас думаю — а что, если б действительно вышиб? Кому от этого было бы лучше?
Коннор прижимал к себе набитый рюкзак и глядел на него молча; Хэнк мысленно дорисовал на его виске мигающий желтый диод, усмехнулся и вышел из машины.
— В рюкзаке лежат ножницы и краска для волос. По инструкции должно быть все просто, — бормотал лейтенант, затаскивая андроида за собой в туалет.
Краем глаза он заметил, что за ними идет какой-то мужик, и это было чертовски некстати, учитывая всю ситуацию; Андерсон торопливо заскочил в крайнюю кабинку и затянул Коннора за собой.
— Стой смирно, — прошептал Хэнк ему на ухо. — Сейчас этот мудак уйдет и мы продолжим.
Захлопнулась дверь соседней кабинки.
Коннор покорно замер на секунду. А в следующий момент приоткрыл рот и странным, неожиданно игривым тоном громко прошептал:
— Что, ты хочешь прямо здесь? — полузадушенный стон. — Может, хотя бы, ох, доберемся, стой, о-о-о, до отеля?
Андерсон выкатил глаза и одними губами прошептал: «Ты ебанутый?».
Коннор поставил рюкзак на бачок унитаза и уверенно опустился на колени.
Хэнк вжался в угол между дверью и стеной и закрыл лицо руками, поэтому остальное он воспринимал только на слух. Коннор нарочито громко вжикнул молнией на своих джинсах.
— Ебучие педики, — донеслось из соседней кабинки. — Поссать даже не дадут…
Коннор запустил себе в рот два пальца и громко причмокнул.
«Я убью тебя нахуй» — беззвучно прошептал Хэнк.
Мужик стремительно смылся, громко хлопнув дверью и напоследок посоветовав им снять номер.
— Что ты. Нахуй. Делаешь, — подавленно спросил лейтенант. — Где ты вообще успел понабраться этой хуйни?
Коннор встал, застегнул ширинку, затем вытащил из рюкзака ножницы и кивнул Хэнку, приглашая того сесть на крышку унитаза.
— Поверить не могу, что это все со мной происходит, — вздохнул Хэнк, садясь. — Пожалуйста, подстриги меня получше, чем я сам бы себя подстриг.
— Я загрузил нужную программу, пока мы ехали, не беспокойтесь, — спокойно сказал андроид, начиная его стричь. — Отвечая на ваш первый вопрос: мужчина видел, что мы зашли в кабинку вдвоем. Если бы мы ничего в ней не делали, это вызвало бы куда больше подозрений. Он бы начал интересоваться. Возможно, подумал, что здесь происходит что-то противозаконное; например, по статистике, более 60% наркодилеров предпочитают передавать товар именно в местах общественного пользования. На данный момент у него не осталось вопросов.
— Да, просто два пидора ебутся в кабинке общественного туалета, делов-то, — пробурчал Андерсон.
— Отвечая на ваш второй вопрос — где я этого понабрался, — Коннор замолк, сосредоточившись на виске, и спустя секунду продолжил. — Однажды вы поставили мне концерт Моцарта на ютубе. Когда он кончился, начался концерт Чайковского. Затем — документальный фильм про Чайковского. Потом — документальный фильм про Харви Милка. После него — одноименный художественный фильм. После — трейлер сериала «Queer as Folk». А затем сам сериал. Я успел прослушать три серии, прежде чем вы пришли. Это было весьма познавательно.
— Сраный автоплэй, — простонал Хэнк.
— Сцена с сексом в кабинке общественного туалета была в первой серии.
На полу валялись седые волосы, андроид шустро вливал краску в бутылку с окислителем.
— Здесь должно хватить и на волосы, и на бороду, хотя тут не написано, что краска предназначена для бороды…
Распределив краску по волосам, андроид накопал в рюкзаке, оказавшемся бездонным, бритву, и прежде чем начать красить бороду, за две секунды стремительно укоротил ее до состояния ухоженной щетины, Андерсон не успел даже пикнуть.
— Мне нравилась ваша борода, — сказал Коннор. — Но это не похоже на фото с вашего айди.
Вскоре и щетина была прокрашена, и они вдвоем замерли, глядя друг на друга — серебристоволосый, светлоглазый Коннор и Хэнк, с измазанным в краске лицом и волосами.
Коннор лизнул перчатки, тоже измазанные краской и задумчиво изрек:
— Эта формула должна хорошо смываться с кожи. К тому же, в составе есть масла и нет аммиака, так что волосы будут блестеть…
— О, заткнись, ради бога, — попросил Хэнк, — мало того, что пять минут назад ты меня чуть не трахнул, так еще и подстриг и покрасил, и раз у тебя какая-то там программа, полагаю, я буду выглядеть… как истинный метросексуал. Маникюр мне не хочешь сделать?
— Это займет время, — серьезно ответил андроид.
— А, завали, — махнул рукой Хэнк. Вместе с тем, глядя на него, Андерсон испытал прилив какой-то невероятной, сносящей с ног нежности, и тут же этого ужасно устыдился.
— Пора смывать, — сказал Коннор. — Пяти минут достаточно.
Волосы и борода были темно-русо-рыжего оттенка и должны были посветлеть, когда высохнут. В общем, все действительно выглядело неплохо, по крайней мере, на первый взгляд. Вытолкав Коннора к раковинам и оставшись в кабинке в одиночестве, Хэнк переоделся, вытер волосы футболкой, сложил ее обратно в рюкзак и вышел.
— Я говорил, что выглядеть мы будем так себе, — смущенно промямлил лейтенант.
Выглядели они потрясающе.
— Как там с моим фотороботом?
Коннор задумался, проверяя последние отчеты.
— Неизвестный похитил андроида модели RK800, — зачитал андроид. — Пока все. Ни направления, ни подозреваемых.
— Блять, неужели он не сказал? — вслух изумился лейтенант. — Я не ожидал. Тогда доедем до границы на моей машине. На нее и поддельные документы есть.
Коннор оглянулся, осматривая туалет, застегнул рюкзак, закинул его к себе на спину и направился к выходу. У самой двери Андерсон схватил его за плечо и повернул к себе:
— Пока все идет хорошо, — сказал он. — Но если что-то случится — не жди меня, понял? Беги к границе. В Канаде есть другие андроиды, я точно знаю. Они тебе помогут… да ты и один не пропадешь. Ясно? Беги, не останавливаясь, если поймешь, что нам кранты.
— Я не оставлю вас, — произнес андроид спустя секунду. — Это неприемлемо. Ни в одном из возможных вариантов развития событий, которые я простроил, я не рассматриваю свой побег без вас.
— А если я прикажу, Коннор?
— Технически, я уже списанная модель, — ответил андроид, задумчиво склонив голову набок. — А вы лишились звания с того момента, как начали совершать противозаконные действия. Так что… я не послушаюсь.
В этом «я не послушаюсь» слышалось столько упрямства, гордости и странной наивности, что Андерсон не стал спорить и даже не смог злиться.
4 июля 2039 года
Заправив машину и расплатившись наличкой, они вновь выехали на трассу.
— До границы осталось чуть меньше двух часов, — проинформировал Коннор. — В Детройте обнаружен очередной склад по производству андроидов. Информация поступила от детектива Рида.
— Да сколько их еще будет, этих складов-то, — удивился Андерсон. — Вроде все уже прикрыли.
— А где вы оставили Сумо? — поинтересовался Коннор.
— Так у Рида и оставил. Джеффри тянул кота за яйца, ну и вот.
— Вы уверены, что…
— Слушай, Рид не такой уж и мудак, как ты думаешь. Ну то есть… сейчас будет метафора. Есть люди, которые выглядят как конфеты — обертка красивая, но внутри говно. А есть как Рид… снаружи говно, а внутри ничего так, съедобно.
Помолчали.
— А есть нормальные конфеты, которые выглядят как конфеты и внутри тоже… конфеты? — задумчиво спросил Коннор.
— Есть, конечно. Я, например, — хохотнул Хэнк. — Ладно, это шутка.
— Нет.
— Что «нет»?
— Вы выглядите как конфета и внутри тоже конфета, так что… вы конфета.
— Бля-я-ять, — устало протянул Андерсон. — Никаких больше метафор в разговоре с тобой. Короче говоря, когда я попал в больницу, Гэвин взял Сумо к себе на пару дней, и у них вроде нормальные отношения сложились. Я не хотел его оставлять, но сам понимаешь, я не могу еще и из Сумо делать государственного преступника и киднэппера, так что пришлось оградить его от всего этого…
— Они объявили этот автомобиль в розыск, — перебил Коннор. — Просмотрели записи видеонаблюдения.
— Ладно, — напряженно отозвался Хэнк. — Прострой маршрут до ближайшего города.
— Вудсток через пятнадцать минут. Поверните налево.
Машину пришлось оставить недалеко от въезда и полчаса пройти пешком. Несмотря на очевидно усугубляющуюся ситуацию, чем дальше они оказывались от Детройта, тем легче Хэнку дышалось.
Прежде чем добраться до границы, они сменили двенадцать такси и шесть безымянных платежных карточек. С третьего беспилотного автомобиля все шло по накатанной: первым делом, зайдя внутрь, Коннор подключался к системе машины и отключал прослушку салона. Прослушка была абсолютно везде, и ключевые триггеры в виде их имен уже были занесены в систему.
— Значит, они уже прочухали, что это я тебя похитил, — сказал Хэнк, когда Коннор поделился с ним этой информацией. — Подозревают, по крайней мере…
— Нам стоит начать обращаться друг к другу по именам на наших айди. Это наименее подозрительно. Так… Я Элайджа, а вы…
— Дэниел, — хмыкнул Хэнк. — Так звали моего отца. Ну и тебя я назвал в честь папочки.
Около двух часов ночи, когда они на очередном такси уже были неподалеку от границы, Коннор сказал, что в его почтовый ящик пришло новое сообщение от детектива Рида.
— Я не рад, что ты подключен к моей почте, если хочешь знать, — возмутился Хэнк. — Но читай, что уж там.
— «Надеюсь, ты со своей пластиковой Бонни забрался достаточно далеко, и я не зря получил от Фаулера за то, что собрал всех полицейских в ангар за городом, ГДЕ ДАЖЕ НЕ БЫЛО НИКАКОГО ПРИТОНА С АНДРОИДАМИ. Передавай привет своему ебучему тостеру. Фаулер тоже передает ему привет, а тебе, цитата «Чтоб ты подавился, сраный Хэнк Андерсон, как я буду разгребать это дерьмо». Ты, конечно, ебнулся, старик, но я бы удивился, если бы ты этого не сделал. Твоя хрень про Майами и девочек была пиздецки неубедительной, чтоб ты знал. P.S. С Сумо все норм». Конец письма.
— Гэвин передает тебе привет, — сказал Андерсон, отвернувшись к окну.
— Да, я слышал.
В половине третьего, когда их последнее такси уже подъезжало к вокзалу, Хэнк достал из конверта собственные фальшивые отпечатки — десять тончайших, незаметных пленок — и торопливо налепил их поверх подушечек пальцев.
— Если что-то пойдет не так, беги и не останавливайся, — еще раз сказал лейтенант, посмотрев на притихшего андроида.
На горизонте уже вспыхивал бледно-голубой рассвет; пахло сырым асфальтом, травой и дождем. Хэнку казалось, что все это происходит не с ним, а с кем-то другим и далеко, а он просто смотрит на это из зала кинотеатра. Он искал — и не находил в себе ни тревоги, ни беспокойства; казалось, никакой исход не будет фатальным, ведь в конце просто пойдут титры и все зрители разойдутся по домам.
По пути до здания вокзала Хэнк не смог удержаться и прижал Коннора к себе коротким, нервным движением.
— У нас хорошие айди, лейтенант, — сказал андроид. — Я просканировал их, они достаточно качественные, чтобы пройти проверку. Не волнуйтесь. Вы хорошо справляетесь, — и спустя мгновение добавил, — вы молодец.
Андерсон на это ничего не ответил. Больше всего на свете ему хотелось, чтобы вся эта гребаная ночь осталась позади. И еще хотелось курить.
На вокзале почти никого не было, и спустя минуту они уже подошли к окну, за которым сидел убийственно уставший таможенник С. Флинн.
— Здравствуйте, пожалуйста, ваши документы, положите палец на детектор с вашей стороны, — пробубнил он на одной интонации.
Коннор протянул свой айди и положил палец на детектор.
— Цель визита, — спросил таможенник.
— День открытых дверей в вашем гребаном Университете Торонто, — недовольно ответил Коннор. — Да, папочка?
Андерсон поспешно остановил ползущие наверх брови и кивнул.
С. Флинн скривился, отдал капризному ребенку его айди и отпустил.
— Это ваш сын? — спросил таможенник без всякого выражения.
— М-м-м… я его отчим, — нашелся Хэнк, мысленно проклиная Коннора за этот цирк.
— Фамилии разные, — отметил С. Флинн. — Извините. Все в порядке. Проходите. Терпения вам.
Андерсон надел дежурную, очень фальшивую улыбку, забрал айди и пошел к выходу.
— О, мистер, минуту, — вдруг окликнул его Флинн.
Хэнк ощутил, как что-то внутри ухнуло в пятки, и весь мгновенно покрылся холодным потом.
— Я вижу у вас неоплаченный штраф за превышение скорости. Не забудьте его оплатить, если будете возвращаться самолетом — в аэропорту могут возникнуть проблемы. Всего хорошего.
— Я тебе тысячу лет напоминал об этом штрафе, — недовольно сказал Коннор, зацепил замершего Хэнка под локоть и повел к выходу. — У тебя что, уже Альцгеймер?
— Завали, — обессиленно прошептал Хэнк, и они вышли.
Первые пару минут они шли молча; Андерсон все еще не мог понять, бьется ли у него сердце. Затем резко засмеялся, остановился и уперся ладонями в колени.
— Альцгеймер, нахуй, я что, такой старый по-твоему? И почему день открытых дверей?
— В моем айди дата рождения — 2022 год, Хэнк. Ближайший день открытых дверей будет в Университете Торонто через два дня. Это самая убедительная причина из всех, которые я рассматривал.
— Ты не особо-то тянешь на семнадцать… что-то я проглядел, видимо, когда брал эти документы.
— Я просканировал себя в зеркале на заправке, я вполне соответствую обозначенному возрасту, — серьезно ответил андроид.
— Господи, блять, да неужели, — пробубнил Хэнк, выпрямившись и глядя в небо.
Невдалеке начиналась набережная. По пути до нее Андерсон выкопал из рюкзака на спине Коннора пачку сигарет и закурил.
— Скажешь что-нибудь про то, как это вредно, я скину тебя в реку, — предупредил Хэнк.
— Это озеро, — ответил Коннор.
Хэнк устало свалился на первую же лавочку и немигающим взглядом уткнулся в рассветающий розовый город на другом берегу.
— Что мы будем делать завтра? — спросил андроид.
— То же, что и всегда, Пинки… Попробуем завоевать мир, — вяло отшутился Андерсон. — Я не думаю, что оставаться здесь для меня хороший вариант… Слишком близко к Америке. Северная Европа — Швеция, Норвегия были бы лучше. Ты можешь остаться здесь. Тебе здесь уже ничего не грозит.
— Я поеду с вами, — откликнулся Коннор.
Андерсон хмыкнул. На горизонте зазолотились первые лучи солнца; Хэнк неторопливо вдохнул и выдохнул.
— Я не уверен, что сейчас хороший момент, лейтенант. Но мне кажется, я чувствую к вам… чувства.
Хэнк подавился воздухом. За ребрами мгновенно образовался большой шар с истерикой, который тут же лопнул, и Андерсон, хохоча, закрыл лицо руками на секунду, и потом прокричал:
— ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ ЧУВСТВА, — рассмеялся он. — Чувствуешь. Чувства. Это охуительно, Коннор. Я тебя поздравляю. Как это вообще может быть? На что это похоже?
Коннор дернул плечами.
— Вы же помните старый компьютер в архиве?
— Мак 2020 года?
— Да. Он не поддерживает подключение андроидов, и мне приходилось работать с ним при помощи мыши и клавиатуры. Он не выдерживал моей скорости работы с ним и зависал. И затем в пару секунд начинал выдавать сразу все окна сразу в хаотичном порядке и затем выключался. Вот на что это похоже. Последовательность действий, которые были заложены, но которые я не могу остановить. Постоянно открывающиеся окна, запускающиеся программы, циклы поиска.
— И потом ты вырубаешься?
— Нет, — ответил андроид. — Но это то, что я не могу контролировать.
— Великолепно, — отстраненно оценил лейтенант. Затем вздохнул и сказал, — Ты столько раз мне говорил, что любишь меня, но ты ведь даже… я имею в виду, это человек… в нем это заложено — необходимость любви к другому человеческому существу, и без этого человек чувствует себя пустым и ненужным, и если бы этой хрени не было, мы бы вымерли еще на стадии обезьян. Но тебе-то это зачем? Откуда это в тебе?
— У меня было много времени на то, чтобы подумать. Решить, что мне нужно, — ответил Коннор. — И я решил, что хочу быть с вами. Это единственное условие, при котором все остальное не кажется бессмысленным. Я могу работать с другими детективами, могу вести расследования, переговоры, делать то, что прикажут, но в конечном итоге, когда я спрашиваю себя, зачем мне это делать — я не нахожу ответа. Я полагаю, это и есть условие возникновения девиантности и свободной воли. Когда андроид пытается ответить на вопрос «зачем», какова конечная цель.
— Ну, знаешь, люди не могут ответить на этот вопрос, — сказал Андерсон. — Никто не знает, «зачем».
— Почему вы не застрелились после того, как я позвонил? Ведь вы могли.
— Потому что нужно было тебя спасать, — просто ответил Хэнк.
— В этом смысл, не так ли? Когда вы пропали на четыре дня, я многое обдумал. Я чувствовал страх. Панику. Потом растерянность. Я думал о том, что никогда ничего не узнаю. Думал, что я что-то сделал не так. Затем все стало бессмысленным. Вокруг были люди, они на меня смотрели. Это могло продолжаться бесконечно. Это напугало меня. Вы мне нужны… чтобы был смысл. Чтобы зацепиться за что-то в этом потоке лиц. Тогда я не чувствую страха перед вечностью.
Хэнк взглянул на него - Коннор сидел, разглядывая собственные руки, сложенные на коленях в замок, и молчал.
— Ты определенно переборщил с сериалами и литературой, парень, — наконец, пробормотал Хэнк, неловко обнимая его. Коннор на мгновение уткнулся носом в его шею и замер.
Он все не мог поверить, что ему удалось — как однажды, около четырех лет назад, он все не мог поверить в очевидное, даже глядя на имя на надгробной плите. Так и сейчас: Хэнк ничего не чувствовал — только внутри словно разворачивалась большая тугая пружина, оставляя на своем месте только огромную усталость и странную теплоту.
- Я просчитал более тысячи вариантов развития событий с тех пор, как вы меня включили в фургоне, - вдруг сказал Коннор, глядя куда-то вдаль. - Знаете, сколько из них заканчивались успешно?
- М?
- Три.
Восходящее солнце, ломаясь о водную гладь, разбивалось на миллиарды сияющих белых лучей. По небу медленно ползли сиреневые облака - остатки отступающей на запад ночи.