Лесоруб

      — Как тебя зовут? Скажи, ну скажи…       Я аккуратно, стараясь не повредить хрупкого тельца, переместил льнущего с нежностями, что-то восхищенно лопочущего про мои альфячьи плечи блондинчика со своих коленей на бедра активно бухающего рядом со мной у барной стойки Захарки и подпер подбородок кулаком, охваченный пьяной печалью. Еще одно омежье чудо, залив обоняние и зенки алкогольными коктейлями, попутало горизонты и приняло меня за альфу, Господи. Какое уже по счету за этот обещавший быть хорошим вечер, десятое, двадцатое? Надо бы спросить у Захара, может, он знает? Я-то давно сбился со счета, а смысл?       Приподняв голову, я уставился на друга детства тяжелым мутным взглядом. Тот, прижимая к мощной груди отбивающегося, испуганно пищащего омежку, на меня, вестимо, не смотрел — занят же. Чем-чем, удерживанием потенциального партнера на ночь. Очередного, ахха, грозящего испариться, как и остальные — габариты альфы пугали здешних прелестников до истерики.       — На хлебни, — уговаривал Захарка парнишку, с легкостью перекрывая гулкими раскатами своего баса грохот музыки. — Настоящий Егерь, не разведеный колой, клянусь.       Смешно, но очень грустно, и, похоже, безнадежно — омежка утекал буквально между пальцев, отнекиваясь и закрываясь ладошкой. Глазюки у чуда были размером с блюдце, в них плескался животный ужас. Наверняка протрезвел малыш, пощупав Захаркины литые мышцы и представив соответствующий его мощи член с узлом.       — Пей, я сказал! — от рыка моего друга содрогнулась чистая посуда в баре. — Достал!       К моему огромному удивлению, блондинчик подчинился, припал губками к краю сунутого ему под нос Захаркой стакана. Заглотал, кривясь, остро пахнущую травами темно-коричневую жидкость и опять поплыл.       — Ой, крепко! — хихикнул, махом вылакав примерно треть и отстранившись. — Язык жжет, горло дерет!       Красота сладко жмурился, потираясь разрумянившейся щечкой о скулу придерживающего его под узкую спинку гиганта.       Такой милый, смешной и кукольно хорошенький, ресничками густыми подкрашенными помахивает, пухлый яркий ротик округлил очаровательной буковкой «о». Малорослый, в талии тонюсенький, соплей перешибешь — сущая тростиночка. Если Захарка надумает натянуть парнишку, порвет напополам. Пора спасать.       — Мы отлить, — я цапнул омежку под мышку и стащил с бедер друга на пол. — Идем-ка, срочно.       Чудо ожидаемо уперлось, выставило локоток.       — Нам в разные туалеты, — вякнуло оно, взъерошиваясь.       Глупое чудо. Под громкий хохот окружающих я схватил блондинчика в охапку и понес по направлению к туалетам. Омежка верещал и отчаянно дрыгал ногами, теряя туфли. Достигнув нужной, закрытой, двери, я толкнул ее плечом и вместе с тщетно сопротивляющейся светловолосой красотой ввалился внутрь.       — Я омега, — сообщил блондинчику. — Не ссы. Точнее, ссы, вот пустая кабинка, вот писсуар, на выбор. И больше с моим другом Егерь не пей, у вас разные весовые категории. В больнице окажешься с рваной жопой.       Не верящий в то, что я омега, парнишка не торопился доставать краник.       — Отвернись! — потребовал неверным голоском.       Я лишь хмыкнул и шлепком под поджавшиеся в испуге ягодички отправил дурачка в кабинку. Ну, не показывать же чуду лишенное узла хозяйство, честное слово. Не верит и ладно, мне его вера нахуй сдалась. Спровадить подальше от Захарки, остальное приложится по ситуации.       Пока парнишка писал, я тоже отметился, в писсуар, застегнул ширинку и покинул помещение туалета, озираясь на ходу в поиске какого-нибудь подходящего Захарке омеги покрупнее и покрепче. Эх, мелкая мелкота. Некормленные тощие немочи, не чета омегам нашего с Захаркой лесного края. Придави чуток любого — получится мокрое место. Хоть сам под Захарку ложись, но нельзя — с друзьями детства не трахаюсь. Принцип.       Вылетевший откуда-то сбоку кулак, явно принадлежащий альфе, я ловко блокировал предплечьем, а вздумавшего подраться незнакомца толкнул обеими ладонями в грудь, отшвыривая прочь. Прочь, — бетонная стена, — не дрогнул, стоял мертво и незыблемо. Не повезло незнакомому альфе, блядь, лопатки о бетон зашиб.       — Бьешь омег, подлюка? — вопросил я напевно, без особого размаха впечатывая гаду в солнечное сплетение каменно-твердые костяшки — заслужил. — И не стыдно нигде?       Приколоченный мною парень попытался сложиться пополам и не преуспел — я продолжал прижимать его к стене, — хватал ртом воздух, размышляя, блевануть или погодить. Наверно, он сейчас лихорадочно вынюхивал во мне омегу. Очевидно, таки вынюхал — отдышался и проблеял, смутясь:       — П-прости-те, я нечаянно… Тут темновато…       Я игриво подмигнул неудачнику и отшагнул назад. Ага. А в ноздрях у тебя вата. Прежде чем лезть драться, изволь носом поработать.       — Живи, — разрешил, недобро оскаливаясь.       Альфа порскнул от меня так, что каблуки засверкали. Ох, Господи. Не сиделось мне у себя на севере, зачем, спрашивается, подался в универ? Городские альфы портки мочат и заикаются, со мной пообщавшись даже минуту. Ни поцеловаться толком, ни потрахаться. С кем скорую течку коротать, загадка. Придется привычно удовлетворяться вибратором. Ну неужели я такой урод?       «Не урод, — зашептал мой не дремлющий, здравомыслящий внутренний голос. — Просто ты слишком высокий и накачаный для омеги. Попробуй поискать партнера на течку в клубах для разных извратов-альф, которые однополые отношения предпочитают. Эти тебя на части разорвут».       Эх. Я бы поискал, но Захарка не изврат и в такие клубы ходить отказывается наотрез. А я без него — никуда. Или вдвоем, или в общаге пиво пить перед телеком, закусывая воблой. В общем, беда у нас с другом с половой жизнью, мозоли на наших рабочих ладонях продолжают твердеть…       — Эй… — кто-то тронул меня за руку, я обернулся и недоумевающе вздернул бровь — зашибленный «прочью» альфа протягивал мне полный чего-то пузырящеся-розового бокал, смотрел, белозубо улыбаясь. — Ты не сердишься? Примешь примирительный коктейль?       Я окинул парня оценивающим взглядом и кивнул, разрешая знакомство. Симпатичный шатен лет, примерно, двадцати пяти, хорошо одет, чуть выше меня ростом, явно регулярно посещающий качалку. На течку вполне сгодится, и не только на течку. Достойный экземпляр.       — Глеб, — представился шатен.       Я принял у него бокал, принюхиваясь — пахнет хвоей, м-м-м, родной запах леса, зачет, и тоже улыбнулся, гораздо приветливей:       — Инге. Очень приятно.       Да, меня зовут Инге, странное имя для русского севера, не отрицаю. Особенно при фамилии Фролов. Это имя досталось мне в память о хуй знает сколько раз прапрадедушке норвежце, оружейных дел мастере, когда-то давно, еще во времена царя Пёдра Первого приехавшем в Россию на заработки и застрявшем в ней навсегда. По откопанным моим отцом в архивах историческим документам, этот Инге был омегой абсолютно альфячьих статей, обладал несгибаемым, железным характером, построил на севере России несколько фабрик, выпускающих пушки и вышел замуж за обедневшего дворянина Фролова. Иной информации века не сохранили.       — Танцевать любишь?       Я глотнул коктейля, с облегчением перевел дух, — кисловатая, приятная омежья винная пакость, терпимо, авось не отравлюсь, — и охотно подтвердил «люблю и умею». Альфа, не медля, подставил локоть, вести меня на танцпол.       И мы пошли танцевать, axxa. Я совершеннолетний, мне уже есть девятнадцать. По закону Российской Империи имею право свободно выбирать себе партнеров, выходить замуж и разводиться, рожать и воспитывать собственных детей, отбывать наказания за совершенные преступления в тюрьмах для взрослых и распоряжаться принадлежащим мне движимым и недвижимым имуществом. ...И покупать без ограничений сигареты и алкоголь.