Лесоруб

      — Инге…       — Мыр-р-р…       — Ну Инге…       — Мыр-р-р…       — Инге! Ну вылези уже из телефона, а? Я тебя поцеловать хочу…       — Мыр-р-р…       — Вот заладил — мыр-р-р, мыр-р-р, других слов нет, что ли? Вылазь из телефона, кому сказал! Я. Тебя. Поцеловать. Хочу.       А? Бля? Опять поцеловать? Какое поцеловать, тут почты накопилось непонятной — тонна! Я вяло отпихнул пристающего с поднадоевшими нежностями Егора локтем, — ну сколько можно меня тискать, Господи, как плюшевого медвежонка, — стер очередное прочитанное сообщение и решительно открыл следующее. Егор обиженно засопел, но сдержался.       — Что пишут? — он потерся подбородком, — ленивая небритая колючка, — о мой висок.       Я ткнул пальцем в дисплей. — Работу предлагают, — вздохнул с некоторой растерянностью. — Модельные агенства. И еще разное, неприличное, этих уродов я сразу сразу в мусор скидываю…       Плечо фотографа под моей головой закаменело.       — Неужели интимные услуги? — альфа похолодел голосом. — Уроды!       Ревнует, ой, ревнует — прикольно! Зря, я в мальчики по вызову не пойду никогда, трахаться за деньги — мерзость мерзостей. Тем более, других, «честных» вариантов навалили — море.       — Егор?       — Мыр-р-р?       Я хихикнул глупышкой — мой мыр-р-р заразен, и приподнял мобилку повыше, чтобы альфе был виден дисплей:       — Нужен твой профессиональный совет. Ты крутишься в мире моды, какое агенство лучше, Немид, Иван-Дом, Энтони Модельз или Атида?       Егор чмокнул меня в лоб. — Атида? — альфа скривился. — Атиду отметай сразу, это сопровождение. Немид хорош и Иван-Дом. Иван Павлович щедрее, но он фрик и с характером. Хозяин Немида прижимистей и помягче. А из Энтони предлагают какую-нибудь фотосессию, да? Соглашайся на съемки. И на Ивана соглашайся, забавный альфач. Остальные пусть топают лесом.       Мыр-р-р… Мои каникулы обещают быть активными и денежными. Стоп, а Энтони — это не тот дом моды, в котором состоялась моя премьера?       — Он самый. У них там, по слухам, после того показа с тобой намечается новая линия эротического белья для омег. Подозреваю, специально для тебя шьют.       Япона папа! Корсеты, трусики и пеньюары? Ну, а почему, собственно, нет? Мне понравилось разгуливать по подиуму в кружевах! Я в них такой сексуальный зверь!       Егор мягко отобрал у меня мобилку.       — Не настраивайся на увеселения, котенок, — альфа смотрел без улыбки. — Тебя заставят впахивать с утра до позднего вечера. Будешь сюда приползать только спать. Поверь, я не обманываю.       Мыр-р-р… Чмок-чмок-чмок… Я, кажется, недавно возникал против поцелуев с обнимашками? Ох-х-х, это, наверно, был не я, или вам причудилось. Губы у Егора невыносимо сладкие и вкусные, его заскользившая по моей груди ладонь — сухая, горячая… Мыр-р-р…       Вроде, скрипнула, отворяясь, дверь? Мы ее не заперли? Бля…       Я и Егор испуганно вздрогнули, первородно голые, и настала немая сцена. Если сейчас наблюдать со стороны, интересно, у кого глазюки круглее, у нас или у стремительно схватившего от стола табуретку Захарки?       — Инге…       Еба-на-на, Захарка, сюрприз. Твой младший приемный братишка проводит время с незнакомым тебе альфой. Спасибо, я в курсе — ты в бурном восторге, главное — спокойствие и табуреточку обратно на пол поставь?       — Инге… — Захарка с табуреткой наперевес завис посреди комнаты гневной статуей, Егор резко сел, а я остался лежать трусливым наблюдателем.       Обожаю поединки взглядов в исполнении альф, елки палки, зеленые моталки. Захарка и фотограф, оба набычившись, уставились друг на друга с расстояния примерно метра в два, давя соперника волей, засопели, запыхтели, медленно, но неуклонно наливаясь гневом. Их сосредоточенные, застывшие лица и напряженные крепкие шеи потемнели.       Ой-ой-ой, страшно. Подерутся — от моей небогатой мебели останутся лишь щепочки. На шум неизбежно прибежит завхоз, и тогда — прощай, диплом. Вмешаться?       Так боязно. Альфы уж больно мощные, что Егор, что Захар. Встряну между — сметут и превратят в отбивную. Да и бой подобных альф — зрелище редкостное, когда еще увижу вживую?       Первым шевельнулся Егор, подобрался, как хищник перед прыжком, прижав поплотнее к полу босые ступни за ради опоры.       — Узнаю запах, — фотограф раздул ноздри. — Вы — тот самый чел, чинивший Инге замок. Ключ, который у вас на пальце за колечко надет, на стол положите?       Странно, но Захарка подчинился. Аккуратно стянув с большого пальца ключ, гигант, продолжая хранить тяжелое молчание, кинул его на край стола и, вроде, отступил чуток к порогу. Впрочем, не опуская табуретки.       — Вы не вовремя, — багровеющий щеками Егор яростно клацнул зубами. — И без стука. По какому праву?!       Уже не ой, караул. Подерутся определенно. О мой истинный, Захарка — совсем не то, что ты подумал!       Запихнув страх поглубже в поджавшуюся в предчувствии беды задницy, я взлетел с кровати, не заморачиваясь наготой, отпихнул любимую пару вбок и пронзительно завопил от прострелившей рефлекторно вскинутое в защитном жесте предплечье боли — Захарка таки ударил. Слава Богу, не в полную силу — он не собирался убивать фотографа, лишь оглушить.       Япона папа, неужели хрустнула кость?! Ва-а-а! Больно-больно-больно-больно!!! Искры из зажмуренных глаз! Загипсованная модель — нонсенс!       — Инге!!!       — Инге!!!       Два исполенных паники вскрика слились в один, и такое началось… Мордобойное. Ибо, когда меня, пусть и непреднамеренно, зашибают табуреткой, я вовсе не грохаюсь в обморок и не разражаюсь слезами. Я даю сдачи, на автомате. Той же самой, ловко выхваченной у обидчика табуреткой или кулаком в челюсть, как удача улыбнется.       Поймавший хук снизу, не пожелавший делиться мебелью Захарка кхекнул и сел на задницу. Успевший вскочить на ноги Егор с рыком добавил моему другу детства увесистого пинка, схлопотал от меня тычок в грудь ладонями и шмякнулся, тоже в сидячее положение, рядом с выронившим табуретку Захаркой.       Ну, и оба усаженные мною на сраки альфы потрясенно заморгали на меня с пола, соседи по несчастью. Японская самбо-папа. Мне тикать или погодить? Куда-куда тикать, в окно, вестимо. Третий этаж, хуйня, сигану — не поймают. Максимум, поранюсь, вынося оконную раму вместе со стеклами. Сущая мелочь по сравнению с двумя несправедливо обиженными омегой альфачами подобных габаритов!       — Я сам! — пискнул я, напрочь забывая про отважных предков викингов, и попятился.       В смысле — сгину сам, прошу не беспокоиться, о великодушные альфы. Уже испаряюсь, меня здесь не стояло…       — Инге!!!       — Инге!!!       Бля, как здорово у этих альф получается хоровой ор, заслушаешься. Шебуршатся, пытаются группироваться, чтобы подняться на ноги, и тянут ко мне руки. Нет-нет-нет! Я вам кажусь! Клянусь! А-а-а, памагити, убивают…       Рывок к окну, и бомбочкой, бомбочкой, плечом вперед, зажмурившись… Я — свободен, порхаю, где хочу, жаль, крыльев не имею…       Бум. Блядь. Хуевый из меня порхун. Больно-больно-больно-больно катиться по асфальту… Голому…