Труба

Труба — единственный способ выбраться наружу, чтобы найти еду. Она не металлическая и не деревянная, она живая, потому что весь дом тоже живой. Если бы Бержку спросили, как так может быть, он бы совершенно растерялся, потому что не знал. Он точно знал, что внутри тепло и тихо, можно сколько угодно валяться на мягком полу и волтузить младших в розовом полумраке, никто не придет и не съест, Труба не пустит. Снаружи бушевал ветер, мотая тонкие деревья с метелками пушистых нитчатых листьев, и каждую ночь поднималась вода. Тогда Труба закрывалась так крепко, что переставал поступать воздух. Это и правильно, ночью снаружи опасно. Иногда дышать становилось совершенно нечем, и мать или отец ползли в темноте, чтобы свалиться в отнорок, который дети старательно обходили стороной. Некоторое время они кричали, и воздух наполнялся живительным кислородом и благоуханием. Родитель возвращался, уходил в дальний конец пещеры и засыпал на много часов подряд. Бержка спрашивал, что же они делают такое страшное, но родители устало отмахивались и строго настрого запрещали туда даже заглядывать. В этот раз вода поднялась особенно высоко и не хотела спадать. Родители уже сходили по очереди добывать свежий воздух, но духота накатила вновь, заставляя неподвижно лежать на полу, борясь с головокружением. Бержка посмотрел на их истощенные тела и заострившиеся лица, послушал хрипящих малышей, и пополз в трубу. Он был самым старшим из детей, мог бы уже своих иметь, только пары не находил, чтоб как у родителей, навсегда. Он медленно преодолел небольшой подъём и кубарем свалился в темноту боковой камеры. Приземление оказалось мягким, дышалось тут гораздо легче, в воздухе витал легкий аромат. Бержка пошарил вокруг, нащупывая множество свернутых и перепутанных гладких стеблей разной толщины. Они упруго пружинили при попытке двигаться и приятно скользили в ладонях. Не понимая, что же надо делать, чтобы добыть воздуха для всех, он тер и подергивал каждый стебель, попадавшийся под руки, мял их ногами, а один даже попытался укусить. Кончик во рту дрогнул и принялся набухать, истекая сладким соком. Оу, так тут еще и кормят! Бержка высосал один стебель, другой, третий, чувствуя, что воздух становится все свежее, начинает потягивать сквознячок. Почему кричали родители? Ведь это так вкусно — вырабатывать воздух. Решил позвать других. Он дотянулся рукой до выхода, начал подтягиваться и почувствовал, как множество отростков зашевелились, оплели его ноги до талии, настойчиво потянули вниз. — Я вернусь, — попытался успокоить их Бержка, но отростки не желали ждать. Легко и скользко касаясь тела, утянули в темноту, окутали до груди, постукивая по губам. Бержка ласкал их, как маленьких животных, посасывал и облизывал, мял пальцами. Он так увлекся, что не сразу заметил, как скользкие плети оплели его член и яички, нежно массируя и потягивая. Возбуждение всегда бродило в крови, а тут тело просто загорелось, отвечая на ласку. Он тихо застонал. Меж ягодиц заскользил один из отростков, незаметно проникая внутрь. Бержка дернулся, только когда к первому стеблю присоединился второй, и оба заскользили вразнобой, постепенно набухая. В животе налилось тяжестью, член еще сильнее напрягся, выделяя первую каплю. Тоненький усик тут же заинтересовался неисследованным отверстием, нырнул в дырочку уретры, проникая все глубже. Бержка охнул, попытался вытянуть наглеца, но тот быстро нырял обратно, стоило отпустить. Острые ощущения распаляли еще сильнее, тем более что в задницу протолкнулся третий стебель, унизанный бугорками, еще более скользкий, чем предыдущие, покрутился внутри, задев что-то потрясающе чувствительное, отчего по всему телу пробежали горячие искры и скатились в пах. Бержка опять застонал и развел ноги шире, покачиваясь всем телом, чтобы насадиться сильнее. Отросткам понравилась эта идея, они принялись ласкать бедра изнутри, потираясь о промежность и обжимая член почти до боли. Бержка дотянулся и приласкал головку, подергал усик в уретре. Возбуждение нарастало, стебель внутри разбух и постоянно задевал приятное место, заставляя ритмично вздрагивать от малейшего движения. Внезапно он принялся пульсировать, изливаясь, Бержка выгнулся, напрягаясь всем телом, с ужасом подумав, что не сможет кончить, но все отлично получилось. Тоненький ус всосал сперму прямо внутри члена, не желая терять ни капельки. Волосы шевельнул свежий воздух, с шумом уходящий в жилую часть пещеры. Попу освободили, Бержка потрогал скользкое закрывающееся отверстие, ловя отголоски приятных ощущений. По телу разлилась такая слабость, что он решил немного подремать прямо тут, но свернутые в жгуты стебли подняли его к выходу и вытолкнули из своей обители. — Вы же не против, если я приду еще? — спросил он в темноту. Порция ароматного воздуха стала ответом, Бержка решил, что положительным. Родные встретили тревожными лицами, мать предложила еды и место у стенки, отец отводил глаза. Бержка сотню раз заверил их, что все в порядке и он сыт, прежде, чем они отстали. Зад приятно тянуло, есть совершенно не хотелось, а скользкий сок, которым его намазали с ног до головы, высох и снимался тонкими плёночками. Пока мелкие развлекались, отдирая прозрачные лоскутки, вода спала и выход открылся. Установились жаркие дни, вода поднималась совсем мало, и посещать темную комнатку не было никакой необходимости. На ночь воздуха вполне хватало, утром Труба открывалась. Бержка крутился на мягком полу, мучаясь от горячих воспоминаний, но родители категорически запретили ходить туда без дела. В эту ночь он спал совсем плохо, снились скользкие отростки. Когда кто-то пощекотал ему ступни, Бержка только взбрыкнул и ругнулся, поворачиваясь на другой бок. Во сне его связали по рукам и ногам, покачивая, утащили в темную комнатку, обвили в кокон, оставляя свободными только лицо, вывернутый назад между ног член и попу. Полная неподвижность пугала и возбуждала одновременно. Бержка расслабился, удовлетворенно ощущая всей кожей нежные поглаживания и упругое давление. Такой сон ему определенно нравился. В рот и зад два щупа вошли разом, не давая закричать. Бержка распахнул глаза и понял, что сон оказался явью. Мрак вокруг клубился стеблями, заметно потолстевшими с прошлого раза. Отросток во рту поелозил по нёбу и, выплеснув сладкую кашицу, убрался, чтобы Бержка мог глотать, о губы уже терся другой. Ничего не оставалось, как посасывать и глотать, чувствуя, как в желудке зарождается возбуждение и с током крови разбегается по всему телу. Отросток в заднице протискивался все дальше и дальше, по ощущениям занимая уже большую часть кишечника. Анус неприятно горел, Бержка поёрзал и сжал мышцы, пытаясь избавиться от визитера или хотя бы остановить. Отростки поняли все по-своему, к первому присоединился второй, потом третий и четвертый. Теперь смазки было предостаточно, но Бержку не отпускало ощущение, что его насадили на кол. На четыре кола, которые двигаются и извиваются каждый сам по себе, доставляя наслаждение пополам с болью. Первый щуп кончил где-то глубоко внутри и вышел, вызывая вздох облегчения, но тут же заменился новым. Движение возобновилось, кончил следующий щуп, уступая место собрату. Член болезненно напрягся в неудобной позе, связанные руки лишали возможности подрочить. Движения внутри становились все интенсивнее. Бержка уже не мог подсчитать, сколько щупов орудует в нем, кончая и заменяясь новыми. По ягодицам текло, растяжение казалось предельным, он тихо скулил, боясь разбудить домашних, и судорожно всасывал очередное щупальце, залезшее в рот. Наконец на звенящий от напряжения член обратили внимание, оплетая и проникая внутрь. Ощущения от растяжения уретры резко толкнули за грань. Хрипя и давясь, он кончил, позволяя высасывать своё семя. Довольные отростки по одному покинули тело, оставляя странную пустоту. Бержка думал, что сейчас из него хлынет то, чем его накачали, но последний отросток остался в качестве затычки. Путы немного ослабли, позволяя устроиться удобней, сон навалился мягким одеялом. Утром Бержка обнаружил, что лежит на своём обычном месте, а в одной из стен появилось отверстие. — Новая комната! — вопили малыши, мама смотрела со смирением и пониманием, отец отвернулся, а потом и вообще ушел наружу, добывать еду. — За что папа на меня злится? — спросил Бержка мать, забирая у неё очередного недавно родившегося младенца. — Он зол не на тебя, а на себя. Мы не хотели, чтобы ты добывал воздух, мы знаем как это мучительно. А теперь появилась комната, значит, дом доволен тобой и не захочет отпускать. — Отпускать? Куда? — Ты старший и можешь завести семью, когда захочешь, но тебе придется искать новый дом. Эта весна выдалась дождливой, много домов взошло, они скоро подрастут, и можно будет выбирать. — Но я не собираюсь жениться! — Вот этого мы с папой и боялись. Дом прикормил тебя, сделал своим. Так не должно быть. — Мне нравится, — шепотом сказал Бержка, мрачнея под суровым взглядом матери. — Осенью ты уйдешь, нравится тебе это или нет. Будто подслушав разговор, а может и правда понимая, что говорят жильцы, дом стал забирать его к себе каждую ночь. Бержка ходил затраханный и довольный, выросла новая комната. Осенью родители насели особенно сильно, как-то вечером отец силой вытолкал наружу перед самым закрытием Трубы. Пришлось идти в ближайший пустой дом, надеясь, что его пустят. Домики без жильцов охотно открывали Трубы, пока те не захлестывало водой. Едва устроившись в маленькой комнатке, попытался уснуть. Проснулся от щекотки. Гроздь тонких, как нити, отростков оплела его со всех сторон и слепо тыкала в уши, ноздри, рот. Это было не больно, но неприятно, будто внутрь заползали паразиты. Бержка попробовал ухватить несколько и пососать, но они робко поджались, парочка вообще осталась в руках. Слишком юный дом не понимал, как питаться от жильца, и не мог кормить. Быстро утомившись, нити втянулись, позволяя снова уснуть. За день Бержка нашел другой дом, гораздо больше первого, и чуть не поплатился, польстившись на размер. Этот дом не стал миндальничать, распял его за руки и ноги, и отымел так, что Бержка потерял сознание. Толстые плети нанизывали его вновь и вновь, растягивая и торопливо протискиваясь все вместе, разом, не замечая появившуюся кровь. Неведомая растительная химия заставляла его кончать раз за разом, срывая голос от крика, пока яйца совершенно не опустели. Видя, что больше из него не выдоить ни капли, отростки сократились все разом, бросая измочаленное тело. Только один, осторожно подкрался и всасывал собственную кончу, приправленную кровью. Как Бержке удалось выбраться, он не помнил. Порванные внутренности горели огнем, в голове шумело от жара, отец нашел его, дрожащего под палящим солнцем, притащил домой. Мать и дети уселись кружком, затянули заунывную песню. Судя по постоянно натекающей под задом лужице крови, жить ему осталось недолго. Ночью его утащили щупы. Сквозь горячечное марево Бержка слышал, как отец рвет руками закрывшийся вход отнорка, воет мать, вторят мелкие. Прохладные жгуты оплетали со всех сторон, позволив ему свернуться калачиком. Один, совсем тонкий, полез внутрь и Бержка вскрикнул, так это оказалось больно. Отростки зашуршали, сплетаясь сильнее, один нежно погладил губы и оросил пересохший язык соком. Боль покинула тело вместе с сознанием. Долго ли он провисел без памяти, Бержка не знал, но пробуждение оказалось весьма приятным. Член напряженно прижимался к животу, яйца звенели от возбуждения, в анусе скользило что-то небольшое, но четко попадающее по простате мягким скользящим движением. — Ах. Тело поддерживали самые толстые жгуты, легко касаясь кожи кончиками, оставляя мокрые дорожки. Бержка пошевелил пальцами, погладил шершавую кору, сжимая и скользя по концам плетей. — Ты мой хороший, заботливый. К члену метнулось сразу несколько отростков, оплели, заскользили, свиваясь в спирали. — Ты меня вылечил? Ответа не последовало, но по губам прошелся толстый отросток, мягко скользнул в рот, позволяя себя сосать и глотать густую кашицу. Захотелось более сильных ощущений, чтобы быстрее, глубже и кончить. Попытался перевернуться на колени и локти, его поняли, перехватили поперек груди, с нажимом проводя по соскам, дали опору. — Оу, еще! Стебель стал сжимать сильнее и резко ослабевать, теребя набухшие соски, Бержка выгнулся, подставляясь. Внутри стало тоже теснее, с растягивающейся дыркой играли уже три отростка, ныряя и выскальзывая по тягучей слизи. Бержка закинул одну руку назад и ощущал, как они медленно раздуваются, иногда выходя все разом, позволяя почувствовать себя пустым и открытым, а потом вместе устремляются внутрь, содрогаясь маленькими оргазмами. Он кончил, едва почувствовал в члене принимающий усик, сегодня тонкий, но нырнувший особенно глубоко, казалось в самые яйца. Горячая волна наслаждения прокатилась по телу, заставляя рвано дышать. Обычно после оргазма его отпускали, вернее, вышвыривали прочь, но сегодня тонкий усик не спешил выниматься, даже разбух, когда Бержка за него подергал. Ощущение вышло слишком резкое, чувствительность еще не пришла в норму, Бержка сел, стараясь не задевать все еще напряженный член. Почему-то он не спешил опадать, призывая продолжить. Обхватив ненасытный орган ладонью, Бержка сделал несколько резких движений, в яйцах закололо, задница хлюпнула, выпуская скользкий секрет. Очистить кишечник не дали, ловко подкравшись снизу. — Ого, ты подрос, — хохотнул Бержка, приподнимаясь и опускаясь на затвердевшем отростке. — Но мне больше нравится, когда вас много. К основному тут же присоединились отростки потоньше, протискиваясь по бокам в растянутую дырку. — Только не все сразу, порвете. Пара щупов убралась, остальные выпустили много смазки и добрались до простаты. В этот раз ему дали поактивничать самому, поэтому Бержка то частил, насаживаясь с размаху, то медленно скользил на самом конце, позволяя ему выскакивать. Тонкие отростки держали дырку открытой, и Бержка с удивлением понял, что при желании мог бы пропихнуть собственный кулак. Мысль настолько завела, что он попытался проделать это в реальности, но ему не позволили. Толстый отросток опять стал мягким и самостоятельно нырнул внутрь, раздуваясь на конце. Напряжение стало настолько острым, что даже движение от дыхания бросало в дрожь. — Святой Анчар, я сейчас кончу, я хочу кончить. Мамочки, как приятно. Щуп крутанулся внутри, посылая жар по всему телу, на члене сжались кольца и Бержка вскрикнул, кончая и валясь на бок. Блаженство затопило мозг, лишая возможности видеть, слышать и ощущать реальность. Очнулся в одной из комнат, осторожно ощупал себя, не открывая глаз. Член опал, яйца расслабленно повисли, анус закрылся, будто недавно не принимал в себя стебель в руку толщиной. А может, так только показалось, и он был гораздо тоньше. У страха глаза велики, а в темноте попробуй определи что-нибудь точно. Во всем теле чувствовалась легкость, хотелось петь и бегать. — Мама! Я живой! Мать встретила его в самой большой комнате, обняла и заплакала. — Прости. — За что? — Мы выгнали тебя, и ты чуть не погиб. И мы тоже, — чуть тише добавила она. — Почему? — он отошел на полшага, не отпуская её плечи. — Дом очень расстроился, когда обнаружил, что тебя нет. Ночью не хотел дать нам воздух, малыши едва не задохнулись. На другую ночь Труба не закрылась, он ждал тебя, мы чуть не утонули. Когда отец принес тебя, проклятые плети чуть не задушили его. — Они не злые, они испугались. Бержка отпустил мать и сел на пол. Тут же ладонь защекотали. Маленький усик свивался спиральками и ластился. Женщина зажала себе рот, чтобы не завизжать. — Мама, дом живой и хороший, он вылечил меня. — Теперь ты навсегда останешься один! — Я найду девушку, которая не будет бояться, — усик больно кольнул его в палец. — Не ревнуй, если у меня будет пара, ты сможешь развлекаться с двумя. Эта мысль дому понравилась, и он вырастил на стене маленький белый цветочек. — Вот видишь, мама, с ним не так сложно договориться, — счастливо рассмеялся Бержка и пошел добывать еду и девушку. Слово надо держать.