Вавилон

В сверкающем вихре листьев, вспышках солнечных лучей, мельтешении веток и стволов, покривившихся рекламных щитов, столбов, обвитых ссохшимися побегами диких растений, бесспорно, была своя прелесть. Для того, кто видел всё это впервые. Потоки алого света прорезали воздух, перенасыщенный азотом. Угрозы нет. Всё хорошо, если не обеспокоен собственными жизнью и смертью. Она смотрела на разгорающееся сияние до тех пор, пока не стало больно глазам. Вот так. Новый день — тысяча шестьсот тридцать три минуты. Куда больше, чем ей требовалось для полного осознания бренности и бессмысленности бытия. Заура была первой, кого Марта встретила в новом городе. Первой, кто знал Землю. Заура не говорила по-английски. Заура показывала фотографии гор, старого дома и внутреннего дворика с толпой загорелых незнакомцев. Тыкала пальцем в толстого мужчину на снимке — тот обнимал собаку. На другом снимке этот же человек обнимал Зауру. На еще одном кусочке плотной бумаги неизвестный держал в руках здоровенный желтый фрукт и смеялся. Зауре было около сорока. Земных лет, само собой. Марта и Заура сразу поняли, что им по пути. Марта и Заура вместе отправились в языковой центр. Они плелись пешком, утомленные алыми лучами, дыша тяжело, еле-еле. То было три года назад. Заура делала большие успехи. Вскоре она спросила ее, Марту: «Чу… чу?» Они вышли на улицу. Обрывки бумаги, мятая фольга, пустая баночка из-под шоколадного молока, рваные валютобилеты мчались по бетонным плитам, подгоняемые сильнейшим ветром. Ветер здесь дул почти всегда. Марте порой казалось, что негостеприимная планета однажды просто стряхнет чужаков со своей натруженной спины, выбросит в космическое пространство. «Чу… ви сциас… при ла анимо?» Марта вздрогнула. Заура спокойно глядела на нее, помаргивая, когда в темные глаза все же попадали песчинки. В какой-то миг она даже послюнила палец и погладила им веко. Марта нацепила до смешного элегантные солнечные очки. Заура — большие, мотоциклетные. Женщины стали похожи на двух пчел. Знает ли она о душе? Марта повторила вслух: при ла анимо? Точно? Уверена, Заура? Может, черноволосая эсперантистка имела в виду другое слово? М? Нет, Заура точно желала спросить это. «Веро, сенсо», - сказала она, поднося руку к груди и простодушно улыбаясь. «Афабла спирита». «I dunno, - прошептала Марта, - прости, не понимаю тебя. Идем? Пожалуйста, идем...» Заура вздохнула. Языковой барьер был лишь частью Стены имени Марты. Горечь, Разочарование и Непонимание сопровождали Марту постоянно. Заура радовалась новому дому, нелепой новой одежде, странным новым порядкам; не чуралась и не огорчалась. Принимала всё спокойно и стойко. Счастливица, но потерявшая и свой покосившийся маленький домик в горах, и толстого мужчину с длинными ловкими руками, и вертлявую собаку. Всё ее окружение исчезло навсегда. Марта не понимала Зауру, видя лишь внешнее — маску Миролюбия и Вечной Доброжелательности. «Чу ви сциас...» - заговорила Заура после следующего урока в языковом центре, «Lingvo Internacia». Марта замахала руками. «Черт бы тебя подрал, не хочешь — как хочешь! Говорящему слушающий нужен, чего я воздух зря сотрясаю, - сердито воскликнула Заура на родном языке. - Всё ты понимаешь, да ни во что не веришь. Дура. Капо фунго!!» Марта подняла широкие светлые брови. Голова-гриб? Ее подруга использует международный язык для сочинения новых ругательств? Ей было смешно, но было и грустно, ибо всё, что она знала прежде, теперь не имело значения, стало ненужным и бесполезным. Ведь планета Земля опустела. В сверкающем вихре листьев, вспышках солнечных лучей, хитросплетении веток и стволов, покривившихся щитов и столбов Марта видела зарождение нового дня. Три года назад она потеряла всё, что имела. Правда, удалось сохранить лицо — часть, что была открыта всем. А светлые и веселые помыслы Марты, ее опыт, заработанный упорным трудом, — всё это оставалось сокрытым. Она помнила множество загадок, песен, вычитанных стихов и вызубренных цитат, презабавных рассказов и мрачных историй, но они тяжким грузом опустились на сердце — невысказанные, хоть и незабвенные. К чему они теперь? Хоть бы один-единственный человек знал ответ на вопрос, что мучил ее и буквально лишал сна: какое из графств южнее — Эссекс или Саффолк?! Какое, ну ответьте же?! Пусть малы Британские острова, но не настолько, господи, чтоб не встретить ни одного англичанина! В течение трех лет! Она вглядывалась в лица и искала, искала, искала… без конца. Поначалу. Теперь же Марта утомилась и бросила поиски. И вдруг распроклятая Заура спрашивает: ты знаешь о родственных душах? Ох, английский язык был известен миллионам землян! Где они теперь? Те редкие англоговорящие, что робко появлялись в жизни Марты и так же стремительно исчезали, никогда не были в Британии. Вот так… Болезненный нарыв был вскрыт. Лучше прослыть «капо фунго», упасть в зауриных глазах, чем вновь приняться за бессмысленные поиски пресловутой «родственной души». «Соулмейт», как сказали бы старые университетские друзья. Где они теперь? Стали пылью, мчатся над раскаленной поверхностью того, что когда-то было их родной планетой. Но недавно они шли по улице и встретили мужчину. Неказистого человека в огромных очках и спецовке. Он волок за собой детские санки на съемных колесиках, груженые сложенными картонными коробками. Он был сортировщиком мусора — как Заура. Он приметил двух женщин издалека так же, как они приметили его. Он остановился и, рискуя запорошить глаза пылью, снял нелепые очки. «Барэв», - сказал он, и Заура заплакала. Марта не стала лезть со своими «хэлло», «салютоном» и прочими словами, лишенными для этих двоих всякого сокровенного смысла. Она обнаружила живое явственное подтверждение зауриной гипотезе: если очень сильно верить в существование родственной души, то ты найдешь ее, ведь так? Хотелось изойти желчью и доказать приятельнице, что первый встречный армянин едва ли может считаться подходящим соулмейтом, но Марта не стала. Пускай Заура верит, во что заблагорассудится. Они ведь живут в свободном государстве. Вернее… подобии государства, напрочь лишенном границ, четких законов и устоев. Незыблемый закон был лишь один: не укради. Кража каралась смертной казнью. Воровать на планете, ресурсы которой почти исчерпаны? Воровать, когда два солнца в небе вот-вот сойдутся, соединятся в одно и уничтожат всё живое? Ох нет, нет, двадцати шести часов в сутках покажется мало, когда жизни постоянно грозит опасность. Воровать у других — то же, что обкрадывать себя самого. И люди не крали. Они старались сохранить в себе человеческое, земное, склоняясь при этом перед неизбежным. Тем ранним-ранним утром, когда сверкали листья, мелькали мимо предрассветные лучи и обшарпанные столбы, Марта ехала в соседний город. - Пагу ла монон, - монотонно повторяла женщина с осунувшимся лицом. Марта взобралась на три ступени и протиснулась в душное пыльное нутро автобуса. - Пагу ла монон. Чу ви пагита? Марта еще не оплатила проезд. Ее слегка передернуло — акцент кондукторши был просто отвратителен. Достав из кармана ленту валютобилетов, девушка доверчиво протянула ее. Не укради, ведь так? Работница «Машино кай шипо» оторвала четыре перфорированных бумажных квадрата и вернула рулет Марте. Дорого… очень дорого. Четыре полноценных обеда, ни больше ни меньше! Оставалось лишь тяжко вздохнуть, тем более, этот вдох был необходим: так тесно и погано оказалось в переполненном транспорте. Марту оттеснили куда-то к середине. Между рабочими и работницами огромного нефтеперерабатывающего завода не было никакой разницы — и выглядели, и пахли они почти одинаково. Взгляд Марты коснулся утомленных лиц. Она опустила голову и... Се кор` анкорау хавас эсперон, Пер канто дьжи рэвекиджос. Сэ ла окуло кашис лармерон… Она пристально уставилась в книгу. Тише, тише… что-то знакомое, очень! Но откуда? Марта нахмурилась, причем одна ее бровь изогнулась под весьма забавным углом. Как и обычно, когда она сталкивалась с непереводимой загадкой. Она успела неплохо изучить язык и понимала суть написанного… Да и не такая уж это редкость — печатные издания на эсперанто. Но что-то в этих строках не давало покоя… «И если не навек надежды рок унес, они в груди моей проснутся». Марта вздрогнула, автобус дернулся и затормозил. «Бензина не-е-е-ету-у-у-у!» Некто с книгой резко поднялся, протискиваясь мимо женщины. «Кончился бензин, выходим, выходим!» Кто-то недовольно заскулил — разве охота опоздать на работу? Кондукторша требовательно подтолкнула в спину Марту — пришлось выкарабкиваться наружу. Они встали посреди поля. Серо-кирпичная земля потрескалась и выглядела мертвой и неприветливой. Марта искала книгу, искала руки, что унесли ее, но, увы, потеряла из виду и то, и другое. Она не могла сообразить, кто из пассажиров читал странные стихи. Все лица казались одинаковыми. Она мысленно застонала. Запоздалые желания! Прошло четыре месяца. Холодно. Сухо. Пыльно. Вот все слова, что полно и исчерпывающе описывают ее пристанище — планету под двумя светилами. Зима тут не была зимой. Всё тем же летом, только лишь с температурой в двадцать три по Фаренгейту. Марта вспомнила еще одну строку: «И если есть в очах застывших капля слез — они растают и прольются». И что это были за слова, что значили, для кого проронены, записаны, отпечатаны в типографии? Да еще на эсперанто... Она поломала голову и предположила, что поэт — англичанин. Вспомнились уроки литературы в колледже — много лет назад. Вот откуда вынесла Марта загадочные строчки! Но это не значило, что читающий был британцем. Или была? Марта не разобралась даже, женщина то сидела в автобусе или мужчина. Возросло число загадок. Но ответы затерялись. Так что она осмотрительно не стала забивать голову ерундой. Читал? Читала? Не всё ли равно. Солнца всходили медленно. Куда неспешнее, чем так называемым летом. Мелькали алые от ржавчины и солнечных лучей щиты. Проносились мимо столбы с пучками оборванных проводов, одинокие короба-дома, голые деревья… не все переживут эту зиму. Мало ресурсов: топливо на вес золота. Всё летит в топку, всё сгодится для обогрева жилищ. Заура и Зураб смотрят заурины фотографии. Вспоминают Дом. Говорят о Земле. Это их греет. Марта завидует. Марта едет за двести миль, чтоб купить медикаменты. Она устала. Женщина не ждет, что ей уступят место. Тут любой скажет, что измучен и хочет прилечь. А человек перед ней, незнакомец с книгой, вооружен двумя костылями. Пускай сидит, думает Марта. Книга? «George Gordon Byron. Libro de poemoj». Оно! Это оно! Когда неизвестный прикрывает сборник, чтоб глянуть на наручные часы, она видит обложку. «Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!» Марта почти дрожит, но то, конечно, из-за холода и автобусной тряски. Она с трудом сдерживается, пытается смолчать, но все же тихо произносит: «Как мрачен этот стих… Полон боли. Чего хорошего в том, чтоб месяцами читать Байрона? Это самоистязание чистейшей воды...» Она обрывает свою длинную тираду, уверенная, что никому из соседей нет дела до ее слов. Но человек с книгой поднимает голову. Скорее всего он высок. У него светлые глаза и светлые рыжеватые волосы. Щетина на лице тоже светлая и похожа на пух. Он — ровесник Зауры. Марта пожимает плечами, глядя на него. «Вы говорите по-английски? - вдруг спрашивает он, теряя большую часть согласных. - Я слышал… только что слышал…» «Охотно верю, я и сама сейчас слышала что-то странное... и очень знакомое», - растерянно отвечает Марта. Внезапно для себя она смеется. Она не может остановиться, чувствуя, как ослабевает тугой и болезненный узел в груди.