Начало

Светлой июньской ночью, в Сомерсете, Блад размышлял об очередном вызове Судьбы и выборе. А в сентябре был подписан Рисвикский мирный договор. Тогда Блад написал Ибервилю и ответ не заставил себя ждать. Весной 1698 крепкий трехмачтовый корабль под названием «Нью Хоуп» покинул Бристольский порт и взял курс на Бостон. июнь 1699 — Я собираю всех моих друзей и партнеров — надо обсудить несколько важных вопросов, — сказал Жоффрей де Пейрак и, затянувшись, выпустил очередное колечко сизого ароматного дыма. Блад кивнул, выпуская точно такое же и прикрывая глаза от удовольствия: у монсеньора Рескатора, как он по привычке мысленно именовал хозяина Голдсборо, табак был отменный. Ибервиль, чуждый их пристрастию к табаку, перебирал струны гитары и мурлыкал под нос нечто лирическое. — Да, на сегодняшнем совете впервые будет присутствовать мой хороший друг и талантливый флотоводец, так что вам, господа, предоставится возможность поговорить на интересующие вас темы. — Речь идет о ком-то, недавно прибывшем в Голсборо, монсеньор? — подал голос заинтригованный Ибервиль. — Дон Мигель де Эспиноза возглавляет небольшую эскадру, стоящую в Сен-Никола, он здесь с марта. Жалобно тренькнула гитарная струна, а Питер поперхнулся враз показавшимся горьким дымом и закашлялся. — О, так вам должно быть знакомо это имя, ведь дон де Эспиноза много лет провел в Вест-Индии, — черные глаза де Пейрака проницательно оглядели каждого из бывших корсаров, в них мелькнула догадка — и в то же время насмешка: как-никак, он не забыл о прежнем роде деятельности своих гостей. — Не буду скрывать, нам приходилось… встречаться, — справившись с собой, Блад вернул графу ироничную улыбку. Напряженный, как перед поединком, Ибервиль не прятал своей тревоги, и де Пейрак посерьезнел: — Я должен был предусмотреть. Что же, под моим кровом я не допущу ни ссоры, ни тем более — кровопролития. — Не о чем беспокоиться, мессир. Наши счеты с доном Мигелем закрыты, — твердо произнес Блад. — Рад, если это так. А сейчас позвольте оставить вас, господа. Увидимся на совете, в полдень. — Питер! — воскликнул Ибревиль и вскочил на ноги, как только дверь за де Пейраком закрылась. — Да, Филипп. Я не рассказывал тебе, но с тех пор, как я потопил «Милагросу», мы дважды встречались с доном Мигелем — в октябре 1689, когда он спас Арабеллу во время кораблекрушения и взял ее в заложницы… — Чтоооо?! — взревел обалдевший француз. — … и в 1696, когда волею судеб мы оказались на одном корабле, плывущем в Европу. — И ты молчал?! — Не было повода поделиться, — криво усмехнулся Блад, задумчиво глядя перед собой. — Да, Арабелла сама вызвала его… — Питер неохотно и не вдаваясь в подробности отвечал на градом сыплющиеся вопросы Ибервиля, который возбужденно размахивал руками и время от времени разражался замысловатыми французскими ругательствами: — Нет, она не претерпела никаких жестокостей… Не знаю, за каким чертом меня занесло на испанский галеон. Обстоятельства так сложились. Разумеется, я не хотел украсить собой груду поленьев в Гаване… — Так значит, вы расстались чуть ли не друзьями? — Ибервиль все никак не мог вместить в свое сознание обрушившиеся на него новости. — Друзьями все-таки вряд ли, но… …Когда оба спустились в зал, где должен был состоятся совет, среди других приглашенных их взгляды немедленно отыскали высокого, наполовину седого мужчину в черном камзоле без каких-либо украшений. Дон Мигель де Эспиноза. Он также сразу заметил своих извечных противников, и его лицо стало замкнутым, а губы сжались в прямую линию. Однако, за кинжал или шпагу испанец хвататься не стал, напротив, приветствовал Блада и Ибервиля, наклонив голову — по видимому, монсеньор граф уже предупредил его о нежданной встрече. Питер не слишком внимательно слушал то, что говорил на совете де Пейрак, губернатор Голдсборо Колен Патюрель, и прочие приглашенные, не все из которых были ему знакомы. Он был поглощен размышлениями о хитросплетениях судьбы. Де Эспиноза, оказавшийся за столом почти напротив него, сидел, вперив сумрачный взгляд в стоящий перед ним серебряный кубок. Время от времени он поднимал глаза, и Питер замечал в них отражение собственных раздумий, и через какое-то время даже начал находить в этом нечто забавное. Мир воистину тесен, если жизнь продолжает сталкивать их лбами при самых невероятных обстоятельствах! К тем же выводам пришел и дон Мигель, потому что губы его вдруг дрогнули в кривоватой усмешке. Совет подошел к концу, и де Пейрак пригласил всех отобедать. За обедом Блад шепнул жене: — Дорогая, ты ведь уже пообщалась с… гостями мессира де Пейрака? — Неожиданно, не правда ли Питер? Я, признаться, переживала, как пройдет ваше общение. — Как видишь, все живы, — усмехнулся Блад. — Да и после известных событий нельзя нас считать врагами, как прежде. — Питер, — отозвался сидевший рядом Ибервиль, — у тебя такой вид… Ты на абордаж собрался? — Угадал. Вон тот упитанный поросенок на блюде просто напрашивается на то, чтобы его атаковали. — Тогда вперед, мой капитан! — расхохотался француз. Дружеская подначка Филиппа помогла Бладу собраться и окончательно обрести самообладание. После обеда графиня де Пейрак пригласила всех прогуляться по недавно замощенной набережной и полюбоваться на залив. День был солнечный, ветер налетавший утром резкими порывами, стих и не доставлял беспокойства дамам, раздувая их юбки и приводя в беспорядок прическу. Само собой получилось, что женщины собрались возле мадам Анжелики, в то время как для мужчин центром притяжения стал ее супруг, который словно продолжил совещание, теперь получив возможность продемонстрировать уже сделанное, а также делиться тем, что он собирался осуществить в ближайшем будущем. Не без гордости он указал на несколько строений у самой воды, где было налажено производство бумаги. Остаток вечера он беззаботно препирался с Филлипом, которого встреча с испанцем подвигла на совершенно неучтивое обсуждение событий из лихого прошлого — правда, Ибервиль делился своими воспоминаниями вполголоса, заботясь чтобы поблизости никого не было, так что их перепалка долетала до слуха разве что Арабеллы, которая поглядывала на них с осуждением. Следующим утром Блад и де Пейрак выехали верхом, направляясь вдоль побережья, к северу от Голдсборо. Граф привел его на место, где планировал основать очередное поселение, и без обиняков сказал, что надеется воспользоваться опытом человека, превратившем Кингстон из захудалой деревушки в неофициальную столицу Ямайки. — На Ямайке, когда все лежало в руинах, у нас просто не было выбора монсеньор, — проговорил Блад, внимательно изучая узкую бухту и окружающие ее леса. — Тогда ваша задача упрощается, руины вам разгребать не придется, — усмехнулся де Пейрак, испытующе глядя на него: — Голдсборо некуда развиваться и со временем у него останется лишь статус самого первого городка на некогда диком берегу. А здесь у вас безграничные возможности, мистер Блад. — От вашего предложения невозможно отказаться, — в тон ему ответил Питер. Он глубоко вдохнул напоенный морем воздух, отчего-то ощущая себя как никогда в мире со всем миром. И пусть сэру Случаю, устроившую ему очередную встречу с прошлым, не отказать в изобретательности и чувстве юмора, но, подобно пряностям в изысканом блюде, это лишь добавит жизни остроты и вкуса…