***
Возрастающая популярность претила Марку, его нервировали вспышки камер на пресс-конференциях и даже крики болельщиков порой казались лишь жуткой какофонией, от которой хотелось где-либо спрятаться. Он испытывал эмоциональное напряжение от повышенного внимания к себе, но оно было неотделимо от карьеры хоккеиста в известном клубе. Ко всем стрессам добавился ещё и перелом запястья после жесткого стыка с соперником. Марк чуть больше месяца берег руку как мог, отказывая себе в удовольствии провести лишнее время в спортзале и набрать больше мышечной массы. Он с детства не отличался очень уж большими габаритами, даже Джемин был сильнее и крупнее, но к двадцати годам Марк оформился в нападающего с одними из лучших физических показателей. Он не гордился своими навыками, время, проводимое им в тренажёрном зале, воспринималось как элемент успешных выступлений в матчах и результативности. Свободное время Марк проводил в городе и часто буквально наталкивался на флирт со стороны его «горячих» поклонниц. Охочие до сплетен и интрижек, некоторые девушки были готовы на многое ради времени, проведённого рядом с известным спортсменом. Марк старался избегать таких особ как потенциальных угроз его вполне доброму имени. К тому же был человек, который заслуживал гораздо больше внимания. У него на экране телефона была фотография Йери из Парижа, на которой она, спрятав руки в карманах пальто, стояла на фоне Эйфелевой башни в симпатичном берете, сдвинутом набок. Каждый раз, снимая телефон с блокировки, Марк вспоминал часы, проведённые рядом с ней, и понимал, что счастлив иметь такую любимую, которая воплотила свою детскую мечту в танце и покоряет лучшие сцены Европы. Йери обещала приехать в мае или июне, когда её главные партии на очередных гастролях будет танцевать другая, не менее талантливая девушка, а сама Йери хоть немного отдохнёт. Джемин съехался с Сыльги, и теперь Марк был единоличным хозяином в той квартире, которую купили родители. Он часто ленился поддерживать порядок, раскладывать вещи по местам и мыть посуду, ведь жил один, но представлял, что Йери, как недовольная жёнушка, будет ворчать на него, когда приедет, и плёлся класть вещи по шкафам. Марк любил аккуратность и чистоплотность Йери, запах её одежды. Он привык скучать по ней, а при встрече не мог поверить своей удаче, ведь судьба вновь подарила ему совместное время с любимой. Они стали парой, но расстояние всё также пресекало идиллию, которую они могли бы создать вдвоём, без лишних глаз. Но они пробовали стирать эти границы хотя бы виртуально, хотя бы на время.***
Жизнь Йери в качестве примы омрачалась сильным перенапряжением и будто бы ощутимой завистью, проведи рукой по воздуху и поймаешь. Девушки в труппе страстно метили на её место, но как танцовщице из массовки перечить хореографу, как сдвинуть с пьедестала хрупкую брюнетку? Йери ощущала на себе взгляды, будто бы липнувшие к коже как паутина, и от них хотелось очиститься, избавиться, а как ещё сделать это, если не танцем? Сдружившиеся с Йери девушки, танцевавшие важные партии, записывали некоторые импровизации на видео и прочили Йери в будущие хореографы, ведь из её движений можно составить новый сборник основных балетных приёмов. Несмотря на некоторое количество доброжелательных танцовщиц, Йери чувствовала себя одинокой. Этот огромный мир танца поглощал без остатка, заставлял работать на износ за признание и аплодисменты публики, и это приносило ей радость, но быстротечную, лёгкую. Йери хотелось быть свободнее, делать нужное, когда захочется, а не когда обязывают, быть с любимым, в конце концов. Порой Йери кажется, что мысли о нём вытесняют танец и репетиции, но реальность даёт хлёсткую пощечину в виде замечаний хореографов и осознания, что прима, вечно погружённая в свои мысли, — плохой пример для подражания. Танцем можно выразить самые сокровенные чувства, и это Йери нравится в балете больше всего. Самовыражение раскрашивает реальность новыми красками. Йери льстит похвала, ей нравится иметь статус примы, её любят и ей завидуют, и уровень адреналина в крови повышается, когда Йери выходит в конце выступления на общий поклон, это признание зрителей обрушивается как цунами. — Ты уже звезда, — говорили хореографы. — Богатые спонсоры ищут с тобой встречи, удели им внимание. Ты будешь иметь определённые связи, удачно выйдешь замуж. — Я к этому не стремлюсь. Балерин довольно часто приглашают на званые ужины, но Йери претит внимание толстосумов, сорящих деньгами, и их молоденьких любовниц, ей не нравилась атмосфера наигранной вежливости и роскоши, вечерние платья обязывали выглядеть вычурно.***
До мая в Лондоне Йери задерживают уроки, которые она даёт в Королевской академии по просьбе своих наставников. Юные дарования, которых только-только пригласили на обучение, заворожённо внимали своему кумиру. Йери демонстрировала, как изящнее и легче выполнить определённые комбинации, смотрела в искрящиеся от восторга глаза учащихся и вспоминала, как сама, жутко волнуясь, развивала свои умения, чтобы сейчас в статусе примы уже начинать учить других. Сначала Йери повидалась с родителями в Торонто, долго плакала на плече мамы, когда та встретила её в аэропорту, а потом расчувствовалась, крепко обнимая отца. В Ванкувер она приехала в отличном настроении и Марк, встретив её на недавно купленной машине, по дороге домой ловил на себе взгляды, полные обожания. Они несколько дней подряд наслаждались друг другом, целовались, гуляли, успели насквозь промокнуть, попав под ливень, а потом вдвоём отогревались в горячей ванне. Марк не мог прекратить прикасаться к Йери, жадно целовал, будто боясь, что её поцелуи достанутся ещё кому-то помимо него. Йери таяла в его объятиях от такого естественного тепла, от любви и нежности, которой они обменивались на физическом и ментальном уровне. Она будто старалась читать его мысли и понимала, что единственное желание Марка сейчас — быть с ней рядом как можно дольше. — Ты очень мало ешь, я переживаю, — беспокоится Марк. — Ты ведь хорошо себя чувствуешь? — Просто ты до сих пор не привык к тому, сколько я ем. Больше и не смогу съесть, организм не примет, — улыбнулась Йери в ответ. — Со мной всё хорошо, тем более сейчас, когда я приехала к тебе. Ночи рядом с Марком были чувственными, он целовал до алых следов на коже, прокладывая дорожки из них от шеи до живота. Йери нравилось прикасаться к рельефным мышцам, взъерошивать и так непослушную чёлку, переплетать его пальцы со своими и долго-долго разговаривать обо всём на свете.***
Марк был на тренировке, когда телефон начал разрываться от звонков Сыльги. Марк ужаснулся, когда увидел их количество на экране, у Джемина уведомлений было не меньше. «Что-то случилось», — пронеслось в голове Марка, и он вздрогнул при мысли, что с Йери что-то не так. — Марк… — Сыльги едва могла говорить из-за слёз. — Марк, приезжай, пожалуйста, здесь Йери… Опасения подтвердились. Марк убежал с тренировки быстрее, чем кто-либо мог что-то сказать, и Джемин едва поспевал за ним. Сыльги должна была встретиться с Йери около кафе, пришла раньше и заняла место возле окна, на улице неприятно было оставаться из-за дождя. И прямо у неё на глазах Йери, переходившую дорогу, сбивает машина, и время будто бы замедляется, скрип шин слышен сквозь вату, а далее крик прохожих приводит Сыльги в чувства, и она, расталкивая людей, бежит к подруге, лежащей на асфальте, её ноги вывернуты под неестественными углами, на лице кровь. Слёзы мешали Марку ориентироваться в коридорах больницы. Сыльги, как могла, пыталась утихомирить его, хотя сама вся покраснела от непрекращающихся рыданий, но в итоге Марк плачет уже не от злости, а от отчаяния, от невозможности помочь любимой сейчас. С самого утра какое-то противное чувство засело в груди, будто что-то должно было произойти, и вот теперь… «Открытые переломы обеих ног, позвоночник, к счастью, не пострадал, три ребра треснуты, сотрясение мозга и множественные ссадины», — вердикт врача. Марк обессиленно садится на стул и закрывает лицо руками, пытаясь унять крик, рвущийся наружу. Доктор сочувственно вздыхает, когда Марк говорит о профессии пострадавшей, уверяет, что даже со сложными переломами всегда есть шанс вернуться в танцы, но Марк прекрасно понимает, что здесь решающую роль играет не только физическое, но и психологическое состояние, а Йери стольких трудов стоило добиться успеха, что полученные травмы могут сломать её морально. В один миг из-за мокрого ли асфальта, из-за водителя-остолопа или неосторожности Йери хрупкая мечта быть звездой балета разбивается вдребезги.***
Сознание возвращается к Йери медленно и болезненно, она чувствует бандаж, подпирающий шею, ребра ноют, а на ноги будто бы бетонные плиты положили. Она помнит визг шин по асфальту и неимоверно сильный толчок и осознаёт, что одним сотрясением явно не обошлось. Истерика неотступно накатывает на неё, когда Йери понимает, что переломала ноги, и пришедший в палату врач только подтверждает это, говорит, что в обеих ногах штифты, значит, останутся некрасивые шрамы. О возможности снова танцевать не говорится ни слова, это зависит от желания Йери бороться за своё скорейшее выздоровление. Она рада только тому, что не сломала позвоночник. Но что теперь? Йери думает, что вместо примы сейчас на постели лежит калека, и это так эгоистично, понимает она, мыслить только о своих амбициях, а не о Сыльги, которая наверняка видела аварию, не о Марке, который и так переживает из-за скорой игры, а теперь и вовсе сойдёт с ума от нервов. Йери вкалывают успокоительное, поскольку слёзы перерастают в крики отчаяния и на них приходит взволнованный Марк. Она смотрит в его покрасневшие глаза и чуть вытягивает руку к нему навстречу, чувствуя, что слёзы всё ещё текут по щекам. Марк садится рядом, берет её руку в свою, а другой нежно вытирает щёки, но Йери всё не прекращает плакать. — Я так испугался за тебя, — Марк говорит тихо, хрипло, будто сорвал голос, и всхлипывает, опускает глаза, чтобы Йери не видела его слёз. — Я подумал, что ты… Что тебя… — Марк, — переборов желание снова разрыдаться, Йери попыталась успокоиться, — я жива, я здесь. — Я дурак, плачу тут перед тобой. — Ничего из того, что ты делаешь рядом со мной, я не считаю стыдным, позорным или противным. Иначе почему тогда я с тобой? — Йери вымученно улыбнулась, ссадина на скуле отдалась лёгкой болью. — Сыльги всё видела? — Да, позвонила мне, Джемин едва её успокоил, она приходила, пока ты была без сознания, — Марк утёр слёзы рукавом кофты, посмотрел на Йери припухшими глазами. — Ты такая беззащитная сейчас. — Как поломанная кукла, — кивает Йери. — Со штифтами в ногах, с этим бандажом. — Я поставлю тебя на ноги, ты будешь танцевать дальше, — в словах Марка столько воодушевления, столько уверенности, что у Йери сжимается сердце. — Марк, — прерывает его Йери, — не это сейчас важно. Совсем не это. Я не думаю сейчас о том, как вытянутся лица хореографов, когда они узнают о случившемся, или как возрадуются мои завистники, — Йери нежно проводит рукой по волосам Марка, по его обкусанным от стресса губам. — Я думаю о тебе, о том, как сильно я люблю тебя. Сейчас особенно сильно. — Я хотел сказать, что ты для меня дороже всего, — Марк аккуратно садится на постель сбоку от Йери и нежно целует, почти невесомо, боясь причинить боль неосторожным движением. — Я очень тебя люблю. — Ты поверишь, если я скажу, что счастлива сейчас? Не потому, что лежу здесь с поломанными ногами... — А потому, что мы рядом. И любим как никогда, — заканчивает за Йери Марк, переплетая её пальцы со своими. — Именно. Я счастлива, потому что у меня есть ты. Говорят, счастье спускается по радуге, оно такое же искрящееся и прекрасное, как разноцветная дуга, разрезающая небо, такое же лёгкое, как дуновение весеннего ветра. Счастье не достаётся просто так, оно не приходит без причины. Его чувствуют те, кто жертвует чем-то ценным ради улыбки другого человека, кто видит позитивное в мелочах. Счастье разное абсолютно для каждого. Кто-то счастлив быть знаменитым, кто-то счастлив танцевать, а кто-то — любить.