caustic

Жжется.

По шкале Сковилла Хань где-то между каролинским жнецом и дыханием дракона. По шее Минсока расползается невидимый огонь — от его слюны. Волдыри и крик. Зеркало говорит обратное — кожа чистая. Не считая пары фиолетовых пятен — от чужих губ. Но Минсока жжет. Хань сжигает каждый раз. Бросает деньги у кровати. Только наличка — никто не придерется к доходам и расходам — и уходит. Пока Минсок горит. Потушить может лишь одна вещь — немного мутной жидкости в однокубовом шприце. Капелька крови на ступне — не портить руки. Легкое покалывание. Онемение. И толчок в груди — опускайся обратно на кровать. Ошалело смотри в потолок. Вот зачем он спит с Ханем. На это тратит деньги. После — расчесывает шею от чужих поцелуев. Минсок не шлюха, нет — лучше бы да. Продается только Ханю. Только в своей комнате — в родительской квартире. Днем, пока мать на работе. Хань мог бы выбрать кого угодно. Не местный миллиардер, но в городе полно девочек — получше, красивее. С более чистыми простынями. С более свежим дыханием. Своими личными апартаментами. Минсок знает почему Хань приходит к нему. Может, не к нему одному, но — раз в два-три дня в пустой квартире звучит звонок домофона. Всегда днем. Минсок задергивает плотные шторы и жалюзи. Идет открывать дверь. Здесь только один гость — заходи, присаживайся. Бери — как хочешь — всё за твои деньги. Хань говорит: — С тобой веселее. Он говорит: — Ты тоже меня хочешь. Поэтому. Когда тебя не хотят, то будто трахаешь резиновую куклу. Понимаешь? Смотрит на Минсока — голый по серым простыням. Взмокший. В ожидании своей подачки. И одиночества. Вытереть задницу и член влажными салфетками. Ширнуться — будет чем заплатить. Можно лежать спокойно. В кредите на дозу больше — постоянный клиент с постоянным Ханем и доходом. Особые условия — бери еще. И еще — всё есть, уже под рукой, так что уходи скорее, а? Минсок не понимает. Хань заводит. Доводит. Сжигает. Но это игра — за бумажки и цифры. Минсок стонет. Говорит мерзости-пошлости — Хань просит. Вылизывает чужой член. Глотает пропитанную жгучестью слюну. Кончает — не по-настоящему. Держи, что оплачено. Только Хань говорит: — Думай как хочешь. Но я всё вижу. Целует в висок — так нежно. — Люблю тебя. Деньги у подушки. Удар двери об косяк. Щелчок автоматического замка. Тридцать минут — Минсок свое отработал. Оплаченный завтра один маленький пакетик-шарик — с запасом на будущее. Тридцать минут и — кнопка переключения. Следующий канал — несколько часов потрескавшегося с паутиной потолка. Отлично. Просто — Минсок рвано выдыхает клочки воздуха — отлично.

Шелестит.

— Минсок, ты спишь? — Шорох пакетов. — Я принесла еды. Если хочешь, могу что-то приготовить. Не спит. Лучше. Даже не живет. Впадает в околоанабиоз. Пропадает из мира. Не нужна еда. Не нужна забота. Не нужно ничего, пока не отпустит. Отпустит еще не скоро — отлично. Дверь закрыта. По ней стук. — Ты хотя бы выходил сегодня из дома? — Вздох. Зачем это слышать — и как — странно. Абстрагированный туман пробивают звуковые колебания — замолчи уже. Она думает, он болеет. Чем-то вроде плесени на стене. Прирастанием к постели. Думает, у него нет денег. На спине уже пролежни. Не знает — у него остатки чужой спермы на бедрах. Сходящее на нет жжение по шее. Доза дерьмового яня в крови. Сердце — бум-бум-бум. В ушах плещется океан. Перед глазами плывет волнами. Пестрит белым шумом. — Всё ок Растянутые время, буквы, звуки. Ручка дергается. — Точно? — Дергается еще раз. — Может откроешь? — Точно. На большее сил не хватает. Зачем говорить — говорят только живые. Он лучше, чем жив — обдолбан.

Пустеет.

Хань пропадает на две недели. Не самые долгие в жизни Минсока — бывало хуже. И дольше — трезвым. Чистым. С холодным потом и лихорадкой. Телевизор с диагональю двадцать два дюйма весит около трех килограмм — поднимается без труда. Оттащить вниз по лестнице — сложнее, чем кажется. Лифт нерабочий. Дом — развалюха. Найти покупателя — легче. Китаец Цзытао скупает барахло по дешевке. У таких, как Минсок. Любую технику в любом состоянии. Куда она девается потом, по какой наценке на ней наваривается Цзытао — плевать. Главное, что паренек — красивый (Минсок засматривается, когда его не кроет) — отсчитывает несколько бумажек. И машет рукой своим приятелям — заберите это дерьмо. Не Минсока — телик. Даже не его — матери. Стоял в её комнате. В двухкомнатной квартире только одна спальня — с дверью и замком. Вторая — зал-проходная: раздвижной диван, телик посередине — последнее развлечение в доме. Унылые облезшие обои — «Когда будут денежки, пойдем и вместе выберем новые, давай?» — никогда. Разваливающееся всё — по стенам и постелям. Начинает потряхивать. Зубы скрежещут друг о друга. В животе спазм. Кости в пальцах рук выворачивает — ломает. Тянет. Цзытао спрашивает: — Обратно дойдешь? Он грызет сахарную кругляшку и говорит: — Хуево выглядишь. Не обижайся, но правда хуево. — Всё ок. Себе и китайцу — знает и без него. Вокруг одни только китайцы и есть. Вокруг сраный Китай. С его сраным всем. По дороге шатает. Дома под матрасом есть еще шарик — не полный. Ждет. Одноразовая заноза. Кипяченая вода и повторное использование — радость эколога. Шипение газа на плите. Спокойно — тише-тише — Успеешь. Дотерпишь. Сможешь очистить, чтобы замараться. Раньше Минсок их боялся. Верещал. Врач снимает колпачок со шприца и велит подставить задницу — крик. Не надо. Пожалуйста. Мама держит за руку — «Это просто укольчик» — верно. Просто. Ко всему привыкаешь. Теперь задница подставляется сама. Вены — тоже. Ханя нет уже две недели. Странно — дни продолжают что-то значить. Подсчет на пальцах — сколько еще осталось, сколько еще оставаться. Нужно быть уверенным. Поглядывать на календарь. Когда он вернется — скорее бы. Слезшая кожа — не слишком приятно — так что давай быстрее, а? Мышцы дрожат. Минсок попадает в вену со второго раза — не больно. Сползает по стене. Заваливается на пол. Орет — внутри. Не снаружи. Кажется, штаны намокают. Не хочется ползти на руках до комнаты: замок и кровать, плотные шторы, темно даже днем. Клетка и обитель — подождет. Позже. Сначала — первые птички. Спрашивают: «Хорошо?». Скажи: «Очень даже». Выдох в судороге — отлично. Потрескавшаяся плитка на фартуке. Из крана так громко падает вода — плеск-плеск-плеск — шум в голове. Нечего посмотреть по телевизору — ни одного канала на пустом столе. Волны под спиной — размеренно. Прилив, отлив, прилив. Качает лодочкой. Уносит в море-океан. Столько соли по сухим губам — ай. — Тебе плохо? — Сквозь воду. Душные спиртовые духи — хоть блюй. И забота. — Боже, что это? Не того она спрашивает. Не его надо. Мутными глазами вслед за чужими черными точками. Иногда забываешь достать иглу. Порвет вену — насрать. Птички щебечут — не до того. — Зачем? Так мало и так много — одно слово. Сама знает зачем. Лучше узнать почему — вот так, не иначе. Не то ты говоришь. Переворачивается — дай досмотреть сон. Еще пять минуточек. Еще — не твое дело. — Всё… ок, мам. — Язык по губам — сухо-сухо. — Отстань. Что-то падает в мусорку. Что-то — в раковину. Она грохается на стул. Шумно рыдает. Три минуты. Шесть минут. Под столом ползет таракан. Или муравей. Сам Минсок — загребая воздух лапками. — Тебе помочь? Тихо. Надломлено. Минсок весит килограмм пятьдесят — тощий ублюдок. Тянется за руки — ноль сопротивления. Костьми об порожек. Зачем только Хань его трахает — точно, он же теперь не. Уже не. Две недели как. На постели мягко, тепло. В спине бьет током — вверх по позвоночнику до шеи. И в глаза — пляска разноцветных точек — ай. Щелчок замка — громко. Так громко, невыносимо скрипят пружины под телом — тощий, как же. Недостаточно, чтобы всплыть.

Темнеет.

Хань нюхает воздух у плеча Минсока. Он говорит: — Помойся. — И спрашивает: — Когда ел последний раз? Минсок чешет за ухом — когда-когда-когда — неважно. Всё измеряется в другой валюте — миллиграммах. Миллилитрах, переведенных в дни. Пустой желудок воет — забей. Убаюкай кости и сердечный ритм. — Давай не сегодня. Дверь открыта, жалюзи — тоже. Сумерки — утро или вечер — насрать. Солнце не в зените — что ты тут забыл, а? — Тогда хотя бы поешь. Вздох. Теплые руки на спине, на талии. Ближе — горький жгучий воздух. Не дышать — за другую дверь и — щёлк. Теплая вода льется на голову и плечи. Приятно. Будто снова под чем-то — отвык быть чистым. Мягкое полотенце по телу. Прохлада на кухне — тихо — нет. Хань спрашивает: — Давно она ушла? — А ты? — Был в Штатах по работе, — говорит он. Под глазами синева — прожилки-фиалки. Всё равно красивый — поэтому под ним стонется. Правдивее не надо — надо конкретнее. Почему ты тут — посмотрись в зеркало и проваливай. Минсок говорит: — Заведи девушку. — Она не слишком любит секс. Усмехается. И повторяет. Не отвлекается: — Сколько ты уже один? Капли падают с волос. Стекают по подбородку. Минсок облизывает губы — хочется пить. Забирает из чужих рук стакан — залпом. По ногам синяки — не болят. Уродливо цветут. Взглядом по себе — сухое прикосновение. Незаинтересованное. Полотенце прикрывает задницу. Ребра торчат — волны-змеи под кожей начинаются чуть ниже ключиц-ножей. На животе что-то красное — пятна-пятна — пройдет. Узловатые пальчики — не удержать в состоянии покоя. Минсок не в покое. — Я всегда один. — Вообще-то ты живешь с матерью, не прикидывайся дурачком. Она тебя хотя бы кормила, — говорит Хань. Смотрит прямо в глаза — такой серьезный. Вмазать бы по лицу. Вмазать бы, да — себе. Белое. Порошковое. Над огнем разведенное — вмазался бы, это точно. Снова. — Так обдолбался, что даже не заметил? Минсок вытаскивает из пакета засохший хлеб — камень, сухарь. Понимает. — Так она бросила меня? — Ты мне скажи. — Я спал. Ничего не знаю. Хань подсовывает заваренную в бумажной коробке лапшу. Палочки — под пальцы. Говорит: — Поешь. Минсок втягивает в себя вареное тесто — не слишком вкусно. Хань смотрит внимательно. Жрет дальше — несложно — любуйся. — И что ты собираешься делать? Хлюпанье. Мурашки по белой коже. Ветер из окна — взвешенная в воздухе вода прибивает пыль. У Ханя мокрая рубашка — серые плечи. Что-то дерьмовое во рту — кислота. Капсаицин. Нефильтрованные слова. Откуда он тут — в Китае полно шлюх получше — почему, а? Минсок спрашивает: — Ты что меня любишь? Хань дергается — пропущенный удар. — Тебе бы тоже попробовать, — говорит Минсок. Хань знает, о чем речь. — Пробовал. Улыбка — шрам на губе. Знакомый. Полузабытая полоса. — Откуда я тебя знаю? Палочка падает на пол — дрожание. Поднимается. Моется. Вкладывается обратно. — В универе ты разбил мне лицо, когда я пытался вытащить тебя из дерьма. Не буквально. Спасибо, кстати. Смешок. — За что? Минсок не помнит никакой универ — почти. Отрезок меньше года: вечеринки, свобода, друзья, первые отрывы от реальности. Кто-то кроме сраных китайцев — начавшая забываться речь. Сраный китаец Лухань заградил обзор — смещение с периферии — «Тебе это не надо Минсок, послушай». Тебе это не надо — ага. Тебе нужен я и моя любовь. И еще мой член — конечно же. Просто дождись момента и вставь. Дождался — оказавшийся лучше. Ездит в Штаты по работе. Не трахает девушку — у малышки нет настроения. Сидит на засранной кухне. Хань лучше всех — не принимает же. Он говорит: — Оставил на память. Большим пальцем под губой — затертая вечность. Вредная привычка. Вернуться спустя несколько лет. Выебать Минсока честно — за деньги. Окупившееся ожидание — напоминание всегда можно было нащупать подушечками пальцев. Сначала — встретиться на улице и угостить кофе. Потом — увидеть разъебанные руки и посоветовать — коли в ступни, не уродуй. «Ты такой красивый, Минсок, поехали ко мне». Одолжить денег — да, конечно. Заплатить — давай, с радостью. Может, приезжать раз в пару дней — не против. Отлично прописанный код-сценарий и — «Ты мне нравишься», ага: — Уже давно, — говорит Хань. — Даже не знаешь, какой ты. Какое-то слово теряется — кость в горле. И так всё ясно — «красивый», да? Минсок бы не стал подходить к зеркалу. Захочешь — не получится. В — теперь только его — квартире нет отражающих поверхностей. Перевернутая ложка ближе к носу — уродливый кусок дерьма. Надо ширнуться — не думай об этом. Ложись и раздвигай ноги — придержи руками, вот так. Всегда снизу — недостаточно энтузиазма для скачек. Минсок спрашивает: — Бросил? Не различая минуты — светская беседа для заполнения пространства. — Сложно работать и сидеть на чем-то одновременно, — говорит Хань. Для заполнения внутренностей: — Будешь меня трахать? Много-много-много вопросов. Голова проясняется — тупая боль. В желудке тепло. И жжет. Ханевские губы — всё равно что дерьмовый янь. Щелочь. Или кислота? Лей на глаза — не видеть перед собой. Красивая мразь со своей белой улыбкой. Чистой кожей. Чистой одеждой — один грех внутри. Вирус. Минсок вспоминает. Сраный китайский лох — после первого же раза — так не бывает. Скалится — давно не улыбался. Аж больно. Остро. — Нужны деньги или сам хочешь? Хань улыбается. Думает, это для него. Не над ним. — Конечно хочу, ты же такой горячий. Без шуток. Губы вскипают волдырями — Хань целует. Язык по языку — ай. Дверь в комнату захлопнута. Минсок прижат к стене. В пояснице отдается электричеством по позвонкам. Во влажных волосах чужие пальцы — цепкие, тянут назад. Запрокинь голову, хочу глубже — в глотку. С бедер падает полотенце — холодно. Плевать. Уже на работе. Обнимает Ханя — покрепче, поближе. Сжимает руками чужую задницу — без ногтей. Хань толкает к спальне. Прожигает кожу на плечах, лопатках. Твёрдая рука проходится между ягодиц. Задавленный вой от обжигающего — буквально — касания. Минсок упирается — ладошка по грудине. Не отталкивает. Останавливает. Обходит вокруг. Какого черта, что тебе там надо — система слежения за темными ресницами. Возвращается с ножом в руке. Лезвие в шлиц и повернуть — открыто. Хань усмехается, когда лезвие приставляется к его горлу. Он спрашивает: — Серьезно? Минсок разворачивает нож в пальцах. Вкладывает в руку Ханя. Улыбка сползает с лица. Хань говорит: — Даже не проси. Меня такое не заводит. — А если меня — да? Облизывает губы. Придвигается ближе — чужие лопатки прирастают к стене напротив. Кожа под подбородком натягивается. Нож недостаточно острый для красных капель — даже не больно. Хань гладит его член. Смотрит внутрь глаз — исследование дна. Достиг или продолжать погружение — кажется, второе. Нож крепче сжимается в другой руке. Он говорит: — Ты вроде хотел отдохнуть. — Напоминание. И: — У тебя даже не стоит. — Факт. Взгляд вниз — Хань не врет. И ноги не особо держат. Прилечь бы. Поспать еще часов двадцать. Потом ширнуться. И повторить — особый распорядок. Если только Хань даст деньги. Если он даст Ханю — частичка себя от любой сущности. — Так ты меня любишь? Не ответил раньше. Дернулся, не сказал. Да, нет, кружочек, крестик — выбери вариант. Средний палец — засунуть или показать в лицо — не то. — Да. Хань убирает нож. Бросает железку на пол. Спрашивает: — А ты? Меня. Сглатывает — громко. Ему важно — интереснее доступности в пяти сантиметрах от. Хочется знать — закушенная губа лучше отражения. Соври — выклянчивание денег ради себя — стыдно. По ногам холод. Не так уж и низко. Не глубоко — есть куда стремиться. Не будет выпрашивать. В заначке есть одна-две ходки на ту сторону — сохраняйте шарики-билеты в течение всей поездки. Конечная станция — не жизнь. Лучше жизни. Вылизывать пятки, вторить — «Да, хозяин, конечно, Лу-гэ» — только после остановки. Минсок уворачивается — надо одеться. Натянуть грязные тряпки, прикрыться — недееспособный джанки. Надо отойти — в сторону от чужой ласки. Глупо. Хань нужный. Единственный, кто даст денег на дерьмо. Заплатит за дешевую задницу. За убогое выживание. Скажет, что любит — похуй на значение в словаре. Любое определение данного слова может быть использовано в отношении тебя. Вспомни — такого не слышал лет с десяти. Размажься по постели. Размажь сопли-слезы по лицу. И вмажься. Забыться — даже не человек — хуже. Хань отсчитывает десяток купюр. Аккуратно сложенные на подоконник. Сверху — книга. Не пропадут, не разлетятся — в коробке штиль. Он смотрит на обложку. Спрашивает: — Дифференциальная геометрия? Там всего четыре знака — не заблудиться. Теория с подходящим названием — катастрофы. Насколько неустойчива твоя система — Минсок так и не изучил — очень. Улыбка — адресована воспоминаниям. Хань — огонек. Блуждает по глубокому болоту — не вынырнешь. Захлебнешься. Это точно. — Тебе кстати шли рыжие волосы. Бинго. Садится рядом — кровать пружинит. Гладит по руке — чистой, белой. Не такой, как всё остальное. — Что будешь делать? Пальцами по тонким волоскам — нежно-нежно. Минсок отвечает честно: — Тратить твои деньги, Хань. И всхлипывает. Аллергия — рядом говорят о прошлом. Активировать те участки памяти не хочется — протокол зачистки. На Ханя больше нет — не должно быть. Просто клиент — один единственный. Больше никого. Мягкий поцелуй в щеку. Сверху — ладошка заживляет ожоги. Бережно — слишком для неживого. Зависимого от порошка. И от Ханя. Без его денег только сдохнуть — окончательно. Не какая-то любовь — банальность повседневности. Еда, вода и свет в прогнившей коробке из бетона — капля комфорта по цене чистоты внутренних полостей. Хань говорит: — Я могу выгнать её и забрать тебя. Не ложится рядом на грязную простыню. Встает — отвесная скала. Убеждается — внимание сконцентрировано. Смотри мне в глаза, когда я говорю. Когда даю шанс. Решаю твое будущее. — Если ты готов слезть. Часть договора мелким шрифтом — подписывай, не читая, терять нечего. Минсок выдыхает. Вроде улыбка. Смешок. Слезть — не получится даже с твоего члена и кошелька. Какая там игла. Какой янь. Слезть — только с кровати на пол. Больше — никуда и ни с чего. Больно растянутые губы — трещины по сухой коже. Облизывает кончиком языка — пустыня Атакама. С трудом поднимается на локтях. — Это невозможно. Хань убирает руки в карманы брюк. Не знает куда деть — их и себя. Не хочет сразу говорить «нет». Сидит на своем собственном яне — тоже белый. С примесями. С привыканием. Тут красивый, там урод, но — так приятно держать рядом. Поводок затягивается не на той шее. Он говорит: — Возможно, если захочешь. Забивает на грязь. Встает на колени — лицом к лицу. Предложение всего. Чистоты — крови и постели. Ебучая забота — поводок туже. Шипами внутрь. — Я помогу. Минсок вытирает лицо. Оглядывается — штаны валяются с другой стороны. Кажется, грязные. Кроссовки, наверно, в коридоре. Перед глазами темнеет. Хань встает следом — пятна на коленках. — Куда ты? — К тебе. Ключи находятся в коридоре на полке. Вместе с запиской — драматичное прощание — «Ты меня разочаровал. Я так не могу. Мама». Постскриптум — могла и не писать очевидные вещи. И всё по-корейски — не забыла ведь еще. Сама приехала сюда. Мальчику было четырнадцать-пятнадцать — не лучший возраст для смены среды обитания на чужую. Заставила учить паршивые закорючки. Ходить в школу — Минсок понимал только четверть слов. Теперь — сбежала. Обратно домой — вероятность чуть больше пятидесяти процентов. В город, где всё родное. Подальше от сраного Китая с его сраными китайцами — муж бросил, сын тоже — пропитанный местными. Слова разбираются, но хреново. Отвык. Минсок ругается — чужой мат на прикушенном языке. На плечи накидывается толстовка. Хань заглядывает через плечо и говорит: — Значит правда ушла. Минсок поправляет: — Кинула. Запирает дверь. В кармане джинсов — свернутые ханевские деньги. В венах — ёбаная горечь. Последние дозы остаются под матрасом. Думает — вернусь потом. Если надо — всегда надо, — у меня есть. Припасено — на будущее. Задумывается о будущем — там не жизнь. Лучше жизни — наркота. Шум и гул машин — вибрации по косточкам. По тротуару — толпы. Дым в глаза. Хань натягивает на лицо маску — в сраном Китае сраный смог. Всегда. — Ненавижу, — говорит Минсок. Сплевывает. Спроси что именно — всё. Хань берет под локоть. Тащит к метро — сто лет не виделся с подземкой. Давно не ездил на поезде. Не ходил дальше своего района. Десять минут пешком до Цзытао — продать всякое дерьмо. Еще пятнадцать — до дилера. Зигзагами на негнущихся ногах — трясет и больно. Раз в пару дней — звонок в дверь. Писк домофона — пилик-пилик-пилик. И полчаса работы — с Ханем. Вот и вся жизнь. Ничего больше не нужно. Теперь — хуже, чем жизнь. Трезвая — вряд ли — не дольше суток. Пальцы начинает скручивать — человек, скрюченные ножки. Дышать нечем — катастрофическая нехватка кислорода. Вагон трясется. Прижимают со всех сторон — вдохнуть-выдохнуть. Вдохнуть — твердая рука на бедре. Прямо на ухо: — Ты нормально? Губы такие белые. Минсок говорит Ханю: — Всё ок. Себе говорит — запомни дорогу. Трезво не получится — вернешься забрать свое дерьмо. Неусточивый. Стопроцентно не прокатит — «Не ври себе, идиот». Смотрит на схему, мигающую лампочку, названия — лишь бы не забыть. Давно не пользовался такими сложными вещами — памятью. Засранный янем мозг не работает. Гниль не поддерживает новые цепочки информации. Развести порошок в ложке. Применить правило трех «Н». Нагреть. Набрать в шприц. Найти выпирающую вену — тонкая кожа кишит змеями. Просто. Разобраться в путях муравейника — много сложнее. Вернуться обратно — скорее по запаху. По ломке. Обученной собакой — нюх-нюх-нюх. Вот тут — прелесть, радость и сладость. Вот тут — белое жгучее начало. Разбегается по кровотоку светом. Освещает путь. Просветляет разум. Не говори, что наоборот — настоящая жизнь не предполагает мыслей. Настоящая — быть между мыслями-строками. Так лучше. Или без них — совсем. Двери открываются. Водный поток — муравьи, мошки. Руку жжет теплая ладошка Ханя. Вцепляется крепко-крепко — не сбежать, не потеряться. Не уйти. Не вернуться к свету — белому-белому. Лестница движется — обратное вознесение. Хань — позади. Держит. Не отпускает. Гладит по спине. Спрашивает: — Замерз? Минсок вытирает лоб — ледяной пот. Снова. На выходе обдувает ветром — зимние минуса пробирают до костей под толстовкой. Сентябрьские — сколько-то — выше нуля не чувствуются. Хань обнимает — рукой по плечу. Он говорит: — Почти пришли. Не говорит: «Мы почти дома». Квартира белая, как порошок — не избежать сравнений. И не говорит: «Мы уже дома». Только: — Сделаю тебе чай. Звонит телефон. Ответь — «Да, дорогая, солнышко, котик» — нет. — Слушаю. Кожа обветривается. — Я занят. Перезвоню. Не говорит: «Целую». Включает чайник — белизна подсвечивается синим. Достает из шкафа чемодан. Молча. Спокойно — непоколебимая уверенность. Пузырьки в кипятке — Хань заканчивает скидывать все женские тряпки вниз. Под ноги. В ящик — закрыть, захлопнуть, забыть. Бергамот бьет в нос — химозный заменитель. Руки греются о чашку. Хочется холодной воды, но — Хань знает лучше. Он платит. Кормит. Моет. Трахает. И заботится — конечно, еще и заботится. — Прогонишь девочку? Минсок обжигает язык чаем. Убирает его — жар между коленок. Чуть выше — влажное пятнышко на покрывале. Ниже — мурашки у щиколоток. Вместо «да» Хань говорит: — Приходится выбирать. Тряпки вниз — вшух-вшух — цветные, дорогие. Чужие. — Между? — Нужным и ненужным. Скажи это еще сложнее. Минсок слышит поганую философию — хочется треснуть по лицу. Опять. — Зачем тебе это? Главное не злиться — сорвешься быстрее. Слезть невозможно. Даже если захочешь. Внутри — новые стандарты, правила, потребности. Желудку нужна пища. Мозгу — янь. Порошок преобразуется в спокойствие и кайф — механизм выживания там, где тебе не рады. Где можно только подставлять задницу. И делать инъекции — внутривенная эволюция. Не спрашивай зачем. Просто попытайся остаться в живых — как умеешь. Вместо ответа: — Концепция любви подразумевает жертвы и заботу о ближнем. Улыбка. Каждый раз — больше напряжения на мышцы лица. Шире раскрой рот. Покажи ровные верхние зубы. Может шрам на нижней губе разойдется — не будет больше красивых ухмылок. Минсок дополняет: — И еблю. Нахмурься — ты умеешь. Напоминание — он тут только за этим — «Не для себя, из-за тебя». За деньги. За жизнь — какая получается. Уйдешь на работу — ту классную, где отправляют в Штаты, — залезет в шкафчики, ящички, сейфы. Пройдется пальчиками везде. Соберет пыль. Ювелирку. Бумаги. И бумажки. Мелкие ценности — распихает по карманам. Выйдет чистым. Найдет дорогу обратно — Цзытао не откажет, всё купит. Ключи в кармане — вернется к себе. В свою личную квартиру — навсегда один. Катись к чертям, мама. Сама виновата — бросила, где не стоило. Забыла убить в утробе — единственный способ оградить сына от ядовитого порошка. Янь в сраном Китае везде. Дешевле настоящей жизни. И лучше. — Нежную и заботливую, — говорит Хань. Скрипит застежка-молния. Вжик — и девочки нет. И девочка на улице — в слезах. Черные подтеки по щекам. Ножки в туфлях болят. А мама-то далеко — если она вообще есть. Папы точно нет — их, кажется, вообще не бывает. Минсок сплевывает слова вместо слюны. Пол белый — мыть не заставят, но стремно. Демон таится под ноготками — у всех. У идеального ублюдка тоже. Говорит: — Не всегда. Имеет в виду — никогда. Пихать грязный член в грязную дырку — далеко не нежно. Заботливо — трехфазное убийство: тиопентал, павулон и хлорид калия. Кусок латекса и капля силикона — не забота — признай. — У тебя нет других клиентов. Со знанием дела. Клиентов вообще нет — только один Хань. Минсок же не шлюха — лучше бы да. Тогда — никаких чувств. Никаких претензий к синякам. Запаху. Впалому животу. Никакой лжи — тупо секс. Животное доминирование. Удовлетворение. Хань кивает на кружку чая. — Пей. Хань хочет больше — Минсок не знает нахрена. Знает другое. Нуждается лишь в одном. И это не Лухань.

Пульсирует.

Голова гудит. Минсок в пустой постели — не помнит, как лег на подушку. Как жгуче-теплая рука обняла поперек живота. Как спал — отключка без картинок. На столе одна таблетка, пустой стакан и фильтр с водой. Записки — прошлый век. «Выпей, если будет совсем плохо» «Если» равняется «когда». Пожимает плечами — сразу же. Глотает колесико и запивает — всегда плохо. Почти всегда — трясутся руки. Постоянно — бьется проблема-сердце. Не должно, но продолжает. Вокруг белое. Режет глаза. Изыски дизайна. Отсутствие вкуса. Тяга к больничной тематике. К псевдосвободе — она не в минималистичном цвете. Приживается только внутри. Снаружи вянет — за белую штукатурку не уцепиться. Из свободного у Ханя только деньги. Девать некуда — спускает на всякое дерьмо — нет. Только на Минсока. В ящиках нет хлама. Нет: проводов, документов, визиток, коллекции часов и галстуков. Негнутая брошюра с планом дома — Минсок разглядывает несколько минут. Изучение местности. По пути домой — спуститься в супермаркет. Затариться. В кармане вчерашняя плата — за пустоту. И где-то в доме может быть еще — вряд ли. Четырехзначный пароль. Панелька на сейфе пищит — неверно-неверно-неверно. Скрещенные ноги затекают. Минсок трет синеву на коже — пробитые вены. И считает. Гнильца вместо мозга говорит — «Там больше вариантов, чем ты думаешь». Не знает дату рождения Ханя — очевидная банальность. Перебором нельзя. Плевать — все деньги в банке. Пустое дело. Железка прячет бесполезности — скорее всего. Шестьдесят секунд — горячая вода обжигает кожу. Лягушка не заметит, если нагревать воду постепенно — заживо сваренная. Привыкает к теплу. Расслабляется в ванне. Колесико растворяется в желудке — тремор успокаивается. Дыхание, сердечко — тоже. Полежит немного, недолго. Вкусная — по запаху — пена. Просторная чистая ванна. Чуть-чуть — и пойдет домой. Купит еды — десятый этаж, налево от лифта. Сядет в желтую машину. Будут силы — даже приберет квартиру. Снимет замок с межкомнатной — больше не нужен. Не от кого закрываться. Никакой больше заботы. Дребезжащего голоса — «Сыночек» — только тишина. Звонков в домофон — тоже снять. Хань больше не придет. Будет кинутым, как та кинутая девочка. Минсок запрется у себя — «Хрен тебе, не открою». Никто не станет ломиться — не так уж и хотелось. Заменяемый — все такие. Вода греет шею. Мочки ушей. Проливается на пол — Минсок лениво дотягивается рукой до крана. Поворачивает. Ложится обратно. Стекает в воду — растворение, диффузия. Похоже, как янь проникает внутрь — не думай. Не получается. Близко-далеко — вот он, кайф. Ничего сложного. Иди домой. Пять минут — ты на нужной ступеньке. И — лестница к доступному счастью. Холодно — тянет от кондиционера. Жидкость остывает. Кожа сморщивается. Настойчиво верещит звонок. — Кто? Не нажимая видеосвязь — только голос. На Минсоке ничего. Простынет — плевать. — Где Хань? Она орет. Злится. Чемодана нет в комнате — шмотки там, на лестничной клетке. Дожидались милую девочку. Визгливую. Минсок хмыкает. — На работе наверно. — А ты кто? Открой дверь! — требует девочка. Пальцы находят ручку — глухо. Спустя несколько часов в квартире до Минсока доходит. Смотрит на дверь — цифровой замок. Очередная комбинация — заперли. — У меня нет ключа. Смешок — насмехается над собой. Закрыли, как ребенка. Тупую псину — «Не уходи никуда без меня, а то пойдешь ширяться». Недоверчивый, ага. — Значит, он даже не потрудился дать тебе пароль, — издевается девочка. Одна кнопка — вот её лицо. Красивая. Конечно — все тут красивые кроме Минсока. Хань врет, что иначе. — Можешь открыть снаружи? Смотрит в камеру — почти зеркало. Волосы липнут к лицу. Кожа серая. Щеки впавшие. Не смотреться даже если проходишь мимо — выходит случайно. — Конечно нет! Почему я тут стою по-твоему? Фырканье — лошадиное. — Передай ему, что он охуел, — бросает девочка и скрывается в лифте вместе с чемоданом. Минсок дергает ручку. Выход-вход — нужен пароль. Золотая клетка — белые прутья. Черное зеркало на стене разбивается. Первым тяжелым, что попадается под руку. Хань охуел — девочка права. Минсок тоже так умеет.

Охлаждает.

За спиной — дверь. Холодит голую кожу. Действие проходит — отсрочка сходит на нет. Мурашки превращаются в озноб. Плечи трясутся. Губы искусываются в кровь. Кусочки кожи зубами — оторвать-выплюнуть. Красные капли. Красные пальцы. Кислота во рту. Лопатками об металл — удар-удар-удар — нет. Всего один. Несколько — по коридорной плитке. Рядом — ноги в блестящих туфлях. Взгляд вверх — вернулся. Хань быстро заходит внутрь. Закрывает дверь. Затаскивает Минсока с собой. Испуганный, загнанный — «Вдруг бы убежал». Вдруг бы — уже сделано. Минсок встает — лицом к лицу. Выжидает. Посмотри в комнате — тебя ждали. Хань спрашивает: — Это случайно или специально? Осколки, грязь, мусор — отражение Минсока. Кого ты привел в дом — дикость. — Делирий. Плечи вверх-вниз — бывает. Хань выдыхает. Ладно. Всё равно. Сам виноват — неприрученный зверек без цепи — ожидаемо. — Я принес тебе кое-что. Программа: повторить улыбку. Даже теперь — не вывести из себя. Хуже — тупое спокойствие, когда надо бить тревогу. В руках картонная пачка. На плечах Минсока — черное полотенце. Пальцы Ханя затянуты в пластик. Минсок говорит: — На пятнадцатом этаже есть парикмахерская. В короткой памяти листается брошюра — в Башне есть всё, что может понадобиться. Выходить не нужно. Хань отвечает: — Хочу сам. Краска разводится в тарелке — ярко-рыжая. Юность, весна. Цветы и аммиак. Минсок шатается на бортике ванной — влево-вправо-влево. Вынюхивает всё из атмосферы — пока может. Хоть что-то. Хоть капельку — почти токсикомания. Едва ли пробирает. Далеко не то, что надо — никогда не нюхал. Вдыхаешь и — кровь носом — горько. Крови лучше оставаться внутри. Пачкаться надо там же. Кисточка по волосам — задевает кончики ушей. Глаза в глаза — Хань наклоняется ниже. Прокрашивает корни с завидным усердием. Сияние безумия на дне карих глаз — так заметно. Блестящие, влажные. Гиалурон. Лаковое покрытие по радужке. — Посиди полчаса. Засекает время. Снятые часы — обратно на руку. Спрашивает: — Что сегодня делал? Минсок переспрашивает: — Кроме разбитого телика? — Кроме этого. — Говорил с твоей бывшей. Не прячет глаза. Наблюдает. Знать чужие слабости — высшая привилегия. Закушенная губа. Морщинка между бровей — скажи про неё что-то мерзкое, хочется же — нет. Молчит. — Она милашка. Зря ты так. Сказать бы прямо — «Ты кусок дерьма, и деньги тебе не помогут». Задеть поглубже тупым лезвием. Плата — за краску на голове. За подстраивание-корректировку под себя. Подгонка автомобильного сидения — Хань за рулем, Минсок в багажнике. Просто груз. Украшение на приборной панели — болтайся тут и будь красивым. Хань говорит: — Больше не отвечай на звонки. Приказ. Контрольная фраза — не сработает. Минсок может делать, что угодно — нечего терять. Себя уже давно растерял. Сдохнет от ломки, делов-то. Ничего такого. Ничего особенного. Зато к стенке не прижать. — И не выходить из квартиры, да? Острее, еще острее — Хань знает, почему он сидел у двери. Знает всё — кто тут неправ. Он говорит: — Тебе нечего там делать. Я принесу всё, что надо. Минсок вспоминает — коллекции бабочек. Красивых. Цветных — рыжих. — Не всё. Известная обоим речь — спрятанное за отрицанием напоминание о необходимых веществах. Для выживания. — Что надо, а не что хочешь. Это разные вещи. Кто пробовал только раз — идет на хрен. Хань не поймет и процента потребности в порошке. Не блажь — крайность. Пигмент впитывается в волосы. Раскрашивает Минсока в куклу. Хань вытирает ватным диском пятнышки на шее и мочках ушей. Ближе — пахнет мятой и лавандой. Чище — хочется окунуть головой в толчок. Тоже запачкать. Минсок протягивает руку: — Дай телефон. Номер сохранен в памяти — полицейские собаки, заберите. Помогите. Наберет и — сброс по красной иконке. Опасности-то нет — от заботы не умирают. — Зачем? На лице Ханя — ничего. Банальный вопрос — такой же ответ. — Хочу есть. Не хочет уже давно. Есть только одна вещь, которую можно хотеть. — Тут есть ресторанный дворик. Могу что-нибудь принести. Кончиками пальцев по шее. Узорное выжигание — хватит. Убери кислоту. Прикройся защитным — от тебя же — костюмом. — Ты вообще не выходишь отсюда? Выйти бы сейчас на улицу и вниз — в метро. Кое-как вспомнить обратный маршрут — дома ждет последний друг. — Мне и не надо выходить. Оправдание уровня: социофоб. Работа в соседнем здании — переход на тридцатом этаже. Башня содержит все необходимые — питательные — элементы. Трубки в теле — работай, ешь, дыши. Всё в одном доме. На улице просто грязно — смог и всё такое. Хань не хочет пачкаться — всего-то. — Ты же приезжал ко мне. Приезжал к шлюхе. Не стоило — в Башне должен быть этаж с продажными дырками. — Теперь ты здесь. Комфортное гнездышко. Все кусочки пазла собраны в больничной палате-квартире — зона радиомолчания. Изоляции. Не хватало только одного цвета. Минсок улыбается — неприятно. Говорит: — В заложниках. Осознай реальность. Пройдись по её рельсам. Асфальту. Дорожке. Проведи носом по белому. Запертый в клетке — этому городу не поможет один несчастный мальчик. Вот как это действительно называется — преступление. Говорят, это нелегально. Так никого не удержать — у помощи нет кандалов. Зато есть у другого — того, что у Ханя между ребер. — Так лучше для тебя. Оправдание уровня: родитель с ремнем в руках. Никому не лучше. Еще слишком хорошо работает голова, чтобы думать — «Я тебя спасаю, потом ты скажешь спасибо и наденешь на палец мое кольцо». Хань недостаточно тупой. Минсок недостаточно обдолбанный — совсем не. Было бы проще — отдаться, продаться, забыться, остаться. Хань играет не по той схеме. Лучше сделать раба — привычки и денег. Отпихивать от кормушки — плохой вариант. Прочищать разум и кровь — мальчик не останется. Сбежит. Найдет ручку от окна — если надо. Хань сам догадается. Однажды. И будет уже поздно — никакого рано. Но пока — глаза затмевает искусственный блеск. Теплый воздух фена. Пальцы в волосах. Давление на плечи — посмотрись в зеркало. Скажи, что думаешь — только не правду. Минсок спрашивает: — И зачем это? Рукой по мягким — давно так не было — волосам. Ярким. Слишком. Непривычно — не его, не он. Купленная Ханем кукла. Хань светится. Он говорит: — Прямо как раньше. Столько сахара во взгляде — впасть в кому. Больше никогда не видеть сияние — закрой глаза. Не смотри. — Ностальгия значит. Время, когда Минсок был чист. Молод. Ярче, свежее, веселее — всё в сравнительной степени. И когда Хань влюбился. Потом — не отпустил. Образ, не человека — что успел узнать и запомнить. — Какую картинку ты пытаешься нарисовать? Хань — вопросом на вопрос: — Кто из нас философствует? Уворот. Проводит рукой по голове — сотый раз — рыжей. Как раньше. Не хуже и не лучше — просто по-старому. Хань показывает фото в телефоне — тоже старое. Минсоку девятнадцать — у него всё хорошо. На лице краска. В руке — шот. По плечу — чья-то рука. И еще одна — на бедре. Улыбка — шире, чем будет потом. Мальчику девятнадцать — празднует что-то где-то и с кем-то. Хань фотографирует. Хранит фото до конца жизни. Стоит рядом, но оттесняется — лишний, ненужный. Не такой веселый. Не готовый принимать что-то крепче водки. Мнется в углу. Минсок — с кем-то у барной стойки. Настойчивые руки. Первый раз с парнем — по пьяни. Хань наблюдает. Ждет подходящего момента. Дожидается — не того. Спустя несколько часов — приходит в больницу. На губу накладываются швы. На сердце не получается — услуги нет в прайс-листе. Минсок остается лежать в чужой квартире. Под чужим телом. Впервые — настолько хорошо. Кажется — этот день-ночь не забыть никогда. Но янь делает свое дело — воспоминания рушатся. Хань трогает опухший рот — трезвые запоминают навсегда. Цепляется за до боли знакомое лицо в толпе. Спустя столько времени — угостить кофе и притвориться. Осязаемо видна нужда в деньгах — таким всегда нужны. Видно — мальчик не против. Поехали к тебе. На обратной дороге — нытье. Потом — график 2/1. Каждый выходной — возвращение к истоку. Два дня на зарабатывание денег. Один — отдать их Минсоку. Конец истории. Почти. Вся чертова жизнь — вспоминать и пытаться заполучить. Не нужно — отчаянно хочется. Хань спрашивает: — Так что тебе принести? Минсок обвивает руками чужую шею — удавить или полоснуть ногтями — нет. Притянуть. Кусает в нижнюю губу — рядом со шрамом. — Значит ты пытался меня спасти? Горячие руки по талии — нежно-нежно-нежно. Поглаживают. — Всё еще пытаюсь. — Может лучше присоединиться? Сухим языком во влажный рот — скользнуть и обратно. Игра с поддавками. Притворись — ты в ней. Роль красивой игрушки для перманентной ностальгии — без выбора. Хозяин устанет — выставит обратно за ненадобностью. Минсок не уверен — надоест ли. Сам — выдержит ли. Дождется — не знает. Есть одна константа — отходняк. Ломка на минималках — пока что. Янь не стимулятор — образ жизни. Существование. Выживание. Ото дня ко дню — протягивайся на руках по шершавому полу. Позади — след из крови и дерьма. Твой след — видишь суть — почти. Отказываться бессмысленно — есть еда, и ты её ешь — норма. Есть муть — принимаешь. Легче — еще бы. Не усложняй, не надо. Разверни и трахни. Потом — займись своей жизнью. Не призраком прошлого в оттенках оранжевого. Хань вдруг утыкается Минсоку в плечо — играть не хочется. Видит правду — хотя бы не врет себе. На пару мгновений. Он говорит: — Ты правда мне очень нужен. — Я и так с тобой. Мягко-мягко — поцелуй без пошлости. Направленная в прикосновение губ мысль — «Я слушаюсь». Поддаюсь. Хочу тебя — тоже. Видел же — фата моргана, но — видел. Хотел увидеть. Прикрывал глаза. Думал. Хотел, но — нет. Хань умнее, чем кажется. Лучше, чем подает себя. И хуже, чем выглядит. — Только пока закрыта дверь. Сто баллов — чертовски верно. Минсок отдан другому. Смешно — их именования звучат схоже. Два наркотика. Мог бы — подсел на этот и долбился до конца. Но янь предложил больше — легче. Хань всё же сложнее на порядок. Не вставиться как веществом — надо разжевывать. Сглатывать. Переваривать. Руки вниз — падай. Кровать прогибается под весом — почти никаким. Пауза — выдох. Игра не идет. Минсок спрашивает: — Почему я? Импринтинг — образ запечатлен на сетчатке Ханя. Первый и последний. Физиология, психология — на хрен науку. Никогда не знаешь, кто западет в душу. Будет грызть её до конца дней — твоих. Твое имя не будет иметь значения за пределами комнаты. Но сам — помни. Каждую деталь. Слово. Движение губ. Пальцев. Удар маленькой руки — сильной — больно-больно-больно. Не больнее следующих лет. Дни в воспоминаниях — утони в яме для провинившихся. И только одна попытка отделаться от призрака. Провальная девочка. Её не мало — просто меньше нуля. Абсолютный холод. Лишь красивое личико — хотя бы смотреть не мерзко. Хань выжженный. Засвеченное фото — вспышка в темноте. Целуй экран и помни. Вспоминай каждый сраный день. — Первая любовь. Что поделать? Многозначительно. Многоточие. Усмешка — для себя. Если завернуть в шутку — нервно дергается уголок рта, — не так стыдно. Не так больно и убого. Минсок говорит: — Не повезло тебе. Если усмехнуться — почти не скручивает внутренности от слова на «л». Ответная реакция — зеркальная — нет. Хиральная. Не заметишь сразу, но — разные. Они разные. Стоять сложно. Хань садится рядом. Не смотреть в глаза. На лицо. Руки — трясущиеся конечности. Красные полосы от ногтей. — Что если я умираю? Сказать бы прямо: «То тебе повезло». Минсока таким не пронять. Не напугать. Не после унижений под порошком — ради него. Всё ради выживания — чужие пальцы ног во рту грязнее, чем немытый член — после них. Чем игла в руке. Сначала всегда руки. Потом —спускаешься ниже. Ноги легче закрыть — прятки от себя. Вот где страшная игра. Покорчись пустым в одиночестве — хуже смерти. — Мы все, Хань. Правдивее сраной любви. — Я быстрее, чем все остальные. Не все. Таких, как Хань — миллионы. Таких, как Минсок — тоже. Никто не лучше. Не хуже — просто не симметричные. Смерть — естественная штука. И лучше жизни — для кого-то. Почти как порошок — ты не жив, ты лучше. Но Хань не хочет снова. Обжегся однажды — больше никакого огня рядом с венами. Только прямо в них — это тянется годами. И кислотой наружу. По чужой коже. Минсок повторяется: — Могу предложить только одну вещь. — И это не ты. Голос ломается. Сдавленное горло — попытка скрыть слезы. Не завыть в голос. Утверждение — не вопрос. Хань умнее, чем кажется. Минсок соглашается: — И это не я. Спокойно. Не грустно. Не обидно. Жалко — побитая собака в развалившейся коробке из-под дорогой вещицы. Погладишь — пойдет за тобой. Взгляд полный надежды и влаги — «Возьми меня к себе». Будет лизать руки, пока не отпадет язык. Пройти мимо собаки — сложно. Но Хань — всё еще человек. Выше в пирамиде — развития и ценностей. Чести. Сам решит, что делать с — собой — коробкой. И коробчатой жизнью. Взгляд притягивается — побитый человеческими возможностями мальчик — боже. Чертовски жалко. До омерзения. Минсок не просит ключ от двери. Молчит. Толкает в чужое плечо. Садится на чужие бедра. Задирает рубашку. Немножко радости после всего — не настоящей. Кончишь и заплачешь. Но пятнадцать минут — кровь приливает к члену — это пятнадцать минут. Не годы пустоты — не только понизу живота. В грудине — пробитая дыра. Тянет как в выбитый иллюминатор самолета — высота десять тысяч метров. И мы снижаемся. Неконтролируемо. Фатально. Твердая земля еще не под ногами. Пока — не над головой. Люди-тени пляшут по горизонту. Вокруг дым — Минсок как слепой в тумане. Хань спрашивает: — Так что ты хочешь поесть? Шелест в темноте. Слезы уже высохли. Сперма на салфетках — тоже. — Ничего я блять не хочу. Заткнись и спи. И иди со своей недозаботой к черту. Минсок отворачивается — смотри на спину. Делай, что хочешь. Или не делай ничего. Хочется — всегда хочется — того самого. Первые сутки самые сложные — таблетка откладывает сеанс самовоспламенения и тряски костей. Теперь самое время — страдай или беги. Знает, где достать лекарство. Настоящее — тоже. Но не просит помощи. Легкое дыхание по затылку — ведь совсем рядом. Закусывает руку. Терпит. Не опускаться еще ниже — двойное дно. Не с ним. Не с Ханем. Лучше одному. Жалостливая любовь к прошлому — даже с доплатой — нет. Не так низко.

Дерет.

Утренняя таблетка слизывается со стола. Пальцы деревянные. Кожа распорота. Вскрытые суставы — не удержаться. Иголочки по немеющему языку. И — действует. Отпускает. Процессор запускается. Цифры сами приходят в голову — прочищенная на несколько часов. Желтая дата внизу фото — 2109. Праздник жизни одного мальчишки. Начало откровения для всех — общее причастие. Сентиментальность губит собаку, не обезображенную амнезией. Поделом. Можно прощаться. Пик-пик-пип-пип — мелодия на четыре ноты. Дверь открывается. В кармане джинсов всё еще бумажки. В сумке — ноутбук, колонки, планшет. Коллекционирование металла — сдать на свалку. Лифт падает вниз — долго-долго-долго. Желудок к горлу — прыг-скок. Прикрыть рот ладонью — пустота не выльется. Пыль в лицо, в нос. Шум по ушам. Раздвоение в глазах. Воздух водой под ногами-шагами. Огоньки на схеме и — кажется, туда. Петляние в лабиринте переходов — знакомая станция. Свежий воздух — не тухлый подземный — вдох-вдох-вдох. И — оклик на выходе. — Хэй, — говорит Цзытао. — Иди-ка сюда. Районом Минсок не ошибается. Память еще работает — снова дома. Взгляд скользит — липко. По набитой сумке. По лихорадке красных белков. По цвету. Легко догадаться — сам бы не стал краситься — последняя ты шлюха. Продал даже кончики волос, а? Цзытао говорит: — Тебя кое-кто искал. Именно в те сутки, пока он занимался ханевским — китайским, как всё здесь (и ты красавчик тоже) — дерьмом. Кто-то — оба знают его имя. Холодные глаза. Расчетливость. Никакой доброты — держит на поводке своих джанки. Иногда — притворяется, что поводок не натянут. И дает на дозу больше. На дозу смертельнее. — У тебя долг. Это, — кивок на сумку, — будет кстати. — Не помню никакой долг. Ошибка — запомнят и передадут. Забыл значит — он спас твою жопу. Давал шарики жизни — лучше, чем просто жизни. Забыл, ублюдок — таких он не любит. Никто не. — Зато он помнит. Маска двигается — не видно эмоций. Но там точно мерзкая ухмылка. Не портит лица. Брызжет разъедающе — больше капсаицина этому городу. Кривая улыбка. Оправдание, извинение — «Не говори ему, ладно?» — конечно да. Минсок спрашивает: — Купишь? — Позже. Руки в карманы. Сутулые плечи. — У меня дела. Вниз по лестнице — скрывается на эскалаторе. Наплевательски — не ему отрежут член за долг дилеру. Хлоп-хлоп по карманам — еще хватит. Больше, чем хватит — когда всё это барахло сбагрится китайцу. Очередному — один Минсок нелепый, чумной, иностранный. Чужой. И не скажешь вслух: «Ненавижу вас» — пристрелят. Пуля не входит в план выживания. Пока что. Кроссовки стягиваются с пяток — неаккуратно. Деньги в металлическом-барахольном эквиваленте аккуратно ставятся на стол. Пустая кухня. Пустой дом. Нет запаха. Нет людей — человека-создателя. Куда она делась всё-таки — ну да, точно. Десять минут до помутнения сознания и — осознание. Минсок распахивает дверцу шкафа — вся одежда на месте. Не его — женская. Старая, потрепанная, серая. Затертая годами опустошения себя. Всё ради детей — цветы жизни. Завядшие. По клумбе прошлись ногами — сотню раз. Поливай или нет — не поможет. Дверь была открыта. Не спрашивал, не дознавал, но — Хань зашел сам. Звонка не было. Не было ключей — рукой по пыльной полке — вот они. Второй комплект. Скомканная записка на полу — разочарование и драма. Не «до встречи», но «прощай». Можно не искать телефон и зарядку. Номер в памяти — её там нет. Она не дома. Где угодно, только не там. Не здесь. Не в их мире. Не в его — давно уже нет. Мир Минсока — отдельно ото всех. Химические связи-цепочки: дилер-скупщик — Хань — опьянение. Она — где-то вне. Духота и шорох на фоне — вспомнить бы её лицо. Глаза — как сквозь воду. «Она тебя хотя бы кормила» Нерастраченной лаской. Сожалением в выдохах — да. Так жаль, что вырос — стал таким. Не открываешь дверь. Так жаль, Минсок не помнит — раньше было иначе или нет. Вырос — ничего не изменилось. Только снаружи — худее, уродливее, синее — кожа. Краснее глаза. Меньше потребление воздуха. Больше — порошка. Так жаль, надо думать заранее — потом тебя не впускают к себе. Молча съедают свою тарелку — без «спасибо». В одиночестве — ты уже спишь. Лежишь с закрытыми глазами. Разглядываешь обивку пальцами. Отрываешь выбившиеся нитки. Потом — помоешь пустую и грязную посуду. Себя — уже не останется сил. Пусть идет — последняя свобода, спустя два с лишним десятилетия. Без сожалений — хоть раз. У Минсока есть своя. Откинуть матрас — да-да-да — вот оно. Фасованная порошковая жизнь — собственный выбор. Просто добавь воды — холодную из-под крана не отключат еще месяц. Потом — плевать. Добавь воды и нагрей. Кусочек фильтра от сигареты — курит редко, только отрывает кончики. Жгут не нужен. Вены торчат — можно порезать бумагой. В руку — больше не от кого прятаться. Не для кого быть красивым. Хань слишком тряпка для вызова полиции — «Шлюха сперла всю технику из моего дома, да, алло, вы записываете?» — нет. Сам прийти не должен — умный ведь мальчик. Должен быть умным. В руку легче. Доступно. Удобно. Тепло — и по внутренностям. Железный зажим сдавливает легкие. Отпускает спустя две секунды — Минсок выдыхает. Веки дрожат. Просачивается жидкостью между половыми досками. В пустой комнате — один. Из существ. Кислотно-жгучая жизнь. На языке сладость. Вся острота внутри — конфетка с ядовитой начинкой. Игра в прятки — стуки-стуки — зайдешь ты ли снова в этот гадюшник, а? Собственное имя с той стороны бетона — эхом. Засохшая слюна в уголке рта. Слипшиеся горящие глаза — зрачка считай нет. Руки не удержат ключи. Уши слышат Ханя. Недостаточно умный. Недостаточно понятливый. Хань-Хань-Лухань — повторы имени, похожего на жизнь. Приходишь раз за разом. Любуешься порошковым зомби — не жив, даже хуже. Разъебанный поезд от станции до станции. Прихода до прихода. Хань-Хань — развернись и проваливай. Никому не нужен. Хватит искать себе применение — слушай. Минсок доползает до двери. Тянет ручку — вертикаль держит стена. Ну что там — пусто. Рыбьи глаза в глазке. Плиточные воды. Пусто — Хань тонет где-то у себя. Спускается вниз — внизу полегче. Получше. Привычнее. Голос внутри — Минсок-Минсок — был лучше. Версия откатилась назад. Виском об косяк — глухо, тупо. Иди на хуй. Проваливай из головы. Раз, два, три, десять, пятнадцать — громко. Минсок-Минсок — нежно и заботливо. Не заставит вылизывать руки — только по желанию. Выбить воспоминание. Вспышки активности. Убить мозг. Еще дозу — еще разочек. Посильнее. Поднять концентрацию яня в крови — задержка воздуха. Ноги пропадают. Отнимаются. Дыхание — тоже. Дергается — удары головой об пол. Бесконтрольно. Стоит сверху. Смотрит — интересно. Сколько минут нужно не дышать, чтобы мозг нельзя было восстановить — шепот со спины — «Пять минут», ага. Быть наркоманом — быть социальным. В центре помощи — кучи брошюрок — «Мы тебе обязательно поможем». Именно эта программа — прозрение. Двенадцать шагов — от признания до духовного пробуждения — приходи. Для отреченных-несогласных — говорят, нужен ситтер. Чистенький должен сидеть рядом. Проверять дыхание. Самочувствие — лучше, чем когда-то. Чистый вытащит иглу. Прощупает пульс — кажется, бьется. На мелованной бумаге пишут, он позвонит в скорую. В руках — никакой тряски. И телефон. Тебе будет плохо — обязательно — он нажмет кнопки. Раньше так и было. Дом-коробка без координат. Грязь по всем углам — размазанная. Вмазанная. Блюёт в туалете. В ванной — сдохла от жадности. Минсок сидит у окна. Пустой прямоугольник в раме — ручка спрятана и здесь. Воздух — через фильтр-проветривание. Не задохнуться бы от смрада десятка — кого-то. Рядом нужно тело — все брошюрки так говорят. Тело поможет. Все хотят жить вечно — почти все. Никто не хочет умирать — тело спасет. Минсок вставляется янем — самостоятельный. Вокруг тела — грязь-грязь-гниль — никого трезвого. Рука не потрясет за плечо, когда — без если — будет остановка. Раньше так было. Теперь — только на дне. Только — стук-стук — в дверь. Пришли спасать или хотят продать какое-то дерьмо — спасибо, оно уже внутри. Вместо тела. Лучше жизни. Навсегда. Стук-стук-стук — затылок бьется по полу. Сверху — выглядит плохо. Кровь проступит по плитке — вопрос лишь когда. Снизу — темнота перед глазами. Выглядит пусто. Закончится сейчас — не знает. Терпеть дальше — без варианта. Во рту дерьмо. Пустой мальчик — ничего не ел, чтобы было содержание. Кислое. Мерзкое. На полу — тоже. Рука не движется. Зрачки — нет. Липкость по телу. Ножи в животе — распоротое брюхо. Кишки-гирлянды — поиграй с этим, котик. Стука нет. Хань заходит сам — видеть бы его лицо. Спрашивает: — Давно ты так лежишь? Не ждет ответа. Достает телефон. Делает короткий звонок. Стягивает грязную майку с Минсока — чтобы не стыдно перед людьми. Закрывает дверь на кухню. Вытаскивает тушу в коридор — лежи мусорным пакетом. Всем будет лень вынести, даже если воняет хуже целой свалки. Лежи — белым тряпкам платят за твой вывоз. Носилки и несколько кубиков — знакомые каналы доставки. Щелчок пальцами — свет для ослепшего не существенен. Прости-пока — без прости — и «Убери наконец свою руку с моей». Бесит — так ненадолго.

Опустошает.

Где-то — в глазницах — нет яблок. Нет света. Голода и боли. Грязная постель в коридоре — и как ты снова здесь, снова так не вовремя, а? Минсок говорит: — Я вроде тебя кинул. В горле першит — осколки молодости. Совести. Трубки по рукам. Одеяло на ноги — много чести сраному джанки. — Я бы всё равно пришел. Много правды — жаль, не лжи. Руки Ханя — сухие. Во взгляде — перерасход тепла. Он спрашивает: — Ты специально? Минсок тянет носом: хлорка, глянцевая чистота, резиновые подошвы — давно здесь не был. Страховка стоит дороже порошка. Лечение — дороже жизни. — Бывает. Языком по зубам — все на месте. Голова не гудит. Пахучий бинт перетягивает лоб. — Я нашел реабилитационный центр, Минсок. Удобно — всё решено. Хань пришел и — всё решено. Замени мать, замени отца. Брось спустя пару лет — как они. Неудобно — сраный китаец со своей любовью к ностальгии по цветам и краскам. Вылечу-вылечу — всё будет хорошо — «Ты слезешь». Пара клише. Острие меча под горло — так или заставят. Сдохнет — Ханю будет грустно. Потеря объекта для тоски. Тут ответ — проще некуда. Только ему и будет. Видел бы ту тьму — очаровательно прекрасная. Видел бы — отпустил. — Продолжаешь тратить деньги в пустоту. Философия на кровящих деснах. Зови любую глупость философией — технарь ничего не смыслит в высоком. Любое чувство. Шаг в сторону метафоры. Легче сказать — «философия, тьфу». Ухмыльнуться — всё еще правда. Минсок говорит: — Отцепи меня, пожалуйста. Смотрит на трубки — залить бы туда побольше порошкового дерьма. Пусть пузырится. Плохо растворенное. Недоочищенное. Через тонкую иглу пускает газики — газировка в нос, а эти в вену. Закупорка и — очарование. Слезть-отцепиться с цепи — затянута на шее. По рукам. Ногам. Вены идут вдоль — новые центры удовольствия. Механизмы выживания — без этого никак. В какой-то момент — Минсок будто понимает только сейчас — понимаешь, без яня никак. Отцепи — жить иначе уже не получится. Сила привычки. Хань качает головой — нет-нет-нет, мой мальчик, нет-нет-нет. Прожигает кожу на руке прикосновением — щелочь. Засыпь ей. Она тоже белая — разъедающая. Хань говорит: — Центр называется «Надежда». У тебя есть надежда? Минсок качает головой, но — есть. Надежда, что удастся сбежать. Вмазаться снова. Улизнуть от смерти еще разок. Не то чтобы хочется жить, но продолжает бежать — топ-топ — шаг-другой. Вперед, до горизонта. Иначе-то никак. — Ты сможешь слезть, Минсок. Столько уверенности — не надейся со своей сраной надеждой. Даже не пытайся. — Зачем? Всегда задавать этот вопрос — важно. Всему нужен смысл и предназначение. Минсок может слезть. Многие могут. Вопрос только: — Зачем мне слезать? — Чтобы не сдохнуть от передоза в своей же рвоте, например. Челюсти скрипят. Зубы крошатся — отвращение во плоти. Под плотью. Спрятанное за былым боготворением. — Уже не хочется меня трахать, да? Добить бы его тоже — сраного китайца. Пусть проваливает. Идет к себе. В башенную жизнь — всё есть, ничего не надо. Возвращается к красивой девочке. Чистой маске на лице — пыль не осядет в легких. Бери — не хочу. Минсок спрашивает: — Мерзко? Кислота — заимствованная, выученная. Давно передалась через сотню контактов с зараженным. Брызжет только в словах. Во рту — пустынная засуха. Рука не удерживает стакан с водой. Вторая — чужая, сухая, жгучая — помогает. Серия выдохов рядом — самоконтроль, спокойствие. Не достать даже раскаленным железом. Хань умеет играть, когда надо. Достанет то, что хочет. Переступит через себя — закидайте дерьмом, но — добьется. Не знает о правиле одного вопроса — зря. — Не пытайся прогнать меня вот этим. Показывает рукой на всего Минсока. Тычет пальцем в лоб. По шершавому бинту — «Тем, что осталось от мозга». Гниль-чернь — сама сущность тела на койке. Он говорит: — Я уже привык. Голос не ломается. Не срывается. Спокойствия через край — выдержка. Что-то железное вместо нервов — не вытравилось. Фильмы Эммериха — вот его катастрофа. Побольше клише и скуки. Только ты дрочишь на свою сломанную — воспоминанием — жизнь. Остальные закрывают дверь кинотеатра на тридцатой минуте — с освещенной стороны. Натянутые перспективы. Недокрученная драма — всем насрать. Самоповреждение через сигналы мозга. Вот к чему привык Хань — говорит, что да. Найди кого-то похожего через приложение. Заплати. Выкрась волосы — кукла готова. Но — достает сломанный фарфор из мусорки — «Я тебя склею, малышка». Не вдыхай клей между швами. Хань — в болоте. Раньше было так хорошо. Никогда не забыть первое чувство. Помнить всю жизнь — попытка вернуть себя юного посредством восстановления окружения. Когда кровь в теле была чище. Когда-когда-когда — отпускай. Бледное полотно на кушетке — прикройте простыней, пора уж. — Отвыкай. Совет лучше — всего. Разорванная кожа от иглы — едва больно. У Ханя нет сил остановить — тупой взгляд. Шаг назад — проходи, не стесняйся. Босыми ногами по холодному полу. Зажатая рука — лживая окаменелость. Не держась на плаву — никто не умеет плавать в этом хлористом болоте. Минсок говорит: — Бери, что есть, или иди на хуй, Хань. Хань отстает на два шага. Придерживает. Накидывает на плечи толстовку — не свою. Прихватил чистое. Позаботился. — Давай ко мне? Голос Ханя называется «Надежда» — никакой реабилитации. Не повезло однажды ослепнуть под светом яркого мальчика. Рыжий переливался не только по длинной челке. Слепой на всю жизнь с остаточным пятном — видеть только одного перед собой. Только одно. Он говорит: — Я дам ключ. — Золотая клетка, — отмахивается Минсок. Дойдет босым, пешком. Будет падать. Блевать желчью. Замерзнет. Кости начнет ломать, но — нет. — Тогда я тебя подвезу. — Нет. Будет жрать грязные части тел. Вылизывать пальцы — принимай последствия звонка. Спасите, я заплачу — вот именно. Куплю всё своими числами-бумажками — кроме нормального смысла существования. Лишь порошок — искусственное благо. А он отказник. Так пусть мучается. — Что ты хочешь? — спрашивает Хань. Вниз по лестнице — никаких лифтов. По грязной дорожке. Лицо — отрыто миру. Вдыхает побольше грязи — быть похожим. Минсок говорит: — Ты знаешь, что. Проще некуда. Он протягивает руку и говорит: — Верни мои ключи. Зайти в чужую квартиру. Провернуть замок. Связка — не остаток покойницы. Копия — заранее пряталась в карманах. Давно — не совсем чужие же всё-таки. Зайти как к себе — вдруг объебанному другу стало плохо. Стучать-стучать — тишина и закрытый замок. Ханя не приглашали. Сам зашел. Минсоку такого больше не надо. Плати за то, куда суешь свой член. За секс. Ласки. Остальное не покупается. Остальное — не твое дело. Чужое выживание и суть — не отбирай у голодного пса последнюю кость. Отдай железки и проваливай уже, а? Хань бренчит ключиками. Жалостливое личико. Шрам на губе — никак не разойдется. Давно уже никак. Настоящий пес — хвостик поник, плетется по земле — «Не бросай меня». Не уходи тот, кто кормит. Никаких обещаний, любви, нежности — «Всё будет хорошо, поверь» — не надо. Давай голую правду. Грязь. Реальность — можешь быть рядом, если не суваться куда не стоит. Залезь пальцами. Языком, но — не вылизывай душу. Не просили. Пока что. Минсок спрашивает: — Придумываешь извинения? — А ты обиделся? Будто бы джанки не умеют. Хань говорит: — Я машинально. — Три цифры, симптомы, адрес — это машинально? Носилки помогал нести? Минсок застегивает замок на кофте. Капюшон на голову. Руки в карманы. Какого черта стоять на дороге и обсуждать отношения — их ведь нет. Последний раз: — Берешь или как? Обиды, презрения, ненависти — нет. В списке чувств — отсутствуют. Низшие потребности — основание, ядро — и всё. Не более того. Бери, что дают. Бери или уходи. Хань кусает губы. Убирает ключи обратно. Достает маску, закрываясь от мира. Стыда. Согбенного согласия. — Значит спасать не надо? Слова за тканью — прикрой еще и глаза. — Можешь себя. Минсок пожимает плечами — пусть попробует спастись от щенячьей привязанности. — Я посижу с тобой, — обещает Хань. — Вставишься? Посмотреть бы. Как сияние потухнет. И появится новое — лучше, чем жизнь. — Послежу. Минсок хмыкает. Хань идет рядом — еще не ломался больше, чем сейчас. Наркоман, хуже некоторых. Дозы чаще. Больше. Вечно не хватает. Не доходит до нужного импульса. Вот-вот кончишь, но рука сжимает яйца. Из груди вырывается скулеж — дай-дай-дай. Хочу еще-еще — так мало. Недостаточно. Катастрофично. Надо каждый день-минуту проводить рядом. Гладить волосы. Смотреть — как спит, ест, ширяется. Целовать. Обнимать. Слушать голос. Чувствовать рядом — Хань хуже наркомана. Человека-то не ввести внутривенно. Не вдохнуть. Не запихнуть в глотку, чтобы переварить и впитать — только слиться в грязи. Лечь рядом на старом засранном матрасе. Назвать свалку отходов новым домом. Рыжие волосы — по одной на двоих подушке. Пальцами — по бледной руке. Утром Хань будет портить выступающие вены. Самостоятельно. Утром будет сидеть у кровати. Искать блеск — знак чего-то лучше, чем жизнь. В узких, почти не существующих зрачках. Утром будет скатываться на следующий подземный этаж.

Держится.

Стеклянные баночки звенят в руках. Расставляются по столу в ряд — хватит на пару дней. Попробовать растянуть — плюс один день жизни. Хань не дает увидеть больше двух, но — больше точно есть. Где-нибудь в сейфе для особых ценностей — далеко-далеко — в Башне. Чистые иглы. Чистые руки в белых перчатках — спиртовая ватка между пластиковыми пальцами. — Как в сраной больнице. Минсок протягивает руку. Сидит на краю кровати. Хань — на коленях. Наклонится пониже — будет раскроенный шрам. Внезапная агрессия — быстрее-быстрее уже. Минсок спрашивает: — Где научился? Игла входит аккуратнее, чем Хань — плавно, нежно. Прозрачность окрашивается красным. Убегает обратно в вену. Минсок рвано выдыхает. Свободной рукой сжимает бедро. Ногти в голую кожу — полумесяцы в красном цвете. Потом — синем. — Курсы в университете. Хань снимает перчатки. Использованный аппарат — в коробку для мусора. Руки по груди. Голова на коленях — весь по Минсоку. Смазанный лишь снаружи. Касание губ — поцелуй, подаренный дрогнувшим пальцам. Удар сердца. Удар в груди. Минсок падает. Плавно опускается. Парит пушинкой — назад и вниз. Чистый янь — лучше дерьма из ложки. Вставляет в разы сильнее. Размазывает за секунду. Руки по шее, по животу. Сухие поцелуи. Тело сверху давит, но — так легко. Не чувствуется. Дыхание не сбивается. Языком по уху — медленно. Медленнее. Лениво посасывает. Глаза закрыты. Губы не двигаются. — Хорошо? Шепотом — не напугать, не помешать. Хань ложится рядом, когда руки отпускают. Позволяют. — Слишком. На выдохе. Потрахаться бы, но сил нет. Рука вниз — сжать посильнее. Разжать. Так приятно чувствовать себя. Чужая — сверху. Помогает. Мурашки по коже. Бедра подрагивают — хо-ро-шо. Хорошо-хорошо-хорошо — надо было раньше. Хотя лучше уже не будет, но — плевать. Не сейчас. Хань лежит рядом. Следит, наблюдает. Не вызовет скорую если что — поможет сам. Если посчитает нужным — не стоит. — Надо на работу. Кислотой по шее. Кровь медленно бьется под кожей — чуть чище. Чуть лучше. Смысл — старый. — Останься. Разделяя на слоги. Обещания должны быть выполнены — здесь хватает пустых оболочек. Оставайся. Сиди — как в тех брошюрках. Только лучше. Води пальцами по тощему животу. Обводи линии реберной клетки — целуй-целуй-целуй. Прижигай. Заражай. О-стань-ся. Минсок спрашивает: — Это точно янь? И усмехается — давно не летал так высоко в компании. Всегда хотелось. Трогай-трогай — ближе. Под кожу. Слижи кровь со вскрытой оспины — слаще меда. Вотри в десны. Никакой социальности в квартире за последние недели — и вот изменения. Голос за дверью. Со спины. Легкая ебля мозгов — петтинг. Ебля в задницу — иногда приятнее, чем кажется. Но — никого рядом. Медицинские принадлежности — друзья. Набор юного врача: шприц, ложка, зажигалка, оторванный фильтр сигареты — не забыть потом просушить влажный табак. Скурить. Пальчики вместо подушки безопасности — зажим. Любовь — что порошок. Обнимает изнутри. Сдавливает — до боли, блаженства — «Я с тобой навсегда, малыш». Лучшее наслаждение в мире — лучше жизни. Секса. Денег в кармане. Всё родное помещается в ящике тумбочки или под матрасом. В ладошке. Пластиковом кубике. Обнять Ханя — нужно две руки и свежее дыхание. Хань показывает полупустую склянку. Дотягивается длинными пальцами. Затычка-пробка для сохранности. Спрашивает: — Видишь? Доказывает — точно янь. Минсок разбирает слово через завесу. По своему: — Новые герои. Хриплым голосом — сухо-сухо. Наваливается на чужое тело. Придавливает сухощавостью. Языком за зубы — поиски влаги. Склянка занимает свое место. Рядом с кроватью — полочка для маминых — уже не её — помощников. Минсок читает знаки — сраные закорючки. Первым идет «море» — и так знает: соль на языке, ветер в волосах, шум прибоя по голым ногам. Море по венам белой пеной. Он говорит: — Новые… Запинается — закрывает свой рот чужим. Крепче. Влажнее. Спрашивает: — Кто мы? Глубже — в ханевские глаза. Что-то там в темноте. Пушистые реснички — пересчитать каждую. Что-то там за ними — блеск-отблеск. Сияние. — Люди? В интонации Ханя — сомнение. — Остаешься? Ответ неважен — рыжим по чужой груди. Ухом к ракушке — слышен океан. Перекачивается жизнь — быстро-быстро. Бьется птичкой. Белые клетки, золотые клетки — невидимо-прозрачные. Паучья пряжа — красиво, но через задницу. Хань переворачивается. Минсок остается. В кровати. В квартире. Дома — бетон-железо-дерево. Хань говорит: — Поешь потом. Ладони на щеках — сокровенно. Сокровищно. Ждет подтверждения: — Да? Минсок смотрит через пелену — паутина-слизь на глазах. Расплывчато. Высотная перегрузка. Говорит: — Да. — Повторяет — не отвечает. Хань тише нужного: — Скоро вернусь. Больше касаний — мягко-мягко. Чувствительнее по губам. Заживут — раздерешь снова. Скрученная влево громкость: — Даже не заметишь. — Да. Еще раз — аффирмация. Существует — не здесь, но где-то. Щелчок замка — раз. Два. Скрип под спиной. Три минуты. Стрелок нет — только ощущение. Смотря со стороны. Стоя у окна. Лежа на кровати — так пусто. Рука тянется вниз — ползучая змея. Тварь. Ноготки кусают кожу — красные полосы. Частички эпидермиса под пластинками. Жжется — шкряб-шкряб — судорожный выдох. Дрожание крыльев. Пальцы обхватывают сильнее — тепло-тепло. Три раза вверх. Два вниз. Усталость — сам не может. Накрывает — волнами, ладошкой. И ждет. Скоро — даже не заметит. Заметит — свои ободранные бедра и живот. Как отпускает — спустя несколько часов. Потом — будешь продлевать? — нет. Будет мыться холодной водой. Разогревать еду в микроволновке — странно, что еще осталась. Вспоминать — в коридоре сумка-заначка для продажи. Что собирался бросить — собаку. Но собака была против — ну и ладно. Минсок ковыряет палочками в тарелке. Во рту гниль. Внутри гной. Еда не лезет — только обратно. Рукой по стенам — пусть еще постоит. Остынет. Останется на потом. Сумка закрыта — ничего не забрал. Не заметил или не захотел. Благородный мальчик. Голубые крови — не чистые, химозные. Вирусные. Влюбленный мальчик — хотя вроде мужчина. Порядочный. Упорядоченный: работа, дом, девочка. Выставленная милдевочка — подтеки по щекам — зато не шлюха. Списки, планы. Маска от пыли — закрыть всё лицо. Снять только перед одним человеком — хуже, чем человеком. Стянуть кожу. Показать мясо — «Вот он я, люби меня, Минсок». Проскулить на коленях — «Ну пожалуйста» — ладно. Деньги пока не нужны. Сумка — тоже. Морская вода в стекле — хватит на несколько раз. Не развивать дозу, не жадничать — точно хватит. Так-то да, но. За ушами — внутри — новые мультики. Не стук — звук. Маска движется. За ней кислотная улыбка — Цзытао улыбается, как дикий кот. «У тебя долг» Никогда не слышал о таком слове — долг. Мнется как ребенок, стащивший со стола печенье — «Никаких сладостей до обеда, малыш» — простите, не хотел. Крутит носком кроссовка по полу. Строит глазки — «Правда жаль, верно?» — не очень. Минсок ничего не занимал, ага. «Зато он помнит» Если Ифань решил, что поблажек-шариков было слишком много — будь готов строить больше, чем просто глазки. Построй целую чертову стену. Скрыться, сбежать — не надейся. Длинные руки. Чуткий слух. Минсок теперь яркое пятно — приметы лучше некуда. Давно не заходил к тем ребятам. Куда пропал постоянный клиент — клумбы тебя ждут. Вопросы задаются сразу. Цзытао сообщает мгновенно. Десять секунд пальчиками по экрану — вот щеночек по объявлению на столбе. Пытается слезть с цепи — кто бы снял ошейник. Никуда не денешься — ежедневная прибыль в мясном эквиваленте. Жри дерьмо до конца жизни — еще месяц или один год. Заплати каждый юань за свое выживание — оно выжило тебя из конуры. Золотой или нет — всё одно и то же. Кровь уже грязная. Руки в волосы — выдрать. Расчесать кожу — чешется под ней. В костях. Жучки-паучки хотят кушать — подсыпь им порошка. А порошка нет — только морская вода. Прозрачная слеза. Еще быстрее причислиться к лику несвятых. Затянуть в аппарат. Потом — в себя. Нельзя — нет-нет-нет — позже. Хань придет — даже не заметишь. Заметишь — чужую усталость. Когда-то он устанет. Оставит. Не придет. Скрежет в двери — точно не центр надежды на трезвость. Слезть — ради ничего. Набрать вес. Убрать синяки. Вдохнуть глубже. Бросить единственную радость. Раскрашивать черным фломастером — пропитывает по несколько страниц за раз. Касание и — пятно расползается тьмой. Минсоку нечем заняться для выживания кроме порчи — сам на себя навел. Ломка — содранная кожа. Трезвость — черви по голому мясу. Кусают, жрут — смотри-смотри. Не отводи глаз — так будет еще долго. Потом — начнут выедать кишки. Кайф — море. Джанки — рыба в нем. И рыбе хорошо. Минсоку — плохо. Не хватает глубины цвета. Оттенка очарования. Сумка в руке — отдать всё, что есть. Хань достаточно расстроится. Познает всю гниль своей картинки — не закрыть слоями масла и лака. Холст тлеет изнутри — ебаный Дориан Грей. Поворот ключа. Недоеденное на столе. Оставленное на потом. Остыть. Бросить. И деньги вдруг нужны — дерьмовые траты. Отдать сполна папочке — переплатить. Попробовать слезть. Не с яня — с поводка. Другого. Одна пуля-дуря — два зайчика. Один побольше — хищный. С ним вряд ли прокатит — на то и расчет. Второй — Хань. Оставить его подальше. Судебный незаконный запрет на приближение — не разрушай свою классную жизнь, будь добр, а? Добить — ломайся уже наконец. И иди отсюда. Он достаточно расстроится — хрен его знает на самом деле. Не говорить больше: «Останься». Отрезать собственный язык. Раскроить губу. Больше не целовать. Белый китаец хуже настоящего «белого китайца». Высокая смертность — только отчаянные этим забиваются. Люди такие хрупкие под ним. Забота. Глаза с блеском. Оставленная на потом еда. Привыкание к кислоте. Залить молоком. Протереть глаза от слез — вроде нормально. Не так уж и остро — Минсоку вроде и нравится — зря. Всегда нравится какое-то дерьмо — внутри тела. Любит он дерьмо. Два пальца в глотку — приятнее чужого члена. И так бывает.

Преет.

На чужой кухне — пластиковые пакетики и гнилые ноги. Желтые зубы — не отбелить даже за деньги. Раздербаненный улыбкой рот — «Кто тут хороший мальчик?» — Минсок. И мальчик принес мячик. Ифань пьет что-то чернее души. Харкает. Сплевывает в раковину. Контролирует своих рабов, стоя у окна. Там плотная пропахшая простынь — разделяющая миры стена. Сверху — белая лампа. Светит и гаснет. Моргает. Всё вокруг Минсока чертовски белое. Снова. — Давно не заходил. Ифань кивает на тряпку — выход наружу. Крытый-стеклённый балкон — никто не услышит. Он спрашивает: — Куда ты теперь ходишь? Минсок смотрит на его подбородок — глаза пугают. — Друг мне приносит. Посмотреть вправо-вниз-влево — вернуться обратно. Руки потеют в карманах. Деньги мокнут. Цзытао сказал: «Достаточно». Он сказал: «Наверно, этого хватит». — Не бросай меня псам, — сказал он, стирая все данные на беспарольном ноутбуке — ну тем, синим, с мигалками. — Точно твоё? — Друга. Он не против. Не против всего. Можно продать и его самого — хорошо выручишь за чистую шкурку. — Аптечный? Ифань окидывает взглядом. Наклоняется: зрачки не меньше нормы, взгляд почище. Кровь — тоже. — Не знаю. Минсок прочищает горло — не отодвигаться. Пусть смотрит. Ифань говорит: — Рот. Давит на чужой подбородок. Показывает кончик языка — запах валит. Глаза разъедает степенью кислотности. Дышать — никак. Минсок послушен. Показывает зубки — смотрины или издевательство. Просто сделай, что просит папа — будь хорошим мальчиком, а? — Розовый, — хмыкает Ифань. Шальные глаза. Язык по чужому — шершавостью. Язвами. Горьким по сладкому. Он говорит: — Чистый значит. Сплевывает на пол после Минсока. Минсок сглатывает. Сдерживает рвоту — желудок в огне. Горячие слезы-аллергия на нижних веках. И выдавливает из себя слова: — Я принес долг. Влажные бумажки в руках — без резинки и конверта — липнут к пальцам. Ифань берет. Пересчитывает и убирает в задний карман. Затягивается чернотой. Занюхивает рукавом — как же горько. — Не нравится мне этот твой друг, Минсок. Конкуренция — важнее личностей. Покупай у меня и только у меня. Чистый клиент — плохой клиент. А того друга — сдай его сейчас и оставь на руках десять пальцев. Бизнес, понимаешь ли — длиннющие поводки тянутся от каждой руки десятками шлейфов-шлеек. Минсок чешет бедро. Под тканью — красное-красное — зудит. — Он не продает. Это только для меня. Ифань задумчиво мешает ложкой черную жидкость. Убить или покалечить — выбери меньшее зло. Будто выбор есть. Даже не наказание — никакой мести и акульих бизнес-зубов в три ряда. У Ифаня просто плохой день. Вспухшая кожа за коленями — больно стоять. — Пока что, — говорит он. Отпивает еще. Морщится. — Как его зовут? Сломанные ребра — может просто трещины — надейся. Подтек под глазом — ничего не видно. Фиолетовые пятна там, куда дотянулись — везде. Вот как его зовут. Дополнительная доза — убить боль. Пачка бинтов — затянуть потуже. Больно дышать — может уже и не стоит — верно. Вот его имя. Минсок лежит в полусотне метров от дома. Ноги проходят мимо — еще один мусор, кому он сдался. Ноги-ноги-ноги — вдруг останавливаются рядом. Пыль в носу — липнет к крови. Ручейки вокруг рта. Язык режется о сколотый зуб — всё еще красивый, как думаешь? — наверно. Хань касается аккуратно. Не помогает встать. Можешь уходить. Теперь — незачем оставаться: ни мордашки, ни сумки с барахлом. Засохший на тарелке обед — прости, не вышло. Не так, как хотелось. — За десять минут я бы мог сдохнуть. Пауза. Хрип в груди. — Но ты успел. Сталь во рту. В голосе — ноль разочарования. Хань говорит: — А ты не успел бы. Достает телефон. Смотрит на темный экран. И убирает обратно. Просовывает руку под спину Минсока — бережный манипулятор. Говорит: — Будет больно. И поднимает тело с земли под вой-скулеж — не соврал. Лежать. Не двигаться. Растолченные таблетки — перорально. Струйки воды по краям губ, по шее — всё мокнет. — Лучше янь. Не предложение, не совет — просьба. — Сколько ему еще нужно? Хань ничего не слышит — отрицание. Забота на первом месте. Усталость под глазами — и правда, появилась. — Моя жизнь. Или то, что от неё осталось. Никакой философии — правда на том конце поводка. — В этом нет смысла. Есть — о, есть — так много, как в капле морской воды. Массу даже не представить. Хань ничего не знает о контроле. Запирает двери, но подает ключи спустя минуту. Он продолжает: — Ему же нужны деньги. Полный уверенности — так бывает в другом мире. Не его. — Чистый джанки — для него не прибыльно. Не знаю, у кого ты покупаешь не разбодяженный товар, но это всё равно конкуренты нашего папика. Усмешка — единственный отец, которого заслужил. Боль по всей голове. Старые, новые раны — ноют. — Никакие не конкуренты. Чуть более напуганно — не раскроет свою тайну. И вздох — протяжный — «Господи, как ты устал». Бросай всё и иди. Беги. Пока открыт путь. Хань утыкается носом в сложенные на коленях руки. Плечи дергаются. Минсок гладит чужие волосы — замарать бы, раз уйти никак. Или прогнать всё-таки — знать бы как. Он говорит: — Успешный мужчина. Издевкой. Кислотой. — Средний класс и съёмные апартаменты, — отвечает Хань. Так же коротко. Поворачивается. Подставляется щекой под ласку. Повторяется — средний-средний — не завидуй и не рассчитывай на большее. — Как там девочка? Извинился? Без интереса. Дружеское напоминание — не разрушай свою классную жизнь. Иди обратно. Но Хань говорит: — Нет. — Собираешься? Намек — иди, блять, обратно. — Вряд ли. Красные глаза. Цепкий взгляд — слышит все мысли в засранной голове Минсока. Собственная работает получше — не провести. — Зря. Не моргает— сколько раз говорить, повторять, вбивать — «Иди». — Ей нужны только деньги. Как и всем людям — верно. — Мне тоже. Минсок не наговаривает. Деньги равняются яню — порошок или вода — неважно. Деньги равняются выживанию. Минсок говорит: — Ты вкладываешься в наркоту. Хань трет больные глаза. — В тебя. Если так ты будешь рядом. Слаще сахара — хуже передоза. Но: — Романтично. Даже без мата. Без лжи. Комната-свалка — мусор на кровати: бинты-кровь, синие цветы по белому полотну. Человек-пес в ногах — ластится — больше не к кому. К другим не хочется. Уже привык — думают оба. Тело и человек. Только одно тут не так — всё.

Доводит.

Хань листает фото в ленте. Плечо касается чужой косточки. Белая разрывная кожица — ткни и увидишь, что внутри. Минсок заглядывает в экран — большой, яркий. Плевать на количество отображаемых цветов — снимки черно-белые. Эстетика старого света. Другой край планеты — не далеко, когда есть самолеты. Тело перевозится за десяток часов. Внутренности — длительность зависит только от тебя. Берлин похож на юность — их общую: раздрай, спирт и дикость. Хань ностальгирует — перманентно. Минсок издевательски смеется — китайцу не понять. Ассоциации другие. Посиди пару лет на наркоте. Доплыви до той станции, чтобы додумать. Додуматься. — Это, конечно, лучший город, чтобы слезть, — говорит Минсок. Чешет руку. Перекидывает острые частички на чужую кожу — аллергии не будет — ханевская тоже похеренная. Завязать в Берлине — шутка столетия. Город, созданный для шатания пьяным по зарисованным и засранным проездам-подъездам. Он говорит: — Вариант лучше — только Амстердам. Хань не смотрит в корень. Не в вены. Не в кубики. Как избавиться от морской воды — окружить себя настоящей и затянуть руки повыше головы. Неделя так, а потом — попробуй жить чистым. И не сдохнуть от передоза реальностью. Смотрит в прошлое — назад. Оборачивается. Ломает шею. Пятится спиной — ну как же, куда же, там всё такое — его. Личное. Сокровенное. Сбежать за горы — не поможет. Отдых от рутины — нет. Не одно, так другое — таблетки, капли. Цветные картинки в антураже Европы. Закрой глаза — сраный Китай под веками — и на века. Речь грубее — напоминает кошмары. Суть та же — крути хвостом или проваливай. — Смена обстановки бывает полезна. Хань уверен в себе на сто процентов. Сменяет простыни под Минсоком — общая постель. Тянет носом химию из машинки — вроде лучше. Чище. Запах гнили от тела — не замечает. Во рту мятная резинка — не нюхает. На самом деле тут чисто — правда. Пролети тысячи километров. Смени простыни — пахнут намного лучше. Но ты — всё еще нет. Минсок скидывает телефон между ними — на мягкое. На хрен это всё. Бинты. Красный глаз — перед чужими нормальными. Посмотри. Нюхни — это. Реальность тут. Посмотри на всё — лежишь рядом с мусорным баком. Не строй планы. Минсок говорит: — Тебе надо лечиться. Хань только улыбается. Аккуратно тянет. Садит на себя. Гладит ласково — Минсок едва морщится. — Договаривай. Сухие пальцы по уголку губ — смазанная слюна. И — вниз-вниз-вниз — хриплые вдохи следом. Нечего говорить — пустые слова. Эры хаоса без эр порядка. Кружение пылинок в лучах. Россыпь язвочек по языку. Звон в никуда — но: — Никогда тебя не пойму. Шипением — фортепианная игра на ребрах. Заживают медленно. Кислота — не помощник. — И не надо, — говорит Хань. Усталость — снова. Поджатые губы. Прикушенный язык — не тяни за триггер. Не дави на грудь. Сложно объяснить — объекта-то нет. Чувство под черепом. Гормоны в крови — ничего более. Минсок отталкивает от лица — сломанный зуб болит. Кивает чужим рукам — ниже можно. Ближайшее время — только руки. Рот — плата за молчание — «Папочка не узнает, кто ты». Скажи спасибо и не трогай больные ребра. Влагой по шее. Выживать — значит приспосабливаться — уже едва жжется. Иногда. Убеждение или правда — нет дела, когда нравится. Минсок дышит— Хань следит за движением воздуха. — Когда увидел тебя на улице, то подумал: «Нахуй это всё». Хань размазывает нежность по косточкам — мягче-мягче — телу хватило боли на ближайшие годы. Предается ностальгии. Хорошая память творит ужасы — много цепочек. И мало смысла. — Так сильно? Минсок накрывает чужие руки на бедрах — так не бывает. Только мультики. Светофильтры желтых тонов — очки на глаза. Созидание собственного мира: любовь, ласка, мальчик-юность. Хо-ро-шо — вроде как. Плохо — остается снаружи. — Не хочу делать что-то еще. Только смотреть на тебя. Задохнуться бы. Не слышать. Приклеенный-пришитый намертво. Насмерть. Стой до конца в авангарде. Телескоп без защиты и солнце — до слепоты прижигайся к окуляру. Так звучит Хань. — Только? Очередное напоминание — за ширинкой любви нет. Похоть. Пес по весне — не более. Хань говорит: — Ненужные детали. Оставляет радость на голом плече — теплое касание. Игра на объем памяти — помериться размерами. Кто не наркоман — скисшие мозги в черепной коробке — тот выиграл. — Скажи. Минсок еще помнит. Стойкий к порывам ветра — эта часть еще жива. Устойчивый к кислоте. К людям — после стольких перестаешь их бояться. Пальцы под резинку — терпимо. — Что хочу трахать тебя? Что любить и трахать — синонимы. И рядом — держаться за ручки. Всё — в словаре у говорящего тела и говорящего пса. — Потому что «я тебя хочу». — Это цитата? Да, но в воздухе не видно кавычек — додумай сам. У Минсока на сутки-двое — свои планы. Не только ширяться. Выживать можно и иначе — спроси как, спроси же. Попроси легкой кончины — после того как кончат на живот. Хань вытирает. Подчищает. Блеск в глазах по темноте — светит луной. Отражение от чего-то — кого-то. И заживший шрам под губой — Минсок гладит большим пальцем. Проигрывает в памяти. Всё-таки теряет частичку. И просит бред — убить его. Новый пункт. Последний в плане выживания-доживания — так надо. С папой-то не вышло. Слабые погибают. Уступают место другим — естественный отбор. Всё просто. Момент отличный: расслабленные тела, хорошее настроение. Проси, чего хочешь — наверно. Хань не вздрагивает — привыкший. Не задеть острием. — Ты всё равно умрешь лет через пять-шесть. Спокойнее, чем есть. Сжатые пальцы. Отведенный взгляд — потолок лучше — темно-темно. Под ладонью Минсока трепыхается птичка. Беспомощная. Удушенная газом. Не проси — ошибочка вышла, да. Уже поздно — по лицу всё видно. По дыре — просматривается насквозь. Навсегда закрытое окно. Запечатанное — прямо за Ханем. Комната-гробница. — Не хочу завтра или послезавтра. Ноет как ребенок. Приходит время, когда надо — пора — становиться самостоятельным. Минсок пропускает этот день. Прогуливает, как когда-то уроки. Просто — так не хочется. — Тогда только сам. Жестокий учитель. Главное — не видеть воды в чужих глазах. Светятся еще больше. Видеть только закушенную губу — нижнюю. Спину-стену — полюбуйся на это. Всё равно ведь не послушаешь. Притворство — будто бы плевать. Никогда не будет. Минсок тоже отворачивается. Закрытое окно, да. Огни где-то там. Тело — где-то здесь. Оно впервые осознает — Хань действительно человек.

Отвлекает.

Смена мерности — время идет иначе. Приглушенный свет. Звуковые — не те — волны. Ладони в чужих руках — уютно. Так не бывало даже раньше — момент для будущей ностальгии. Если она будет. Хань включает музыку. Включает в танец Минсока — шаги влево-вправо, покачивая бедрами. На расстоянии сомкнутых пальцев — тепло-тепло. В полутьме не видно синяки, дрожь по телу — вечером уже почти отпустило. Хань приходит домой — здание с каморкой и морской водой — чуть раньше. Чуть позже — не дает Минсоку дозу. Постоянно улыбается краешком рта. Пальцы держат покрепче. Видишь, не отпустят. До новых синяков, но не пустят — «Танцуй со мной» — ладно. Каждый вздох, движение, шаг — наблюдает без отрыва. Песня полувековой выдержки — Хань подпевает. Раскрывает рот. Двигает губами — без звука. Минсок кивает в такт. Ритмично босыми ногами по полу. По коже — холодная влага. Толстовка не греет — ткань снаружи, а надо изнутри. Нагреть. Выпарить. Пустить в кровь — вечные объяснительные. Постоянный холод. Постоянный недобор — отходняк. Концентрация стремительно падает. Химический баланс нарушен. Догнаться бы — Хань сжимает руки — никак. Отвлекись. Вот музыка и вот шрам — смотри-смотри-смотри — пока можешь. Минсок слушает и говорит: — Про тебя. Про больного, которому лечиться — зависимость хуже, чем у джанки. — Будет странно, если я скажу, что люблю тебя? Согласие-кивок. Сладость в воздухе — можно еще пару ложек, а? Выпить бы лекарство — не дают. Минсок говорит: — Будет тупо. Хань договаривает: — Потому что ты и так знаешь? Улыбки-улыбки-улыбки — счастья через край. Ничего не замечает, держа Минсока в руках. Конфликт интересов, но улыбайся — пока можешь. — Нечего тут любить. Устало — от себя. От повторений-отрицаний. Мерзкий тут только Минсок. Возьми и — «Что надо сказать, малыш?» — поблагодари. Или хотя бы не криви рот. Больно-больно — кости трещат, воспаленные глаза слепнут. Хань светится. Выжигает без касания. Без контакта. Воздушно-капельным путем — стоит рядом и — как же жжется. Снова. — Не тебе решать, Минсок. Попытка в строгость. Не порти человеку — не псу и не телу, помнишь — настроение. Праздник, возможно, последний день — возможности побыть таким. Под светом, не во тьме. Минсок пожимает плечами. Шаг ближе. Руки по спине и вниз. Не видеть лицо — не хочется. Стыдно. Обидно — лежи и плачь — нет. Лучше вставляйся — любишь-то только это. Тогда не сжимает когтями ребра. Тогда хорошо — снова — «Ну и ублюдок». Голос не затыкается — тяжело. — Как хочешь. Щекой на чужое плечо. Медленно. Медленнее, ближе, теплее — повиснуть — пока можешь. Зацепиться. Приклеиться бы — сложнее, чем кажется. «Возможно, если ты захочешь» Если научили. Бороться, добиваться, жить — не выпаривать дерьмо в ёмкости. Не убегать. Идти вперед. Если хватает сил, то — да. У Минсока — нет. Висит на человеке. Дышит мятой с лавандой — шампунь и кондиционер для белья. Хань разрывается ударами. Клетка обнимает руками-прутьями. Сдавливает. Никогда не будет счастлив — так, как надо — рядом с этим. Сдохни. Исчезни — только так будет уверен. Уйдет, бросит ключи — теснота отпустит. Задавленное желание прошлого снова рядом — не выбивается. Содранные кусочки кожи у ногтей — за спиной не видно — гладят по бинтам. Аккуратнее некуда. Слезы всё равно выдавливаются из больных глаз — раздражение. По чужой одежде — пахучей чистотой — пара капель. Коротко. Минсок всхлипывает — аллергия на всё. — Так это прощальная вечеринка? Знает ответ лучше — лучше бы не. Хань проще. Он говорит: — Если завтра вечером ты будешь здесь, то мы уедем. Значит — «да» — прощальная с тобой или с чем-то еще. Тебе решать. Бич нерешительности — по больной спине. Вдавленный в гематому большой палец — пытка. Борьба за свободу. Проще — две руки. И обе — чужие — нет. Больше твои, чем кажется. Выбирай держаться или нет. — Значит поминки по Китаю. Голос с названием «Надежда». Остаточная — вспененный осадок на кончике. Не сравнивай, боже. Хватит — сложно перестать, когда это вся жизнь. Выбери её со звездочкой в конце — пометка — «То же самое, что янь». — Или по тебе. Тише-тише — Минсок слишком близко. Слышно каждую мысль. Сжатые на внутренней стороне щеки зубы. Минсок говорит: — Узнаешь завтра вечером. Никто не договаривает: «Если захочешь знать». Хань отмахивается. Снова притягивает к лицу. Не задевая болезненные места — целовать-исцеловать. Минсок отвечает. Вкладывает в ответ всю энергию. Всего себя. Сказать никак — тогда хотя бы так. Песня на повторе — никто не слушает. Двое в полутьме — полусебе — почти невинно ртом ко рту. Руками по ткани — не проникая под неё, не залезая внутрь. Пока что. Двое в полутьме. Каждый делает свой шаг — от полутона и дальше — или назад. Минсок хнычет. Закрытые глаза. Нежность зыбко по языку. Не думай — нет-нет-нет — нужно сильнее и больше завлечься ярким светом. Не смотри в сторону фасованной морской воды. Пара стекляшек у кровати — даже не спрятал. Выбор всегда есть — вроде как. Минсок расстегивает ширинку — свою. Засовывает за неё руку — чужую. Прячется — снова — за плечом. Или в нем. Кусает. Слюнявит. Жмурится перед сиянием. Рваное дыхание — ошметками по чистому. Хань старается отвлечь — даже ему никак. Ищи глубже — не там. Не ниже по спине — похоть не поможет. Под коробкой — вылижи там. Вычисти шероховатости — теперь можно, но — уже не успеешь. Хань заправляет рыжие волосы за чужое ухо. Обнимает крепче. Покачивается — мать с младенцем. Замена той, которой не было — тише-тише-тише — посижу с тобой. Постою, полежу, поживу. Минсок спрашивает: — Завтра тоже? — И завтра. Шепотом — не спугнуть, не разбить. Этой стороной к верху, пожалуйста, и поаккуратнее — как бы не так. Как бы не легко. Рука тянется к тумбочке — конфликт обещаний, но: — Никак? Голос с названием «Смирение». Если никак, то ладно. Обещал помочь — не с этим, но-но-но — ладно. Минсок кивает. Тише шепота. Забитый, растерзанный. Самоповреждения второй степени — когда успел-то, мальчик — давно. Полоска-шкала жидкого выживания на нуле — очень-очень-очень — долей еще, чтобы не рехнуться. Глаза мокрые-мокрые. Капелька крови на губе. Сорванная кожа — так надо. Средство первой помощи — слабаки и неудачники, налетайте. Баночка откупоривается — звук жажды. Хань всё делает быстро. Засматривается чужим наслаждением. Смотри-смотри, может, надумаешь вернуться — от кайфа еще никто не отказывался. Замирает в конце — прощается. Минсок откидывается на спину и — его больше нет. Тело — дышит и упивается наркозом. Обездвиженное высматривает мультики. Невидимые вязки-путы для ЦНС — хорошо-хорошо — больше, чем просто хорошо. Хань садится рядом. Позвонки трутся о бетон. Колени у груди — комочек. Один посреди пустоты. Человек посреди болота-конуры. Выполнил невербальные команды — будет лизать руки-ноги-зад, даже если там не намазано арахисовым маслом. Будет-будет, только попроси — взглядом — да? Слипшимися от влаги ресницами. Минсок смотрит в потолок. Будет-будет — еще как. С отчаянным рвением. И в том вся беда — если это так.

Сквозит.

Обнуление точки отсчета. Начало под чужое дыхание на щеке. Хруст костей. Открытое городу окно. — Разбудил? Хань трется рядом — одетый. На зубах мята — как на челке. На воротничке лаванда. Свет в глазах. Даже начиная день здесь — опрятный, собранный. Минсок ворочается — больно от каждого движения. Эффекты выживания заканчиваются — проснись и пой. И воткни в себя еще кубик морской воды, чтобы не стонать от боли. Одеяло на пол — Хань поднимет. Не оставит так. — Уже? Хриплый — сухость во глотке. Венах. Желудке. Ничего нового. Встать никак — попроси. Пальцами по простыне — скребется. И глухо: — Хань. Знаешь, что делать — можно без рвения. Просто окажи услугу. Голова качается. Мелькает-мельтешит влево-вправо — нет-нет-нет, мой мальчик, не сегодня. Особенный день. Станешь старше. Сделаешь выбор — идти или стоять. Лаять. Кусать. Нервно — недовольный вздох. С утра не до учений — дай воды, потом говори. Хань не дает — серьезно — ладно. Нет ожиданий — нет разочарований. — Иди, — бросает Минсок. — До вечера. В дверях — голос с названием, которое Минсок не хочет слышать. Он — злее-кусачее обычного. Носом в подушку — хриплый вой. Ломит-ломает внутри. Щелчок — конец без продолжения. До вечера — «Если ты тряпка» — все мы тут такие. Так что — «До встречи». Никакой беды. Ошибка-ошибка — синий экран, красный сигнал. Строки, символы — не стоило просить — «Какой же ты тупой». Забейся в угол и не выходи. Не порти существование. Забейся — по венам — и переставай быть слабым. Верно. Стопроцентно. Слабым — это да, пора прекращать. Новый пункт — доживание. Утренняя — равно «золотая». Синоним: «последняя». Отражение: «я тебе говорил». Стереотип, все джанки умирают — не поздно, но рано — по этой причине. Передоз — ты знаешь, что делать. Рано — о, нет — давно пора. Снимай обертку, переставай играть. Вот ты настоящий — ну, помнишь? Девятнадцать, и всё хорошо: чисто, гладко, классно. Поэтому Хань ностальгирует — было лучше. «Было» всегда равно «лучше». Теперь Минсок понимает. Поршень на себя — воду из колбы внутрь сквозь иглу — так легко. Ничего не мешается. Заноза замирает над кожей — надо под. Теперь ясно. Отрыв от реальности — не совсем о выживании. Больше о побеге. Маске на лице. Не дышать пылью настоящего — дышать испарениями мультиков. Забывать. Забываться. А пластик на пол. В пальцах дрожь — от кумаров или — Минсок знает почему. Сложно бросить притворство. Вот ты один. Закулисье. Посмотри внутрь. Скажи, что видишь — пустоту. Незаполненная тара — кровь, кости, органы — ливер. Соли от морской воды по стенкам — отложения юности. Вся память о тебе в кристаллах. Вот ты один. Никто не остановит. Рука не сожмет запястье — просил не спасать? — он и ушел. Вечером проверит пульс, и всё. Конец никогда не был так близок. Контролируемая анестезия. Ничего случайного в утроенной дозе — подними и прими — так легко. Вот ты — руки не держат, когда не думаешь, что сейчас сдохнешь, то легче. Колешься еще раз и еще. Но специально — всё по полу. Минсок по постели. Вой в простыни — слабый-слабый. Так ты и подсел — взяли на слабо. Доказал — только обратное. Где рука помощи — теплая, крепкая — сделай это за меня, а? Нет-нет — вот ты один — должен выбрать сам. Ухмыляться некому — поднимай или поднимайся. Не зови маму — всё равно уже не здесь. «Я так не могу» Там — всё на родном языке. Тут — мозги прожжены Китаем и белым китайским. Минсок ноет вслух. В голос. Морская пена выплескивается-разливается по камням. — Я тоже не могу. Вот и правда. Самому себе. И всё. Ты один — решение принято. Наименьшее зло. Груз полегче. Пальцы скребутся по бинтам — скоро заживет. Не может не — так со всем. Скребутся по векам — мокрые-мокрые — соленые. Слизывает капельки с кончиков. Босые пятки по полу. Краденая сумка — друг не против — пустует в коридоре. Внутрь — тряпки и свое существование. Воду — в раковину — пока. Пока коробка, бумажка-записка — последняя родная вещь. И сраный Китай — тоже пока. Минсок стоит на пороге — ритм по дверной ручке. Это всё просто сраный — он самый, да.

Тянется.

Время — ожидание. Стрелки на месте отсутствия часов. Сидеть на кухне. На бортике ванной. Подоконнике. Полу у входной двери — не помогает. На кровати — четкие прикосновения остроты к телу — никак. Дожидаться — невыносимо. Красные полосы по коже — вверх-вниз и обратно — ровнее. Темные корни у волос — уже как прошлое. Минсок натягивает кепку. Сверху — капюшон. Респиратор — последняя деталь. Вот ты — обыватель. Единица в усредненной статистике — не ори и сойдешь за своего. Фото в паспорте — чужое лицо. Ханевская ностальгия. Даты совпадают — верно-верно — это ты. Вернешься обратно — пожалуй, да. Наладить, исправить, поправить, решить — начинать заново спустя столько испорченных вен. Залечить, зализать, забыться — по таблетке в день для купирования. Больше спать. Больше есть. Лежать в руках Ханя — привычная едкость. Хвататься и не отпускать — стратегия выживания паразита. Следующий уровень. Мимо люди-люди-люди. Минсок водит носком кроссовок по пыльной дорожке — загогулины, круги-абстракции. Ожидание. Выжидание. Убийство времени. Блоки по левую сторону. Машины по правую — все куда-то еще. В другую сторону, не сворачивая. Мелькают окна, вывески — взгляд вниз и уткнись. Не поднимай — еще долго. Ходит туда-сюда по району — поправить сумку на плече и — обратно. Почесать руку через ткань. Поворот на сто восемьдесят. Дышать через фильтр тяжело — непривычно. Минсок садится на заборчик. Накатывает мощными волнами — от коленей до пальцев ног. Выше — обрушиваются на разбитые ребра. Хотя бы капельку, хотя бы что-то. Идти недалеко — адрес написан стойким маркером под веками. На деснах. Платить нечем, но — возьми, как раньше, тебе же нравилось. Снова на коленях, снова языком, да — закусить губы и даже не думать — мерзость. Воет сигнализация-сирена — по ушам. Мозгу. Тревожит гниль внутри. Спрятаться бы в коробку. Ключи бренчат в кармане — приятный холод металла. Тише-тише-тише — глубже вдох и медленнее выдох — кто-то этому учил. На плече рука. Легко. Мягко. Улыбка прячется под слоями фильтров. Мгновение отделяет от окончательного решения — точка, не пустота. Если не накроет с головой — еще час. Если повезет. Часы, километры — от проклятого города. От воспоминаний. Растраченных лет. Острых предметов. Два шага — от Ханя. Если не миллион. Если его рука сейчас жжет кислотой через ткань кофты. Они же все тут пропитанные едкими веществами. Каждый знакомый. И кто проходит мимо. Кто стоит за спиной. Каждый — как там название центра, а? Минсок оборачивается.