bluebird

1998

      Была уже полночь, когда Фил Лестер приехал в детский дом. Небо было похоже на клубок серебряных струн: слабый лунный свет просачивался сквозь чернильную темноту. В Лондоне начинался дождь, и вода попадала в каждую щель в городе. Это были первые вздохи сентября, и скорый приход зимы уже чувствовался в прохладном воздухе. Холод, казалось, пробирался во все углы, находя своё место везде, где его не ждут.       Такси замедлило свой ход и остановилось возле угрюмого здания. Между отблесками света фар было видно, как лицо Фила потемнело при виде закрытых пленкой окон и небольшого входа. Здание выглядело необычайно тускло за затуманенным стеклом, и Фил почувствовал, как у него внутри всё сжимается, пока смотрел в окно сквозь падающие капли дождя.       Всё вокруг было медленно и апатично. Лондон расцветал в быстром темпе (дома Фил часто слышал разговоры о его величии), однако эта улица была как будто отдельным миром: мрачным и безразличным.       Его дядя молча помог ему выбраться из машины. На это, скорее всего, была причина, но Фил не мог фокусироваться ни на чем, кроме устрашающего здания перед собой. То, как оно практически насмешливо парило над облаками, восхитило Фила, и его колени не подогнулись, когда он вышел на тротуар, вынося за собой сумку с вещами, которой служил его полосатый рюкзак. – Пойдем, дружок, – наконец заговорил его дядя, кладя ладонь на плечо Фила. – И ты тоже, Мартин. У меня плотный график. Сейчас мне отсюда нужно прямо в Манчестер. – Правда? – пролепетал Фил высоким от восторга голосом. – Ага. Хотелось бы взять тебя с собой, – он взъерошил волосы Фила, пальцами приводя в беспорядок черные пряди, как будто ветер недостаточно хорошо сделал то же самое до него. – Хотелось бы поехать, – невозмутимо пробормотал Фил в ответ. Он пнул камешек, наблюдая, как тот катится по тротуару под свист ветра. – Здесь будет гораздо лучше, если вдруг станет скучно, – ответил дядя, обращая своё внимание к брату Фила, гремящему своим багажом по бордюру. – Мартин, поторопись, пожалуйста.       Мартин использовал любую возможность, чтобы игнорировать замечания дяди на протяжении всей поездки, и оказалось, что он не потерял её и в этот раз, пройдя прямо мимо них с опущенным на землю взглядом. Фил не принимал это близко к сердцу, зная, что в такие моменты его обидчивого брата лучше оставить в покое.       Ни слова больше не было сказано на улице. Фил проследовал за братом через распахнутую дверь в приемную. Слабое освещение и тишина, висевшая в воздухе, лишь добавили громкости к звуку шагов по панельному полу.       За столом в приемной сидела пожилая женщина с лениво заправленными за уши седыми волосами. В её руках была широко раскрытая книга. – Добрый вечер, - она поприветствовала прибывших хрипловатым голосом, поднимая взгляд. – Вы, должно быть, Лестеры. Мы ждали вас. – Извините, - произнес дядя. – Небольшие пробки возле Вестминстера. – Ничего страшного. Весь Лондон такой, сэр. – Да, таксист тоже это заметил.       Фил постарался сфокусироваться на чем угодно, кроме тяжелого дыхания Мартина, пока женщина листала телефонную книгу. – Я уверена, что это не понадобится, но мне нужен ваш номер. Это необходимые меры предосторожности. – Да, конечно, - легко согласился дядя, затем диктуя свой номер. Спустя секунду удушающей тишины, в которую Фил был почти уверен, что слышал скрип половиц над своей головой, женщина закрыла книгу и снова заговорила. – Значит, у нас тут Фил и Мартин? – Именно так. Это Фил, - рука дяди снова приземлилась на его плечо, – и это Мартин. Я уверен, что с ними не будет проблем… эти двое – хорошие ребята. – Видимо, так и есть. Я миссис Абботт, я работаю в ночную смену. Вы завтра сможете получше узнать это место, а пока, я думаю, стоит расположить вас на ночь, да? Миссис Абботт. Фил попробовал закрепить её имя в своей голове, как якорь на дне моря, но его мысли были похожи на тысячи беспорядочных волн, бьющихся о берег. – Да, а мне действительно пора, - объявил их дядя. Правой рукой обнимая Фила, а левой – Мартина, он, несмотря на явные сомнения, прижал их обоих к груди. Они несколько мгновений стояли неподвижно, и Фил считал, сколько вдохов делает его дядя. На третьем они одновременно расцепили объятия. – Я буду очень скучать по вам обоим.       Слов было достаточно. Они попрощались ещё дома, до того, как отправиться, и несмотря на то, что в тот момент это казалось бессмысленным, сейчас это было буквально всем для Фила - важнее, чем дыхание. Несмотря на совсем короткое время, проведенное вместе, его дядя значил очень много для него. Он заставлял Фила смеяться до слёз, и научил его рисовать и писать рассказы.       Дядя застегнул куртку и выпрямился. – Скоро увидимся, - мягкий голос Фила разбавил напряженную атмосферу. Ему хотелось сказать что-то еще, что-то больше, что-то, что будет значимо даже после их воссоединения, но пальцы Мартина уже тянули его за рукав и тащили прочь от приемной. За их спинами тихо захлопнулась дверь, указывая на то, что дядя уже ушел.       Миссис Абботт провела их по шаткой лестнице, которая выла под тяжестью их ботинок и сумок. Когда они поднялись, перед их глазами появился коридор с рядом дверей. За одной из них послышался шорох, но быстро утих. Фил не знал, почему, но он чувствовал, что ему стоит аккуратнее выбирать, куда наступить, чтобы не произвести ненужных звуков. Миссис Абботт, однако, это не волновало, и она пошла вперед, стуча каблуками по деревянному полу.       Их комната была в самом конце коридора, дверь находилась в последней его трети. Её петли заскрипели при открытии, нарушая ночную тишину. Внутри было несколько кроватей, поставленных вдоль стен, и огромное, до смешного неуместное окно.       Фил не мог не заметить беспокойства, повисшего в воздухе.       Миссис Абботт уже расстилала простыни на кровати, когда Фил снова обратил своё внимание на неё. Она помогла мальчикам задвинуть их сумки под кровати на ночь, что, по всей видимости, входило в её немногочисленные обязанности.       Фил окинул взглядом всю комнату. Он заметил ноги в пижамных штанах, высовывающиеся из-под покрывал, и тонкие пальцы рук. Никогда в жизни он еще не чувствовал себя так нелепо. – Давай, милый, располагайся, - мягко сказала миссис Абботт, похлопывая по матрасу. Она оглядела его с ног до головы и добавила, – забудь о пижаме сегодня, снимай обувь и куртку и устраивайся поудобнее.       Фил присел, чтобы развязать шнурки и снять верхнюю одежду. Он затолкал свои ботинки под кровать и повесил куртку на её деревянную спинку. Его слегка потряхивало. Постельное бельё было свежим и пахло стиральным порошком – это был сильный, почти тошнотворный запах.       Так как Мартин выбрал самую дальнюю кровать, Филу досталась та, что расположена рядом с чужаком, который в голове Фила пока что представлял собой только эскиз человека с вопросительным знаком вместо головы.       Это был мальчик, уткнувшийся лицом в подушку: открытый рот, закрытые глаза. Его каштановые волосы были спутаны, а рука свисала с кровати.       Фил подумал, что эти люди не просто так зовутся чужаками.       Решив, что так рассматривать людей неприлично, Фил с большим усилием повернулся, чтобы снова видеть миссис Абботт, которая склонилась над кроватью Мартина. – Скоро ты переедешь в комнату для ребят постарше, Мартин. Это только временно, - сказала она, — для удобства твоего брата.       И, боже, Фил почувствовал себя таким ненужным бременем. Меньше всего он хотел быть грузом на и без того тяжелых плечах Мартина. Он не мог принять мысль о том, что является чьей-то головной болью, особенно если это его брат, на которого была повешена ответственность за младшего ребенка.       В конце концов, Фил не был младенцем. Ему не нужны были няньки или постоянные наблюдатели. Он мог спать и самостоятельно, конечно, мог. Ему не нужно было обещание, что он в безопасности, даже если это было бы довольно приятно.       Миссис Абботт вдруг исчезла в темноте за закрывающейся дверью. – Ты знаешь, что он не будет сильно скучать по нам, не так ли? Он слишком быстро ушел, - голос Мартина пронзил тишину, и слова врезались в уши Фила. У них был договор, что он вернется.       Фил знал, к чему это было сказано, и какое-то время не отвечал. Однако он чувствовал застывший в ожидании взгляд Мартина на своем лице, и в конце концов произнес: – Он будет скучать по нам. Он – хороший человек, Мартин. – Что ты знаешь об этом? Тебе одиннадцать. Я видел, как он ведет себя за твоей спиной, как он пытается отдалиться от нас, - бросил в ответ Мартин. – Я рад избавиться от него. – Ты хочешь быть здесь? - Фил не мог вникнуть в саму мысль о том, что кто-то может добровольно принять это место как что-то кроме здания с полом, стенами и небольшим количеством тяжелого прошлого. Занавески шелестели у окна, встревоженные полночным воздухом. – Конечно, я не хочу быть здесь. Но у меня нет выбора, и это лучше, чем быть с ним. – Ты просто завидуешь. Ты никогда не волновал его и- – Я никому не завидую. Ты неправильно понимаешь. Ты думаешь, что нравился ему, - сказал Мартин ядовитым тоном, – это не так. Он ненавидел тебя практически так же, как меня.       На это Фил подтянул покрывало до подбородка. Его голубые глаза горели яростью, а пальцы так крепко сжали ткань, что казалось, его костяшки сейчас сломаются. Дядя любил его. Он не сделал ничего плохого. Мартин просто пытался сделать ему больно, как он делал всегда, когда всё вокруг шло не так, как он рассчитывал. Всё будет хорошо. – Он вернется, - пробурчал Фил, пытаясь, скорее, уверить в этом самого себя. Своим замечанием Мартин пошатнул в нём уверенность; словно черный дым, оно выбивало из него это убеждение. – Нет. Это так не работает, Фил. Ты никогда не увидишь его снова.       Мартин отвернулся, обозначая этим конец разговора. Он нашел удобное положение на кровати, и Фил долго наблюдал, как начинает равномерно подниматься его грудь. В маленькой комнате было холодно, очень холодно. Тени плясали на стенах в слабом свете, давая волю воображению Фила. Тонкие струны света казались ему, по меньшей мере, тревожными.       Слова Мартина глубоко впились в кожу Фила, оставляя зияющие раны. Ты никогда не увидишь его снова.       Обеспокоенный ребенок говорил себе, что это произойдет, и слова повторялись в его голове, вселяя надежду обратно. Жизнерадостность. Оптимизм. Яркие силуэты длинных пальцев на стенах. Фил поглубже уткнулся головой в подушку и уснул, веря, что ночь – его приятель.