***
Глеб в очередной раз караулил строптивую судью у дверей суда. Сегодня у него не было заседаний и он специально приехал ради нее. Где еще ее караулить как не около работы. Трудоголик — это диагноз, прокурор усмехнулся. — «Все им женщинам неймется! И в космос летают, и на войне воюют, под воду ныряют и судят! А все так же сентиментальны как и тысячу лет назад» — он бросил окурок и нервно закурил очередную сигарету. — «Ну, где же ты?» — он подозрительно покосился на молодого парня в длинном, светлом пальто, явно одетое не по погоде. Тот почему — то сильно нервничал и что — то уж слишком долго топтался возле дверей здания. Как будто кого — то поджидал. В руках молодой человек, судорожно мял две красные гвоздики. К нему подошел пристав, проверил документы, улыбнулся, пошутил по поводу цветов и торопливо вернулся на пост. Посмотрев на часы, прокурор принялся вспоминать их первое знакомство, невольно сравнивая ту Марину, которую он знал тогда и эту, повзрослевшую. Смешная такая была: — «Глеб Николаевич, как вы думаете, а шесть лет это не слишком сурово, учитывая вновь открывшиеся обстоятельства?» — Мурга невольно улыбнулся, ох, как же ловко он тогда ее «припечатал»! Заливал ей что — то про то, что чувства надо держать при себе, что судья должен опираться только на закон. На самом же деле, он попросту куражился над совсем тогда еще молоденькой и неопытной судьей, которая едва получив второе за свою практику дело, тут же умудрилась попасть с ним на один процесс. Да еще какой! Про эвтаназию. Старший советник юстиции прокурор Глеб Николаевич Мурга, считался сильным оппонентом. Он был профессионалом своего дела: умный, дотошный, проницательный и поэтому был крайне нетерпим к слабостям других. Новенькая судья, казалась ему излишне нежной и восторженной, прямо-таки «Дюймовочка» какая-то или сказочная фея. Вообще, его немного забавляло ее вечно потерянное выражение лица, огромные, испуганные голубые глазищи в пол-лица, заискивающий голос, но чаще всего Глеб от этого раздражался. Проработав в прокуратуре восемь лет, он научился отделять эмоции от разума и никогда не смешивал личное с работой. Он вообще считал, что женщинам в судьях не место, слишком уж эмоциональные! Редкое исключение, пожалуй, Якушкина. О! Это и впрямь «Княгиня»! Статная, уверенная в себе, проницательная и необыкновенно умная. Вот ее он глубоко уважал и работать с ней очень любил, что ни говори — мудрая женщина. А эта? Воробушек робкий, того гляди под стол во время слушания сползет. Из совещательной комнаты и то выйти по-нормальному не может: постоянно в судейский «трон» врезается, дела из рук валятся прямо на стол, при зачитывании вступительного слова то и дело заикается, порядок в зале навести не может: молоточком как заведенная стучит, но никто ее не слушает. Тьфу! Птичка — невеличка. Глеб подумал и решил, что на правах старшего и опытного коллеги, он просто обязан научить ее уму — разуму. Сначала, прокурор явился «под светлы очи Княгини Ольги». Та встретила его приветливо, но услышав критику в адрес любимицы, вдруг нахмурилась и недовольно покачав головой придралась к его внешнему виду. Глеб оскорбился, понял, что тут ему поддержки не найти, он тяжело вздохнул. — «Все — таки все бабы дуры, даже самые лучшие из них. Шерлок Холмс как всегда прав.» Первоначальный план был невероятно прост и гениален. Он решил показать судье — «салаге» «прозу жизни», заставить пройти «курс молодого бойца», а заодно открыть глаза Якушкиной на полную профессиональную непригодность ее обожаемой протеже. Воспитывать неумеху «новоиспеченный» учитель принялся весьма оригинально и рьяно. Началось все с того, что он совершенно не давал проходу Марине: любое ее решение обжаловалось в обязательном порядке, прокурор был вечно чем — то недоволен и это сказывалось на ведении процесса. Стоило Марине вежливо заговорить с ним вне рамок процесса, как она тут же получала развернутую, ехиднейшую отповедь в ответ. Глебу явно понравилась «роль Евгения Онегина» — учись, мол, властвовать собой наивная как лань «Татьяна». Впечатлительная Марина, по своему обыкновению очень сильно расстраивалась и переживала. Однажды, он особенно больно поддел ее. Серёгина, не выдержала очередной язвительной насмешки и разрыдалась, едва успев закрыться в кабинете. Ее угнетали эти постоянные конфликты на работе и она искренне не понимала, в чем она так виновата перед прокурором и почему он так ее ненавидит. Инга, искренне переживавшая за любимую начальницу, выбежала за Глебом на улицу, она попыталась поговорить с нахальным прокурором по-душам, но тот даже слушать ее не пожелал. Он лишь спесиво осадил бойкого секретаря и гордо усевшись за руль старенькой «девятки» укатил в закат, оставив девушку растерянно моргать ему вслед. А ларчик, на самом-то деле, просто открывался. В каждом взрослом сидит ребенок, строгий прокурор незаметно для себя заигрался и окончательно «впал» в детство. Глебу больше не хотелось собирать компромат на Серёгину, он уже и забыл про это, теперь, ему нравился сам процесс «дергания за косички» симпатичной ему судьи. Как это делают мальчишки всех возрастов с понравившимися им девчонками и как оказывается не только в начальных классах. Глеб продолжал веселиться по-полной: нарушал регламент судебного заседания, нарываясь на замечания суда, устраивал на слушаниях провокации, наблюдая за тем как раскрасневшаяся от волнения Серёгина, срывая голос, судорожно стучала молотком по столу, пытаясь угомонить зал и даже успел заявить судье отвод, заявив во всеуслышание, что считает ее действия непрофессиональными. Ну, а что гулять так гулять. Наблюдая за неуклюжими попытками рассерженной судьи выпутаться из его ловко расставленных ловушек, ехидный прокурор отмечал про себя, что в гневе она чудо как хороша. Так бы они и препирались потихоньку, пока Глебу самому не прискучило, но жизнь, как обычно, внесла свои коррективы.***
«Тройственный союз» снова в сборе. Обвинение представляет старший советник юстиции, прокурор — Глеб Николаевич Мурга, сторону защиты, адвокат — Шпагин Константин Олегович. На этот раз Глебу не до шуток, уж очень сложное дело объединило их всех вместе. Проблема давно известная — попрошайки, целый нелегальный, криминальный бизнес. Глеб слушал адвоката и размышлял, чем руководствовалась Ольга Петровна, расписывая это сложнейшее дело неопытной судье. Он раздраженно закатил глаза, стараясь «не закипеть». Посмотрев направо, он увидел шушукающихся «братков» — группа поддержки подсудимого. Ему крайне не нравились выражение их «интеллигентных лиц». Как — то нехорошо они посматривали на судью, злобно посмеивались и тыкали в нее пальцами. Марина вновь перенесла заседание, в связи с отсутствием важных свидетелей. На улице Марина и Глеб вновь поцапались, прямо как в этот раз, ничего не изменилось с тех пор. Марина ругалась, возмущаясь его вечными претензиями, недовольством по отношению к ней и «кислым» выражением лица. Глеб старался молчать, любовно счищая снег с дорогой его сердцу «лошадки», однако выражение крайнего изумления с лица «стереть» не смог. Он не ожидал такой прыти от тихони-судьи. Речь Марины набирала темп, она разом вываливала на голову несчастного прокурора все обиды, копившиеся у нее месяцами. Глеб начал было подбирать слова, чтобы «укусить» ее побольнее, но вовремя спохватился. Ведь в этот раз, он хотел быть «благородным джентльменом» и целый день настраивался на миролюбивый лад. Глеб любезно предложил подвезти Марину до дома, но она была слишком раздражена на него. Высказав все, что думает о нем, Серёгина независимо потопала к автобусной остановке, воинственно размахивая из стороны в сторону огромными пакетами. Глеб вздохнул, но заметив крепких ребят, незаметно двинувшихся вслед за судьей: кто пешком, а кто на машине заторопился и сам. Он знал короткий путь к дому Марины, теперь, главное успеть. Машина как на зло забуксовала, — «ржавая «консервная банка», чтоб тебе пусто было!» — шипел про себя Глеб, поскальзываясь на дорожке в плохо освещенной улочке. Пару раз чуть не упав, он добрался до дверей подъезда Марины. Неслышно поднялся на первый этаж, ловко вырубил караульного — тот даже пикнуть не успел, осторожно огляделся. Где-то наверху слышались глухие всхлипы перепуганной женщины. Глеб сощурил глаза и присмотрелся, сколько их там? Один, кажется. Стремительно, в два огромных прыжка преодолев узкий пролет он очутился за спиной бандита. Правой рукой, тот сжимал горло судьи, впечатывая ее в стену, левой, водил лезвием ножа по щеке, устрашающе хрипя в лицо угрозы. Распластавшаяся по стене Марина что-то судорожно мычала, кивала, но по-видимому от страха совершенно ничего не соображала. Она даже не увидела его, своего рыцаря избавителя! Наконец-то Глебу пригодились его знания техники восточных единоборств — ловко пережав сонную артерию на шее нападавшего, он отшвырнул бандита на пол. Следом за ним съехала по стеночке трясущаяся в безмолвных рыданиях Марина. Мурга и сам перепугался не на шутку, ведь не каждый день ему приходится отбивать коллегу из «лап» бандитов. Глебу хотелось поскорее попасть в квартиру, нужно было срочно приводить в порядок Марину, которая выглядела совсем уж неважно. Женщина судорожно сжалась в комок и что есть силы вцепившись в сумку, уткнулась в колени, продолжая тихонько всхлипывать и трястись от испуга. Если не предпринять никаких действий, она так и останется сидеть тут в оцепенении на холодной лестнице. Глеб тормошил Серёгину за плечи, пытаясь узнать, где находятся ключи, потому что сама Марина пребывала в полнейшем ступоре. Не выдержав, он моментально вспыхнул и отобрав у безвольно сидящей на ступеньках хозяйки квартиры сумку, достал ключи, открыл дверь квартиры и ухватив почти невменяемую Марину под локоть, затолкал ее внутрь. Получилось грубовато, но не до нежностей тут. Следом, прокурор приволок обоих бандитов, оставшихся в парадной и, деловито приматывая их друг к другу скотчем, задумчиво разглядывал Серёгину. Опешившая женщина, бесцельно металась по комнате, постоянно натыкаясь на стены, словно мотылек ослепленный лампой. Похоже, он действительно впечатлил даму своим рыцарским поступком. Нервно заикаясь и растерянно вытирая слезы с лица, она, то суетливо предлагала своему спасителю чаю, то робко просила вызвать милицию, то пыталась уговорить не бить напавших на нее бандитов. Глеб сначала вяло что-то бубнил в невпопад, но потом понял, что бесполезно. Он понимал, что от пережитого у Марины начиналась истерика и говорить с ней надо как можно строже и жестче, а ему так хотелось обнять ее и пожалеть, но нельзя, еще больше испугается или вообще не так поймет. Не смотря на стрессовость ситуации, прокурор не мог не отметить, что растрепанная, беззащитная и зареванная Марина нравилась ему все больше и больше. Она стала проще, естественнее, ее хотелось опекать и защищать. Пусть она сейчас городила какую-то околесицу, но хотя бы не пыталась воевать с ним. Ему давно хотелось пообщаться с ней без скандалов, но он не знал как. Сам же заварил эту кашу и отступать теперь было поздно. Сейчас, Глеб тоже чувствовал себя не лучшим образом, он испугался не меньше чем Марина, поэтому ему было не по себе. Не зная как прекратить ее бессвязный поток слов, он чуть было привычно не съязвил, но вовремя осекся. Грешно было смеяться над несчастной и перепуганной коллегой. Если уж пикироваться, то на равных. Поскольку умные мысли так и не посетили «светлую» прокурорскую голову, он ляпнул первую заглянувшую туда и посоветовал Марине пойти умыться, а то, мол, смотреть на нее страшно. Мурга вообще особо не отличался тактичностью и по этому поводу никогда не переживал. Он шел по жизни под гордыми знаменами сарказма. Марина безропотно подчинилась, видимо, так и не поняла, что ее практически оскорбили. Глеб остался у нее ночевать, чтобы Серёгиной не было так страшно. Гостеприимная хозяйка, на радостях, залила в него целый чайник своей любимой зеленой травы. Мурга кривился, но пил. Коньяк принципиальная трезвенница-судья, увы, не держала. Одна маленькая вечность, пережитая вдвоем, положила начало их долгой и крепкой дружбе, которая со временем переросла в не менее светлое и, по словам классиков, вечное чувство. Осложнялась вся эта идиллия горячностью и порывистостью влюбленных в выражении своих эмоций. Периодически, не подумав, они наговаривали друг другу много обидных и несправедливых слов, а потом долго не могли помириться из-за гордости. Сейчас в их отношениях, как раз и наступил такой печальный период. Глеб очнулся от ностальгических размышлений и устало потер лицо, продолжая расхаживать по ступеньке лестницы туда-сюда. — «А зря я опять Марине нагрубил, ой зря! Теперь долго будет в «холодную войну» играть» — размышлял Мурга — «она уже совсем не та «Дюймовочка», что раньше. Вот, дурак! Но она ведь сама сказала, что наши отношения мешают ей судить объективно, точнее не только наши отношения, еще и дружба с Костей. Шпагин, зараза, разве что не ночует у нее, то в гости притащится, то в кабинет, то в клуб. Чем я-то хуже? Тем что старше и меня не надо опекать?!» — мужчина сердито сплюнул, он немного завидовал молодому адвокату. Глеб понимал, что ревновать к Косте не имеет смысла, ведь Марина относится к нему как к младшему брату. Они дружили еще с института и, казалось, знали друг друга всю жизнь. Ему тоже хотелось общаться с ней так же легко и непринужденно. — «Все равно зря это я ляпнул про расставание. Не могу ведь без нее, без дурищи этакой, с огромными глазищами как у олененка Бэмби. Растопила она мое сердце и всю душу вынула.» — Глеб закурил третью по счету сигарету — «скучно без ее трудоголических занудствований по вечерам и одному теперь, ох, как плохо. Да, что это я себя уговариваю все? Пора уже признаться самому себе, что люблю я ее как последний болван! Надо извиниться сейчас же!» — парадная дверь распахнулась, прокурор обернулся. Первым из дверей вышел выпущенный из-под стражи подсудимый, он неторопливо спускался вниз по лестнице, о чем-то тихонько переговариваясь с адвокатом Пежемским. Мужчины улыбнулись друг другу и на прощание пожали руки. Следом, послышался торопливый стук каблучков. — Марина, стой! Нам надо с тобой поговорить! — Глеб подбежал к ней, пытаясь перегородить путь. — Нам не о чем с вами разговаривать, Глеб Николаевич, я очень устала, вы мне уже все очень ясно сказали. — Не поворачивая головы бросила Марина. — Костя, ты меня подбросишь? Ты подвезешь меня, Костя? — улыбаясь, она демонстративно подхватила адвоката под руку. Происходящее дальше было похоже на кадры из какого-то плохого боевика. Пежемский ушел в сторону своего автомобиля, выпущенный на волю Расщупкин радостно раскинув руки, блаженно жмурился на солнце, Марина, что-то рассказывая Шпагину неторопливо спускалась рядом, а всеми забытый парень, стоящий у дверей суда, вдруг швырнул на пол цветы, скинул плащ, под которым оказался автомат и окликнув Расщупкина по имени, расстрелял его в упор. Реакция прокурора всегда была отменной, не зря он в свое время служил в спец войсках. Все замерли от неожиданности, Марина даже испугаться не успела, а он уже сообразил, что автоматная очередь, заденет спускающуюся параллельно с Расщупкиным судью. Он даже не успеет добежать, не должен был успеть по всем законам природы, но когда любишь, житейские и юридические законы теряют свою власть, срабатывают какие — то совершенно другие механизмы. Сгруппировавшись, он оттолкнулся от земли и словно тигр прыгнул в сторону коллеги. Падая, он почувствовал как пули впиваются ему в спину, руку, пробивают плечо, но неважно, главное Марина! Марина, кажется, в порядке? — «Какой забавный у нее взгляд, как у Дюймовочки» — думал Глеб, теряя сознание — «смешная такая!».***
Марина чувствовала себя страшно виноватой и потерянной, от этого плакать хотелось еще сильнее. — «Это что же, а если он умрет и я никогда, никогда не скажу ему как сильно люблю его? Вот, дура! Даром, что судья!» — укоряла себя Марина. Шпагин пытался поддержать подругу, совал ей мандаринки, обнимал, вытирал льющиеся рекой слезы. — «Надо вытереть слезы, а то еще подумает, что я реву из-за него!» — Марина всхлипнула — « с какой такой стати? Ну, и из-за кого же я тогда реву?» — она решила не отвечать себе на этот вопрос и лишь сдунула спадающую на нос челку вверх. — Ну, ты что? Давай, помогу? Мы наденем этот дырявый мешок! — пытался приободрить старшую подругу Костик. Часы тянулись бесконечно, Марина нервничала все больше и больше. — Ну, что? Пойдем? — Шпагин мягко взял Марину за подбородок и развернув ее лицо к свету, аккуратно стер следы слез. — Пойдем! — кивнула она в ответ. — «Сейчас вот зайду в палату и скажу как я ему благодарна и как сильно я его люблю!» — думала Марина. — Я страшный? — первым делом насмешливо спросил Глеб у Марины. — «Да он издевается! Я, дура, переживаю, а он? Насмехается надо мной?!» — мысленно возмутилась Марина, увидев привычно — надменную мину на лице прокурора, а представив как глупо выглядит сейчас сама: растрепанная, зареванная, с опухшим носом — разозлилась на себя и на него. — « Да он Бог, знает, что сейчас на фантазирует себе!» — испугалась Марина — «потом засмеет меня как девчонку!» — Урод! — решительно заявила она в ответ, поджав трясущиеся губы. — Я знал — медленно растягивая слова проговорил Мурга. — Что ты знал? — устало ответила Марина. — Что ты придешь! — чуть улыбнувшись ответил Глеб. — Я же герой?! А женщины падки на героев! — самодовольно заявил ей Мурга — ничего не поделаешь! От такой наглости Марина даже опешила: — Даааа, герой! — разочарованно протянула она. — Показушник и эгоист! — Марина знала, что говорит несправедливые и жестокие слова, но он сам виноват! — Иди-ка ты, прогуляйся, отдышись, выплесни избыток своего человеколюбия… — Глеб очень обиделся на эти резкие слова, он еще плохо соображал, не совсем отошел от наркоза, но по-привычке заняв оборонительную позицию, принялся «плеваться ядом». — Я могу уйти! — глухо спросила она. Марина отвернулась от него, на глаза снова набежали слезы, заметит еще — засмеет! — Фрукты оставь! — потребовал больной. Марина швырнула пакет с угощениями ему в ноги и выбежала вон. — Смешная! — прохрипел он, обращаясь к Косте. — Смешная! — согласился Шпагин. — Мандаринку почистить? — Да пошел ты! — разозлился Глеб. Марина бежала по коридору больницы, буквально сметая всех на пути — «зачем, зачем он опять начал «ломать комедию?» Урод! Скотина! Идиот! Мне же обидно! К чему этот надменно-насмешливый взгляд, холодный тон голоса, будто ему все-равно? А может, ему и правда все-равно? Как больно!»***
Глеба сегодня выписывали. Он грустно листал журнал и думал: — «Пора собираться, не придет она меня встречать, обиделась! Я бы тоже на такого дурака обиделся! Дернуло меня! Эх, как не вовремя развезло тогда после наркоза. Интересно, чего я ей такого наговорил, что она разобиделась? Не помню!» — он честно пытался припомнить тот роковой диалог, но мысли путались и не желали вспоминаться. — Не спите? — в дверь заглянула улыбчивая медсестра — к вам дама! — Глеб обрадовался, а вдруг, это Марина! Тогда, он обязательно извинится! В дверь вошла широко улыбающаяся Надюшка, дочка Серёгиной. — Привет, больной! — радостно пропищала она. — Глеб улыбнулся. Приятно, хоть кто-то навестил. — «Может, и мама подоспеет следом.» — Мечтательно подумал Глеб. — Надь, привет, а где мама? — А? Да ну, ее! — радостно затрещала Серёгина-младшая, беспечно махнув рукой. — Она пошла своих птиц кормить! Говорит: — «традиция, традиция!» — Ничего не поделаешь! — возмущенно пожала плечиками маленькая гостья. — Ну, а ты? — спросил Глеб, угощая Надю мандаринкой. — А я ей говорю — продолжила тараторить Надя: — «может там человек, мужчина без булки помирает! А ты все свое: традиция, традиция!» — Глеб улыбнулся малышке. — «Потешная какая, вся в мать. Такая же непосредственная» — Надя! Т-ты что?! Совсем с ума сошла?! — в палату ворвалась рассерженная Серёгина — я тебя по всему отделению и-ищу! — лицо Марины начало багроветь от гнева, а голос сорвался на крик: — врачи тебя ищут, медсестры тебя ищут! — увидев молча уставившегося на нее Глеба, она набросилась и на него — а ты, что?! Ты не мог мне позвонить, а?! — посмотрев на лицо собеседника, которое по обыкновению ничего не выражало, она сердито махнула рукой и вновь принялась отчитывать дочь: — Я тебя в следующий раз, н-никогда никуда не возьму! П-поняла? — воздух в легких кончился и Марина умолкла. — Надь, ты слышишь? Поговори со мной?! Глеб молча смотрел на разъяренную коллегу и думал, как он соскучился по Марине и какая она все-таки красивая, как ей идет этот белый халат, а еще он ждал когда у нее кончится запас красноречия, судя по — всему, скоро. Надя задорно рассмеялась, Марина посмотрела в сторону Глеба, почувствовав на себе, его изучающий взгляд. — Тили-тили тесто, жених и невеста! — радостно хихикая кричала Надюшка. А они смотрели друг на друга, будто виделись впервые. Марина не выдержала первой и слегка улыбнулась, она не могла больше сердиться. Посмотрев на веселящуюся дочь, она вдруг поняла, что эта «хитрюшка-ватрушка», попросту подстроила эту встречу и специально сбежала из парка. Ведь Надя давно просилась проведать дядю Глеба, а Марина из-за глупой обидчивости все отказывалась, вот малышка и проявила инициативу.***
Они втроем шли по парку, выбирая на каком бы аттракционе покататься всем вместе. Надя радостно хихикала, подпрыгивая на плечах у любимого «дяди Мурги», Глеб щурился от яркого солнца и оглядывался по сторонам. Они ждали Костю с Ирмой, Шпагин как всегда опаздывал, наверное, ребята опять всю ночь протанцевали в клубе и теперь никак не могут собраться. Шпагин только на заседания приходил вовремя, потому что «точность — вежливость королей и Кости Шпагина.» Марина на носочках кружила вокруг Глеба, пытаясь дотянуться до дочки, протягивая ей угощение — кусок сладкой ваты. Сейчас, она была совершенно счастлива с любимым и любящим ее человеком. У нее снова полная семья. Пусть она сама, порою бывает несдержанной на язык, пусть у ее любимого Глеба непростой характер, но он любит ее Надюшку, а дочка без памяти любит его. Она даже попросила его быть ее папой. Марина верила, что впереди их ждет долгая и счастливая жизнь, ведь они любят друг друга и это главное! Это значит, что они преодолеют все! Ведь впереди у них целая вечность!