с годовщиной твоей смерти ,любовь моя

История любви с грустным не концом, И в годовщину твоей смерти он не принесет цветы тебе на могилу, а лишь закопает себя рядом с тобой.  — Привет, Чонгук, рад меня видеть?  — Прости, я выпил, несмотря на то, как ты ненавидишь это. Тишина, гробовая тишина.  — Что, в молчанку играем? Ах, боже, прости, совсем забыл, это же твоя любимая игра. Юнги присаживается на траву рядом с надгробной плитой, проводит по ней рукой, чувствует исходящий холод, но гладит, представляет его живым, его лицо, его улыбку. Лето. Жарко. Холодное надгробие.  — Я скучаю, сильно, ну как ты здесь, родной? — остается лишь тишина и ветер, который пронизывает до самых костей, обдувает волосы и заставляет сжиматься все внутри. Шумит, будто разговаривает, вызывая у парня непроизвольную улыбку, видимо слышит, а может также, приподняв уголки губ, наблюдает.  — Если бы я знал, что ты станешь лишь воспоминанием, я бы записывал все на пленку твоей дорогой камеры. Если бы я знал, что наши разговоры станут воспоминанием, то я записал бы их заранее и выучил бы наизусть. Ладно, так и быть говорить буду я. С чего начать?  — Я перечитываю твое последнее сообщение, слишком много раз, именно то, где ты послал меня нахуй.— Мин усмехается, но ему больно, больно усмехаться и натягивать улыбку.— И та цитата в твоем кабинете «наслаждайся сегодняшним днем. завтра не наступит.» интерпретируется немного иначе, иначе для меня. Время, с тобой всегда так бежит. Не знаешь, как остановить, ведь оно так быстротечно, сбивает с ног, вставать не успеваешь, как снова оказываешься на коленях.  — Столько всего в моей голове, столько из прошлого, столько совместных мечтаний о нашем будущем. Как-то пока не очень, Чонгук. Недавно наконец осознал, что будущее уже не наше, что нашего будущего и нет.— Парень вздыхает, тяжело прикрывая веки.— Все никак не могу забыть твои последние слова, прежде чем ты ушел навсегда, при этом хорошенько хлопнув дверью, —Юнги смешно морщится, пытаясь передразнить голос Чона:  — Представь, каким бы ты был уродом, если бы твоя внешность была бы похожа на твою душу.  — Кажется, неплохо, что скажешь? Если бы ты мог, скорее всего, ты бы меня ударил.— Мин издает тихий смешок, прикрывая рот рукой.— Знаешь, Гуки, надеюсь это не то, что ты хотел сказать мне в нашу последнюю встречу. Просто так получилось. Надеюсь, ты горишь в аду, за такие слова.  — Ауч! — вскрикнул парень, почувствовав, что кто-то кинул в него камень, тот осмотрелся по сторонам, осознав, что вокруг лишь одни души. Решив скинуть на то, что он пьян, Мин сделал еще глоток. Саморазрушение и распитие алкоголя в святом месте карается не только законом, но и богом. Но сейчас, Юнги откровенно плевать, он продолжает делать глотки, обжигая все внутри, сил от этого не придает, но чувствовать заставляет.  — Чонгук, целовать тебя стало моей привычкой, так что я загибаюсь и не знаю как избавиться от нее,— глоток за глотком, Мин поднимает взгляд на бесконечное небо, на нереальные облака, как и все происходящее. Закрывает глаза, умоляет, чтобы это был сон, страшный сон. Небо гремит, злится, будто призывая к чему-то, чего парень не осознает. Дождь льет холодный и мерзкий, съедающий прямо изнутри, собираясь до самого сокровенного, бьет, набирается в легкие, перекрывая дыхательные пути. Для Юнги это отрава, яд, который заполняет все внутри, поражая тебя.  — Эй, Гуки, я люблю тебя.  — Красив, но пуст, за тебя не хочется умереть, первые слова, что я тебе сказал, прости за это. Все не так, я понял это только сейчас. Спасибо, что тогда научил меня этому, сказав, что нужно сначала подумать, прежде чем что-либо сказать. Хотя тушить об меня сигарету было лишним,— Мин приподнимает уголки губ, потирая ожог на запястье.  — Ах, Чонгук, подожди, я же принес тебе кое-что на десерт,— Юнги достает из заднего кармана джинс открытую пачку Marlboro и кидает рядом с памятником.— Прости, я стрельнул сигаретку — несмертельно, надеюсь.  — Господи, как мне тебя не хватает, ты бы знал.— Слезы просятся наружу, парень делает глоток, прикусывает язык, удерживая жуткий всхлип, зарывается ногтями в землю. Но все не выдерживает. Срывается, дает волю чувствам. Только сейчас, только когда он с ним.  — Чонгук, ты простил меня за то что, меня не было рядом, когда ты умирал? — поворачивает голову к монументу.— Я себя нет. Никогда. Не смогу. Во все свои жизни я понесу эту боль за собой. Давай в следующий раз, если он будет, я буду молиться, чтобы был, обойдемся без смертей. Давай? что-нибудь нужно?  — хочу как раньше целовать твои ладони и прижимать к своим холодным щекам.  — хочу как раньше, чтобы ты своим поцелуем в нос меня будил по утрам.  — хочу как раньше, курить вместе одну сигарету с твоих рук.  — хочу как раньше помогать тебе с работой.  — хочу как раньше, слышать звуки наших поцелуев.  — хочу как раньше.  — но как раньше не будет. Юнги встает с холодной земли, не замечая ничего вокруг, надломленно смотрит в одну точку, вытаскивает еще сигарету из пачки, укладывает за ушко, напеваю любимую песню Гука. Произносит, надеясь, не последние свои слова:  — С годовщиной твоей смерти, любовь моя.— Мин целует свои ладони, прикладывает к холодной плите, к мокрой земле, надеясь не в последний раз.