Только мой

Во всей квартире висит тишина. За почти полтора года их совместной жизни Мицуки так отвык от этого. Он редко оставался дома один, а если и оставался, то уже через час или два они с Боруто вновь были вдвоём. Утром, днём, вечером, ночью — с ним Мицуки никогда не было скучно: он слишком влюблён в Боруто, чтобы не наслаждаться его обществом. Но Узумаки уже больше суток не было дома, поэтому Мицуки сидел в одиночестве. Устроившись на краю постели, в желтоватом свете торшера, парень в очередной раз щёлкает мышью — и страница опять перезагружается. «Был в сети вчера в 19:34 с мобильного устройства» — статус остаётся неизменным. Мицуки запрокидывает голову к изголовью их большой кровати, делая тихий, безнадёжный вздох. На тумбочке по левую руку стоит чашка с давно остывшим кофе. Он сделал его ещё утром, однако так и не притронулся — забыл, да и не видел смысла. Делать кофе — это привычка, появившаяся из-за Боруто. Мицуки любил проводить первые часы после пробуждения с возлюбленным, завтракая с кофе. Возможно, кофеин и вправду помогал Боруто окончательно проснуться, но что до Мицуки — различий между до и после кофе он не находил. Усталость редко посещала его. именно поэтому он позволяет себе не спать второй день, покуда Боруто не вернулся. Обеспокоенный взгляд падает на телефон, в журнале вызовов которого не меньше семидесяти исходящих на его номер, записанный как «Солнце». Около сорока из них Солнце пропустил, а далее просто-напросто отключил мобильник. Разумеется, Мицуки звонил и родителям, и ближним друзьям Боруто — никто не в курсе, где он мог бы быть. Но его приёмный отец обещал помочь — это хоть как-то обнадёживает. А мать Боруто вовсе пришлось успокаивать, что их ссора мелочная, что с её сыном всё будет в порядке — он просто поддался эмоциям и сейчас наверняка уже пришёл в себя, значит, скоро придёт домой. Мицуки самому очень хочется верить в это. Он всю сознательную жизнь придерживался реализма и грамотной оценки происходящего, из-за чего плохие мысли недолго задерживались в голове. Однако что-то всё-таки терзало его. что-то неприятное терзало его. Боруто ушёл без лишних слов, метнув крайне безразличный взгляд и хлопнув дверью. Почему он до сих пор не вернулся? может, ему надоело всё это? может, с ним что-то случилось? или он сам сделал что-то с собой? где он? с кем он? может, он решил уйти к ней? Ох, Мицуки, успокойся... Сарада. Мицуки давно заметил, как она смотрит на Боруто. Ещё в подростковом возрасте они терпеть друг друга не могли, но со временем оба поумнели и изменили отношение друг к другу. Только Мицуки никак не проникся к ней; впрочем, он не проникся ни к кому, кроме Боруто. Тогда, видя Сараду с ним, её улыбки, переживания, временами смущение и кучу других вещей по отношению к нему, Мицуки впервые испытал это горькое чувство, будто прожигающее изнутри. ревность. После выпуска они видятся довольно редко, чаще всего по чистой случайности. Однако за Сарадой он замечает всё то же, и теперь это настораживает ещё сильнее. Боруто говорит, что Мицуки накручивает себя. слишком боится потерять его, отчего и ревнует. Первое время это даже умиляло — а кому будет неприятно от новости, что твой возлюбленный не хочет отдавать тебя другим? Засосы, которые он ставил с примитивным желанием показать, что этот парень занят, тоже заставляли чувствовать жгучее тепло внутри. Но подобное повторялось, начиная пугать и подрывать факт доверия Мицуки к Боруто. Это повторилось и вчера, после неожиданного визита Сарады. Всё ещё случайность?..       — Твоя мама попросила передать. Ты забыл это, когда в прошлый раз был у неё. всё такой же растяпа, Боруто, – Сарада усмехнулась с милой улыбкой, протягивая пару толстых тетрадей.       — О, так они были у неё! Я весь дом перевернул: их искал. Экзамены на носу, а конспекты чёрт знает где. можешь себе представить? – с неловкой улыбкой он забрал из её рук свои вещи и тут же принялся листать страницы, будто проверял, не выдернул ли кто парочку из них. – А ты какими судьбами здесь? неужели специально из-за них зашла?       — Как же. Сумире звонила. звала к себе повидаться. Моя мама сейчас у твоей, а я как раз иду от них. Мне было по пути, вот и зашла, – своим излюбленным жестом она поправила очки, подняв голову. Отдала тетради... так чего не уходит?       — Староста? вы ещё общаетесь? – судя по интонации, Боруто заинтересовался. Даже свои рукописи взял под мышку, готовый продолжать эту беседу. – Она живёт где-то неподалёку, ттебаса?       — Да... Только Мицуки не было интересно слушать их непринуждённый разговор и смотреть на Сараду. Он стоял позади Узумаки, и девушка точно заметила его, однако даже не поздоровалась. Они говорят про бывших одноклассников, не замечая одного из оных. Мицуки как всегда хладнокровен. он терпеливо ждёт, пока она уйдёт, давясь собственной ревностью, от которой смотреть на происходящее, слушать противно. Каждый новый удар сердца глухо отдаётся в грудной клетке; хочется вытолкать Учиху прочь, полностью, навсегда оградить Боруто от контакта с ней, но Мицуки лишь спокойно ждёт. Их разговор, повлёкший к уходу, произошёл незадолго после. Мицуки снова поднял тему того, что у Сарады, очевидно, есть что-то к нему, — и это «что-то» выводит его из себя. А Боруто и слушать не желал. ни в детстве, ни сейчас он не видел в Сараде ничего, кроме дружеских чувств, следовательно, она для него не может быть кем-то большим, чем друг. Да и с чего бы ей вдруг влюбиться в такого идиота, как он, и к тому же гея? Боруто ведь не покрывает её?..       — Я такой плохой возлюбленный, Мицуки? Скажи, ты правда думаешь, что я могу бросить тебя, чтобы уйти к Сараде? Слова Мицуки сильно задевали. но молчание в ответ — ещё сильнее. Его взгляд изменился, стал ледяным, будто все чувства, включая прежнюю обиду, испарились. Вопрос заставил по-настоящему растеряться. Мицуки винит себя в этом. ему всего-то нужно было произнести «нет». На тот момент он чувствовал небывалое смятение. Нет, конечно же, нет, он не сомневался в чувствах Боруто — он был зациклен на возможных чувствах Сарады. Если только она захочет увести его... Краем глаза заметив, как потух экран ноутбука, Мицуки наконец прервал свои мысли и выпрямился. Почти девять вечера. а он всё ещё один. Что он может? Ничего. сейчас остаётся лишь покорно сидеть дома, ждать возвращения Боруто, готовясь к новому разговору с ним — только бы не к ссоре. Эта ситуация загоняет в угол и даёт как следует понять, что Мицуки сам по себе беспомощен. Боруто захотел и ушёл — а Мицуки остался. как же просто, оказывается. Тем не менее, если он не придёт сам, то его должны будут найти. Наруто и Орочимару — заинтересованные в их конфликте люди с достаточно хорошими связями. Найти живым или мёртвым... Нет, непременно нужно отвлечься, прекратить думать о плохом. Но как переключиться на что-то другое, когда ты встревожен настолько, что даже заснуть не в силах? Он снова набирает Боруто. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети», – сообщает приевшийся женский голос, но Мицуки не убирает от уха трубку, в которой пищат противные гудки. Он словно вошёл в оцепенение: неподвижно сидит и безэмоционально смотрит куда-то перед собой слегка расфокусированным взглядом. На миг в голове становится совершенно пусто. Все ощущения пропадают, будто ты не в этом мире, а где-то над, там, где нет ничего, кроме приятного спокойствия. Мир замирает, и все былые тревоги отпускают. В дверном замке поворачивается ключ. Мицуки вздрагивает, моментально приходя в себя. В груди подпрыгивает сердце. Боруто? Боруто вернулся? В этот же момент он убирает телефон и закрывает свой ноутбук, откладывая в сторону, чтобы свободно встать. Выходить лицом к лицу к Боруто несколько страшно... он ведь пришёл не за вещами, а насовсем? что сейчас будет? У входной двери, одной рукой опираясь на стену, Узумаки скидывает с себя обувь. Довольно неуклюже — но его это, как видно, ничуть не волнует. На вышедшего в прихожую парня он и не думает обращать внимание, пока второй кроссовок не падает с глухим звуком. Лишь тогда их взгляды встречаются, и Мицуки видит, как губы Боруто растягиваются в ухмылке:       — Заждался уже, ттебаса? – он усмехнулся себе под нос, ногой сгребая обувь к стене. – Всем успел позвонить насчёт меня, Мицуки?       — Боруто, ты пьян? – Мицуки не узнавал его. Его Боруто почти всегда был весел, даже грустил и злился иначе. Если эти издевки не из-за спиртного, то он наверняка пришёл сказать «прощай» и уйти, теперь навсегда. Парень вновь усмехнулся. Он не спешил отвечать. лишь молча смотрел на своего вопрошателя со всё той же ухмылкой. Сердце Мицуки ускоряло темп.       — Где ты был эти сутки? Тишина.       — Боруто, почему ты молчишь? ты сильно обижен на меня после вчерашнего? Ответа так же не последовало. Вместо этого Боруто опустил голову, слегка качая ею из стороны в сторону.       — «Обижен», – негромко повторил он. Неизвестно, что в тот момент происходило в его разуме. Он резко двинулся на Мицуки; ухмылка исчезла с лица. Не зная, чего ожидать, парень отступился и на уровне инстинкта поднял левую руку, но она в миг была поймана за запястье, а Мицуки — грубо прижат к стене. прижат слишком сильно, теперь никуда не деться. он пойман. На секунду дыхание прервалось. Мицуки не смел шевельнуться.       — «Обижен»? Нет, я разъярён, – Боруто опустился к его шее, кончиком носа едва касаясь кожи. – Мой парень день изо дня даёт всё лучше понять, что я для него неустойчивая позиция: словно я вот-вот порву отношения и свалю к чёрту к другой, как только пальчиком поманит. В то время как я шлю нахуй такие знакомства, игнорирую всех и каждого, даже если станут кричать о любви ко мне и кидаться в ноги, потому что зациклен на нём. на тебе, Мицуки, – его голос был как никогда холоден, неузнаваем, а из-за дыхания, обжигающего ключицу, в воздухе рядом с ними витал запах перегара. – Эта Сарада... что я в ней могу найти, а? Стену прошибёт, но останется правильной. Её стремления и идеалы всегда были противоположны моим. или ты уже забыл, какой она кайфолом? Ещё и вокруг отца моего вечно крутится... Как думаешь, может, ей нужен мой старик, а не я? – парень посмеялся. Мицуки упёрся свободной ладонью ему в грудь. Теперь и та была схвачена и на этот раз прижата к его собственной груди. – Нет, Мицуки. я ещё не закончил. Где я был? Ночевал у Шикадая. Как же повезло, что его предки куда-то там свалили. У него же и напился. а что мне ещё делать? Почему молчал... Этот вопрос уже следует задавать мне. Так почему ты молчал?       — Я не знал, как тебе ответить, – произносить слова было необычайно трудно, словно грудь сковывало что-то очень тяжёлое. Он и сейчас не знал, как отвечать, а о чём следует промолчать. Насколько Боруто нетрезв? на что он способен в этом состоянии?       — Это как?       — Тогда я думал не о том, что ты уйдёшь. Я думал о том, что у Сарады к тебе. Мне неприятно из-за того, что она может чувствовать то же, что и я, к тебе. Я не хочу с кем-либо делить тебя. Я хочу быть с тобой. но в то же время я хочу, чтобы ты был счастлив. со мной или...       — Я гей, – резко прервал его Боруто серьёзным тоном, после чего столь же резко выпрямился, пронзительно и без ухмылок глядя прямо в глаза напротив. – Уже три года я, блять, гей, который без ума от тебя. от тебя, а не от Сарады или ещё кого. понимаешь? Не сдался мне никто другой, даттебаса. Да, ладно, раньше я думал о всяких девочках, но, блять, я как малолетний пацан влюбился в тебя — и всё, я потерял смысл смотреть на чужих. Мне хватает тебя рядом.       — Солнце... – голос парня был тише обычного: он понимал, как глупо вёл себя. Он всегда испытывал то же. Боруто был его первой любовью, и до него Мицуки ни о ком не думал. Тема романтических отношений не волновала его, в отличие от сверстников. а сильные чувства к Боруто напрочь отбивали и так не возникающие мысли о других. От осознания внутри вновь появлялось то тепло. Мицуки так любил ощущать это, находясь с возлюбленным. даже в такой ситуации.       — У тебя сердце так сильно бьётся, – похоже, Узумаки слегка перестарался, вдавливая руку Мицуки в его грудную клетку, раз мог чувствовать сердцебиение. – Ты напуган? – он всё-таки ухмыльнулся. – Напуган, прижат к стене и скован по рукам... чёрт возьми, Мицуки. взял бы тебя прямо здесь.       — Тогда чего ты ждёшь? – неожиданно для самого себя Мицуки задал вопрос — очевидный призыв к действиям. Впрочем, этого хотели оба.       — Обещаешь больше не ревновать без нормального повода? – расстояние между их губами сократилось до пары сантиметров, а голос Боруто стал гораздо мягче — этого хватало для создания нужной атмосферы.       — Только если ты обещаешь, что правда не посмотришь на Сараду, – улыбнувшись уголками губ, Мицуки спокойно поставил своё маленькое условие. — Пошла она. Секунда — и Боруто уже целует его, жадно и влажно, без всяких стеснений раздвигает языком как всегда слегка прохладные губы. Он не ослаблял свою хватку, наоборот, сжимал запястья всё крепче, оставлял на них хорошо заметные красные следы и теперь вдавливал тело парня в стену, обступив ногу с левой стороны. В их отношениях доминантом всегда был Боруто — возлюбленный не был против, если он так желает. Пылкость лишь помогала ему завести Мицуки, который никогда не сопротивлялся ласке и охотно отвечал тем же. Правда, ему только и оставалось, что цепляться за кончик чужого языка, обводить или сплетать их, довольствуясь жгучими потягивающими ощущениями внизу живота, о чём говорило тихое, почти неуловимое мычание. Он чувствовал незнакомый привкус и всё никак не мог понять, что же пил его парень. Дышать становится совершенно нечем, и поцелуй пришлось разорвать. Боруто уже предвкушает продолжение, но знает, как Мицуки любит долгие прелюдии, поэтому не может не подразнить возлюбленного ласками. Для этого необходимо переместиться в комнату, и парень уверенно обхватывает талию Мицуки, дабы затем поднять и закинуть себе на плечо. Тот, в свою очередь, хватается за одежду, обнимает шею и удивляется: Боруто смог не только поднять его, но и спокойно занести в комнату, несмотря на, по-видимому, среднее опьянение, твёрдо шагая и не внушая лишнего недоверия. Поцелуи продолжаются уже на кровати; Узумаки нависает над парнем, правой рукой задирая футболку, чуть приподнимая его тело, сдавливает рёбра под ней. Мицуки помогает наконец избавиться от неё, и влажные губы касаются шеи, впиваются в неё, спускаются к ключицам и оставляют на своём пути отметины — потому что Боруто нравится, как они, сначала алые, а спустя какое-то время синевато-фиолетовые, словно синяки, смотрятся на коже Мицуки. Он готов оставлять их везде, где только возможно, хоть на каждом сантиметре плоти, чтобы подолгу рассматривать эти пятна, чтобы лишний раз прикасаться к Мицуки. Неясно до конца, кто из них больший извращенец: Мицуки, раз за разом мучающий партнёра томными, невыносимо приятными ласками в постели и порой за её пределами, или Боруто, слегка помешанный на теле своего парня. Пожалуй, «слегка» — это слабо сказано. Боруто обожает всего Мицуки, начиная с кончиков волос и заканчивая самыми кончиками пальцев. Мицуки — его любимая слабость, перед коей он не в силах устоять и вряд ли когда-нибудь сможет или захочет. Его невинная улыбка, бархатная бледная кожа, острые черты ключиц и остальных выпирающих костей, подтянутый живот и упругая задница... он идеален во всём; даже если и имеет изъяны, Боруто не хочет менять мнение и будет любить их столь же трепетно, пока оба не слетят с катушек от одержимости друг другом. Мицуки томно вздыхает в ответ, сжимая ладонями чужие плечи. Он млеет в руках парня. и Боруто, конечно, умеет использовать это во благо удовольствия обоих. Его поцелуи едва доходят до груди, но рука уже ласкает член сквозь ткань, заставляя Мицуки смущённо закусывать губу ввиду наступающей эрекции. Он сразу понимает это, однако продолжает обводить языком сосок и слабо покусывать его. Далее следует живот и пара свежих отметин на нём — тогда только Боруто принимается стягивать с парня оставшуюся одежду и попутно избавлять от неё и себя. Мицуки двигается к изголовью, чтобы принять более удобную и для себя, и для Боруто позу для последних приготовлений, и подаёт Узумаки смазку с контрацептивом, которые успел достать из тумбочки рукой. Тот забирает их, целуя тыльную сторону ладони возлюбленного, и притягивает за неё же ради нового тягучего поцелуя. И правда, куда им спешить? вечер ещё не окончен, впереди целая ночь и такое же утро, когда они наедине. Весь мир подождёт.       — Мицуки... я невероятно хочу тебя, – в завершение оттягивая нижнюю губу, выдыхает он.       — Осталась только растяжка, Боруто, – вновь и вновь Мицуки целует мягкие губы парня и с лёгкой улыбкой отодвигается обратно. Боруто выдавливает прохладную жидкость на руку и медленно наносит ему между ног, надавливая на сфинктер. Но прежде, чем первый палец проник внутрь, парень всей ладонью проводит по члену Мицуки, всё больше дразня, на что он тихо вздыхает. Парни не часто занимались любовью и иногда это не заходило дальше обыкновенной стимуляции простаты пальцами или минета, потому каждый раз подготовка была тщательной, а в самом процессе Боруто всегда был нежен, аккуратен из-за размера собственного члена, ведь он очень не хотел ненароком причинить партнёру боль. Вслед за первым пальцем следует второй и третий — пока они не будут достаточно гладко входить и выходить, чтобы можно было перейти к полноценному акту. Из груди Мицуки наконец вырывается первый, оттого ещё сдержанный и негромкий, стон: Боруто нарочито попадает по его точке блаженства и слабо надавливает массирующими движениями. Теперь-то он натягивает презерватив, наваливается на Мицуки, с придыханием начиная вводить в него головку, маленькими толчками входить глубже. Горячая, плотно облегающая теснота небывало возбуждает, хочется дать волю своим эмоциям, страсти и ещё много чему, что давно томится внутри, и Боруто зубами впивается в кожу над ключицей, шею, оставляет новый багровый след рядом с предыдущим; его парень только и может, что тихонько постанывать, вместе с тем выгибая спину и двигая бёдрами. Настигает тепло, сильное, сжигающее изнутри тепло, распространяющееся на весь живот и паховую область, и приходится жмурить глаза, пыхтеть и слабо из-за маленьких ногтей царапать спину Узумаки. Он прибавляет темп и параллельно с этим покрывает чужую шею влажными поцелуями, упиваясь стонами Мицуки. свои едва приходится сдерживать. Голос у него сам по себе приятный, успокаивающий в трудные минуты, словно бальзам на душу. Боруто готов вечно слушать лишь его, а когда до ушей доносятся стоны, он невольно поддаётся своим сокровенным желаниям, и хочется сделать их громче, сделать их неконтролируемыми вскриками. и Мицуки непременно будет выкрикивать его, только его имя, пусть пока что и ограничивается сдавленными «ох, Боруто...» Движения становятся быстрее, в связи с чем появляются хлюпающие, почему-то смущающие звуки, а головка чаще проходится по простате, и тогда Мицуки стонет во весь голос — сдерживать себя сложнее, да и хочется меньше. Рукой Боруто ласкает его, медленно, но старательно, дабы увеличить получаемое удовольствие. Стоны превращаются в мычание: он не намерен оставлять его губы в покое и опять зацеловывает их. Мицуки старается отвечать, он хочет сделать ему так же приятно, однако вся инициатива в руках партнёра. А куда приятнее, если Боруто хоть сейчас готов кончить только от того, какой Мицуки внутри? И снаружи не хуже: всё-таки целуется он очень горячо, многое позволяя своему языку. Скорость сердцебиения нарастает ровно так же, как и скорость Боруто; он нехотя отрывается от возлюбленного, тщетно пытаясь выровнять рваное дыхание, но возвращается к поцелуям и укусам в шею. Мицуки уже не знает, куда девать себя, все эти ощущения, что он испытывает с Боруто, заставляют теряться: стонать и вскрикивать, метаться под ним, насколько это возможно, вскидывать голову, ловить ртом воздух, ногами обхватывая парня, и оставлять царапины на его спине. болезненные — но эта боль точно стоит того. Оба на пределе, обоим становится жарче, и Мицуки, почти что до крови кусая нижнюю губу, лишь бы подавить этот протяжный стон, кончает в ладонь Боруто и себе на живот, а тело впоследствии сводит лёгкая и даже приятная судорога. Боруто чувствует, как всё сжимается у него внутри, и изливается следом. На смену страсти возбуждения приходит другое приятное чувство, от которого даже поднимаются уголки губ; тепло осознания до сих пор не отпускает. После нового — трепетного — поцелуя он тянется за специально припасёнными в тумбе для таких случаев бумажными салфетками и убирает следы, сперму и не нужный более лубрикант, с партнёра, а заодно и с себя. Всё это вместе с использованным презервативом летит в небольшую урну под письменным столом. Вырванные листы или салфетки в семени — не имеет разницы, что выкидывать в мусорный пакет. Боруто падает на его грудь и расплывается в улыбке в объятиях. В такие моменты он похож на большого ребёнка. нет, на большого кота. и не нужно никаких слов — Мицуки просто не может не погладить его непослушные волосы. Тот жмётся теснее, ластится к руке. Натурально, кот. одного только мурлыканья не хватает. Правда только, Мицуки всегда находил котов эгоистичными по их натуре. Небольшое исключение.       — Мицуки... – протягивает он, даже как-то жалобно, – прости, если сегодня я был слишком груб с тобой, даттебаса. Зря я напился, – судя по сказанному, на этот момент он уже полностью пришёл в себя.       — Не переживай, Солнце, – как всегда успокаивает его возлюбленный, и это действительно работает. – Ты много выпил?       — Бутылку вчера, ближе к ночи, и сегодня вечером немного. для храбрости, чтобы придти сюда.       — «Для храбрости»? ты боялся возвращаться?       — Ну... я серьёзно подумал, что ты во мне не уверен. А тут опять заявляюсь... и что я должен делать? что говорить? Мицуки тихо усмехнулся. Он понимал это смятение, ведь сам мучался, задавался аналогичными вопросами весь этот день. Было приятно, что Боруто на самом деле совсем не холоден, как это казалось поначалу, и переживал не меньше.       — Я люблю тебя, – других слов и не нашлось. – И ценю не меньше. Не думай о плохом. я рядом, и никто между нами не встанет. теперь я точно понимаю это. — И я тебя люблю! – несмотря на нарастающую усталость от бессонной ночи и такого жаркого вечера, эмоции бушевали в нём, как будто он только вчера впервые влюбился. Парень крепче обхватил его грудь. – А если кто-нибудь попытается — к чёрту всех. Ты только мой, а я только твой. никого больше. — Только мой Боруто, – повторил Мицуки, словно не веря собственному счастью быть рядом с ним. Много времени прошло, и впереди ещё больше, а он всё продолжает. — Только мой Мицуки, – легко, но в то же время так серьёзно, в ответ ставя перед фактом, произнёс он, и поставил точку в этой истории.