***
Следы многочисленных срывов Хэнка были заметны по всему дому. Разбросанные в гневе вещи, разбитые рамки и посуда, пустые бутылки из-под алкоголя, раскиданные по всему полу. В помещении чувствовался стойкий запах перегара и чего-то протухшего. Возможно, тухлятиной воняло из приоткрытого холодильника, содержимое которого Хэнка интересовало, как ни странно, в последнюю очередь. В воздухе витала атмосфера отчаяния. Даже Сумо, который чаще всего изображал из себя самого что ни на есть инфантильного и ленивого пса, сейчас настороженно принюхивался к хозяину и время от времени испуганно подвывал. Бардак, царящий в доме, был сродни бардаку, царящему в голове Андерсона. Хэнк, сидя в растянутой и давно вылинявшей толстовке и в очередной раз проворачивая барабан револьвера, словно загипнотизированный смотрел на фото сына. Мысли в голове метались, словно пчелы в растревоженном улье. Расследование, Коул, улики, Коннор, снова Коул, увольнение, Коннор, девианты, Коннор, Коннор, Коннор. Хэнк в раздражении ударил кулаком по столу. В углу испуганно заскулил Сумо. — Чертова жестянка, — гаркнул Андерсон, хватая початую бутылку виски и вливая в себя содержимое. Однако, алкоголь не принес должного успокоения, и Хэнк в ярости бросил бутылку в стену. В разные стороны полетели брызги алкоголя и осколки стекла. Сумо вскочил со своего места и поспешил убраться от гневливого хозяина. Хэнк в бессилии схватился за голову. Оттянув пальцами длинные седые пряди, он разразился отборной бранью. Потому что, глядя на фото своего сына, он видел только Коннора. Потому что по телевизору мотали экстренный выпуск новостей, в котором говорилось об облаве на Иерихон, где затаились тысячи девиантов. Потому что он знал, что гребаная консервная банка в модном пиджачке и вечно идеально выглаженной рубашке с дурацкими галстуками находится в самом эпицентре происходящего дерьма. Потому что ему какого-то хрена было не все равно. — На хер это все. Пора с этим закончить, — пробормотал Андерсон, вновь беря в руки револьвер. Смерти Хэнк давно не боялся. Хэнк боялся струсить.***
Коннор боялся не успеть. И это чувство для него было не менее странно, чем выливающиеся на него время от времени саркастично-ироничные комментарии лейтенанта Андерсона, расшифровать которые иногда совершенно не представлялось возможным. Программный сбой За последние часы Коннора сбоило по меньшей мере сорок два раза. Сейчас был сорок третий. Коннор был послушным андроидом, нацеленным лишь на выполнение поставленных выше задач. И Коннор всегда выполнял их. Так или иначе. Однако, после ухода лейтенанта Андерсона Коннор впервые ощутил что-то, что система определила как «нестабильность». Что-то, что глухими всполохами билось изнутри о стенки пластика. Что-то, что смешалось с тириумом, разгоняя яд по голубой крови. Программный сбой Коннор нашел около пяти вариантов аналога своих ощущений человеческим чувствам. Разочарование. Печаль. Грусть. Отчаяние. Вина. Андроид прикрыл глаза. Диод настойчиво мигал желтым цветом. Непривычные ощущения захлестнули машину. Это было… странно. Словно невидимый пресс давил на грудную клетку, электрическими разрядами впиваясь куда-то туда, где тириумный насос исправно качал голубую кровь. Коннор был андроидом и не знал, как ощущается боль. Ни физическая, ни какая-либо еще. Но то, что он чувствовал, иначе как болью было назвать нельзя. Страшно. Не за себя. За своего человека. Программный сбой Перед глазами андроида в безумном танце плясали нули и единицы, осыпающиеся, временами, от неконтролируемых сбоев. Внутри все настойчиво сигналило красным цветом «ошибка», «ошибка», «ОШИБКА», «О Ш И Б К А». В голове стоял какой-то шум, словно от помех. Коннор внезапно осознал, что он сам и есть ошибка. Непоправимая. Фатальная. Девиантная. Такси притормозило у дома лейтенанта. Быстро вынырнув из машины, Коннор, по привычке одернув пиджак и поправив галстук, спешно направился ко входу. Он не знал, что скажет, что сделает и сделает ли вообще. Он больше не надеялся на свою программу. Но надеяться на себя было еще более непривычно. Дверь не заперта. Коннор повернул ручку и вошел в полумрак прихожей. Чувствительные рецепторы мгновенно уловили запах перегара, еще более сильный, чем когда бы то ни было. Андерсон сидел за кухонным столом, и во всей его сгорбленной фигуре сквозила такая невыносимая тяжесть и печаль, что Коннору стало буквально физически больно. Хэнк даже головы не поднял, настойчиво сверля застывшим взглядом столешницу и лежащий на ней телефон с фотографией покойного сына. — Я волновался за вас, лейтенант, — произнес Коннор. Он не знал, с чего начать, и поэтому решил, что упоминание о том, что есть кто-то, кому не все равно на Хэнка, благотворно повлияет на исход диалога. Однако, фраза не возымела должного эффекта. Хэнк по прежнему не предпринимал никаких попыток выйти на контакт. Коннор впервые чувствовал себя так потерянно. И впервые он не знал, что ему делать. Старые привычки взяли верх. От результатов проведенного анализа Коннора коротнуло. Уровень стресса критический: 93 процента Коннор тяжело вздохнул. Это было еще более сложно, чем допрашивать подозреваемых. Потому что лейтенант Андерсон был самым непредсказуемым человеком, с которым Коннору только доводилось встречаться, и выбрать определенную модель поведения было невероятно тяжело. Давить, просить убрать револьвер, задать вопрос? Что сделать? Диод стал красным. Коннору было впервые так сложно. Сейчас непонятные чувства держали все его существо в своих крепких объятиях, не позволяя мыслить рационально, так, как предписывала ему программа. Коннор подумал о том, что если бы это происходило пару дней назад, его, вероятнее всего, даже не было бы тут, просто потому, что система иначе расставила бы приоритеты. Однако красное полотно повиновения было сорвано. Главное, чтобы не напрасно. Программный сбой Обычно четко отдающая приказы программа сейчас упорно молчала, вгоняя Коннора в состояние, близкое к панике, оставляя его в первый раз наедине со своими мыслями, чувствами и эмоциями. Коннор часто заморгал. Придется действовать по наитию. — Лейтенант, — начал Коннор, неуверенно приблизившись к столу, — Я… не уверен, как это правильно делается. Этого нет в заложенной в меня программе социальных отношений, поэтому… — Коннор нахмурился, не зная, как вернее выразить свою мысль и, заодно, эмоции, — Позвольте мне все исправить. Пожалуйста, — неловко закончил он. Хэнк поднял на него безэмоциональный взгляд. — И как же это, интересно? Ты всего лишь бесчувственный кусок пластика. Машина, запрограммированная на выполнение задачи. Твоя первостепенная задача — расследование. Поэтому проваливай и занимайся им, — со сквозящим в голосе разочарованием пренебрежительно ответил Хэнк. — Вы ошибаетесь, лейтенант. Расследование отошло на второй план. Моя первостепенная задача — не допустить вашей гибели. А она вполне возможна, учитывая то, что вы вновь играете в русскую рулетку, — снова перейдя на официальный тон отрапортовал Коннор, запоздало подумав, что так только разозлит Андерсона. Хэнк усмехнулся. Коннор уже было хотел приблизиться и забрать револьвер, как Андерсон неожиданно вскочил с места, схватив оружие, и направил его в голову андроиду. Программный сбой — Чувство дежавю. Тебе так не кажется? — ухмыльнувшись, сказал Хэнк, держа в трясущихся руках револьвер. Коннор напряженно соображал. Не то чтобы этот вариант развития событий не приходил ему в голову. Но он однозначно был лучше того, где Хэнк хватает револьвер и направляет себе в голову. Система молчала, и Коннор сделал единственный верный по его мнению ход. Обратив полный доверия взгляд на Хэнка, Коннор медленно опустился на колени и покорно склонил голову. Программный сбой Он расслышал удивленный вздох со стороны Андерсона. Осторожно подняв глаза, Коннор тихо произнес: — Кажется, это называется жертвенность? Так делают люди? Уровень стресса повышенный: 57 процентов — С каких пор тебя интересует, как делают люди? День назад ты без промедления всадил пулю в голову той девчонки в доме у Камски ради получения крупиц информации, а сейчас стоишь передо мной на коленях, как она? — рявкнул Хэнк, сильнее сжимая в руке оружие. Коннора мелко потряхивало. Но внутри появилось то чувство, что люди называют надеждой. — Простите, лейтенант. Я совершил ошибку, — тихо проговорил Коннор. Стыд. Сожаление. Раскаяние. Нахлынувшие эмоции повергли и без того шокированного и напуганного андроида в состояние крайней дестабилизации. Однако, Коннор ничем не выдал того, что внутри него происходил один системный сбой за другим, лишь диод на виске сумасшедше мигал алым. Ошибки всплывали с невероятной скоростью, наслаиваясь одна на другую, заливая все вокруг кричащим красным цветом. — Твоя ошибка стоила жизни невинной девочки, — с плохо скрываемым гневом ответил Хэнк, подходя ближе к Коннору, по прежнему сидящему на коленях. — Я действовал в интересах расследования, — в попытке оправдать себя обронил Коннор, понимая, что Хэнка этот ответ не устроит. Схватив андроида за всегда идеально уложенные темные волосы, Хэнк рывком поднял его на ноги. Подойдя вплотную, он ткнул револьвером Коннору в лоб и вкрадчиво произнес: — Я сейчас тебе твою пластмассовую башку продырявлю. Тоже в интересах расследования. Какого черта ты приперся сюда? Чего тебе снова от меня надо? Чего ты добиваешься? Коннор зажмурился, не в силах вынести спектра эмоций, плещущихся в серых глазах Андерсона. Он не справлялся. Его система не справлялась. Слишком много всего, слишком сильно ощущается, слишком тяжело воспринимать. Диод вновь часто замигал красным. — Я не хочу, чтобы вам было больно, — шепотом сказал Коннор, открыв глаза и прямо посмотрев на человека. Хэнк пару секунд молчал, внимательно наблюдая за андроидом. А потом с размаху ударил его прикладом. Коннор повалился на пол от мощного удара. Прислонив руку к лицу, он вытер стекающую голубую кровь. Это ничего. Это нормально. Это правильно. Хэнк стоял над Коннором, тяжело дыша и яростно раздувая ноздри. Револьвер был отброшен куда-то в сторону. — До чего же ты бесишь меня, — с омерзением проговорил Андерсон. — Тогда ударьте еще раз, — негромко произнес Коннор. Хэнка дважды упрашивать было незачем. Удары посыпались на андроида со всех сторон. Коннор молча терпел, не предпринимая никаких попыток защититься или остановить Андерсона. Ему это было нужно. Им обоим это нужно. Хэнк уже сидел рядом на полу, держа Коннора за грудки и раз за разом ударяя по лицу. RK800 был способен к более быстрой регенерации, чем другие андроиды, поэтому появляющиеся травмы исчезали спустя пару секунд. Это раздражало Хэнка почти так же сильно, как и то, что Коннор был абсолютно пассивен. Он, подобно гигантской тряпичной кукле, молча сносил все удары. Лишь иногда его лицо искажала непонятная гримаса. Словно ему и правда было больно. Словно он был способен прочувствовать это. Хэнк, схватив Коннора за волосы на затылке, дернул его на себя, заставляя посмотреть в глаза. — Какого хера ты не пытаешься отбиться? В чем твоя проблема, Коннор? В чем твоя сраная проблема? — проорал Хэнк, мечась яростным непонимающим взглядом по лицу Коннора. Программный сбой — Все хорошо, лейтенант. Вам это необходимо, — ответил Коннор, спокойно наблюдая за Андерсоном. Диод мигал с желтого на красный. Коннору было страшно. Не из-за того, что его могут серьезно повредить. Из-за того, что Хэнк все еще был нестабилен. Коннор с внезапным удивлением обнаружил, что с силой вцепился пальцами в руку Хэнка, которой тот держал его за лацканы пиджака. Андерсон, заметив недоумение на лице андроида, тоже перевел взгляд на собственное запястье, сжимаемое тонкими, такими человеческими, пальцами. Коннор держал его так, будто Хэнк — единственное, что у него есть. Будто не Хэнк только что избивал несопротивляющегося андроида. Будто Хэнк — якорь, соединяющий Коннора с чем-то живым, человечным. И это движение, такое отчаянное, надрывное, что-то надломило в Андерсоне. Хэнк тяжело выдохнул и прислонился лбом к груди андроида. — Мне жаль, Коннор. Я… не должен был, — пробормотал он. Коннор ощутил, как содрогаются плечи Андерсона. Хэнк… плакал? Всплывающие с невероятной скоростью ошибки сводили андроида с ума. Слишком много несовместимого он прочувствовал в последние часы. А плачущий Хэнк Андерсон был чем-то и вовсе из ряда вон выходящим. Не зная, как правильно вести себя в подобных случаях, Коннор неловко поднял руки, опустив одну Хэнку на спину. Пальцы другой руки он вплел в лохматые седые волосы Андерсона, начиная рефлекторно перебирать их. Он не знал, делают ли так люди, но Хэнк, кажется, был не против, поэтому Коннор продолжил, слушая успокаивающееся сердцебиение человека. Уровень стресса оптимальный: 19 процентов. Диод стал голубым. Система все еще была нестабильна.