Не могу...

Он никогда не чувствовал тепла солнечных лучей, холодных капель дождя, сильного порыва ветра и горячую кожу другого человека. Никогда не сможет услышать теплых слов о любви, которые шепчут на ухо, от того, кого полюбил. Никогда не сможет почувствовать запах его парфюма, не узнает каково есть еду вместе с ним. Он заперт в клетке. Навсегда. Металлический каркас и натянутая до предела пленка его пожизненные спутники, а приборы для стерилизации — вечные друзья, с которыми он не расстанется. Вокруг него нет ничего живого, все за пределами прозрачной клетки. Самое прискорбное, что эта ненавистная тюрьма — единственный способ выжить. Единственный способ существования, но не жизни. Он ненавидит свою жизнь, вернее... ее подобие. Он постоянно улыбается родителям, пытается жить и наслаждаться тем, что имеет, рассматривать краски во всем, что его окружает, но не всегда получается. Родители делают все, чтобы их ребенок чувствовал себя как все: покупают все, что необходимо для жизни сына, все, что тот хочет, стараются не расстраивать его и сами держатся, чтобы не заплакать. Прямо сейчас мама готовит его любимый пирог, который, после, подвергнется обработке, а отец заказывает очередной блокнот для рисования. И, кажется, что все идеально. Но он не может... не может коснуться руки отца, забирая из его рук блокнот и потерянный карандаш, не может, забирая тарелку с куском пирога, поцеловать маму в щечку. — Тэхен... Это Он. Тот, о ком Тэхен думает и мечтает сутками. Тот, чьими портретами изрисованы все некогда чистые страницы блокнотов. Тот, кто всегда будет по другую сторону его тюрьмы. Будет свободен... — Как твое самочувствие? — Всё... Парень готов вечно слушать сладкий, глубокий голос, смотреть в черные глаза. Для Тэхена они стали миром. Тем, где он сможет взять его за руку и они, вместе, будут гулять. Будут есть мороженое и играть в видеоигры. Тем миром, где он будет обычным человеком. —...хорошо, доктор Чон. — Что-то случилось? Обычно ты зовешь меня по имени. Да, обычно. Если назовет по имени, то сломается, рассыплется и больше не соберет себя. Когда Тэхен зовет своего врача по имени, они не одни. Рядом с ними есть еще кто-то, то Тэхен не ощущает этой странно-приятной атмосферы. — Нет, все хорошо. Ложь. Чистая, отборная ложь. Специально для Тэхена. Он ею живет. Без нее невозможно. Парень еле сдерживается, чтобы не дать волю чувствам, горячим слезам. — Как такое вообще возможно? — все-таки не сдерживается Тэхен — Зачем? — Прости, но никто не сможет ответить тебе. Такой же вопрос: почему рождаются люди с ограниченными возможностями? — Это такой же вопрос, как и мой. Я такой человек. Я человек с ограниченными возможностями. Я калека! Из-за отсутствия иммунной системы мои возможности съеживаются до размеров моей прозрачной комнаты и стерильности. У меня даже нет шанса на выздоровление. Ты не представляешь как мне тяжело и больно. Я в тюрьме, в клетке, из которой мне не выбраться, которая стала моим шансом на существование. Я не могу коснуться отца, матери! Не могу коснуться того, кого люблю. Не могу коснуться тебя, Чонгук! Тэхен не сдерживался. Он слишком долго молчал. Сейчас. Сейчас он готов быть услышанным. Признаться, что влюблен в своего врача, было долгим и тяжелым решением, которое долго оттягивалось. Оно стоило ему гордости. Тэхен практически сразу понял, что у него не будет друзей, семьи. Ким слишком долго терпел, молча плакал, зарываясь в одеяло. Парень отпустил в себе натянутые струны и сейчас пускал горькие слезы одиночества на свою от природы смуглую кожу щек, шеи, груди. Соленая влага впитывалась в ткань футболки, которая медленно прилипала к худому телу. Тэхен смотрел только на Чонгука... на своего Чонгука. Тэ видел, как широко раздувались ноздри врача, как сильно вздымалась широкая грудь, как Чонгук медлил... Ким чувствовал, как вот-вот треснет. Кожа покроется мелкими трещинами и осыпается пылью на стерильный пол. Чонгук медленно подошел к прозрачной стене так близко, что Тэхен видел, как она дрожала при резком выдохе Гука. Мужчина поднял ладонь и приложил ее к мягкому материалу, что окружает Тэхена, защищает. — У тебя есть возможность выйти, но это слишком большой риск. Твои родители боятся, и я их понимаю. Ты не сможешь коснуться моей кожи, но так хотя бы сможешь ощутить мою ладонь. Чонгук не отрывался. Одним взглядом говорил: "Ну же, подойди. Коснись" и Тэхен слушается. Он всегда слушается своего врача. Своими тонкими пальцами парень неловко тронул чужую ладонь и тут же быстро отдернул ее. — Не бойся. Голос Чонгука всегда успокаивал. Стоило ему что-то сказать, как Тэхен переставал волноваться, только лишь мечтал слышать этот голос всегда: утром, когда просыпается, днем, когда гуляют, вечером, когда сидят в обнимку. Парень положил свою ладошку на ладонь Чонгука. Тепло. Было тепло не только ладошке, всему телу. Тэхену казалось, что он попал в мир, которым были глаза Чонгука. Хоть пленка была преградой, но Тэ был счастлив. Даже если их разделяла искусственная материя, ему этого было достаточно. — Что... что это значит? — парень снова плакал. Только уже из-за переполняющих его чувств. Он смог. Он добился своего маленького, еще совсем крохотного счастья, когда думал, что он обречен. — Это значит мы сможем...