Потребность

Ужасно обидно, когда тебя игнорируют. Вдвойне обидно, когда для этого нет совершенно никаких причин. — Я всего лишь отрубил тебе голову, что тут такого? Он выдыхает дым и смотрит по обыкновению как-то вымученно, словно в сотый раз объясняет ребёнку умножение. Он думает, что Дофламинго ужасно ведёт себя на людях. Он думает, что называть Дофламинго пиратом хуже, чем назвать перебродивший яблочный сок элитным вином. Он думает, что ему тут делать совершенно нечего и в чём-то из этого он ошибается. Донкихот видит своей прямой обязанностью убедить в этом уважаемого Сэра. Донкихот в этом практически нуждается, хоть и старается всё вывернуть наоборот: он небрежно распускает перья, храбрится, присаживается так близко, опасно близко, к Крокодайлу, чтобы вдыхать сигарный дым до того, как тот развеется. Это касание - верх контакта их губ в таких встречах. Дофламинго тренирует крепость связок, заставляя голос не дрожать от предвкушения. Он ждал этого много долгих месяцев и не был уверен, что продержится ещё хотя бы час. Он предлагает приехать в своё королевство, в страну страсти, в свои покои в конце концов. У него полно чертовски выгодных предложений. Они застревают в его горле, когда тлеющий кончик сигары опускается ему на ключицу. — Заткнись. Какая наглость заставляет Крокодайла делать это? Какие силы он в себе находит, чтобы так обращаться с тем, кто может убить его за секунды? Как он научился вязать такие крепкие узлы с одной рукой и крюком? Дофламинго дёргает руками на проверку и не то чтобы он совсем не мог разорвать верёвки... хотя цепи это совсем не то. Они холодные и натирают запястья не так, как нужно. И не пропитываются потом и кровью. Кроки больше нравятся металлические наручники. Донкихот не может удержать слегка дёрганного смеха, когда припоминает, что это был второй факт, который он узнал о Крокодайле в самом начале их знакомства. Первым был тот, что он — единственная мразь, которой можно безнаказанно связывать Донкихота Дофламинго. Первое, что Крокодайл узнал о Донкихоте — что ему это нужно. Сэр открывает окна, впуская холодный ночной воздух, зажигает факелы и большой, почти в его в рост, камин. Здесь должно быть жарко и холодно одновременно. Они договорились и об этом. У них много договоров. Сэр предлагает всегда что-то новое и интересное, но Донкихот ужасно консервативен в своих запросах. У него есть потребность и, как бы он не хотел быть в к партнёру внимательным, она должна быть удовлетворена строго определённым образом. Место всегда выбирает Крокодайл, время - Дофламинго. У первого всё приготовлено заранее, разложено удобно, в пределах двух шагов, второй же всегда опаздывает. Выбранные Крокодайлом места - те немногие, куда Дофламинго заходит через дверь. Те немногие, где он замирает на пороге и думает стоит ли дёргать за ручку, тупо смотря в полосу тёплого света, лижущего носки его туфель сквозь щель между полом и дверью. Он ещё ни разу не решил, что не стоит. Он ещё ни разу не был полностью уверен, что не ошибся. Есть множество мест, где за деньги выполнят любой твой каприз, где при этом никто не узнает твоего имени и где тысячи мужчин и женщин каждый день удовлетворяют самые разнообразные свои потребности. Донкихот не первый нуждающийся для таких заведений и не последний. Он был в одном таком один раз, сжёг его к чертям через двадцать минут и ещё много недель бесился, выискивая несчастных коллег по морскому братству, перерезая бесчисленное количество глоток пиратских глоток и чувствовал себя в крайней степени паршиво. Дофламинго не знал как выглядит и ощущается стыд, он не мог выделить его среди своих эмоций, а вот разочарование поселилось в нём, между рёбрами, как змея на ветвях дерева, только и выжидая, как цапнуть редких птиц. И кто виноват во всём этом? Дофламинго с его завышенными ожиданиями или Крокодайл, который настолько высоко поставил планку? Пеньковая верёвка касается лба, носа, подбородка, затем — ложится на ключицы и Крокодайл медленно тянет за её конец, заставляю петлю затянутся ощутимо, но не смертельно. Он спрашивает одними глазами "всё нормально?" и Донкихот не может найти колких слов для ответа, но, блядь, когда всё нормально он просто не приходит к Крокодайлу. Когда всё нормально, он пьёт многолетнее вино в компании легкомысленных девиц, не планирует ничего дальше ближайшего часа и не щурясь смотри на солнце. Когда всё нормально, он не дышит как загнанная лошадь, не пытается заставить пальцы не дрожать, а голос — не просить. Он едва заметно кивает и Сэр отходит. Убейте их! Терьюбито должны заплатить! Они убили моего ребёнка! Сожгите их! Резкий удар кнутом заставляет воздух покинуть лёгкие. Его слишком мало, чтобы прогнать воспоминание полностью, но они тут и не этим занимаются, да? Ты чудовище! Монстр! У этого ребёнка чья-то голова в руках? Ещё удар. Дофламинго хочет поторопить, сказать: быстрее, резче, сильнее. До крови, пожалуйста. Ты же знаешь, как мне это нужно. Он прикусывает язык, потому что помнит их главное правило. Доверие. Кажется, для Крокодайла оно существует только в таком виде. Он воткнёт нож в спину вчерашнему товарищу, скормит аллигаторам проштрафившегося соратника, пойдёт по головам ради достижения цели. Но он ни в коем случае не позволит кому бы то ни было усомниться в его надёжности во время сессии, когда он берёт в руку кнут, стек или плеть. Последняя проходится по исполосованному прессу Дофламинго влажными и колючими хвостами, вызывая почти собачий вой. Прости, что был таким плохим отцом Это наша помойка! Убирайся! Крокодайл закрывает окна и задёргивает шторы, он добавляет поленьев в камин и мимолётным движением кисти иссушает воздух. Настолько, что из горла не может выкарабкаться ни одного слова. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Пожалуйста. Кожу обжигает раскалённая сталь и король Дрессрозы не может и не хочет сдерживать ни криков, ни стонов, ни проклятий. Горло изнутри словно колят иглы, а снаружи сдавливает петля. Крики людей в голове и свой хрип в ушах сливаются в один рёв отупевшего от боли ран зверя. Утро встречает приятной прохладой и влажной тканью, обтирающей раны. Губ касается кувшин с водой и Дофламинго жадно пьёт, отмечая, что больше не привязан к стене, в нём не торчит пару стрел и... и всё это уже давно прошло. — Ты сегодня быстро отрубился. — Если включить фантазию, то в голосе Сэра можно услышать обиду. Дофламинго не знал как выглядит и ощущается стыд, но если что и было, кажется, на него похоже, так это чувство как-сложно-смотреть-на-Крокодайла-после-сессии. Он не хотел ощущать этого никогда. Потому что оно слишком ему нравилось. — Это было в последний раз. — Он забирает шубу, обувь, что-то, что было одеждой, крутится по комнате будто что-то забыл, но точно и наверняка не забыл ничего. — Ты всегда так говоришь. Мразь. Дофламинго никогда не отягощает себя благодарностями. Ему действительно кажется, что каждая такая встреча определённо последняя. Ему кажется, что он слишком взрослый, самодостаточный и психически уравновешенный индивид для таких "забав". Ещё ему совсем не кажется, что он позволяет другому пирату слишком многое знать о себе. И делать с собой. В дверях он задерживается. — Ты свободен на следующей неделе? — Нет — А через две? — Возможно. Только после этого он уходит со спокойным сердцем и улыбкой до ушей.