Три печальные истории
По вечерам, когда на большой-пребольшой город опускалась тьма, в окошках зажигался свет. А из-за того, что стекла в этих окошках были цветными, с высоты птичьего полета город казался волшебной шкатулкой, полной драгоценных камней. Здесь любили строить дома в десять этажей с покатыми черепичными крышами, в парках ставили деревянные скамейки, украшали бульвары причудливыми фонарями. Если бы вы прошлись по улочкам, то непременно бы увидели старые книжные лавки (а если бы зашли в них, то точно бы расчихались — так много здесь осело пыли), уютные булочные, откуда доносился умопомрачительный аромат. Вы встретили бы газетчиков – они нараспев читали бы заголовки новостей. Здесь ездили на желтых, синих, бирюзовых, красных велосипедах, украшенных корзинками с цветами, а розовая сахарная вата была размером с табуретку. И среди этого буйства красок однажды вы бы заметили маленького мальчика в сером свитере. Задумчивый, с блокнотом под мышкой и карандашом за ухом, бродил он среди людей и иногда рисовал их портреты. Звали его Марк, и с детства мечтал он стать пекарем и готовить ароматные булочки, но вот такое у него было увлечение — рисовать. Вместе с ним вы бы увидели маленького ушастого зверька с большими ушами, похожего на лисичку. Верного друга мальчика звали Феня, и Феня обожал сидеть у хозяина на плече и смотреть, как он водит карандашом по бумаге. По вечерам они часто гуляли вдвоем, наблюдали за людьми и слушали их истории. А что может быть интереснее, чем истории, рассказанные теми, с кем они случились?***
Как-то раз Марк помогал пекарю в его булочной. Пекарь был тучным, усатым, с громким голосом, добрыми глазами. Разве может быть злым пекарь? Нет, он может быть сердитым, но только не злым. А пекарня так и называлась: «Добрые усы». Одетый в чистый белый фартук, Марк раскатывал тесто скалкой, потом вырезал кружочки, добавлял туда рыжее персиковое варенье и лепил рогалики. А потом укладывал их на намасленный противень, водил по ним кисточкой, которую перед этим смачивал в сладкой воде. Корзинки с хрустящей бумагой ждали рогалики на витрине. Утром, по пути на работу, прохожие покупали пару штучек и уносили их в коричневых пакетах, пропахших корицей. Когда подрумяненные рогалики испеклись, мальчик вытащил их из духовки и пошел раскладывать по этим корзинкам. Дверь в булочную была уже открыта, а продавец стоял за прилавком и пробивал первым покупателям вкуснейшие хрустящие круассаны с молочным шоколадом. Тем временем на улице, возле витрины стояли девушка в красном свитере и черной юбке и молодой господин в длинном темном пальто. Весь он как-то печально сгорбился, и смотрел на асфальт, будто отыскивая на нем ответ на вопрос. Марку не было слышно, о чем они говорят, но ему стало так любопытно, что он, положив поднос с рогаликами на витрину, тихо подошел к двери. — Я поняла, что лучше нам с тобой расстаться. Я не люблю тебя, —сказала девушка, печально вздохнув. Молодой господин все так и стоял, неподвижный и расстроенный. Мальчику стало его очень жалко. — Почему ты не любишь меня? — только и смог спросить он. Девушка пожала плечами и ответила: — Мои чувства угасли. Мне с тобой скучно. Вдруг Марк почувствовал, как как-то оттягивает его за воротник. — Ты почему это оставил рогалики на витрине? — Когда мальчик обернулся, усы пекаря нависли над ним, словно грозовые тучи. — А ну бегом за работу, не то уволю тебя и не посмотрю, что ты толковый малый! Марк долго-долго извинялся, коря себя за любопытство. — Так и быть. Прощаю. Но помни: пекарь не должен отвлекаться ни на секунду! Усы хозяина снова стали добрыми. Он улыбнулся во весь рот и по-доброму ущипнул мальчика за руку. — Подглядываешь тут? Ай, как нехорошо! Как же Марку было стыдно! Но, раскладывая рогалики, он все равно поглядывал на сцену, разворачивающуюся на улице. Очень уж грустным был тот господин. Сразу видно — добрый, но какой-то безумно одинокий. Он теребил ткань своего пальто, словно маленький мальчик. А девушка выглядела злой, сердитой. Наверное, господин испортил ей жизнь уже тем фактом, что она перестала его любить. Будто он в этом виноват. И почему любовь проходит? Рогалики укладывались один на другой. Ароматные, они напоминали о том, что жизнь продолжается. Что есть в ней место и радости и печали в одно и то же время. А грустный господин развернулся и пошел вниз по улице. Кажется, его жизнь была разбита на тысячи осколков. И вдруг Марк, схватив три рогалика и бросив их в пакет, выбежал из пекарни и помчался за ним. Да простит его пекарь еще раз. Догнав господина, мальчик протянул пакет и неожиданно для самого себя сказал: — Вот, это вам поможет! Они лечат даже от несчастной любви! Пекарь говорит, что в еде — радость жизни. Не зря же после похорон устраивают поминки! Господин, конечно, удивился, но спустя мгновение широко-широко улыбнулся… Когда мальчик вернулся в пекарню, ожидая расправы, ничего не случилось. Пекарь был занят, продавец же пробивал покупателям очередные булочки. Небо всегда бережет тех, кто совершает хорошие поступки.***
В другой раз в городе устроили праздник воздушных шаров. Повсюду на входных дверях висели корзинки с домашним хлебом — подходи и угощайся, играла музыка, а на центральной площади в небо запускали настоящие воздушные шары, на которых можно было покататься. Марк и Феня пошли прямо туда: они очень любили подниматься в небо и смотреть, как домики и деревья все уменьшаются и уменьшаются, пока шар набирает высоту. В такие моменты Марк думал, что если инопланетяне и увидят Землю, то людей на ней рассмотреть не смогут. Для них она останется так же необитаема, как для нас любая планета, которую можно увидеть в телескоп. Летели они на воздушном шаре, и Марк крепко прижимал к себе лиса, но и лис был не дурак: вцепился в хозяина всеми коготочками. Упасть – дело неприятное. Они любовались красивым городом: колесом обозрения, виднеющимся вдали озером, по которому скользили лодочки, причудливыми домиками с покатой крышей, проходами с окошками между чердаками. Любовались до тех пор, пока не услышали за спиной чей-то плач. Вместе с ними в корзине сидела девочка с двумя косичками, чуть старше Марка, — она-то и плакала, и две ее подружки, которые по очереди подсовывали ей носовые платочки. — Держи, не плачь! — Расскажи нам, что случилось! — Вытри нос! — Смотри, все косы растрепались. Ох уж эти девчонки. Трещат, как кассовый аппарат. Марк уселся на мешки напротив них, достал блокнот с карандашом и принялся рисовать портреты девочек. — Я слышала, как мама сказала своей подруге, что никогда не любила папу, а любила какого-то другого дядю, но не смогла выйти за него замуж. И что за папу она вышла замуж, лишь бы не быть одной. И что мама мучается, живя с папой, только из-за меня. Мальчик понял, почему это так сильно ее расстроило. Она чувствовала себя виноватой в том, что родители несчастливы. Что она — обуза для них обоих. Наверное, девочка была одинока. Но одинока ли на самом деле? Тогда Марк решил, что нарисует портреты девочек не совсем правдиво: вместо того, чтобы подсовывать ей бесполезные платочки, на рисунке подружки обнимали девочку крепко-крепко. Когда он закончил рисовать, то протянул им листочек. Сначала подружки смотрели на Марка с недоверием, а когда увидели свои портреты, просияли. — Ты нужна этому миру, иначе тебя бы здесь, наверное, не было! — сказал он на прощание. Так Марк в очередной раз совершил хороший поступок.***
А в третий раз мальчик и лис сидели в Звездном парке, который разбили на холме. Здесь построили обсерваторию с самым большим в городе телескопом. На траве раскидали большие полукруглые светильники и зажигали их вместо фонарей. Казалось, что ты ходишь меж звезд, как кометы летают между ними. Люди приходили сюда, чтобы посмотреть в самое сердце тьмы – в далекий космос, а Марк — понаблюдать за посетителями и поймать еще одну историю. Оказываясь здесь, они будто просыпались от повседневной жизни, забывали о делах, поднимали головы, глядя туда, откуда, наверное, пришли и куда, наверное, уйдут. Однажды вечером, прогуливаясь в этом парке, Марк и Феня увидели, как плачет, сидя на скамеечке, девушка и рассказывает подруге печальную историю своей любви: — Я думала, что мы будем вместе всю жизнь. Думала, что он никогда меня не бросит. А он взял — и умер. Просто взял — и умер, не оставив мне ничего. Она плакала и плакала. И тогда мальчик сел на бортик клумбы, взял карандаш и нарисовал эту девушку — радостную и счастливую, в красивом платье. Потом подошел, протянул ей листочек и сказал: — Вы так плакали, а я не знал, как могу вам помочь. Я пока ничего не умею. Только рисовать. Держите ваш портрет. Такой я вижу вас на самом деле. Девушка похлопала глазами, и по щеке ее скатилась последняя слеза. Она протянула руку к листочку, лицо ее просветлело. Марк не знал, какого это — когда умирает кто-то родной: мама, папа и Феня были живы, а кто еще нужен для счастья ребенку. Но, шагая к выходу из парка, он услышал, как девушка говорит: — Даже этот мальчик оставил мне на память портрет. А вот он умер и не оставил мне наследства. Так она из-за этого плакала. Умер ее муж и не оставил ей ни гроша. Тогда Марк взял на руки лиса, прижал его к груди и спросил: — Неужели, Феня, когда люди вырастают, их любовь превращается в монеты?.. Такой вот был умный мальчик. Он даже пожалел, что нарисовал портрет этой девицы. Как-то сразу она в его глазах упала. Вздохнув, отправились друзья домой и, пока спускались они с холма, все думал и думал мальчик о людской любви, которая в общем-то почти всегда почему-то проходит. Интересно, неужели на земле для нее совсем не осталось места?..***
Марк жил на последнем этаже, а окошко его комнаты было под самой крышей. Вечером он открывал его, садился возле подоконника и наблюдал то за затихающим городом, то за оживающим небом. Ночью все менялось местами. Феня тоже садился рядом с ним и не мог оторвать взгляда от мошек, которые иногда прилетали на свет. Однажды таким вот вечером Марк смотрел на большую луну. Какая она была красивая! Он взял карандаш, блокнот и первый раз в жизни нарисовал не человека. Луна получилась великолепной, да и что там ее рисовать – кружочек и кратеры. Но казалось, что она сверкает прямо на бумаге. Даже Феня оценил, по-лисьи муркнув. Картинки Марка всегда будто бы оживали, наверное потому, что он очень любил то, что рисовал. И вдруг с неба донесся чей-то звонкий голос: — Луна, Луна, смотри, тебя нарисовали! Марк и Феня удивленно посмотрели по сторонам. — Ничего себе. Я такая клевая! — ответил другой голос. Феня поднял голову вверх и пискнул. Наверное, он был поражен не меньше мальчика, потому что говорила сама луна. Вдруг на ее поверхности появились глаза — черные точки, как пуговки, рот — прямая линия. А носа не было. Да и правда, зачем Луне нос? Она ведь не дышит. — Это лучший мой портрет, что я видела за все время существования Земли! — восхищалась она. — Какие кратеры, какие кратеры! Марк поверил своим глазам. Тот, кто рисует, не может не верить в то, что луна умеет говорить. — Спасибо… — смущаясь ответил он и посмотрел на свой рисунок еще раз. — Раз ты нарисовал меня так красиво, спрашивай, что хочешь! Я понимаю всю Вселенную, потому отвечу на любой вопрос! Только подумай хорошенько, потому что я не буду говорить с тобой всякий раз, как ты меня нарисуешь. Марк посмотрел на Феню: «Что спросить у нее?» Но лис только лишь хвостом помотал. Тогда мальчик вспомнил девушку, которая плакала в Звездном парке и сокрушалась, что муж не оставил ей наследство. И господина, которого не любили. И девочку, чья мама вышла замуж, лишь бы не быть одной. — Скажи, Луна, а любовь может быть настоящей? Может длиться вечно? Кто-то расстается, осознав, что и не любил другого. Кто-то превращает любовь в монеты. А кто-то женится, страшась одиночества. И, знаешь, о чем еще подумал? Даже если любовь может быть настоящей, один все равно умрет раньше другого… Луна как-то печально вздохнула, и, кажется, от ее вздоха упала звезда. Она летела, визжа от радости (звездам, в отличие от людей, нравится падать), и чуть погодя исчезла где-то за домами, сверкающими разноцветными окошками. — Какой странный вопрос для маленького мальчика! — удивилась Луна. — Но так и быть, отвечу. Она снова вздохнула и сказала: — Когда ты станешь чуть старше, ты поймешь: чтобы любовь длилась вечно, тебе придется отдать за нее самое ценное. Марк, услышав такой ответ, нахмурился: — А что такое — это самое ценное? Мама? Папа? Тогда не отдам. Не видать мне настоящей любви. Луна засмеялась — так звонко, так заливисто. Должно быть, все небесные светила умеют веселиться от души. — Это дорогое, а не ценное! Но ты поймешь. Со временем поймешь. Марк закрыл блокнот, а когда Луна пожелала ему спокойной ночи, закрыл ставни и забрался на кровать. Феня запрыгнул к нему, улегся в ногах и через минуту-другую уже засопел. Умеют же звери быстро засыпать! А Марк все лежал и сокрушался: надо было задать Луне вопрос попроще. Например, выучится ли он на пекаря? Перестанет ли ругать его хозяин пекарни «Добрые усы»? Ну ладно, раз сказала, что он поймет, значит, так оно и будет. На то она и живет на небе. На землю опустилась тьма, и драгоценные камушки один за другим начали тухнуть. А на другом конце города в маленькой темной комнатке на третьем этаже пытался уснуть еще один мальчик. В ту ночь, закрываясь от мира теплым одеялом, он поклялся больше никогда никого не любить…Одна счастливая история
Феня спокойно сидел в корзиночке в углу пекарни и наблюдал за тем, как его уже большой Марк бегает между кухней и залом, укладывая в корзины только что испеченные булочки. Теперь он стал помощником пекаря с большими усами. Его знали и любили во всем городе, а в гости к нему часто захаживал тот самый господин в темном пальто и девочка с воздушного шара. Господин приносил ему, еще маленькому, всякие шоколадки и конфеты, понятия не имея, что Марк так часто видит сахар, что терпеть его уже не может. А девочка приносила книги, читать которые он не успевал — свободного времени у него почти не оставалось. И вот однажды зимой, когда за окном падал снежок и на улицах из динамиков отовсюду играли новогодние песенки, а в каждом доме, кафе и магазине стояли елки, украшенные желтыми звездами, в пекарню вошел юноша лет шестнадцати. Укутанный шарфом, с шапкой, натянутой до бровей, он попросил у продавца самую вкусную на свете булку. Так и сказал: — Мне самую вкусную на свете булку, пожалуйста. Лицо его было хмурым, а в глазах стояли слезы. Продавец не мог разглядеть в этом странном пареньке разрастающуюся, словно ветви дерева, боль. Он тоже устал, и ему совсем было не до шуток. — Таких у нас нет, — сухо ответил он. А ветви боли уже обхватили сердце и держали его в тисках, колючие, как шипы розы. И как раз в этот момент из кухни, держа большой поднос с песочными коричными печеньями в форме сапожков, елочек и снеговиков, вышел Марк. Он был весь в муке, потому что пекарь, злясь на другого нерадивого помощника, высыпал на него целую пачку, и мука разлетелась по кухне, оседая на ком попало. Марк еле сдерживал смех на кухне, а когда вышел в зал, засмеялся во весь голос и уже хотел рассказать эту историю продавцу, как увидел напротив него создание, укутанное в одежду, словно капуста. Подойдя к прилавку и положив поднос на стол, Марк спросил, что нужно этому юноше. — Самая вкусная булка на свете? — улыбнулся он, услышав ответ и глядя в печальные глаза. — Насчет булок не знаю, но мы только что приготовили волшебные новогодние печенья. Вот. Специально для тебя. Раз ты только что пришел, то точно специально для тебя. Наверное, ничего глупее он придумать не мог. Но юноша едва улыбнулся и кивнул головой: хорошо, он их возьмет. Марк решил упаковать их сам, но потом попросил гостя посидеть за столиком и подождать его пять минут. Пожав плечами, он согласился и, взяв пакет, сел за длинный стол, подперев рукой подбородок и равнодушно глядя в окно. Тем временем Марк зашел в кладовую и оттуда, изредка подглядывая на печальное создание, рисовал его портрет. Но на это раз рисунок отражал все то, что было на самом деле. Печальный юноша, разодетый так, будто собирается покорять Северный полюс, а вокруг — сковывающие, словно тиски, колючие ветви… Когда Марк завершил портрет, то подошел к гостю и вручил листок, сказав: — Ты можешь снять шарф, шапку и куртку. Внутри тепло, ведь так? — Он улыбнулся и тут же подумал, а согревает ли людей улыбка? Юноша разглядывал свой портрет, и выражение его лица менялось. Вдруг за маской печали и грозового мрака Марк разглядел искрящуюся доброту и сияющее, как говорящая Луна из его детства, сердце. — Спасибо, — ответил юноша, не поднимая глаз. В тот вечер он ушел в метель, прижимая к груди печенья и портрет, укрывая последний от беспощадного снега. Когда юноша оказался в своей маленькой квартире на третьем этаже такого же причудливого домика, какими они были по всему городу, то повесил этот портрет на доску прямо над столом. Доска эта в обрамлении золотой гирлянды висела много лет, ожидая фотографий. Но ни семьи, ни друзей на ней так и не появилось. На столе стояла грустная лампа, внутри которой подрагивал огонек, а возле нее стопками лежали книги — они-то и заменяли Мику (так его звали) весь мир. А еще в комнате висела большая карта мира с отмеченными на ней точками — это были места, где бы он хотел побывать. В этой квартире с недавнего времени он жил совсем один. Дедушку (доброго, самого любимого на свете) Мик похоронил неделю назад, а родители изредка его навещали — жили и работали они в другом городе. Больше всего на свете мечтал Мик стать летчиком. Хотя нет. Больше всего на свете мечтал он о доме, где бы его ждали. Об уютном мире, куда можно было бы возвращаться. Но пока приходилось лежать на своей маленькой кровати в опустевшей квартире, вспоминая ту ночь, когда он поклялся больше никогда не любить. Тогда-то его нежное сердце сковали колючие ветви, которые заметил этот заботливый юноша из пекарни. Одним теплым летним вечером, когда Мик сидел с книжкой на скамейке около дома, увидел он, как мальчишки окружили девочку, живущую в соседнем доме. Она всегда ходила в дорогой шубке, с красивым рюкзачком, хорошо училась, и с ней, как и с Миком, тоже никто дружил. По вечерам в соседнем окошке он видел, как девочка эта сидит и читает. Как они были похожи, с ума сойти! И так давно Мик мечтал с ней познакомиться, но все никак не получалось. Не подходить же к такой красавице такому оборванцу. К тому же ходила она все время со вздернутым носом, отчего казалась окружающим заносчивой и гордой. Потому мальчишки из класса и устроили ей засаду. Они дергали ее за хвостик, отбирали сумку и дразнили-дразнили-дразнили. Тогда Мик бросил свою книжку и побежал ее защищать. Пару синяков — и у мальчика появилась подруга. Первый раз в жизни он влюбился. Казалось, вдвоем они могут наплевать на всех, ведь их миры, такие разные, были намного интереснее миров их одноклассников. И на доске в комнате появилась смешная фотография — он и она, глядящие в телескоп, который до сих пор стоит в обсерватории на Звездном холме. Дедушка с улыбкой глядел на эту фотографию, радуясь, что у внука появился живой друг, а не новая стопка книг. Но шло время, и их разные миры начали теснить один другой. Он так и оставался оборванцем в капюшоне, а она — красивой девочкой в дорогих шубках и платьях. У нее было светлое будущее, а у него вместо будущего зияла черная дыра. Обычно, в шесть часов вечера они встречались под желтым фонарем около магазина игрушек, чтобы погулять, но однажды девочка просто не пришла. Не пришла она и на другой день. И на третий. А на четвертый он увидел ее в компании своих одноклассников (тех самых, которые дразнили ее два года назад) и одноклассниц, которые никогда ее не любили. И когда он помахал ей рукой, она просто ему не ответила. Доска опустела… С тех самых пор, как его предала девочка-соседка, он не любил выходить на улицу и долго беседовать с людьми. Словно призрак, Мик заплывал в лавочки, покупал, что ему было нужно, и уходил оттуда. Кажется, ни один продавец так и не запомнил его лица… Но теперь он, кажется, встретил свою свечу. Глядя на листочек на доске и помня слова дедушки, которые он произнес перед смертью («Я попрошу у бога настоящего друга для тебя»), ему вновь захотелось сходить в ту самую булочную, где высокий и улыбчивый юноша принес ему на подносе печенье со вкусом дома. На следующий день он неуверенно подошел к витрине, заглянул внутрь. Вдруг ему там не будут рады? А вдруг тот юноша уже и забыл о нем? Но можно ведь просто зайти и что-нибудь купить? Никто же ему не запрещает. Он взялся за ручку, колокольчик на двери весело зазвенел, но продавец вновь не поднял головы. Как и в тот раз, он был настолько поглощен работой, что не замечал, кому пробивает булочки и печенья или кто входит и выходит отсюда. А тот самый юноша стоял у прилавка, посыпал плюшки пудрой и, увидев Мика, улыбнулся, как в прошлый раз, и помахал рукой. — Привет! Ты снова к нам за печеньями? Но вдруг откуда-то с кухни донесся низкий голос: — Марк! Ты забыл, что тут в духовке кое-что печется? Пекарь всегда должен быть внимательным! Не посмотрю, что ты толковый малый. Вышвырну отсюда! Марк, заметив обеспокоенный взгляд Мика, лишь закатил глаза: — Он говорит так уже 8 лет. Ни разу не выгнал. Но я лучше к нему подойду. А ты садись. Хочешь чаю? У нас есть мятный. Он, словно мягкое одеяло, греет и успокаивает. А еще вон там, в углу, сидит мой друг — лис Феня. С ним тоже можно поговорить. Он не ответит, но выслушает. Кстати, меня зовут Марк! — И, подмигнув мальчику, он убежал на кухню. Мик сидел у окошка, смотрел на прохожих, а лисенок лежал у него на коленях и сопел во сне. Все так же падал снег, все так же горели на улице фонари, но здесь и теперь мир казался другим — более уютным, «украшенным» ароматом мятного чая. Поздним вечером, когда булочная закрылась, Марк и Мик остались в ней одни и говорили до самой полуночи, сидя у окна с горящим светильником. И так не хотелось им вдвоем уходить… С тех пор они проводил вдвоем почти каждый вечер. Мик перестал одеваться, как капуста, — даже шапку закинул на шкаф. Ему стало тепло, потому что колючие ветви вдруг отпустили сердце, и оно, словно печь, начало вновь греть его изнутри. Минута за минутой, день за днем, месяц за месяцем становились Марк и Мик так близки, что уже сами не могли понять, где начинается один и где заканчивается другой. Маленькая комнатка Мика по весне озарилась солнечными светом, и на доске появлялись все новые и новые рисунки Марка и даже одна фотография: Мик, сидящий за столиком в пекарне и читающий книгу. Это Марк его сфотографировал. Но однажды Мику в почтовый ящик пришло письмо в шуршащем конверте с почтовой маркой, на которой был изображен вертолет. Дрожащими руками открыл он его и прочел счастливое письмо: его приняли в летную школу. Теперь на несколько лет он должен был покинуть город с покатыми черепичными крышами. Его ждет небо. Его ждут полеты. Маленькая комнатка, напоминающая о дедушке, останется позади: светильник не будет гореть, стопка книг покроется пылью, а пекарня… А как же пекарня, которая стала долгожданным домом? Нет-нет! А как же Марк, ставший долгожданным домом?! Вдруг, как будто по голове его чем-то сильно ударили, он осознал эту простую истину. Марк, ставший домом, каждый вечер заваривал ему мятный чай. Марк, ставший домом, рисовал его портрет — каждый раз настоящий, и этим исцелял боль. Марк, ставший домом, посыпал его сердце заботой, словно сахарной пудрой печенье. Сминая в руке письмо мечты, Мик шел по лестнице в свою комнатушку и думал только об одном: почему настоящая любовь так похожа на смерть? Почему так хочется побежать к Марку, обнять его и сказать: «Давай умрем вдвоем, потому что ничего больше не имеет смысла, кроме нас? Почему мне так хочется отдать тебе самое ценное, что у меня есть — мою жизнь — и навсегда остаться с тобой…» Этим же вечером Марк и Феня вернулись домой, открыли окно — очень уж душное было лето — и сели вместе на подоконник. Марку вдруг снова так сильно захотелось нарисовать Луну, что он взял карандаш и блокнот и, как в детстве, начал выводить на бумаге сияющий круг. Но на этот раз Луна не дождалась, пока он дорисует. Вдруг раздался ее знакомый и звонкий голос: — Здравствуй, Марк, здравствуй. Я так редко говорю с кем-то второй раз, но восемь лет назад ты задал мне важный вопрос. Марк поднял голову, на сей раз не веря своим глазам. Те, кто рисует, не могут не верить в чудеса — это верно. Но не всякий взрослый, который рисует, до сих пор верит в них так же, как ребенок. Где-то далеко смеялись звездочки-хохотушки. Но вот Луна… Луне было не до шуток. — Ну вот ты и вырос, — сказала Луна. — И теперь я тебе все расскажу. Скоро Мик уедет. Уедет надолго. Но потом он обязательно вернется к тебе. Влюбленные всегда находят дорогу друг к другу. Он будет летать на самолете, он будет развозить письма. Но однажды вертолет его разобьется в горах. Красный огонь сожжет все дотла. Знаешь, рано или поздно все умирают. Ты не остановишь смерть. Никогда от нее не укроешься. Но беги за жизнью. Настала пора тебе понять, что самое ценное ты можешь отдать за настоящую любовь. Карандаш в руке Марка замер. Он сразу же понял, о чем говорила Луна. Феня навострил уши и жалобно заскулил: совсем невеселая была эта ночь, хоть звездочки и хохотали. Той ночью Марк пошел к лекарю-волшебнику, который жил на самом краю города в маленьком ветхом домике. Повсюду здесь были расставлены скляночки, а на столе — порой забавные, порой устрашающие инструменты. Но с сегодняшнего дня Марк ничего не боялся. Он попросил у лекаря вырезать ему сердце…Дом
В то теплое летнее утро, когда солнце только-только поднималось из-за горизонта, Марк шел к своему дому — к Мику. Каждое утро он ждал его на этой скамейке, на Звездном холме и уже вместе они отправлялись в пекарню. В его руках лежало бьющееся красное сердце. Без него он мог жить еще несколько часов — так сказал лекарь. Несколько часов, если кто-то не отдаст ему другое. Но Марку было все равно. Настоящая любовь так похожа на смерть. И вдруг вдали, между деревьями, он увидел Мика. Бледный, в одной руке он обреченно держал смятый конверт, в другой — свое собственное сердце. Встретившись под желтым фонарем, они отдали друг другу самое ценное, что было у них — свою собственную жизнь. С того самого дня каждый носил в своей груди сердце другого. С того самого дня они навеки были вместе. Не важно, кто из них умрет первым… Ведь сердце возлюбленного — в твоей груди. Дотронься — и почувствуешь, как оно бьется… Оно любило и будет любить. Оно с тобой, не потому что не хочет жить в одиночестве. Оно никогда не превратиться в золотую монету. Ты – его дом.