вереск

твое имя слишком горячее — липнет к гортани, кипятком напрямик по гландам стекает ровно. я хотел бы тебя убить, я хотел бы ранить, я хотел бы увидеть, как ты умираешь (снова). ты смеешься, как самый сладкий из всех кошмаров, запрокинув голову. смех твой на вкус — как вереск, что свернулся в глазах тихой нежностью, лютым зверем, что свернулся в глазах, будто сделанных из опала. прямо в сердце твое — мечом (и не сомневайся) ты меня предала, предала даже больше — брата. и не скажешь тебе, ведь не скажешь, — давай, покайся, и убить тебя — сразу много и сразу мало. ненавидеть тебя — слишком остро, почти бессмысленно, я пытаюсь, пытаюсь, честно, не получается. только жалость осталась, жалость ведь не считается? так сыграем те роли, которые нам предписаны. только липнет все так же имя твое к гортани, обжигает язык, так что слезы вскипают, бесится внутри что-то горячее — нет здесь и оправдания, ведь когда человека любят — не убивают. хорошо, что мы вроде тварей, проклятых магией. мы смеемся, вонзая меч в плоть кого-то близкого, а в глазах те же искры, что чертовым синим пламенем зажигают внутри пожары, сгорают без толку. ты опять люто скалишься, окровавленной злой усмешкою, а мне даже не больно — немного лишь грустно, совестно. Королева, давно начавшая только пешкою. мы давно все сломали сами, и мы разрушились. … по больному, предательски жестко терзая, раня, все же липнет горячее имя твое, Моргана.