Alter ego

Снейп перевернул страницу и удивленно хмыкнул: надо же, так много ингредиентов, и при этом такой простой рецепт. Отлично подошел бы для контрольной работы седьмому курсу, если бы не суть зелья. «Альтер эго». Снейп вернулся к началу списка. Судя по тому, что в состав входят асфодель и заунывник, добиться появления своего «второго я» действительно возможно. Окажется оно похожим на человека, или сваривший зелье станет общаться с ним ментально, или начет пускать слюни в подушку, пока видит разноцветные галлюцинации, пока было не ясно. Хотя вот, пожалуйста, уже интересно — шалфей и сандал, афродизиаки. А порошок лунного камня нужен, чтобы удержать альтер эго в телесной оболочке. Его действия должно хватить на пять часов — это, конечно, рискованно. Далеко не каждый может точно сказать, какая она, его другая сторона, возможно, и этого времени покажется слишком много. А еще пиявочный сок и крыло феи… Определенно, интересный рецепт. Однако опыты зельеваров пятнадцатого века были не лишены оригинальности. Попытка узнать и понять себя через свое второе я, через контакт тел и секс — это любопытный опыт. Будь Снейп моложе лет на двадцать, он бы непременно попробовал сварить зелье, как наверняка пробовал тот, кто сунул книгу поглубже в шкаф в кабинете зельеварения. Снейп нашел ее случайно, когда наводил порядок на полках. Он восхитился наглостью неизвестного: вместо того, чтобы как все зашвырнуть ненужное в Выручай-комнату, не поленился, пронес под носом преподавателя книгу на урок и смог незаметно поставить ее между других. Действительно, идеальная маскировка. Интересно, сколько она тут простояла? Снейп разбирал свою библиотеку даже не каждый год. Он полистал страницы и забрал находку с собой. Большинство рецептов в ней никуда не годились. Некоторых ингредиентов уже было не достать, пытки и казни канули в лету, был уничтожен Темный Лорд — вот кто наверняка бы оценил зелья, которые выжигали внутренности или растворяли кожу. А пара целебных микстур да загадочное «Альтер эго» были на первый взгляд хороши, даже очень хороши. Снейп больше не вспоминал о зелье до тех пор, пока не лег в постель. Там, в тишине и темноте спальни, захотелось не секса — он давно уже перестал быть потребностью, стал редким, случайным — но чего-то другого. То ли ласки и нежности, то ли страсти и настойчивости. Может быть, немого принуждения, но без грубости. Как когда-то давно, когда самый первый его любовник понял по глазам, что Снейп страстно хочет ему отсосать, но стесняется и понятия не имеет, как сказать об этом. Тогда он молча положил руки на плечи и давил до тех пор, пока Снейп не встал на колени. А потом, не говоря ни слова, прижал член к его губам. И пока Северус приноравливался, двигал рукой, головой, облизывал, старался не поцарапать зубами и не задохнуться ― всё гладил его по голове и по щекам, пытался заглянуть в глаза и для этого тянул за волосы назад, от чего тот захлебывался и кашлял. Тогда любовник снова гладил, прижимал лицом к паху и тихо говорил, что он хороший. Хороший и замечательный. И Снейп сходил с ума от оглушительного, обжигающего счастья. Ни до, ни после никто не называл его хорошим, потому и запомнился этот случай среди множества других. Хотя та встреча была очень странной — Снейп не мог сказать, как они встретились, как дело вообще дошло до секса. Он почти не помнил лица мужчины, но был уверен, что оно ему знакомо. Зато до сих пор не мог забыть, как ему было и хорошо и неловко, как он смущался, краснел, все делал не так и не то. И накрутил себя до того, что сбежал посреди ночи от спящего, прихватив по дороге первую попавшуюся книжку на память. А потом, дома, ужасался сделанному и клял себя, что опустился до воровства. И, конечно, никогда больше не встречался с ним, хотя вспоминал часто и сильно тосковал. Может, потому и не складывалось всю жизнь ни с кем, словно то бегство предопределило судьбу. Снейп поднял голову с подушки и оперся на локоть. Если потратить всего час, можно узнать, что сидит в нем глубоко внутри, и будет ли то, что появится, похоже на того, первого. Ведь не зря в зелье добавляют асфодель и заунывник, они должны сплавить в единое целое все: полузабытые воспоминания, размытые эмоции, тайные желания, память о лучшем и худшем сексе . В человека или иное существо, который станет если не идеальным, то наверняка незабываемым любовником. Или, если окажется, что секс уже не волнует достаточно сильно, есть шанс, что альтер эго станет неплохим собеседником. Идея поговорить с самим собой и подтолкнула Снейпа встать с кровати. Спустя десять минут в лаборатории кипела работа. Закатав рукава халата и постоянно сверяясь с книгой, Снейп добавлял в котел корешки, соцветия, чешуйки, капал из разноцветных пузырьков, мешал и отсчитывал время. Когда зелье было готово, отлил часть в фиал, вышел из лаборатории и поднялся в спальню. Он знал, что не отравится зельем, которое сварил сам, но пить не спешил. Конечно, никто никогда не увидит и не узнает, что Северус Снейп развлекается вызовом сущностей, которые должны показать, чего он хочет на самом деле. Но на всякий случай Снейп внимательно проверил, хорошо ли задернуты шторы, заблокировал камин, снова рассмотрел зелье на свет и нервно усмехнулся. Может быть, проще было бы наведаться в бордель. Одним махом Снейп проглотил безвкусное зелье. Пока ясно было лишь одно — его эффект рассчитан на пять часов. Тут Снейп слегка пожалел, что поторопился с экспериментом, — ну зачем ему его телесное «я» в предрассветный час? Но дело было сделано, оставалось только ждать. Придвинув ближе к кровати свечу и проверив под подушкой палочку, Снейп открыл книгу, но сосредоточиться не смог. Он все поглядывал на дверь спальни и гадал, кто же в нее войдет. Наконец, разозлившись сам на себя, захлопнул книгу, задул свечу и решил, что ничего страшного не случится, если он попытается поспать. Но против воли Снейп лежал и думал, кем обернется его альтер эго. Он вспоминал годы учебы в Хогвартсе и первые увлечения, Орден Феникса, работу преподавателем, ближний круг Лорда. Пытался и не мог вспомнить — был ли кто-то, к кому он испытывал интерес? Ну что ж, тем любопытнее будет посмотреть на результат опыта. * * * Проснулся он от того, что кто-то тяжело и жарко придавил его к матрасу. Снейп беспомощно дернулся раз, другой и, паникуя, закинул свободную руку назад — пальцы мазнули по горячей мокрой спине. — Не шуми, Снейп, не дергайся, я сейчас, быстренько, — послышался знакомый голос. Снейп обмер, а потом забился под Блэком с удвоенной силой. Под голым Блэком! Откуда он тут взялся? Неужели наглый, сильный, возбужденный Блэк и есть его другое я?! Не может этого быть. — Слезь с меня! Снейп попытался сбросить с себя тяжелое тело и даже смог приподняться, но зря — рука Блэка тут же оказалась под животом. — Да ладно, Снейп, тебе понравится, — бормотал он, одновременно лапая и раздевая. Тогда Снейп постарался плотнее прижаться к кровати, но Блэк начал действовать свободной рукой. Снейп лежал придавленный, в халате, задранном до поясницы, дергался и рычал от злости и бессилия, а замолчавший Блэк медленно гладил голую задницу. — Ух ты какой! Снейп, я давно хотел… Нет, ну какой ты все-таки. Он говорил, ощупывал, настойчиво протискивал колено между крепко сведенных ног Снейпа. И когда понял, что не получается, помог рукой. Наверняка Блэк понял, что никакого удовольствия Снейп не получает, и зашептал на ухо, касаясь щеки волосами: — Снейп, ну давай, я в рот возьму. Повернись же! Хочешь, я тебе отсосу, а потом трахну? Не бойся, тебе понравится. Он шептал и одновременно старался плотнее прижать к себе Снейпа, а когда тот неловко шевельнулся, сдвинул руку ниже и накрыл ладонью невозбужденный член Снейпа. А потом Снейп услышал, что Блэк облизывает палец. И понял, что сейчас его будут насиловать. Какой-то мерзкий Блэк сунет ему член в задницу, будет пыхтеть и дергаться на нем, пока не кончит. Чтобы потом сказать: «Ну я же говорил, что тебе будет хорошо». Снейп собрал все силы, все-таки нашел под подушкой палочку и крутанулся что было сил, наставляя ее на Блэка. Но никого уже не было, только туманная дымка повисела в воздухе и рассеялась. Снейп перевел дыхание, туже затянул пояс и встал осмотреться. Да какой Блэк — его уже сколько лет нет на этом свете. Ведь можно было сообразить, что это морок, мираж, действие зелья. Но нет, запаниковал, поверил, что все реально. А мог бы расслабиться и получить удовольствие, тем более, минет ему точно пообещали. Снейп закинул голову и громко, нервно засмеялся. Что еще подкинет ему зелье? Снейп бросил взгляд на часы. Прошел только час из пяти, а он уже успел пожалеть, что ввязался в сомнительный эксперимент. Странно, что получилось вот так, — мысли о насилии никогда его не возбуждали. Если только очень давно, еще в Хогвартсе, когда с этим самым Блэком хотелось сотворить что-то страшное. На всякий случай Снейп решил больше не ложиться, сел в кресло и зажег огонь в камине. Но, похоже, все-таки задремал, потому что совсем пропустил момент, когда у его кресла оказался Люпин. В отличие от Блэка он хотя бы был одет и не собирался бросаться. Люпин стоял перед камином и от этого казался просто черным силуэтом, лица которого было не разглядеть. Снейп напрягся, выпрямился в кресле и ждал. Что сделает Люпин? Начнет говорить, объясняться в любви, раздеваться? Может быть, развернется и уйдет? Но Люпин его удивил — медленно и плавно он опустился на колени перед креслом и покорно положил голову Снейпу на колени. — Люпин, что с тобой? Голос звучал хрипло. Люпин молчал и не двигался, только его пальцы все мяли и комкали халат. Ткань ползла вверх, и, когда из-под полы показалось колено, Люпин приник к нему горячим жадным поцелуем. Снейп чувствовал касания влажных губ и языка, видел, как Люпин склоняется все ниже, и не находил сил прервать этот странный ритуал. И когда Люпин оставил последний влажный след на лодыжке, он все-таки ответил, глухо, не поднимая головы: — Посиди тихо, Северус. Я очень давно хотел это сделать. Снейп смотрел на Люпина, хотел остановить его и не мог. А тот продолжал вести себя странно — он гладил и разминал стопу долго и нежно; нажимал и дотрагивался до подушечек под пальцами так, что теплая волна поднималась все выше, до самого паха. И Снейп почувствовал, что возбуждается от этой необычной ласки. А Люпин прижался к стопе щекой, потерся, а потом взял большой палец в рот. Он сосал его, выпускал, снова втягивал, облизывал остальные пальцы. Снейп словно в трансе смотрел на это преклонение и не заметил, как Люпин свободной рукой расстегнул рубашку и брюки, и пришел в себя только тогда, когда Люпин прижал стопу к своей груди. Снейп чувствовал его тяжелое дыхание и стук сердца. Сопротивляться желанию сунуть руку под халат и подрочить стало невозможно. Но Люпин снова его отвлек — он начал опускать стопу все ниже и наконец прижал ее к возбужденному члену. Оба замерли на секунду, а потом Снейп легко надавил на горячий твердый член. Люпин всхлипнул и, с силой прижав ногу к паху, начал тереться об нее, вздрагивая и замирая, шепча что-то жалобно, просяще. Снейп не слушал. Он откинулся в кресле и сжав член в кулаке быстро двигал по нему рукой. Но Люпин оказался первым — он остановился, застонал, и теплая сперма потекла между пальцами. Люпин снова взял их в рот и не выпускал, пока не вылизал дочиста. Но то ли он покачнулся и потерял равновесие, или что-то еще ― Снейп не заметил ― но Люпин неловко дернулся и кромкой зуба царапнул нежную кожу. Снейп вздрогнул, отвлекся и моргнул от неожиданности, а когда открыл глаза, ему показалось, что силуэт Люпина словно истаивает, становится прозрачным, и его последнее «Извини» было почти неслышным. Снейп все еще тяжело дышал и думал: как же прихотливо его сознание обыграло те мимолетные взгляды, что Снейп, приходя на собрания Ордена, иногда бросал на вечно сидящего в углу Люпина. И его долгие взгляды в ответ. Снейп едва успел прийти в себя и налить стакан воды, как в том же самом углу заметил новую фигуру. Неровный свет огня все так же освещал только силуэт, но маску Пожирателя смерти Снейп увидел сразу. Он вскочил, направил на незнакомца палочку. Но тот сделал шаг, вышел из тени, и Снейп с облегчением рассмотрел светлые длинные волосы и трость в руках. После совершенно неожиданных Блэка и Люпина Люциус показался таким понятным и знакомым. Конечно, он должен был здесь оказаться — столько всего у них было в прошлом! Какую же сторону его натуры покажет Малфой? Помнится, когда-то давно они любили медленный чувственный секс, долгие ласки в темноте, когда оставались только запахи, звуки, прикосновения. Или вдруг окажется, что все это Снейпу было не нужно, и на самом деле он хотел порки? Может быть, трость у Люциуса в руках совсем не зря? Снейп нервно кашлянул, продолжая с любопытством наблюдать за старым знакомым. С той минуты, как он окончательно понял, что все эти люди лишь отголоски его желаний, он немного расслабился, тем более что сейчас перед ним стоял его бывший любовник, хоть и в маске. Разве он может его удивить? — Люциус? — Северус, — слегка поклонился Малфой. — Почему ты в маске? Люциус небрежно кинул трость в кресло. — Возможно потому, что ты не любишь показывать свое лицо? Всегда носишь маску? Найди ответ сам. Я лишь отражение. Люциус говорил, а сам подходил ближе, а когда подошел, медленно стянул халат с плеч Снейпа. — Ты помнишь, здесь еще недавно была метка? Снейп молчал и смотрел, как Люциус гладит предплечье, едва касаясь пальцами кожи. — А ведь она тебе нравилась. Ты любовался ей. — Нет! — выдернул руку Снейп. — Мне можно не врать, Северус, — усмехнулся Малфой. Снейп не заметил, как в его руках оказалась кисть и банка, с которой он осторожно откручивал крышку. — Дай мне руку, я приказываю тебе. — Голос изменился, стал низким, властным. И Снейп подчинился. Кисть скользила медленно, оставляя на белой коже блестящий черный след туши. Мягкие волоски щекотали руку, вырисовывали плавные изгибы. И, не в силах запретить это, Снейп зажмурился, чтобы не видеть, как появляется новая метка. Но стоило закрыть глаза, как от предплечья по всему телу разбежалось странное еще не удовольствие, но предвкушение удовольствия. Томительное, тонкое, ни на что не похожее чувство. Кисть гладила, щекотала, ласкала. Прохладной тушью на горячей коже Люциус рисовал змею и череп. Это волновало и тревожило. — Будет очень красиво. Люциус коснулся губами щеки, дотронулся языком до мочки уха и продолжил выводить узор. Он вел кисть выше ― по плечу, до самой шеи. Движения стали резче ― сейчас он рисовал короткими мазками, прижимал и тут же убирал руку ― на коже появлялись штрихи, прямые линии. Ощущения становились ярче, словно кисть скользила уже не по телу, а по оголенным нервам. Дышать было все труднее и захотелось опереться на что-то. Скользящие нежные прикосновения возбуждали. Это давно перестало походить на контур метки. И Снейп открыл глаза. Люциус рисовал на нем цветы. Бутоны у самого запястья ― они распускались на предплечье, выгибали длинные, в прожилках лепестки так, что была видна сердцевина. Выше по плечу вились узкие скрученные листья, и гибкие стебли охватывали горло. Чтобы закончить рисунок, Люциус собрал в горсть его волосы и поднял их, обнажая шею сзади. — Да, красиво, — смог прошептать Снейп и снова закрыл глаза. — А здесь, — Люциус провел рукой по животу, — будет ее хвост. — О Мерлин. Чей хвост? Люциус тихо засмеялся, и от этого смеха волоски на руке встали дыбом. Чужие пальцы дотронулись до губ, снова запахло тушью. — Хвост птицы-грома, дорогой. На спине будет остальное. Время исчезло. Остались, как когда-то давно, только прикосновения мягких волосков кисти, звуки тяжелого дыхания и запахи. Очень осторожно Люциус рисовал поверх шрамов. Снейп догадывался по прикосновениям, что на шее у него теперь черная голова со страшным клювом, словно этот крючковатый клюв и разодрал ему когда-то горло. На лопатках появились крылья, а на пояснице когти огромной птицы. На спине Люциус рисовал размашисто, свободно, а потом банка стукнулась о стол, и Снейп почувствовал, что его касается уже не кисть. Чуткими, теплыми пальцами Люциус рисовал перья. Он нажимал сильнее и слабее, гладил, водил круговыми движениями по ягодицам, трогал так нежно и стоял так близко, что хотелось прижаться к нему голой спиной и ногами, откинуть голову на плечо и попросить, чтобы он ласкал еще — грудь, живот, чтобы взял в руку член, чтобы позволил кончить. Люциус, словно услышав беззвучную мольбу, обошел Снейпа и встал перед ним. Хвост птицы-грома протянулся со спины через правый бок на живот. И когда последний штрих закончил картину, Люциус продолжил гладить. Он скользил ладонью между расставленных ног, оставляя на них следы краски, прижимал член к животу, отпускал, и снова его ладонь ныряла между ног, до самого ануса. Снейп не знал, чего хочет больше: подрочить себе его рукой или сорвать маску, увидеть знакомое лицо, глаза, легкую усмешку. Поцеловать сильно и глубоко в ответ на все, что только что произошло. Снейп сделал и то и другое — перехватил руку у запястья, отмечая мельком, что белые манжеты испачканы черным, прижался к ней членом, а другой рукой снял с Люциуса маску. Он увидел все, что хотел: и лицо, и взгляд, и понимающую улыбку, ― но все это таяло, уходило, растворялось. Фигура в мантии стала зыбкой, прозрачной. И через секунду не осталось ничего. Исчез Люциус Малфой, исчезла его трость, и узоры, что он так бережно и нежно рисовал, бледнели и стирались. Снейп остался один, раздетый, перед пустой стеной, все еще стискивая в кулаке фантомную маску. Снейп упал на диван, нашарил на полу халат и положил его на лицо. Сумасшедшая ночь. Какие странные события, странные люди, странные желания. Что еще подбросит ему взбесившееся подсознание? На пару сюрпризов времени еще должно хватить. В ответ на его мысли из спальни послышались шорохи и голоса. Что там происходит, черт возьми? Пришлось подняться с дивана и одеться. Увиденное казалось немыслимым — и он замер в дверях комнаты. На его кровати, крепко обнявшись, лежали двое бывших студентов. Гарри Поттер и Драко Малфой. «Совсем немного с отцом разминулся» — мелькнула мысль, но тут же исчезла, потому что Драко выгнулся и громко застонал. Растрепанный, без рубашки, с блестящей от пота грудью, он закинул голову и часто дышал. А его партнер, этот Поттер — да по какой такой прихоти разума он вдруг его любовник?! — стащил с него брюки и взял член в рот. И, словно этого было мало, подхватил Драко под коленями, прижал согнутые раздвинутые ноги к животу. Пока Драко все так же слепо смотрел вверх, трогал и сжимал соски, Потер широко и размашисто вылизывал промежность от ануса до мошонки. Было видно, что сам Поттер получает удовольствие чуть ли не большее, чем стонущий Драко. Они настолько не стеснялись и не замечали Снейпа, что он даже не был уверен, могут ли они его видеть или просто настолько увлечены друг другом. Поттер уже подтянулся на руках выше и целовал Драко так же страстно, как только что облизывал его член. Кто бы мог подумать, что Поттер умеет быть таким раскрепощенным. Они были очень красивы рядом, вместе. Двигались в такт, стонали и шептали в унисон, цеплялись друг за друга, гладили, жадно трогали и, казалось, не могли насытиться. Поттер был настойчив, а Драко мягок, им, похоже, ничего больше не было нужно. Казалось, они могут так лежать и обниматься до утра. Но через минуту Драко уже стоял у кровати и опирался на нее руками, а Поттер гладил и мял задницу своего любовника. Снейп видел движения руки, гримасу Драко и понимал, что Поттер растягивает и трахает Малфоя пальцами. Драко жмурился, прикусывал губу и скулил так, что было непонятно, хорошо ему или плохо. Но стоило посмотреть ниже и увидеть, как его возбужденный твердый член тяжело покачивается между ног, как он сам насаживается на пальцы, сразу становилось ясно, что им обоим восхитительно хорошо. Сожаление и что-то похожее на зависть царапнуло Снейпа — ему давно ни с кем не было так хорошо, до стонов, до одури. А этим двоим бесстыдно и сладко. И даже немного жаль, что им не нужен третий. Поттер нажал ладонью на мокрую спину так, что Драко прогнулся в пояснице еще больше, и медленно начал входить в него. Он хрипло шептал что-то ласковое, гладил по спине, просовывал руки под живот, а Драко с неописуемым выражением лица подавался назад и вгонял в себя глубже твердый член. Снейп не хотел подсматривать за бывшими студентами, но все равно не мог удержаться. Распаленная фантазия, которую он уже был не в силах сдержать, подкидывала ему образы, где он сам вот также стоял у кровати, прогнувшись и раздвинув ноги, и кто-то, может быть, даже Поттер, брал его сильно и неторопливо. И он кончал бы так же, как Драко сейчас — без рук, закрыв глаза, беззвучно, дрожа всем телом, пока сперма толчками вытекала из него. В комнате пахло сексом и потом. Поттер осторожно вытащил член, уронил Драко обратно на кровать, на перекрученные простыни. Он нависал над ним, опираясь на локти и колени, боясь придавить, гладил по лицу, запускал пальцы в спутанные волосы. И шептал хрипло и отчаянно, так, что от этого голоса у Снейпа возникло в груди томительное горячее чувство и разлилось по всему телу: — Я люблю тебя, слышишь, люблю. Когда ты вот такой, как сейчас, я просто… Конец фразы смазался, голос таял, таяли и образы. Фигуры на кровати бледнели, и Снейп с усталым облегчением подумал, что на этом действие зелья, скорее всего, закончится. Времени прошло достаточно, показано было многое, и даже больше, чем хотелось. Снейп неловко снял халат, который после всего напоминал тряпку, и бросил на стул. Он медленно дошел до совершенно чистой, неизмятой кровати, тяжело опустился на нее и спрятал лицо в ладонях. Снейп уже жалел, что сварил и выпил это зелье. Ничего хорошего он о себе не узнал. Он и не рассчитывал (что приятного вообще можно узнать о мрачном одиноком человеке с темным прошлым?), но одно — не задумываться об этом, и другое ― увидеть подтверждение своими глазами. Легкие шаги за спиной Снейп не услышал и встрепенулся только тогда, когда кто-то сел на другой край кровати. Матрас прогнулся, послышалось шуршание одежды, вздох, и снова стало тихо. Убрав ладони от лица, Снейп напряженно вслушивался в тишину. Но этот пятый, в отличие от других, ничего не предпринимал, даже не шевелился, и до Снейпа доносилось только его дыхание. Снейп медленно повернул голову. Потом так же медленно сел вполоборота и уставился на альтер эго, не в силах отвести взгляд. Он думал, что готов к чему угодно, его бы уже не удивили ни Дамблдор, ни Волдеморт, но парню напротив это удалось. Это был он сам. Ужасно молодой ― Снейп уже и не помнил себя таким и теперь жадно разглядывал сам себя. Оказывается, волосы у него тогда были длиннее. Он забыл, что так сильно сутулился и щурился, что вечно теребил край мантии. Ресницы у него оказывается густые и длинные, а взгляд злой и растерянный одновременно. И привычка кусать губы выглядит как провокация. Рассматривать самого себя с такой точки зрения было странно, но это происходило по инерции, Снейп видел сегодня столько обнаженных тел, желания и секса, что остановиться и переключиться уже не мог. Тот Северус наконец оторвался от разглядывания спальни и покосился на Снейпа. Ощерился, показал неровные зубы: — Ты как будто не рад меня видеть. — Раздумываю, что еще ты можешь про меня рассказать. Наверняка что-то особенно мерзкое. — Тебе не понравилось то, что ты увидел? Снейп задохнулся от возмущения. Он вскочил с кровати, не обращая внимания на то, что раздет, наклонился к своей молодой копии и начал говорить, обвиняюще тыкая в того пальцем после каждого предложения: — Я узнал, что могу попытаться принудить к сексу. Узнал, что могу встать на колени и ползать у чьих-то ног. Я все еще могу подчиниться человеку в маске Пожирателя. Мало того, я могу примерить на себя эту маску. Я пока не понял, что подсознание пыталось показать в последней попытке: что я засматривался на своих студентов или что не против быть третьим? Я как раз думал об этом, когда ты явился. Чем еще ты можешь меня удивить? Что я еще должен узнать о себе? Ты мне покажешь? Начинай, у тебя осталось меньше часа. Северус сделал глубокий вдох. Снейп видел, как ему сложно говорить, но он ответил, словно нырнул в холодную воду: — Нет, наоборот, я должен показать, что ты можешь быть нежным и чутким любовником, — он смотрел исподлобья, стискивал ладони и как будто очень нервничал. — А ты сможешь? Ну показывай, и разойдемся на этом. — Я не думал, что это будет вот так… ты сейчас не в настроении. А я бы хотел взаимности. Северус вскинул глаза и жадно уставился на губы Снейпа. Потом опомнился и отвел взгляд. Только сейчас Снейп понял, что на нем нет халата. И Северус шарил глазами по его фигуре, задерживал взгляд на груди, животе, сглатывал и словно не решался на что-то. Даже на то, чтобы дотронуться. — Почему ты так смотришь? — Ты мне нравишься. Я знаю, что это я должен показать, что ты можешь быть отзывчивым и внимательным, но я не уверен, что смогу. Понимание прошило как вспышка: — Сколько тебе лет? — Двадцать. — Ты знаешь, что в двадцать у меня еще никого не было? Северус торопливо кивнул и хрустнул пальцами и тут же, устыдившись этого жеста, резко расцепил руки. Мысль о том, что он будет первым сам у себя, дернула нервы, показалась такой порочной, что внизу живота тяжело и сладко заныло. Так сильно, словно только сейчас пришло настоящее желание. Заставить его и себя не стесняться, показать ему все, что он так хочет узнать и увидеть. Потому что в двадцать он очень хотел узнать и увидеть. И ведь кто-то ему показал. Кто-то обнимал и гладил, называл хорошим. Снейп обходил кровать медленно, словно давая себе шанс опомниться. Он слышал шаги, свое и его дыхание, слышал тиканье часов, стук сердца, бег крови по венам. Видел, как Северус снова щурится, быстро проводит ладонью, отбрасывая с лица волосы, и поднимается навстречу. И пока Снейп подходил, он твердил себе, что нужно быть осторожнее, нежнее. Сдерживать себя. Как только что говорил он сам — чуткий любовник? Не важно, кто из них им станет, если они оба — один и тот же человек. Нужно, чтобы Северус запомнил его, как сам Снейп запомнил когда-то первый опыт. Северус обнял его первым. Вскочил, порывисто обхватил руками шею и уткнулся носом в шрам. И тут же отпрянул, но сдержался, не расцепил рук. — Откуда это у тебя? Не помню такого. — Шрам? Потом узнаешь. Снейп запустил пальцы в волосы, обхватил затылок и медленно притянул Северуса к себе. Губы у него оказались мягкими, теплыми, неопытными. Странно, Снейп считал, что целоваться он умел уже тогда. Ошибался. Но эта неопытность, порывистость, волновала и разжигала желание куда больше, чем все то, что случились сегодня ночью, до Северуса. Аккуратно расстегнув под горлом застежку мантии, Снейп снял ее. Северус торопливо взялся за рубашку, но Снейп остановил его: — Я сам. Северус опустил руки и послушно стоял, тяжело дыша, пока Снейп снимал с него рубашку и расстегивал брюки. Твердый, возбужденный член оказался перед глазами Снейпа, когда тот наклонился, чтобы спустить брюки до лодыжек. Он видел крепкий ствол, красную головку, густую каплю смазки на ней. Он чувствовал запах — свой собственный, но другой, молодой, терпкий, вкусный. Северус переступил босыми ногами, а потом сдавленно попросил: — Не смотри так. Я же сейчас кончу. — И добавил: — Тебе на лицо. Снейп усмехнулся этой отчаянной наглости. Он вспомнил, ясно и четко, как волновался тогда и действительно боялся кончить слишком рано и опозориться, еще ничего не сделав. Снейп поднялся. Не удивительно, что они оказались одного роста, и когда два члена прижались друг к другу всей длиной, от корня до головки, оба отпрянули друг от друга, как от удара током. Северус, взволнованный, закусивший неровными зубами нижнюю губу, смотрел на Снейпа диким, умоляющим взглядом, который перебегал от глаз к губам и ниже, к животу и паху. Это было уже пройденное, сделанное, прочувствованное когда-то давно. И сейчас оно повторялось. Как во сне Снейп положил руки Северусу на плечи и давил до тех пор, пока он не встал на колени. И все то время, пока Северус ему отсасывал, стараясь взять глубже, Снейп гладил его по голове, пытался заглянуть в глаза, хотел сказать непослушным языком, чтобы тот перестал так делать, потому что Снейпу сейчас и без того ослепительно, обжигающе хорошо. А когда Северус все-таки сбился и закашлялся, Снейп дал ему отдышаться и осторожно прижал лицом к паху. Северус обнял его за ноги и надолго замер. Снейп не мог понять, почему он сидит не шевелясь у ног, пока не услышал собственный голос, который шептал этому мальчику, какой он хороший и замечательный. Чтобы стряхнуть наваждение и поднять Северуса с холодного пола, Снейп схватил его за руки и потянул на себя, и когда он поднялся, подтолкнул к кровати и упал рядом сам. — Мне нужно в душ, — неожиданно сказал Северус. Снейп посмотрел туда же, куда и он, и увидел, что живот и ноги у него мокрые, испачканные спермой. Вот как. А он уже забыл, что с ним такое случалось. Снейп нащупал полотенце на спинке кровати, плеснул на него воды из кувшина, и непреклонно развел в стороны руки Северуса. Пока аккуратно и неторопливо вытирал его влажным полотенцем, Северус не знал куда спрятать глаза и руки, наконец откинулся на подушку и крепко зажмурился. По красным пятнам на щеках и выражению лица легко было догадаться, что он мечтает провалиться туда, откуда явился. Щемящее, пронзительное чувство захлестнуло Снейпа при взгляде на самого себя, такого растерянного; требующего, просящего ласки и любви, неопытного, неуверенного, но настойчивого и упрямого. Хотелось целовать это родное лицо, провести языком по скулам, лизнуть закрытые веки, прижаться губами к виску, где быстро билась тонкая жилка. Самое интимное, глубоко спрятанное рвалось наружу, переплавлялось в груди в странное чувство. И непривыкшее к такому сердце ныло и болело, громко стучало, и тягучий медленный жар растекался от него по всему телу до кончиков пальцев. Снейп вглядывался в лежащего Северуса, гладил дрожащими пальцами лоб, любовался пушистыми ресницами, смотрел на влажные припухшие губы и понимал, что вот в этого мальчика, в себя самого, он мог бы влюбиться намертво, до страшной, выматывающей зависимости. Северус распахнул глаза, вскинул руки, обхватил голову Снейпа и потянул к себе. Они целовались жадно, исступленно. Северус подставлял под поцелуи лицо, щеки, подбородок, шарил руками по спине, приподнимался, прижимаясь к бедру Снейпа возбужденным членом. И шептал: — Трахни меня. Пожалуйста, пожалуйста! И от этой откровенной, бесстыдной просьбы у Снейпа стоял, как не стоял никогда ни на кого. Никто не возбуждал его так, как этот неопытный, некрасивый, предельно честный и такой же до конца понятный он сам. Снейп приподнялся и осторожно перевернул Северуса на живот. Погладил ноги, бледную задницу, увидел на ней родинки и решил больше не смотреть на них ― поберечь свое и без того ноющее сердце. С силой провел по спине, кожа под его руками порозовела, а Северус шумно выдохнул в подушку. Нащупав смазку, Снейп окунул в нее пальцы и замер, глядя на подрагивающие от напряжения ягодицы. Северус почувствовал взгляд, слегка развел ноги и приподнялся. Так просто и одновременно совершенно бесстыдно он предлагал себя, а Снейп машинально растирал смазку пальцами, смотрел на открывшуюся ложбинку, плотно сжатый анус и сходил с ума от того, что ему сейчас вот так просто отдают нетронутое, что он сейчас будет первым. Первым сам у себя. Снейп вытер пальцы о полотенце, раздвинул половинки шире и приник к анусу губами. Северус шумно задышал, завозился, уткнулся головой в подушку и замер. Было непонятно, нравится ему или нет, до тех пор, пока он не начал сначала незаметно, а потом все сильнее раскачиваться, стараясь прижаться сильнее. И тогда Снейп снова взял смазку. Скользкими пальцами Снейп растягивал Северуса, разминал узкий проход. Северус снова замер. Снейп видел его напрягшуюся спину, вцепившиеся в подушку пальцы, задыхался от чувств, которым не было названия, старался не делать больно, хотя знал, что не больно не получится. Двигаться в нем было трудно. Снейп чувствовал жар и гладкость, видел, как Северус сжимается и расслабляется. Тогда он останавливался, чтобы не кончить от этих невозможно-острых ощущений и не мог отвести глаз от своего партнера. Северус стоял на коленях, вцепившись в спинку кровати и спрятав лицо в сгибе руки. Краем глаза Снейп заметил чистое белое предплечье без метки. Кончал он, похоже, от смеси удивления, облегчения и счастья от того, что хотя бы его другая часть сознания оказалась умнее и осторожнее его самого, чтобы не связываться с Волдемортом. Чтобы довести до разрядки Северуса, потребовалось совсем немного. Надо было только перевернуть его, мокрого, дрожащего, на спину, прижать ладони к матрасу, иначе он все пытался схватить Снейпа за волосы, и взять поникший член в рот. Чувствовать во рту вкус собственной спермы было так странно… Потом они лежали, обнявшись, и молчали. Снейп проваливался в сон, просыпался, смотрел на Северуса и думал, успеет ли он уснуть, или Северус в его руках исчезнет раньше. Но Северус лежал тихо, улыбался и, кажется, тоже дремал. Прежде чем Снейп крепко уснул, в голове мелькнула тревожная и очень неудобная мысль. Почему он сам не помнит ничего, кроме того одного раза на коленях перед самим собой и эхом звучащее в голове «хороший мой»? Неужели он больше не варил зелье? Или варил, но к нему приходили другие образы? Что-то было не так. Северус был слишком настоящим, Снейп слишком хорошо его чувствовал, чутко улавливал настроения и желания. Настолько, что его первый раз Снейп помнил как свой собственный. «Нужно будет как следует изучить состав, разложить на компоненты. И вывести формулу. Может быть, сделать так, чтобы приходил только он. И узнать, кто поставил книгу в мой шкаф», — успел подумать Снейп, прежде чем крепко уснуть. Он не видел, как Северус открыл глаза и долго рассматривал его спящего. Как осторожно водил ладонью над лицом, повторяя в воздухе контуры профиля, будто запоминая. Как гладил концы волос, рассыпанных по подушке, и как поднялся с кровати. Если бы Снейп присмотрелся к своему необычному любовнику, он бы увидел, как бледнеют очертания его тела, как сквозь него уже можно рассмотреть, что часы на стене показывают половину шестого утра, а в окне брезжит рассвет. Но Снейп крепко спал и не видел, что тающий силуэт прошел сквозь дверь и направился вниз по лестнице. Когда Снейп проснулся, резко, как от толчка, стрелки показывали десять утра. В окна лился яркий солнечный свет и ложился широкими полосами на пол и на соседнюю смятую подушку. Вспомнив все, что произошло под утро, и забыв одеться, Снейп кинулся вниз. Если бы Северус был человеком, настоящим живым человеком, Снейп бы наверняка заглянул сначала в кухню ― посмотреть, а не сидит ли он там за столом, с чаем и бутербродом. Но Снейп не обольщался: Северус был порождением сознания, результатом эксперимента. И Снейп открыл дверь лаборатории. Зелье в котле за ночь свернулось хлопьями и поменяло цвет. «Это мелочи, сварю еще. Надо вернуть его», — успел подумать Снейп, пока поворачивался и тянулся рукой к книжной полке. Ровно одного пропущенного удара сердца хватило, чтобы понять — книга с рецептом исчезла.