Уроки терпимости

      Первым порывом Гэвина становится острое желание подойти к Фаулеру и сложить нахрен свой значок на стол, предварительно в ультимативной форме пояснив, что со вторым андроидом в отделении он работать не станет, даже если ему разрешат плеваться в сотрудников. Не то, чтобы Гэвину очень хотелось, но он бы явно не отказался. Рид одного-то Коннора в отделе терпит с трудом (если словом «терпит» можно назвать регулярные стычки и попытки уязвить простодушного андроида, который всех этих издевок то ли не понимал, то ли так мастерски мимо ушей пропускал), а тут еще один, причем на рожу одинаковый. Ходи, играй в угадайку. — Андроиды расследуют дела по андроидам? — фыркнул однажды Гэвин нарочито громко, чтобы стоящий рядом RK-900 отчетливо расслышал. Это была первая попытка выстебать новоявленного сотрудника, так сказать — прощупывание почвы. — Так же как и люди раскрывают преступления, совершенные людьми, — совершенно бесстрастно ответил Ричард, но Рид готов был поклясться собственными яйцами, что видел этот стальной блеск в чужих глазах. Неужели его ненавидят? Славненько.       Гэвин на самом деле только этого и добивался, потому что хотелось, до ломоты в суставах хотелось этого безэмоционального, вечно держащего себя в руках андроида доводить до белого каления одним только своим видом, как это было, например, с Хэнком. Но там все было куда проще — Хэнк ненавидел просто всех, и, чтобы стать его врагом, достаточно было просто существовать. А с этим Рид справлялся на ура.       Дальше он, правда, не пытался проверить терпелку RK-900, ему было попросту все равно после того, как Гэвин в очередной раз подтвердил свои догадки относительно первого закона андроидов. А он ведь гласил о том, что людям нельзя причинять вред, так что губы Гэвина расплылись в ехидной улыбке.       Ну все, мальчики-зайчики, заказывайте гробы.       Один. Лично Гэвину, потому что зеленый свет горел для него недолго, сменившись желтым на диоде после того, как Рид попытался перейти грань, оказавшуюся у RK-900 куда тоньше, чем у Коннора.       Ричард встретил Рида в коридоре с извечной своей улыбочкой, от которой у Гэвина уже оскомина на зубах и геморрой того гляди вылезет. Стакан кофе вручил так доброжелательно, что плюнуть туда захотелось. Вы, говорит, обед пропустили, так я вам кофеек припер. — Засунь себе этот кофе знаешь куда? — с озлобленной усмешкой отмахнулся Гэвин и, не желая больше тратить свое время на бестолковый тостер, поспешил по опустевшему коридору, надеясь выскочить покурить.       Не успел — рука пригвоздила его к стене куда раньше, чем Рид вообще успел сделать хоть шаг. От изумления и нехилого удара о стенку воздух напрочь вышибло из легких. Серые глаза маячили буквально вот — Гэвин мог при желании запомнить, заучить весь узор синтетической радужки, слишком идеальной, чтобы быть человеческой — в паре жалких сантиметров, и теперь андроид не выглядел покорно. Он выглядел угрожающе, и вся бравада Гэвина исчезла куда-то, утекла сквозь решетку вентиляции и подохла там же. — Нет, — тихо произнес Ричард, и Гэвин захотел ебнуться куда-нибудь в ад от этого тона. Шевелились мурашками волосы на спине и затылке. — Не знаю.       Вот только в ад ему не попасть, потому что вот он — вокруг, сияет цветными диодами и кофе приносит. Кофе, блять.       Он же, кстати, из смятого в гневном порыве стаканчика, капал горячими каплями на обувь, белый пол и пачкал идеально отглаженные штаны RK-900, и его — Гэвина — засранные и измятые.       Детектив стоит в ступоре секунды две, и это кажется просто неебически долго, а потом отталкивает андроида от себя подальше, игнорируя горячие кофейные капли, приземлившиеся на рукав новой, мать ее, рубашки. — Отойди ты от меня, псих ебаный! Шарики, блять, за ролики зашли, а, тостер? Не мешайся у меня под ногами, ублюдок, а то я ж тебе въебу.       В этот раз у Гэвина даже получается уйти и даже далеко. В голове на повторе вертелось: «Ублюдок, мать твою, а ну иди сюда, хотел меня трахнуть, да я тебя сам трахну…», а Рид потихоньку осознавал масштабы нарастающего пиздеца.       Глобальный. Огромный. Величайший. Неебический просто.       На следующую стадию ахуевания Гэвин перешел после того, как Джефф созвал их двоих — Рида и RK-900, который в отделе уже обзавелся именем Ричард — и с довольной такой улыбочкой объявил, что Гэвину давно уже пора было обзавестись напарником. И на андроида указал ладонью. Блять.       Ричард, конечно, в привычной для него манере сказал, что будет рад работать в паре, а у Рида лицо стало таким, словно ему настойчиво так предлагали выпить дерьма, смешанного с лимоном в блендере. И последнее, кстати, казалось меньшим из двух зол.       На этом спокойная жизнь у Гэвина закончилась окончательно, потому что ебаный тостер поджидал его на каждом углу и с филигранной точностью ебал мозг по поводу очередного задания. Кажется, Рид сам был в шоке от того, какая у него может быть раскрываемость.       На первом же деле Рид понял, что ему прямо вот сейчас нужна лопата — он себе сам могилку выкопает и закопается тоже сам, потому что от вида Ричарда, тащившего перемазанные кровью пальцы в рот, хотелось то ли блевать, то ли свои предложить. Гэвин выбрал третье и в очередной раз объявил андроиду, что он ебанутый.       Ахуеть какая новость. Ага.       Вечером же Гэвин понял, что ебанутый из них совсем не RK-900, потому что он-то точно не передергивает в душе на светлый лик напарника. Если ему вообще есть, что передергивать, в чем Рид откровенно сомневался, но дрочил самоотверженно.       Хотелось напиться, уволиться и Ричарда. Поглядев на скудноватость выбора, Гэвин оперативно выбрал «Эдем», сунув в карман визитку, полученную недавно на улице от какой-то нарядно раздетой девки.       В клубе, если это заведение можно было таковым назвать, пахло чем-то душным, а приглушенный свет лишь больше навевал желание съебаться поскорее. Гэвин ни разу не надеялся на то, что он встретит здесь робота модели хотя бы RK-800, так что выбирал долго, мучительно и придирчиво.       Мальчик оказался крикливым и до невозможности фальшивым. Слишком уж открытым и не по-ричардовски податливым. Он скулил, плакал искусственными слезами и елозил пятками по смятому покрывалу кровати, цеплялся за Рида так, словно тот был единственным, что может удержать сознание андроида здесь, а Гэвин только недовольно скидывал с себя чужие руки. Приказывал молчать едва ли не каждую минуту и настойчиво переворачивал мальчика раком.       Лишь бы не видеть лица, а вот так — со спины — почти те же кудри, бледная кожа, только вот родинок нет. Вся эта неправильная непохожесть так сильно выводила из себя, что хотелось не трахать андроида, а пару раз хорошенько ебнуть по лицу. Так, для профилактики.       Гэвин кончает лишь тогда, когда ставит робота на колени, закрывает глаза и представляет его — Ричарда — рот на своем члене, словно бы зная, как тот будет оттягивать усыпанную родинками щеку и как покорно будут глядеть серые глаза.       По-правде Гэвин не может даже себе признаться, что он хотел бы эту картину не только в своем сознании рисовать, но и увидеть в реальности. Это кажется изменой родине и полным пиздецом, потому что вот это ты ебанулся, парень. Ты дрочишь на робота. Ты ебешь робота, представляя на его месте другого блять робота.       Гэвин сомневается, что такое вообще лечат.       Задерживаясь допоздна уже в который раз, Рид даже не придает этому значения. Фаулер ржет, что Гэвин уходит даже позже уборщицы, которая, кстати, в последнее время все чаще и чаще начала у Джеффри спрашивать, все ли нормально у Рида в семье.       Гэвину просто спокойней в этой обстановке, среди мирно гудящих системных блоков и кондиционеров, когда никто не болтает, не отвлекает и можно наконец спокойно поработать.       Никто не отвлекает? Нет, пиздеж высшей пробы.       Вокруг постоянно ошивается в сотый раз посланный нахуй RK-900, который вроде как даже временами помогает, но все равно лучше бы съебался. Гэвин так и говорит. — Пиздуй кофе мне что ли сделай, а то шляешься без дела, глаза мне мозолишь, пластмассы кусок, — отмахивается Рид, когда замечает андроида в поле зрения.       А Ричард морщится, сцепив руки в замок, и будто бы посылает (и послал бы, если бы мог) я, говорит, не для домашних дел сюда послан и не для того, чтобы быть вашей нянькой и вообще…       Гэвину не особо-то интересно, что там «и вообще», да и уставший он вскипает еще быстрее обычного, так что просто замахивается и обещает врезать, если нахальная железяка не повторит свою реплику. И врезал бы, но RK-900 куда сильнее, быстрее и даже на несколько сантиметров повыше, поэтому без труда перехватывает руку Рида и заламывает, укладывая детектива животом на стол.       Уголок какой-то папки назойливо колет в живот, и хочется сдвинуться, но позади прижавшийся до головокружительной тесноты Ричард и рука, готовая в любой момент вылететь из сустава. — Сказал же — я не ваша нянька, детектив Рид, — повторяет RK-900, склоняясь чуть ниже. Искусственное дыхание искусственного человека ерошит волосы на макушке. Гэвин замирает и не знает, в какую сторону ему сдвинуться, а потом впадает в уже третью степень ахуя — его уха касаются сухие синтетические губы.       И ничуть не пластмассовые, — подмечает про себя детектив, пока вообще еще может думать, потому что чем ближе склоняется андроид, тем ближе к Гэвину становится состояние комнатного растения, когда он может лишь выдавать какие-то оборванные фразы и вращать глазами во все стороны. Нехотя Рид все же признается себе, что быть доведенным до подобного состояния кем-то, вроде RK-900 он бы не отказался. Но тут же отгоняет от себя эту мысль, помечая про себя бредом и, словно бы ее может услышать сам Ричард. — Да я тебе, уёбина пластмассовая… — запально и с рычанием начинает Гэвин, но тут же теряет всю спесь где-то по пути, пока думает о том, что же такого наобещать этому тостеру, не потому, что Ричард заламывает его руки сильней, нет.       Чертов Ричард притискивается бедрами до одури близко к ридовой заднице и тихо так на ухо выдает с неприкрытой насмешкой, когда слышит, как на полуслове срывается речь детектива: — Договаривайте, мистер Рид, ну же. Что вы хотели мне пообещать на этот раз? — Гэвин чувствует, как искусственное дыхание ерошит волосы на затылке, но так и не решает повернуться. — У вас значительно ускорилось сердцебиение, и я сомневаюсь, что дело в страхе.       Приплыли, блять. Сушите весла, я на дно.       Рид понимает, что вот он — долгожданный и всеми обещанный пиздец, потому что с появлением в отделе RK-900 все только и говорили о том, что вот этот андроид-то точно заставит рано или поздно Гэвина летать на пиздюлях по отделу.       Ну, что сказать. Договорился ты, Гэвин, по самые… — Много ты знаешь, железка, — фыркает он, стараясь собрать в кучку остатки самообладания. — Достаточно, детектив. Достаточно для того, чтобы утверждать, что не так давно вы были в Эдеме и искали там андроида моей модели. Сомневаюсь, что это совпадение. Что скажете на это? — и широкий влажный язык прочерчивает линию от плеча до мочки уха, отчего Гэвин заполошно втягивает сквозь зубы воздух. Словно обжегся. — Скажу, что в рот ебал все твои доводы и тебя вместе с ними.       Услышав самодовольный, но не определяемый звук над ухом, Рид мгновенно жалеет о сказанном, но заднюю пока что не дает — ждет, что же будет. Слышится неясное шебуршение, и Гэвин, не оборачиваясь, дрогнувшим голосом все же резко и хамовато осведомляется, что происходит. А происходит ебаный конец света, потому что в мгновение обе руки Рида оказываются за спиной, на запястьях — холод, а в ушах отдается щелчок наручников. Одним слитным движением Гэвина усаживают на стол, и теперь наконец появляется возможность взглянуть в глаза в край поехавшему, по профессиональному мнению Гэвина, андроиду. — Запоминайте, — говорит. — Последовательность действий, детектив Рид. Сейчас я вам отсосу — и, поверьте, это будет хорошо, даже очень — а потом отвезу к вам домой, где трахну. И это вам тоже понравится. И каждый раз, когда вы будете пытаться в очередной раз съязвить или нахамить, вы будете вспоминать, как выкрикивали мое имя.       И глаза Ричарда практически светятся в темноте, а диод заполошно фонит желтым. RK-900 отчаянно сбоит, и лишь кружочек света на виске это выдает.       Андроид не рискует пихать язык в чужой рот и вообще целоваться не лезет — еще враждебно настроенный детектив может и откусить пару лишних биокомпонентов. Мало разбирающийся в разного рода прелюдиях, Ричард четкими движениями расстегивает джинсы Гэвина и спускает их до колен вместе с бельем. Нет, он не глядит на полувставший член отупело, только заключает механическим голосом: «Не дергайтесь», и это не терпит возражений.       Гэвин Рид отчаянно ищет момент, где же он успел проебаться окончательно, но не находит.       «Лучше бы втащил, лучше бы втащил, лучше бы вта… блять» — RK-900 проводит языком по всей длине члена, словно бы пытаясь привыкнуть. — Ты хоть знаешь, как это делать? — усмехается Гэвин, стараясь все еще держать контроль над ситуацией и не понимая в упор, что никогда его не имел.       Ричард поднимает глаза резко, отчего детектив едва ли не вздрагивает, а потом андроид мажет по губам кривоватую, скопированную у Рида ухмылку. — Знаю, — тихо выговаривает он, и чуть задрав чужую рубашку, принимается вылизывать участок тонкой кожи. Непривычно теплые пальцы смыкаются кольцом под головкой и неторопливо поглаживают до тех пор, пока член не твердеет в руке окончательно.       Грудь у Рида чуть подрагивает от срывающегося дыхания. И снова — блять.       Ричард всего раз касается языком головки члена неуверенно, и это последний раз, когда голова Гэвина хоть как-то держится на шее. Когда он чувствует горячую и влажную тесноту рта RK-900 — видит небо в алмазах и будущее в беспросветной жопе. Голова бессильно откидывается назад, потому что шея отказывается работать, а за ней следует и мозг, приветливо помахав ручкой.       RK-900 следует больше не рекомендациям недавно скачанной программы, а ориентируясь на реакцию Гэвина под ним. Поэтому, когда он пропускает член дальше в горло и делает глотательное движение, а бедра Рида напрягаются до одури и он сам выстанывает нечто невнятное, андроид понимает, что находится на верном пути.       Детектив открывает глаза и зажмуривает тут же — все вокруг двоится и покрывается пестрой рябью цветастых пятен; марево плывет, словно раскаленный воздух на горизонте.       Когда оборванные выдохи переросли в отчаянные стоны, когда Гэвин сам стал подаваться бедрами навстречу жаркому, узкому рту — ни один из них не скажет точно. Но Ричард все же уверенно давит на ридовы тазовые косточки и на мгновение отстраняется, чтобы срывающимся на металлический скрежет голосом повторить: — Сказал же — не дергайтесь.       Не будь Гэвину так откровенно хуево и хорошо одновременно, он бы фыркнул: «Глаза еще закати», но сейчас лишь что-то бормочет севшим голосом и трясет опустевшей тяжелой башкой, стряхивая капли пота, стекающие по вискам.       Жарко. Так жарко, что на теле того и гляди останутся ожоги от силиконовых рук. Гэвина трясет, и он не может соображать связно, только каскадами стонов с перерывами на «Блять» рассыпается, мечется и задыхается. RK-900 сосет лучше той шлюхи из Эдема, и мысль шпарит Риду по мозгам: «У того парня была программа, а Ричард делает это лишь потому, что хочет».       Гэвин ёбается в край, его крошит на кусочки, кожа, кажется, плавится от жара. В паху все болезненно и сладко сводит, так тянет, что доводит до исступления. Еще чуть-чуть. Еще…       Андроид искривил бы губы в ухмылке, да не может — рот занят. Он наполняется спермой под сорванное хныканье детектива, когда проворные пальцы ричардовой руки болезненно щипают сосок. Гэвина выкручивает, бедра сводит так, что по ногам проходится волной судорога. Дышать приходится учиться заново.       А на следующее утро — ходить, потому что RK-900 отвратительно точно держит свое слово. И трахается весьма и весьма — соседи дважды стучали по батареям за ночь, а теперь, кажется, ненавидят Рида всей душой. — Я надеюсь, что достаточно внятно втолковал вам то, что к андроидам стоит относиться более терпимо, детектив Рид? — бросив многозначительный взгляд исподлобья, спрашивает Ричард, привычно выпрямив спину на заднем сиденье такси. — А если нет — повторишь? — в усмешке шумно выпускает носом воздух Гэвин. — В целях воспитания, разумеется. — Повторю, — кивает Ричард, а потом добавляет, и диод его на секунду вспыхивает золотым. — Но не для воспитания.