Мы не вернемся

      В начале пути никто из них не рассчитывал, что удастся пройти его до конца. Четверо путников были убеждены, что так и останутся среди северных гор, замерзнут в вечных снегах, покрывающих обледенелые вершины. И сейчас, понимая, что почти дошли до цели, невольно изумлялись.       Если двое из путешественников — ворон-оборотень и девушка из племени оборотней-леопардов — родились и выросли среди гор, то их спутники — бегемот-оборотень и русалка-крокодил — были рождены на далеком юге полуострова, на берегах Желтой реки, протекающей среди тропических джунглей.       Подходили к концу вторые сутки, что они остановились на привал на небольшой заснеженной площадке. Ворон, улетевший накануне вечером и пропавший, вернулся только к концу следующего дня, когда смеркалось. *** ***       — Правильно сделали, что не пошли. Это, я так понимаю, Генгис настоял? — Таранис ухватил кусок мяса, не дожидаясь, пока девушка-леопард нарежет его помельче.       — Тхан, держи, — буркнула Шани, подвигая несколько нарезанных кусочков русалке. — Я думала, она одна уйдет искать тебя, — прибавила она, обращаясь к ворону. — Ей дай волю — ночью бы ушла! Не знаю, как Генгис сумел ее уговорить — рвалась, будто увидела жирную дичь… Генгис, ты что, зерно сырым ешь?! — возмутилась она. — Оно же жесткое!       Генгис пожал плечами, продолжая жевать. Тхан тихонько фыркнула.       — Шани, он же не хищник, — заметила русалка. — Конечно, здесь, в горах, приходится есть мясо — холодно. Но бегемоты всегда были травоядными.       — Ты гляди-ка, оживилась, — Шани бросила на нее насмешливый взгляд. — Со вчерашнего вечера — притихшая, несчастная, ни на что не реагирует. Только прислушивается и вглядывается в небо. Если начинает разговор — то только о том, где лучше искать, и кто должен идти, а кто — остаться. А тут начала замечать, что вокруг происходит!       — Не смешно, — буркнула русалка, опуская голову.       — Шани, пойдем, к ручью прогуляемся, — позвал Генгис. — Вода закончилась…       — Тебе вода непременно из ручья нужна?! — возмутилась та. — Снег уже не подходит?       — Ну, ты же не станешь есть снег. Пойдем, — он настойчиво потянул ее из укрытия. — Пока не слишком поздно. Скоро ложиться.       Та возвела взгляд кверху, но накинула плащ и вышла следом за ним. Тхан проводила их недоуменным взглядом. Что это — Генгис вздумал оставить их с Таранисом наедине? Совсем, как она их с Шани накануне вечером?..       — Сядь ближе, — буркнул ворон. — Они скоро вернутся…       Тхан пересела. Глянула на него — и придвинулась вплотную. Таранис сгреб ее в охапку, подвигая ближе, ткнулся носом в волосы, сдвинув с них шарф.       — Соскучился, — пояснил он.       — Я тоже, — созналась русалка. — Таранис, мы же, — она замялась, не зная, как сказать. — Мы разные, — неловко проговорила она. — Ты — ворон, я…       — Ну и что? Мы же не вернемся!       Она подняла голову, взглянула в лихорадочно блестящие глаза. А ведь правда не вернутся. Она всю дорогу гнала от себя эту мысль, но та продолжала настойчиво крутиться. Тхан знала — остальные тоже понимают это. И так же отодвигают это знание подальше, стараясь лишний раз не думать.       — Ты чего? — Таранис приподнял ее подбородок, внимательно взглянул в лицо.       Тхан слегка улыбнулась. Сковало непривычное смущение. Глаза ворона оказались непривычно близко.       — Отпустить?..       Она помотала головой. До чего глупо — такой редкий момент, а она молчит, не зная, что сказать. И сердце колотится, будто пытается выпрыгнуть.       — Я боялась, ты не вернешься, — русалка робко протянула ладошку, коснулась пальцем щеки ворона. Осторожно погладила.       Тот не шевелился — кажется, даже дышать перестал. Русалка слышала, как сердце оборотня ускорило бег. Он тоже прислушивался — ее собственное давно то колотилось как бешеное, то замирало. От мысли, что он слышит это, так же, как и она, смущение становилось сильнее.       — Шани, — заговорила Тхан и сама вздрогнула от того, как в тишине прозвучал ее голос. — Помнишь, мы через озеро переправлялись? Еще там, на юге… она тогда сказала — хорошо бы нам с тобой и не вернуться, — она примолкла, не понимая, зачем вообще заговорила об этом.       — Мы и не вернемся, — повторил ворон. — Слишком далеко забрались. А ты сама? Ты тоже думаешь, что это к лучшему?..       — Не знаю, — она опустила голову. — Не думала об этом.       — Шани — глупая кошка, — проворчал Таранис после некоторого молчания. — Мало ли, что она болтает. Быть живым — всегда лучше, чем мертвым.       — Ты Момоко то же самое говорил? — Тхан не успела прикусить язык — слова сорвались.       — Она и сама с этим согласилась, — отозвался ворон после недолгого молчания. — Почему ты об этом спрашиваешь?       — Не знаю…       — Если б я хоть предположить мог, что появится птенец. Что свои же ее за это заклюют… силком бы девчонку в долину приволок. Хотя бы до тех пор, пока яйцо не высидела бы. Потом бы, конечно, улетела — иначе быть не могло. Может, оно и к лучшему — сын не погиб… Мне, наверно, на роду написано — любить тех, кого нельзя, — поделился ворон. — Наши старейшины могли бы сказать — это от того, что сам я — безродный…       — То есть? — последние слова удивили Тхан.       — Никто в долине не знал, откуда я взялся, — отозвался он. — Сам я своих родителей не помню. Как оказался в долине — тоже. Просто однажды прилетел туда, свалился на окраине. Говорят, мне тогда было года четыре… Меня подобрали, накормили. Пытались выспросить — но ничего толком не узнали. Кто мои родители — никто понятия не имеет. В долине никто не пропадал…       — И ты остался?       — Меня даже пытались забрать в семью, — он усмехнулся. — Сам я не помню — мне Кайден рассказывал. Друг, — пояснил он. — Сам он лет на десять меня старше. Я нигде не оставался — словно не понимал, что меня пытаются усыновить. Приходил, ночевал, ел. Помогал — а на другой день уже оказывался в другом дворе. Кайден рассказывал — молча приходил, хозяева обнаруживали поутру меня, то подметающим двор, то еще что… Кормили, потом я сам помогал убирать посуду, прибрать. Я помню, как лет в шесть выбирал, к кому отправиться ночевать в очередной раз. Меня не гнали, наоборот — всегда встречали приветливо. Мне это тогда казалось само собой разумеющимся. Я всю общину считал своей семьей.       Тхан внимательно слушала. Если задуматься — много ли она знала о вороне?..       — Молчишь. Не устала? — спохватился он.       — Нет, — она покачала головой. — Я и не думала, что, — она замялась.       — Я порой думаю — а не с северных ли гор прилетели мои родители со мной? — задумчиво проговорил ворон.       — Хочешь сказать — ты можешь быть одним из одичалых?..       — А что еще мне думать? По рождению я могу быть одичалым. Скорее всего — он и есть, других мыслей нет. Хотя по духу я — сын долины. Непутевый…       — Что ж тогда обо мне говорить, — проворчала Тхан. — Хоть родители мои и были всегда рядом.       — Теперь-то уж все равно, — отозвался Таранис. Отсюда мы уже не вернемся, — повторил он. — Если бы не это, я, может, и не сказал бы…       — Чего?..       Ворон молчал.       — Чего не сказал бы?! — повторила Тхан.       — А это важно? — он перехватил ее руку, прижался щекой к ладони. — Ты мне стала очень дорога за эти Ауны, что мы шли, — все-таки заговорил он после паузы. — Вот только — будь мы сейчас на юге, это не имело бы значения. Мы не просто из разных племен — мы из разных миров. Ты бы никогда не прижилась среди гор…       «А ты — среди джунглей», — подумалось Тхан.       Русалка не стала говорить этого вслух. Оба они сейчас находились куда севернее краев, где родились. Она попыталась представить себя выбирающейся из джунглей на свидание с вороном, прилетающим с северных гор. Нелепо. Да и смысл в таких свиданиях? Оба они должны быть со своими племенами. Ему нужна семья, в которой появятся дети… дети, которые будут расти на его глазах. Ей самой давно пора замуж — мать пыталась втолковать ей это еще до наводнения.       Ее сородичи рассеяны по лесам в восточной оконечности полуострова, племя Тараниса сгинуло. Только это и сделало возможным этот разговор. Она чуть переместилась, подвигаясь ближе к ворону, обхватила руками за пояс. Шарф свалился с головы окончательно, и в волосы ей зарылись длинные пальцы. Русалка невольно порадовалась, что сейчас темно — не видно цвета, который так и остался грязно-серым после того, как стерся с них сок черного ореха. Единственное, что могло напомнить об этом — ее кудри стали чуть жестче, чем были прежде.       Таранис снова зарылся в них лицом, щекоча теплым дыханием ей макушку.       — Эй, мы вам не мешаем? — голос Шани прозвучал неожиданно резко и громко. — Я спать снаружи не собираюсь!       — Тебя никто и не гонит, — проворчал Таранис, крепче прихватывая русалку, которая собралась было отодвинуться.       За спиной Шани замаячил громадный силуэт Генгиса.       — Уже Коссору видно над горизонтом, — прогудел он. — Пора ложиться, если мы собираемся завтра идти наверх.       — Я, когда пролетал вчера, заметил тропу, — отозвался Таранис. — Немного в стороне отсюда. Узкая, но, думаю, мы пройдем. Пора ложиться, — прибавил он. — Если хотим успеть завтра подняться — выходить нужно рано. Устраивать ночлег посреди той тропки не стоит. Да и не получится.       — Опять ночевать придется без огня, — фыркнула Шани.       — Это — последняя ночевка, — заметил бегемот. — Завтра это станет уже неважно. Пора укладываться.