***
«Бумбокс» орал из портативной колонки известной на земле марки. На кухне было почти темно из-за закрывающих пластиковые окна штор. Пахло корицей, апельсином и чаем в пакетиках. По-хозяйски квартиру обхаживал Маахес, ластился к Христоферу, однако вид у него был, будто это человек подлизывается к высшему существу. — Песня про наркоманов в притоне, почему я каждый раз слышу ее? — проворчал Падший, сделал глоток, и с глотком же ударило по вискам. Христофер поднял глаза, улыбнулся и боль отступила. Как удивительно работают на людей чужие улыбки. — Каждый видит то, что хочет видеть. Для меня это песня про тишину… про кофе и настоящую любовь… — Христофер мечтательно закатил глаза, хихикая. — Кто ты такой, Христофер? — прервал упоение жизнью Корак. Кружка горячего чая, взятая не за ручку, но обхваченная мозолистой рукой, жгла ладонь. — А ты, Кристофер? — Мужчина прищурился, обнажил чуть желтоватые зубы, погладил бороду. — Только евреи отвечают вопросом на вопрос, слышал такое? — парировал Падший, но вдруг осекся, почти зарделся, смотря на блестящие хохотом глаза собеседника. — Я — Тьма. Её порождение, Изначальный демон, слуга Ее величества Смерти, гвардеец Кары. — Почему ты обманываешь себя? И меня… Тьма появляется от избытка света, дорогой. Может, ты просто не хочешь быть тем, кем являешься? Слышал я про твою помощь Игнату… Корак стукнул кружкой по столу, напрягся. — Игнат нужен был, чтобы освоиться в этом мире и помочь Каре. Ты уж должен это знать, Иса. Правильно ли звать тебя так? Корак с удовольствием смотрел, как мурашки бегут по телу собеседника. Но тот, пересилив себя, продолжал улыбаться. Встал, открыл старенький холодильник и извлек оттуда пирожные, поставил перед гостем. — Зови меня как хочешь, но помяни мое слово, ты — добрый человек… — Я позвоню Каролине. Позвоню Войцеку. Тебе понравилось в прошлый раз? Христофер молча положил телефон перед Кораком. Открыл вызовы, пригласительным жестом указал на телефон. Корак вбил восьмерку, девятку… затем отвернулся, отодвинув телефон в сторону. — Пошел ты, товарищ Христофер! — Быстро поднятый ангел Падшим не считается, ага? — Христофер взял Корака за плечи, и у того заныли ребра. Он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, но был так счастлив. Корак поднял глаза на стоящего перед ним человека. Он загораживал окно, и солнечный свет освещал его фигуру огромным расплывающимся нимбом. — Я живу себе спокойно. Делаю кофе и пишу картины. Я нашел счастье, понимаешь? Не в мученической смерти или в райском саду, а на земле, среди людей. Я стал человеком и был человеком. Всегда. Рай — это не великолепие архитектуры, не красота природы. Рай создают души тех, кто его населяет. — А как же триумвират? — спросил Корак, не узнав очевидной цитаты. — Не мы сделали людей, друг мой. Не ты и не я. Это люди подарили нам жизнь. В их вере, крупицах, собранных в сердце. Их любовь и ненависть, страхи и мольбы должны быть куда-то обращены… и тогда случился я. — Войцеку вовсе не надо было вынашивать план убийства? — Лишь перестать носить в сердце злость, желание мести… — Ты появился на моем пути, потому что я нуждался в помощи? — Я появился на твоем пути, ибо у нас лучший кофе в городе, а ты не смог устоять. Оба засмеялись. Переместились в гостиную. Старый зеленовато-желтый диван на фоне узорчатых белых обоев, громко кричащий телевизор. Христофер переключил с «Тайн вселенной» на «ВЕСТИ». Корак отобрал пульт. — Андреева, несомненно, мастер своего дела. Но рыженькая врет не хуже, а еще и симпатичная! Оставим? — Оставим. Маахес ударил Корака по ноге лапкой без когтей, отпрыгнул, замахав хвостом и зарычав, чуть подпрыгнул, приосанился, выгнулся. Грозно мяукнул. Христофер, стараясь не расхохотаться, поднял его на диван. Талисман забрался на колени к хозяину, свернулся клубком и широко зевнул. — Ис, а я это, ключи тебе не верну… кто вообще хранит такие вещи! — Ну и иже с ними. Давно надо было выбросить. Да и где еще хранить? Ключи — в месте для ключей… Корак улыбнулся, почему-то довольный такому простецкому подходу. — Ты слышал про возвращение Чаши? — Совсем краем уха, Кристофер. А что? — Христофер накрыл Маахеса рукой, тот заурчал. — Зачем она нужна? Ведь не просто же пить из нее. Христофер на минуту стал серьезным. Отвлекся от котенка, посмотрел на Корака уставшими глазами. Подбирал слова, будто готовясь изречь что-то страшное, а затем пожал плечами. — Конечно же, просто пить. Пить только надо уметь, добрый человек! А то будешь как мой сосед, Иван… — Христофер! — требовательно заявил Корак, чем спровоцировал рычание Маахеса. Затем добавил уже спокойнее: — Почему ты смеешься надо мной? Люцифер знает, что с ней делать? — Знает. И ты знаешь. Я же показывал, — он подмигнул Падшему. — Хочешь вина? — Разве что не сейчас…***
В потрепанных спортивках со стертыми лампасами наподобие генеральских, в домашней футболочке (хорошо не в алкашке!) лениво потягивал какие-то сигареты, высунувшись из соседнего подъезда. Он жмурился при затяжках, смотрел на небо и сам себе улыбался. При взгляде на него брала зависть. На детской площадке продолжали бегать детишки вперемешку с демонятами, и в очередной раз выхватывалась мысль: несколько сотен лет люди не могли привыкнуть, что есть те, которые отличны от них цветом кожи, не могли свыкнуться с мыслью, что они такие же полноправные homo, но за несколько лет демоны вошли в человеческую жизнь совершенно безболезненно, лишь уязвленные выкрики отдельных обитателей среднего мира обозначали разницу между детьми, представляя собой запрет играть с той хвостатой девочкой. Но все дети говорят на одном языке. Шурша пакетом, который Христофер достал Падшему из ящика кухни, Корак пытался рассчитать, как от серого подъезда тусклой многоэтажки добраться до помпезного замка Черной Гвардии. Пришлось покопаться в собственных знаниях местной магии, плюнуть через левое плечо три раза и приложить пятиконечный амулет к надписи «КТО УБИЛ КЕНЕДИ», криво намалеванной на фасаде дома. Амулет отозвался урчанием, Падший прошептал пару заклинаний, аккуратно подвязав их друг к другу. Решил, что он больше ленивый, чем невезучий, не стал доделывать дело до конца, рискуя открыть портал над огненным озером или в покоях Каролины, где, будучи дезориентированным после перемещения, сложнее уворачиваться от ботинка. Корак прижал к груди пакет с бутылкой вина неизвестной ему марки, пока зелено-сиреневое пятно расползалось по стене, расширялось до размеров, соответствующих его габаритам. Пнув в сторону крышку из-под пива, он сделал уверенный шаг вперед, в стену, на всякий случай готовясь группироваться или левитировать. Видимо, отпечатки старой энергетики оттягивали портал на себя, так как вышел Падший на той же тренировочной площадке, на которой утром дрался с демоном. Взгляд его скользнул по земле и упал на пятно слипшегося от крови песка. Еле заметное, закиданное уже сотнями песчинок, уходящее под землю, но еще различимое. Ему показалось, что все вокруг суетятся. Оглядываясь по сторонам, он различил гвардейские черно-серебряные флаги, свободные от падающей звезды, плещущиеся на ветру. Заинтригованный, подгоняемый взглядами гвардейцев, которые встречались ему по пути, Корак последовал точно к замку, буквально чувствуя, что внутри творится нечто, достойное его внимания. Он слышал шум, музыку — местную, адскую, жуткое переплетение дрожащего стона инструментов и вопля чьей-то глотки, — и, определенно, запах еды и звон бокалов. Стоило ему войти, двинуться в главный зал, миновав небольшой вестибюль, Корак оказался в зале с накрытым столом, уставленным блюдами с едой и бутылками из непрозрачного стекла. Кто-то уже танцевал — и в танце их не было ни грамма изящества вальса, только бьющаяся пьяная веселость. Навстречу ему уже вылетела Ишимка, держащая в руках какой-то серебряный поднос; ее обнимала Кара, повисшая на демонице, ухмыляющаяся широко, глядящая на Корака с прищуром настоящего дьяволенка. Гвардейцы, заметившие его, оживленно взвыли. — Корак! — радостно накинулась на него Кара, художественно размахивающая полупустым бокалом. — Ты уже так стар, друг мой, так ужасно дряхл. Но позволь нам в этот замечательный день, который обрек мир на сосуществование с тобой, отпраздновать твой день рождения. Ишимка?.. Ишим протягивала ему поднос с печеньками в виде черных солнышек. — Пробуй, silar Daarkha, все тебя ждем, облизываемся, но первое имениннику, — подсказала Кара. Корак ошалел настолько, что, будь у него чуть меньший опыт алкоголизма, разбил бы бутылку. Не в силах сказать ни слова, подцепил с подноса еще теплую печеньку, смотря на окружающих, как будто у них выросли вторые хвосты или глаза. Надкусил. Потихоньку приходя в себя, буквально закинул пакет на ближайший стол и кинулся обниматься, пытаясь одновременно не свалить поднос и загрести к себе как можно больше окружающих. На спрятанных уже в объятьях глазах наворачивались слезы, и Падший не мог убедить себя, что это не холодное видение, а настоящая его жизнь. Кара хохотала сама, не то пытаясь вывернуться из жарких объятий, не то — теснее прижаться. Печенье уже пошло по рукам; Ишим пыталась отбиваться, но недолго. В конце концов она сдалась, зато достала из ниоткуда второй такой же поднос. Заиграла музыка куда бодрее, взвизгнули скрипки. Послышался грохот дверей; Корак обернулся как раз в тот момент, чтобы увидеть, как в замок влетает взъерошенный Войцек, а следом за ним — инквизитор. И совсем не понял, как рядом с ним появилась еще одна подарочная бутылка. — Не отрава, не боись, — задиристо хмыкнул Влад, оказываясь рядом. — «Glen Scotia», с яблоками, нам сказали, неплохой. — Извините за опоздание, работа, — попытался встрять Ян, но его мало кто слушал. Корак определенно видел, как пара демонов голодно косится на виски в красивой черно-золотой упаковке. Корак, с трудом отлипая от объятий, с улыбкой глянул на инквизиторов. Даже не одаривая Войцека привычном хитрым взглядом. Протянул руку: сначала Владу, с полным намерением не отступать и пожать ее. Со стороны казалось, что сейчас у него крылья проклюнутся обратно, и Кристофер будет катать на себе поздравляющих по небу Ада. — Ну спасибо, хоть обниматься не полез, — проворчал Влад. Пожал руку запросто; пальцы духа были морозно-холодны, будто изо льда выточены. — С днем рождения, Корак. Старость она, знаешь, близко. Если надо будет там красочку седину закрасить или таблеточки какие-нибудь, ты обращайся. — Не порти всем праздник, невозможный человек, — зашипел на него Ян. — Да шучу я. Все ж свои, — пожал плечами Влад. — Ух ты, печенье! — Уже переключился на Ишимку с подносом, ловко стащил сразу три, одно кинул Яну. — Ишим молодец, хозяюшка какая. Желаю приятно отдохнуть, господин именинник. Ну, и счастья там всякого, что там желать положено. — Празднуем, ребята! — Корак вдруг расхохотался, готовый подхватить на руки всех, стоящих рядом. — Хочу, чтобы этот день был праздником. Вашим праздником. Кто-нибудь, найдите выпить! Много выпить! Я возмещу, коли надо. Он двинул плечами и раскрыл в улыбке рот. Казался меньше, чем есть на самом деле, так как перестал храбриться, расправлять плечи и завоевывать пространство, ставя руки в боки. Подлетела Кара с бокалом чего-то алкогольного в руке, радостная, сверкающая глазами, скалящая рот в ухмылке. Повисла на Кораке, обнимая, рукой цепляясь за шею. — За здоровье Рака! — рявкнула она, чуть его не оглушив. Взмахнула бокалом; ее радостно поддержали, диким хохотом, уханьем и криком. — Да не родился еще тот, кто его убьет! — в запале крикнули откуда-то. Корак не различил, кто; показалось, это был вездесущий Войцек, но тот как раз разграблял поднос с печеньем к неудовольствию Ишим. Вокруг хороводом закружили, зашумели демоны и люди… Корак цепанул ближайший бокал, собирался было с удовольствием осушить его, но в глазах потемнело, ударило в затылок. Вино не попало в рот и стекло по подбородку. По спине пополз пот, Корак облокотился бедрами о стол и вытер бороду как можно быстрее, лишь бы никто не заметил. Перед глазами появилось видение, выжигаясь на подкорке мозга. Сначала темное ненастоящее небо. Крест, на котором как-то неправильно висел ангел. Темная кровь текла по дереву и капала на землю. Корак — этот ангел. Его трясло, и он понимал, почему римское право до сих пор почитаемо. Оно знало, как наказать человека. Распинаемый не умирал от боли, он задыхался. Поднимаясь на гвоздях, подтягиваясь на руках, ослаблял давление на диафрагму, но раздирал себе плоть, падал обратно и вновь задыхался. В глазах своего палача он видел собственное отражение. И он его узнавал. Сцена сменилась, пропала боль. Лишь коленные чашечки ныли. На неровной дороге, перекрестке трех дорог, около указательного столба на незнакомом языке, Падший стоял на коленях, опустив голову. За его спиной кто-то стоял. От него — или нее — пахло пеплом, гарью и чем-то очень привлекательным. Корак начал понимать влечение Иштар к властным и сильным. Он — или она — растоптал Корака. Гладил по черным перьям, а он шипел и не смел кричать. — Расправь крылья… пожалуйста. Он повиновался и кричал, когда сухожилия обрезали. — Я, Корак, отрекаюсь. Отрекаюсь от тебя, госпожа Смерть. Отрекаюсь от тебя, Ричард Айрахнид, и от тебя, Каролина. Я, Корак, отрекаюсь от себя и от Тьмы. Непослушные губы кривились, у него текли слезы, Корак начинал понимать, какие слова станут его последними. Где-то неподалёку на хуторе кричал старый хриплый петух, которого утром или вечером зарежут на суп. А маленькие, но от того не менее уверенные руки знали, как причинить Кораку боль. Когда тяжелый разделочный нож закончил свое дело, массивное крыло упало на землю. Шла минута, в которую он мог позволить называть себя Падшим по-настоящему. Пока Корак думал об этом, существо сзади обрубило второе крыло. Корак почувствовал небывалую тяжесть и легкость одновременно. Он оказался свободен от старого проклятия. Задрал голову к небу в улыбке, сталь оставила на шее длинный широкий порез. Он уже ничего не видел, но ему выкололи глаза. И тело не рассыпалось, не пошло червями и не отправилось в Пустоту, ожидая воскрешения. Оно осталось лежать на перекрестке, а Крылья рассыпались пеплом. Он наконец понял, кто это. Детский крик зазвенел в ушах. Он раскрыл глаза, ничего не изменилось. Пили в суете, не замечая приступа Корака. Тот бросил взгляд на Влада, понимая, что скачок энергии от него не мог быть не замечен магом. — Родился. Родился Последний архимаг, убийца Изначального… Кристофер оставил алкоголь и поспешил уйти. Как можно быстрее и дальше. Вслед ему растерянно зароптали, стало чуточку тихо. Кара крикнула что-то растерянно, почти что обиженно: уход его не остался для нее незамеченным, улыбка командора потускнела, она отставила бокал и наверняка кинулась бы вслед за ним, но ее перехватил, торопливо шепча на ухо, Влад. Праздник продолжился — немного напоказ, словно они желали всеми силами скрыть отсутствие самого именинника. Корак брел куда-то, не разбирая дороги, не видя ничего перед собой. Шум из зала гулко отдавался под высоким потолком гвардейского замка, отдавался и в ушах, бешено грохотал среди разламывающейся черепушки. — Корак? — тревожный, ласковый голос. — Корак, все хорошо? Вам нужна помощь? Он, щурясь, взглянул на ту, кто к нему обращалась. Она была в чем-то похожа на Кару — но светлее. И цветом коротко стриженных волос, и глазами, и мягкой, почти материнской улыбкой на изящных губах, и просто — ощущением какого-то неведомого тепла, что исходило от нее. Корак замер, не находя слов, растерянный немного ее видом, обращением, взглядом — все казалось таким не адским, чуждым этому жестокому месту, едва выживающему среди алой злой пустыни. Перед ним стояла Габриэль, архангел — когда-то очень давно, судя по застарелой тоске в глубине золотистых глаз, она им была, так давно, что те дни казались уже чудным сном. Корак поклонился. Без иронии и ухмылки. Его почти повело, он узнал ее, хотя никогда не видел раньше. — Мое почтение, архистратиг. Наслышан лучшими о тебе историями и отзывами. И уж точно не разочарован… Он не нашел в себе сил в себе сил надеть маску непроницаемости, и все эмоции скользили по вспотевшему лицу. — Что же ты делаешь тут? Гвардия празднует, веселится… — Не нужно поклонов, — прежде всего произнесла Габриэль, грустно покачав головой. — Никто здесь их не любит, да и я не такая значимая фигура, как тебе кажется. Все сказки — лишь сказки, Корак, как бы ни печально нам было это признавать. А праздник… Что ж, прости, я не люблю шумных сборищ, не люблю пьянства. Возможно, все это пережитки Небес, почти всегда меланхоличных и молчаливых: там ведь почти никого не было, единицы попадают в Рай… Попадали, — исправилась она решительно. — А что сам именинник делает так далеко от своего дня рождения? Там Кара кричит тосты в твою честь, а ты бродишь по замку. — Стыдно покидать свой праздник раньше, чем те, кто пьют за твое здоровье. Но мне напротив поплохело, не хочу расстраивать Кариэль, мне будет еще хуже видеть ее обеспокоенной. Лучше пусть считает меня хамом, чем переживает. — Он ненадолго задумался, затем улыбнулся. — Да, в Раю и правда было скучновато каждый раз, когда я там бывал. А что до сказок — сложно не верить в них и не уважать их персонажей, зная, насколько больно делить тела и души на двоих. Это же не сказки? Никуда не пропадают следы таких махинаций… никуда. Я-то знаю. Мое тело — ваш Кельнский собор, навсегда… Корак тяжело вздохнул, но продолжал улыбаться. — Нет, к сожалению или к счастью, это как раз суровая правда жизни, — пожала плечами Габриэль. — Это было скорее проклятие, чем контракт, понимаешь? Такая магия становится силой, когда создается по доброй воле, а тут она оказалась навязанной нам обеим. Было больно. Я думаю, ты хорошо меня понимаешь… Может, не стоит говорить, но вы с Карой друзья детства… У нее внутри было очень много отчаяния и горечи, а еще океаны глухой ярости. Но я в чем-то рада, что так вышло: я стала ее понимать. Иногда мне интересно, что же Кара увидела во мне, но я боюсь спрашивать. Перед Кораком пронеслась череда видений. Яркие, выжигающие глаза, громкие, закладывающие уши. Падший постарался не подать виду, но его губы дрогнули, что не заметить было нельзя. — Ты преданная, Габриэль. Каре нужен тот, кто будет рядом. Держать, когда она снова решит упасть. Я очень благодарен тебе, что птичка моя под чутким надзором. Если когда-нибудь ты залетишь к нам в гости, просто позови — и в любой части Кареона я услышу. Назови мое имя. — Я запомню, — с вежливой улыбкой пообещала Габриэль, хотя едва ли поняла большую часть его слов. — Присматривать за Карой почти невозможно, ты ведь сам знаешь это. Она слишком своенравна, чтобы позволить кому-то заботиться. Скорее, это она присматривает за всеми нами; собрала тех, кому нигде не было места, и дала новый смысл. Гвардия для того и нужна была, рядовой Корак. — Быть может, тропа вывела меня в нужное место, и я нашел новый смысл. Перед глазами Падшего умирали десятки и сотни знакомых, тысячи и десятки тысяч неизвестных ему людей, эльфов, демонов, ангелов. Они выныривали из огненного озера. Он сделал вид, что ничего не происходит, подмигнул Габриэль. — Так точно, товарищ капитан! Настало новое, неспокойное, время…***
Подполковник милиции Игнат Павлович Мартовский ненавидел все, что связано со службой в правоохранительных органах. Его выворачивало наизнанку, если речь заходила об аспектах службы. Чтобы выгнать его из гостей, не нужно было показывать старые фотокарточки, заботливо приготовленные хозяйкой квартиры для разгона засидевшихся, стоило лишь почесать нос, посмотреть на Марта и мечтательно протянуть: «А вот Лешка звезду обмыл», и Игнат уже летел по лестнице перелет за перелетом, забывая в прихожей зонт. Игнат Павлович Мартовский служил столько лет, сколько отдает себе отчет. Вся его сознательная жизнь прошла на службе: будь то призыв в далеких (или нет) неизгладимо оставивших отпечаток восьмидесятых или попытка удержать правопорядок в девяностых, затем и нулевые — оплот стабильности и государственности. Сейчас он шел по коридору Петербургского отделения Инквизиции и сливался с фоном. Ему несколько раз кивнули сотрудники, сумасшедше пробегая мимо. Вечная вальпургивая ночь, вечная вакханалия, которая творилась в любом подобном месте, была ему к лицу. Март точно знал, что нет никого, кто мог бы узнать в нем старого мента (за подобные обращения он, правда, бил…), однако несколько раз кивнул в ответ, пытаясь найти Войцека, с которым они договорились о встрече. Одна рука Игната лежала в кармане, прикрытом длинной рубашкой, как всегда выглященной и подшитой, пусть и не новой, а вторая висела спокойно, готовясь в любую секунду отдать честь. Войцек обнаружился разговаривающим с какой-то часто моргающей девушкой: она явно не успевала за его мыслью, резкими быстрыми словами, чуть отступала назад, когда он принимался живо размахивать руками. Заметив Марта, он быстро распрощался, небрежно кивнул напоследок и оказался точно рядом с ним, хотя прежде Марта от Влада отделял добрый десяток метров — тот маячил в конце коридора, а тут вдруг очутился напротив. Било холодом. — Здрасте, Игнат Палыч, уже заждались, — радостно приветствовал он. На взгляд Марта, оскал у Войцека был слишком широким, наглым и острым. Влад, видно, забылся, протянул ему руку, но тут же ойкнул, отдернул ее в сторону. В Аду он точно был во плоти, песок поскрипывал под ботинками; а тут остался только призрачной тусклой тенью. Плечи его чуть поникли, чрезвычайно по-настоящему, но Войцек быстро спохватился: — Прошу в кабинет, там сейчас никого: инквизиторство ушел с отчетами куда-то, а Аннушка кофий пьет. Достаточно не официально? — Исключим протокол, и я доволен абсолютно. Сначала я подумал, как у вас получается сохранять такую жизнерадостную улыбку, а вот оно что… Март сдержанно улыбнулся, совершил непонятное движение плечами, которое можно было принять за извинения, а затем последовал за Войцеком. Рука при этом не вылезала из кармана, и за ручку двери он взялся точно в такой же позе. — Я после нашей встречи вынужден отлучиться по делам. Как вы могли заметить. Кобура в наших вопросах слишком неудобна, надеюсь, вы не против… — Как я могу быть против, — ухмыльнулся Влад. — Мне это не грозит. Вы проходите, присаживайтесь, щас все это сдвинем… Он, уже оказавшийся в кабинете, начал деятельно перекладывать стопки документов с одного стола на другой, противоположный, размахивая руками с воодушевлением заправского дирижера; Март никак не решался отойти от двери, чтобы не прилетело жирной папкой по темечку. Тем временем сам собой заработал кофейный аппарат, притаившийся в темном углу, порхнула к нему кружка. В кофе Влад не глядя сыпанул сахара, после чего заставил торжественно подплыть к расчищенному столу; сам он устроился на подоконнике рядом с фикусом, пронзительно глядя на Марта. — Вы кофе пейте, не отравлен, хотя черт его знает, что там инквизиторство хлещет… Если честно, никогда не уточнял, сахар это или цианистый калий. — Влад встрепенулся, оскал его стал чуть менее ярким, да и вообще лицо приобрело более-менее серьезное выражение. — Как вы поняли, нас интересует демоница. Эта дама имела несчастье влезть в убийство нашего подозреваемого. Более того, лично спускала курок. Так что вы имели всю возможность отправиться в наш родной Ад при иных обстоятельствах… Дело серьезное, как вы поняли. И нам нужна любая информация. Имя, внешность, особые приметы, все детали… Рядом с Владом зависли блокнот и ручка. — Матерый волк, пан Войцек. Приятно иметь дело… — Игнат пригубил кофе, распробовал на язык. — Опять давление подскочит… Мартовский придвинулся к столу ближе, сложил руки и поднял глаза на Влада. — Уважаю профессионалов. Полагаю, когда Корак увел у некоторых важных людей очень дорогой товар, они сильно расстроились. Единственный оставшийся свидетель развязал язык, поэтому подождать, пока он попадет в СИЗО, а там повязать ему галстук стало не вариативно. Демоница, полоснувшая меня по уху, явно не с оружейного завода оружие вынесла, да? У нее, видимо, кораковское чутье на всякие переломные моменты. Важные люди убрали свидетеля чужими руками, получили мнимого союзника. Вы защитить подозреваемого не смогли, следствие в тупике, хотя отчет наверх наверняка пошел, что дело блестяще раскрыто. Если во главе по-прежнему сидят те, кто сидел при мне, — или их дети, на этом можно закончить. Но вы, господин Войцек, у вас наверняка обостренное чувство справедливости. С таким чувством в наших структурах обычно не работают. Если вы готовы посодействовать, я попробую выудить ту информацию, которая выведет вас на след и демонессы, и ее заказчика. Неужели вы считаете меня столь глупым, что просите какое-то описание? Имя? Аура врет с большим трудом, чем внешность. — Спасибо, что рассказали про наше дело, мы-то не знали, — иронически оскалился Влад. — С аурой там… проблемы. Но — вы точно должны знать — дедовские методы вроде поиска по камерам или опроса свидетелей иногда помогают. Вы ведь столкнулись с ней где-то, оттуда эти шовчики на ухе. Кто-то должен был видеть, куда она пошла и откуда пришла, может, рядом был какой-нибудь пряморукий маг… Так что не помешало бы еще место вашей стычки. А если серьезно, то выудить информацию вполне способны и мы. Инквизиция или, если потребуется выуживать особо настойчиво, Гвардия. Не в наших правилах заставлять людей участвовать в противозаконных действиях. Почему я должен положиться на вас? — Я напишу вам место и время нашей встречи. Больше скажу, она наверняка околдовала продавщицу ларька, где мы завтракали. Дело в том, пан Войцек, что Инквизиция, милиция, все структуры работают медленно. Не смею вас торопить, разумеется, время сейчас вас абсолютно не торопит, раз предмет возвращен… — Он протер выступивший над губами пот. — Вы совершенно разучились верить людям, господин инквизитор. Казалось бы, отрезанные — пусть и небольшие — части тела достаточное доказательство, что мы с демоницей не вместе, но вы все равно не хотите попробовать. Дедовские способы вам нравятся, а те, кто их использовал чаще всех, — не нравятся. Хотя, кажется мне, вам мое предложение интересно, при том, что я почти ничего взамен и не прошу. Ну так что? Если вы все-таки хотите меня о чем-то спросить или что-то сказать помимо прочего, я слушаю… Он выхватил из воздуха блокнот, ручку и стал что-то отчаянно черкать на листочке. Сначала выводил угловатые буквы, затем нарисовал схемку. Влад вздохнул очень по-человечески, посмотрел на Марта, будто приценивался, искал какой-то подвох: ему, видно, действительно было трудно верить кому-то со стороны, не из своих. — Тут дело в ваших личных интересах, они же есть, — признался Влад. — Всегда существует вероятность, что что-нибудь пойдет не по плану, демоница обзаведется дыркой во лбу из вашего этого неудобного пистолета, а нам ничего не останется. А баба, убившая главного свидетеля, очень важна, я б предпочел видеть ее не в морге, а в наручниках. Да и вообще подозрительно все это: не верю в добреньких самаритян. Скажите, что вам нужно на самом деле? Не поверю в месть за ухо, у нас сейчас хоть десять таких могут пришить магией. Да и на особо униженного и оскорбленного вы не похожи. — …Ага! — Мартовский вскочил и захохотал. — А вот я и нашел, в чем мы с вами полностью не согласны! Очень удобный пистолет! Затем поправил плечи рубашки, сел обратно, немного подумав. Прошло с минуту. — Скажите, Войцек. Владислав… запамятовал. А чем мне ухо обрезали? Заинтересованно потянувшись к нему ближе, Влад присмотрелся. — Ножом, что ли… — протянул он. — Она хотела взять трофей? Ну знаете, скальп сдирать муторно, ухо удобнее… Что-то читал на досуге. А, не важно. — Если вы попытаетесь тронуть меня ножом и не убьете, я пущу вам в голову восемь девятимиллиметровых. После такого завтрака вкупе с высококалорийной выпечкой живые существа теряют свои свойства. Это был хвост. Скажите, господин Войцек, как много демонесс с костной пластиной на хвосте вы видели на земле? На одну меньше, чем я, не так ли? И что это значит? — Это то, что лейтенант Ян назвал бы военной тайной, — ничуть не удивился Влад — по крайней мере, так казалось на первый взгляд. — Хотя вы знакомы с Кораком и, думаю, имеете представление, откуда он пришел… Но какое это имеет значение? Она нарушила закон в нашем мире и должна быть судима по его законам. Хвост к делу не относится, хотя… Я, признаться, даже рад, что у наших женщин такого нет. Меня пару раз били хвостом, какое счастье, что он был пушистый. — А вы, Войцек, прохвост… — Мартовский улыбнулся. — Вполне возможно, эта демоница имеет к Кораку чуть большее отношение, чем мы с вами знаем. А я в серьезном долгу у гостя из прошлого, если так можно выразиться. Если вас это устроит, я не буду помогать бесплатно. Взамен я смогу однажды вам позвонить. Для формальности посчитаем, что в корыстных целях. Мартовский слегка улыбнулся, давая понять: он или не позвонит никогда, или сделает это сразу и тут же сбросит, радуясь собственной задумке. — У меня телефона нет, — радостно признался Влад. — Можете почтового голубя отправить. А вообще… Ладно, в долг Кораку я поверю с большей вероятностью. Он тут недавно нас заставил три желания исполнять — что я ему, золотая рыбка?.. Сочувствую, словом. Если ваши действия не бросят тень на Инквизицию, валяйте, узнавайте, мы пока погуляем на адресе. Только без особых жертв. У нас, знаете ли, репутация. — Знаю я вашу репутацию, могу пообещать. О жертвах вы ничего не узнаете. Вы мне понравились. Мартовский протянул руку. — Не сочтите приступом невежливости, но в ваших же интересах, чтоб я вас не касался, — неловко напомнил Влад. — Спросите у Корака, он пытался. Ощущения… неприятные. Но вы тоже ничего и все такое. До свидания — увидимся где-нибудь однажды.