Испей мой ярко-алый

В этом мире люди с ранних лет привыкают к боли. Именно привыкают к ней, а не познают её. Физическая боль, которая кажется ничтожной по сравнению с теми душевными переживаниями, что испытывает человек при ссоре со своей родственной душой, со временем становится чем-то таким обыденным, на что рано или поздно перестаёшь обращать внимание, наклеивая очередной пластырь на свежий порез и продолжая жить. Но всё это не играет большой роли ровно до тех пор, пока ненависть твоего соулмейта не перельётся за край допустимого. Антон и Арсений были счастливы, когда нашли друг друга. Совершенно случайно познакомившись на сцене нового телешоу, они поняли, что должны быть вместе несмотря на все жизненные преграды, которые готовила им жестокая судьба. Каждый нашёл в другом целую вселенную, целый мир, полный любви и нежности. В короткий срок Попов и Шастун стали не только единой командой, но и единым целым. Пожалуй, они выглядели даже слишком счастливо. Особенно на сцене. Из них получился чудесный дуэт, не лишённый комичности и особенного обаяния: невысокий самовлюблённый Арс и длинный чудак Шаст смотрелись хоть и забавно, но идеально подходили друг к другу, как две половинки одного разрезанного яблока. Им даже не приходилось притворяться, чтобы играть страстных любовников в подходящих сценках. А зрителю всегда нравится видеть искренность и неподдельность чувств, чего так мало в современных телепередачах, поэтому «Импровизация» имела колоссальный успех и каждое выступление четырёх ребят встречалось шумными овациями и довольными выкриками толпы. Но чем дальше заходили их отношения, тем больше появлялось проблем. Как оказалось, не всё можно простить и не на всё можно просто закрыть глаза, даже если очень сильно любишь. К артистам, которые уже заработали определённую популярность, всегда было повышенное внимание, и это стало причиной их первой и многих последующих ссор. Они не соревновались в том, кто лучше играет и кого больше любят зрители, нет. Просто каким-то случайным образом Антон узнал о том, что одна из особо обезумевших фанаток до умопомрачения влюблена в Арсения и пытается добиться личной встречи с ним. – Я не понимаю, Арс, – озлобился Шастун, недовольно смотря на явно растерявшегося Арсения, который был удивлён таким злым тоном своего любимого и впервые слышал его в свой адрес, – как ты мог согласиться пойти с ней на свидание?! – Она же ещё совсем ребёнок. Ты представляешь, если бы я разбил ей сердце в таком юном возрасте? – спокойно и рассудительно объяснил Попов, вздохнув. Несколько минут назад они только вернулись домой, и Арсений потирал виски после тяжёлого рабочего дня, чувствуя усталость во всём теле. – Ты пошёл с ней на свидание! Сви-да-ни-е!!! – уже практически кричал Антон, схватившись руками за голову. Медленно, но верно он сходил с ума, сидя на диване и уткнувшись лицом в согнутые колени. Его била крупная дрожь, исходящая, кажется, от самого сердца. Арсений был напуган. – Тише, успокойся, я же с тобой, – обеспокоенно произнёс он и приблизился к Шастуну, устроившись рядом и нежно прижав его измученное душевными страданиями тело к себе, как что-то драгоценное. – Ведь у тебя есть я… Разве я чем-то тебя не устраиваю?.. – вторил, как давно заученную мантру, Антон, захлёбываясь слезами. Арсений ничего не отвечал, но стрела той боли, что испытал его вечно улыбающийся мальчик, пронзила и его самого. – Я тебя ненавижу, ублюдок, – тихо и обессиленно прошептал Шастун, и несколько слёз упало на руку Арсения, отозвавшись жгучей болью. Попов по-прежнему молча согревал Антона в своих объятиях, хотя пальцы его тряслись и никак не могли успокоиться. В тот день у него появилось три пореза на левой руке. Они, как змеи, тремя ровными полосками обвили его запястье ровно в тех местах, где тогда у Антона находились его излюбленные браслеты. Эти раны практически не болели, но горели ярко-красным цветом, привлекая к себе чужие взгляды своей необычной формой. Тогда Арсений впервые вышел на сцену с широким кожаным модным браслетом на руке, прикрывающим порезы. А все с умилением подумали, что Попов всего лишь перенял чуточку стиля у своего парня. Арсений понял, что Антон похож на солнце: он обжигает, но без него никак нельзя. *** Антон всегда понимал свою вину, без конца обвиняя себя за ревность на пустом месте. Через какое-то время он подходил к Арсу, как брошенная всеми собака с поджатым хвостом, и неловко извинялся, что-то бормоча. И стоило Попову только взглянуть в эти смущённо опущенные большие глаза, и он тут же млел и таял от всей той большой любви, что каким-то образом сосредоточилась в этом худощавом неуклюжем теле. – Всё хорошо, Шаст, нет проблем, – всегда говорил он, и лицо Антона в такие мгновения озарялось широкой улыбкой, от которой у Арсения приятно щемило сердце. Они сплетали пальцы и вновь выходили на сцену. *** Попов старался давать Антону столько свободы, сколько ему требовалось, чтобы не чувствовать себя как в клетке. Он прекрасно понимал, что в их жилах ещё кипела молодая горячая кровь, требующая адреналина, глупых поступков и опасных приключений. В конце концов они обговорили ту самую границу дозволенного, за которую заходить никак нельзя. И если Арсений оказался домашним, готовым сразу после работы со всех ног лететь домой, то Антона, напротив, беспрестанно тянуло на какие-то подозрительные авантюры. Шастун выпивал не так часто, но всегда доводил себя до крайнего опьянения. Радовало одно: он пил вместе со всеми, со всей своей импровизаторской компанией и таким образом всегда находился под присмотром своих товарищей, которым было очень хорошо известно, каким грациозным оленем может стать Антон, перебрав с алкоголем. И сегодня ребята праздновали очередное удачное выступление, собравшись в местном пабе. Среди них не было только Арсения, который вежливо отказался от встречи, ссылаясь на головную боль, и остался дома, заботливо уложенный в кровать Шастуном. 3:14 Громкая трель телефонного звонка раздаётся прямо под ухом Попова, и он резко распахивает глаза, мгновенно просыпаясь. Часы показывали три часа ночи, что немало удивило Арсения: сонной и пьяной моськи Антона по-прежнему не было рядом, а это значит, что он до сих пор не пришёл домой. Нахмурившись, Арс посмотрел на дисплей телефона и ответил на звонок, понимая, что предстоит серьёзный разговор. – Алло? Шаст, ты на часы смотрел? Ты где вообще? – Какая же ты сука, Арс! – раздалось в ответ под громкий шум непонятной музыки на заднем плане. Арсений обомлел и уставился в какую-то точку на стене. – Чего?.. – непонимающе переспросил он и включил светильник на прикроватной тумбочке, зажмурившись от вспышки яркого света. – Ты дома когда будешь? – Я всё знаю! – не отступал яростный голос Антона, уже явно подвыпившего. – Всё, всё знаю! – Да что ты знаешь? Нормально объясни! – не выдержал Арсений и грубо повысил тон. Послышались гудки. 4:35 Арс не мог сомкнуть глаз. Он бездумно ходил по квартире, будто пытаясь что-то найти, возвращался в спальню и сидел на краю кровати, держа в руках телефон. Ему хотелось, чтобы пришло хотя бы одно сообщение с извинениями или с элементарными объяснениями столь странного поведения. Он ждал и впервые не хотел ничего делать, чтобы подтолкнуть Антона к правильному решению. Какая-то обида залегла глубоко внутри и искала повод вырваться наружу, но Арс усердно заталкивал её ещё глубже, в самую душу, не давая ей и шанса. Он звонил Матвиенко, звонил Позову, пытаясь уверить их в том, что Антону пора домой, но те либо ничего не могли расслышать из-за громкой музыки, либо просто-напросто не хотели заканчивать веселье. Попову становилось дурно только от одной мысли, что Шанс может опять вляпаться в какую-то грязь. Но что-то не позволяло ему встать, одеться, взять такси и забрать несносного мальчишку из паба. Ущемлённая гордость подступила к самому горлу. Арсений сидел на кухне и заваривал третью чашку кофе, как вдруг телефон, лежащий на столе, издал злополучную мелодию звонка. Трясущимися руками Попов взял трубку. Несколько секунд никто не решался заговорить. – Скажи мне честно, – прозвучал неожиданно изменившийся, протрезвевший голос Антона, – ты трахал её? – О ком ты говоришь? – не понял Арс, даже не задумавшись над глупостью своего вопроса. – Ах, у тебя их было так много? – ядовито подметил Шастун. Было слышно, как его лицо исказилось грустной ухмылкой. – Об этой… Алёне я говорю. – Нет, – пожалуй, слишком быстро и резко ответил Попов. Послышался горький смешок. – Мудак. Я знаю, что ты встречался с ней. На это Арсений лишь тяжко вздохнул, разом стряхнув с себя всякий страх. Антон всего лишь напился и в очередной раз пытался завести разговор на одну и ту же избитую тему, по поводу которой они уже далеко не раз беседовали. – Я тебе говорил об этом, – без малейшего колебания ответил Арс. – Ты продолжал видеться с ней и после этого спокойно смотрел мне в глаза, – холодно говорил Шастун, даже не вслушиваясь в слова Попова. – Я ненавижу тебя. Фраза больно полоснула Арсения не только по самому сердцу, но и по шее. Свободной рукой он провёл по месту, где неожиданно защипало, и посмотрел на свои пальцы, измазанные в крови. Место для пореза оказалось неожиданным, но ничего страшного: повредилась лишь кожа, испещрённая длинной царапиной. – Ты испортил мою жизнь, мою судьбу. Ты забрал всё, что у меня было, – медленно продолжал Антон, и его голос содрогался несмотря на холодную сталь, сквозившую в его тоне. – Скажи: ты хоть немного любил меня по-настоящему?.. Арсений почувствовал, как порез на шее начинает стремительно углубляться, словно кто-то до сих пор держит над ним нож и давит вглубь, намереваясь затолкнуть лезвие ещё дальше. Кровь уже понемногу стекала по шее, очерчивала острые ключицы и дорожкой уходила вниз, оставляя за собой некрасивый след. Но Попов молчал, лишь тихо сопел, продолжая слушать пьяный бред Антона: – Молчи, ублюдок, побереги рот для тупых комплиментов своей шлюхе. – Антон истерически засмеялся, и в этот момент алкоголь новой порцией ударил в его голову, окутав все мысли тёмной пеленой горечи и обиды. Он зол, огорчён и явно не настроен просить прощения. – Всё кончено. Я тебя ненавижу! Шастун сбрасывает вызов, а ещё раньше – Арсений роняет телефон на пол и обессиленно падает. Пульсирующим фонтаном из его шеи выходит ярко-алая кровь, пачкая всё вокруг прекрасным насыщенным цветом. *** Антон, как и всегда, вернулся. Вернулся туда, где его обычно ждали с распростёртыми объятиями. Тихо провернув ключ в замочной скважине, он бесшумно зашёл в квартиру и закрыл за собой дверь, удивляясь тому, как здесь резко стало тихо. Словно каждый внешний звук канул в пустоту, образовав полнейшую тишину. Шаст надеялся застать Арсения дома, но, видимо, тот куда-то ушёл. Ладно, позже извинится. А пока можно приготовить ему в качестве самых глубоких извинений прекрасный ужин. Весь из себя радостный, светящийся изнутри, Антон зашёл на кухню, где его ждал любимый, ласковый и нежный Арсений. Его Арсений, такой родной и такой дорогой. Скрюченное в неестественной позе тело распласталось на полу, всё измазанное кровью: он лежал на спине, а голова была как-то странно повёрнута набок. Красные пятна были на столе, на этом бледном теле, на стенах – словом, везде. Кровь брызгала во все стороны, щедро оставляя следы боли и страха. Не веря своим глазам, Шастун медленно подошёл, присел на корточки и аккуратно дотронулся до человека, который когда-то был для него всем. – Арс?.. – тихо прошептал он и зачем-то обхватил руками его за шею, поворачивая тяжёлую голову на себя. Прекрасные голубые глаза были закрыты и больше не отражали чистое летнее небо, которое так любил Шастун. Антон кричит. С надрывом, громко, гортанно. Слёзы текут по его впалым щекам. Он не знает, куда себя деть, закрывает рот руками, мажется кровью и плачет, плачет, плачет. Крики вырываются из его горла, заполняя всю квартиру невыносимой болью. Пока губы не застывают в немом крике. Антон, как в лихорадке, начинает осматривать свои собственные руки, задирает одежду, разглядывает каждую частичку своего тела, надеясь отыскать хоть одну-единственную отметину. Ни одного пореза. Чистая белоснежная кожа, не испорченная шрамами. И даже после всего Арсений не оставил на нём ни одной царапинки. Он всегда хотел его возненавидеть, но не смог даже разлюбить.