Он живёт в собственном мире

У вас бывало такое ощущение, словно тебя подменили? Всё вроде как обычно: те же друзья, отношения, школа, работа или институт, - а что-то всё равно не то. Как будто душу из груди вырвали. Именно душу, не сердце. Потому что тяжесть есть. Ты словно теряешь контроль над своим телом, точно делаешь всё не по своей воле или же по инерции. Не хочется ни с кем общаться, ничего не хочется… Ты забываешь о своей работе, обязанностях. Чувствуешь себя отстранённым от всего мира, словно находишься в какой-то темноте, будто время резко остановилось и теперь течёт вязко, как смола. Перестаёшь радоваться каким-то обычным вещам. И непонятно то ли взрослеешь, то ли умираешь, то ли сходишь с ума.

      Вайолет один. Его окружают хорошие друзья, любимые родственники, учителя, но он один. Он живёт в своём собственном мире. Его диагноз — шизофрения. Каждодневные процедуры, антидепрессанты, транквилизаторы, уже успевшие надоесть за пару месяцев белые больничные стены, маленькая неудобная скрипучая кровать и совершенно ненормальные соседи. Вайолет не разговаривает с ними, не реагирует на их нелепые высказывания, диалоги (порой самих с собой), ему страшно находиться с ними в одной палате.       Когда Грегори только попал сюда, он познакомился с одним парнем, кажется, единственным адекватным здесь человеком. Уолтеру, так его звали, поставили глубокую депрессию. Он находился в больнице уже полгода. Вайолета ввели в палату два врача, один из которых вскоре ушёл к отцу художника за получением предоплаты за лечение. Уолтер тогда нехотя оторвался от толстой книги и с любопытством с ног до головы осмотрел новоприбывшего, затем вернулся к чтению и в одной позе спокойно просидел до обеда, пока Вайолет спал от небольшой дозы успокоительного. Ближе к вечеру Грегори с трудом очнулся, хотя лучше бы он этого не делал. На него тут же уставились четыре пары затуманенных глаз. Кто-то безмолвно и со страхом наблюдал, кто-то пялился со странной улыбкой, а кто-то мгновенно отвернулся к стене и стал раскачиваться из стороны в сторону, что-то неразборчиво бурча себе под нос. Художник ошарашенно глядел на всю эту «весёлую» компанию, укутавшись в тонкое старое одеяло. Он вообще не понимал, что здесь делает. Знал, что с ним что-то происходит, что он ведёт себя и реагирует на вещи не так, как все. Многие говорили ему, что он творческая личность, поэтому и видит вместо цветка — рыбу, а вместо толстой и неуклюжей горничной дортуара — живой фанерный шкаф. Вайолет учился отлично, искусно рисовал, никогда не встревал в конфликты, поэтому небольшие странности окружающие объясняли подростковым возрастом и хорошим воображением. Тревогу забили его лучшие друзья, когда во время каникул он не выходил из комнаты несколько дней подряд, а потом рассказывал про то, что был в Зазеркалье, общался с Алисой и видел белого кролика — это были его первые настолько красочные галлюцинации. Да, Вайолет и сам тогда испугался. — Ты их не бойся, — с лёгкой улыбкой произнёс Уолтер. — Они тебя не тронут.       Грегори ему не ответил, лишь сильнее свернулся в калачик и накрылся одеялом. Лишь спустя неделю–полторы, художник узнал о своём недуге. Сначала параноидальная шизофрения, а через пару недель после повторных тестов — простая вялотекущая. Уолтер тоже узнал и был удивлён, как и Грегори, когда тот рассказал о своём диагнозе.       Вайолету было плохо. Бесконечные таблетки, которые он старался выплюнуть, и которые ему вновь и вновь пихали в рот: бело-красные, синие — всё это тяжёлым грузом свалилось на испуганного подростка. Родители навещали редко, старшая сестра ещё реже, братья вообще не приходили. Единственные, кто каждое воскресенье, вместе или по очереди, вламывались в палату, принося хоть какую-то надежду, что художника однажды заберут отсюда, были Чеслок и Ричард — те самые лучшие друзья, которые и сообщили обо всём родителям, желая помочь приятелю. Они задерживались ненадолго — школа, уроки. Вайолет всё понимал, кривил губы в подобие улыбки и вновь оставался один, наедине со своим красочным миром, где его все любят, родители заботятся, а он здоров. — А что это с ним? — спросил Грегори, с опаской поглядывая на парня-одногодку, носящегося по комнате и заглядывающего под все кровати, во все шкафы и тумбочки. — Не помню, как диагноз называется, но один из симптомов — паранойя. Боится, что все за ним следят и хотят провести какие-то эксперименты над его телом. Ку-ку, короче, — Уолтер постучал по виску указательным пальцем и усмехнулся. — Хотя, все мы здесь такие… По мнению врачей и родственников. Кстати, я слышал, ты рисуешь. Покажешь? — Уолтер улыбнулся и отложил прочитанную уже ни один раз книгу.       Грегори кололи успокоительное, какие-то препараты со странными и невыговариваемыми названиями, от которых очень хотелось спать, болела голова, и снилась всякая дребедень, могли быть и галлюцинации. В больнице Вайолет нарисовал всего лишь три рисунка, по сравнению с их количеством в школе — это катастрофически мало. Однако рисунки эти, вопреки ожиданиям окружающих (врачей и друзей), да и самого художника, были самыми обычными, без вычурностей и непонятных деталей: самая обычная чёрно-белая комната с деревянными столом и стульями; букет осенних цветов на подоконнике; детская комната с разбросанными по полу плюшевыми игрушками, кубиками и карандашами. Грегори скучал по дому, он хотел вернуться. Но отец настоял на помещении его в эту забытую здравым смыслом больницу. К счастью, мать убедила, что старшего сына, наследника, нужно положить в хорошую лечебницу и не скупиться на лечение. Как бы не так. Вайолет понимает, как и многие здесь, способные мыслить более-менее адекватно, что бОльшая часть денег не доходит до пациентов, а остаётся в карманах врачей, лишь бы общество не узнало о недугах богатеньких отпрысков, лишь бы их упрятали подальше. — Меня выписывают, — Уолтер весело вошёл в палату с папкой документов. — Выписывают? Когда? — художник был рад за друга, но оставаться здесь одному среди группы ненормальных людей (коим и его тоже считают) он не хотел. — Вот, на неделе, через несколько дней. Не бойся, я уверен, ты тоже скоро выйдешь отсюда. Я буду приходить к тебе, — Уолтер улыбнулся и приобнял приятеля.       Грегори заметил, что его новый приятель, любитель Эдгара Алана По, чью книгу он читал постоянно, стал чаще улыбаться. Видимо, семь месяцев пребывания в этом месте дали свои результаты. Он вылечился. И вскоре вернётся к своим родным, в свою привычную среду. А шизофрения не лечится. Как бы художник не хотел, он обречён пожизненно принимать различные препараты.       Уолтер ушёл. А вместе с ним и спокойные (по сравнению с нынешними) дни. Кровать слева от Грегори уже долгое время пустует. Как и альбом, пылившийся в тумбочке. Оставшись один, художник ещё какое-то время рисовал, а потом альбом забрали вместе с карандашами под предлогом терапии и исследования рисунков. После Вайолет потерял любое желание творить, хотя альбом ему вернули буквально вчера после завтрака. Визиты Чеслока и Ричарда стали реже из-за надвигающихся экзаменов перед Новым годом, сеансы электротерапии чаще, а Грегори всё хуже. Он останется без подарков на праздник, без вкусных блюд, какие в Уэстоне и дома готовят на каждое торжество. Он получит лишь очередную порцию таблеток и пюре на грязной тарелке с отколотыми краями с кусочком жёсткого мяса неизвестного происхождения — дорогая больница, «элитное» крыло.       Он один. Живёт в своём собственном мире. Его все любят. Родители заботятся. Он здоров. Он дома. Психиатрическая больница — всего лишь кошмар, странный и нереальный. Он надеется скоро проснуться. Он надеется, что всё это сон.