Вечер трудного дня

Я брел по набережной Хурона в распрекрасном настроении. Как раз недавно стемнело, и от дневной жары не осталось и следа. Легкий прохладный ветер путался в полах моего лоохи и щекотал кончик носа. Эх, хорошо не работать! Особенно, когда наработался сегодня по самые уши. Так во всяком случае я и заявил начальству в лице Джуффина, что устал, что аж не могу. — Чего это ты устал, ты же весь день вдоль Хурона гулял и сновидцев ловил. — И опять туда пойду, но теперь отдыхать. Я не сказал Джуффину главного, хотя, впрочем, и говорить было не нужно — он ведь и так все про меня знает. А шел я не просто так, а с конкретной целью. Как говорили на моей исторической родине — вечер обещал быть томным. Целью моего визита был один довольно обширный сад Левобережья, в котором меня ждал человек в бело-голубых одеждах. В программе вечера было чтение стихов — я как раз добыл из Щели между Мирами сборник стихов Серебряного Века, а после намечалось распитие вина из погребов Ордена Семилистника. Ох, было бы кому наказать Шурфа за растрату казенного вина, он давно попал бы в Нунду! Но он теперь умывальников начальник, и ему не страшен серый волк. Я, кстати, как-то сказал это Шурфу вслух. Ну, про начальника умывальников и волка. Пришлось потом долго вспоминать Мойдодыра, Айболита и другие детские стихи Корнея Ивановича. Оказалось, в Ехо поэзии для детей вообще не существует ни в каком виде. И сказок тоже. В итоге мы с Шурфом не одну ночь провели на ветвях его любимого дерева вахари, и я рассказывал сказки. Все, какие помнил с детства. Скрипнула калитка. Это я вошел в сад, расплывшись в неудержимой счастливой улыбке. Ведь после стихов и вина меня ждали куда более интересные радости. Я же говорил, что вечер обещал быть томным. В глубине сада я уже видел белеющий силуэт Шурфа, как вдруг случилось что-то странное. Картинку реальности скомкали как лист бумаги, раздался свист и хруст, а потом все осветилось ослепительно яркой вспышкой. И пропало. *** Я очнулся на набережной Хурона. Я брел по ней в смешанных чувствах. Ночь была безумно жаркой и душной, и даже ветер с Хурона не мог развеять нагретое дневным палящим солнцем марево смога, который по ночам спускался к самой земле. Я дико устал на работе — весь день гонялся за довольно агрессивным сновидцем, который вздумал пугать горожан, сжигая все вокруг. А от солнца пекло так, что казалось, огонь полыхает в действительности. Джуффин хотел меня оставить еще и на ночное дежурство, но я уверенно заявил о положенном мне отдыхе. Пришлось ему отпустить меня домой. Но домой я не собирался. Я спешил в то место, о котором думал весь день, как об отдушине. Целью моего визита был один довольно обширный сад Левобережья, в котором меня ждал человек в бело-голубых одеждах. В программе вечера была помощь неумелому мне с отчетами. Их ведь завтра сдавать, а я так до сих пор и не освоил самопишущие таблички. Сложная пунктуация Соединенного Королевства никак мне не давалась. После этого намечалось распитие вина из погребов Ордена Семилистника. Шурфу было сложно доставать орденское вино, хоть он и был Великим Магистром. Дядюшка моей официальной девушки Меламори прознал про нашу с Шурфом связь и стал запирать особым заклинанием орденские погреба. Шурфу ничего не стоило взломать дверь, но он не хотел расстраивать почтенного Киму и каждый раз применял какие-то запредельные степени магии для того, чтобы просто стащить бутылку вина. Но, видимо, оно того стоило. Скрипнула калитка несмазанными петлями — звук, надо сказать, пренеприятнейший. Это я вошел в сад, с трудом стирая с лица гримасу отвращения и боли, вызванную скрипом. Нужно было настроиться — впереди после отчетов и вина нас с Шурфом ждали радости определенного плана. Поцелуи, объятья и все прочее — что там полагается по статусу делать двум влюбленным друг в друга людям. В глубине сада я уже видел белеющий силуэт Шурфа. Стоп! Я видел его и раньше. Я потряс головой, пытаясь освободиться от внезапного дежавю. Но тут мне стало не до того — картинку реальности скомкали как лист бумаги, раздался свист и хруст, а потом все осветилось ослепительно яркой вспышкой. И пропало. *** Я очнулся на набережной Хурона. Обессиленный, я сидел у воды и пытался собраться с силами после изнуряющего рабочего дня. Жара стояла невыносимая, в воздухе висела смесь пыли, какого-то едкого дыма и летающих семян дерева Зукк. Если было бы можно не дышать, то я и не дышал бы. Весь день мы на пару с Джуффином ловили разбушевавшегося сновидца. Попав в Ехо, тот неожиданно для себя и для нас обрел необычайную силу и стал по-настоящему крушить все вокруг, нанося горожанам физические травмы. Джуффин был ранен и поэтому хотел было уйти домой и оставить меня дежурить, но, посмотрев в мои измученные глаза, решил все-таки отпустить. Я шел не домой. Я спешил в определенное место, в котором смог бы восстановиться к следующему выматывающему дню. Целью моего визита был один довольно обширный сад Левобережья, в котором меня ждал человек в бело-голубых одеждах. В программе вечера была восстанавливающая терапия от Великого Магистра — без нее я давно бы загнулся на работе. Что-то странное творилось с Ехо, с каждым днем становилось все жарче, и неадекватные сновидцы, которые просто наводнили город, были все агрессивнее и опаснее. После этого намечалось распитие вина. Шурф говорил, что ему чудом удалось достать последнюю бутылку из орденского погреба — один из сновидцев недавно пробрался в погреб Иафаха и перебил все запасы вина. Но, как оказалось, под осколками что-то сохранилось. Меня буквально перекосило от жуткого звука — это скрипела калитка шурфова сада, звук был совершенно невыносимый. Но все искупало ожидание того, что должно было произойти после распития вина. Мы с Шурфом были вместе уже давно, но возможностей для встреч было маловато. В глубине сада я увидел белеющий силуэт Шурфа, и внезапно понял, что со мной все это уже было и мне просто необходимо как-то это остановить. Но вдруг случилось что-то странное. Картинку реальности скомкали как лист бумаги, раздался свист и хруст, а потом все осветилось ослепительно яркой вспышкой. И пропало. *** Я очнулся на набережной Хурона от того, что проезжающий амобилер обдал меня липкой грязью. Но и это не освежало — грязь была такая же горячая, как и воздух. Головная боль была настолько сильной, что меня начало подташнивать. Это все тот дурацкий сновидец, который похитил нашего короля и стал устанавливать свои порядки в Ехо. Но он был побежден сегодня после долгой борьбы. К сожалению, с собой он унес жизнь моего учителя — Джуффина Халли. Ну и мне досталось дубиной по голове, хотя и не смертельно. Эх, Джуффин, Джуффин! Не ожидал он, что в магическом мире кто-то будет так грубо применять физическую силу. Не найдя в себе сил остаться в Управлении, я поплелся оттуда прочь. Но шел я не домой. Целью моего визита был один довольно обширный сад Левобережья, в котором меня ждал человек в бело-голубых одеждах. В программе вечера намечался разговор о том, что нам пора прекратить наши отношения. Не идти туда что ли совсем? Шурф вдруг решил, что он должен восстановить в статусе свою бывшую жену Хельну, потому что это якобы важно для внешней политики Соединенного Королевства. С собой я нес портвейн, который предусмотрительно добыл из Щели Между Мирами. Делиться с Шурфом этим пойлом я был не намерен, а хотел выпить его один уже после разговора, чтобы хоть как-то притушить боль, вызванную смертью Джуффина и грядущим разрывом отношений с Шурфом. Калитка не открывалась. Она и раньше постоянно заедала, но тут ее заклинило намертво. Я попытался навалиться на нее плечом, но вместо этого осел без сил на землю и застонал. Чертова калитка, чертово Ехо, чертов Шурф! Я услышал шуршание опавшей листвы и понял, что это Шурф заметил меня и идет открывать калитку. Я заглянул между прутьями и действительно увидел в глубине сада знакомый белый силуэт. И тут я понял, как я хочу умереть. Прямо здесь и сейчас, не дожидаясь Шурфа и грядущего разговора. И тогда я стал биться головой о металлические прутья калитки, надеясь разбить себе голову. И в который раз случилось что-то странное. Картинку реальности скомкали как лист бумаги, раздался свист и хруст, а потом все осветилось ослепительно яркой вспышкой. И пропало. *** Я лежал на кровати в спальне у Шурфа. Тело не слушалось меня, а в голове противно гудело. Как будто я накануне сильно перебрал с выпивкой. — Не с выпивкой, а с неизвестным зельем, — раздался голос Шурфа. — Все-таки зря я тебе голову в прошлый раз не оторвал. Ты по-прежнему такой, каким был в момент своего появления в Ехо. Жизнь тебя ничему не учит. И тут я, конечно, все вспомнил. Все началось с того, что я брел с работы по набережной Хурона в распрекрасном настроении. Как раз недавно стемнело, и от дневной жары не осталось ни следа. Легкий прохладный ветер путался в полах моего лоохи и щекотал кончик носа. Мне было так хорошо от предвкушения грядущего вечера, что я даже стал напевать вслух какую-то незатейливую мелодию, подслушанную сегодня в городе. А потом остановился и подумал, что хорошо бы, чтобы этот день повторялся почаще. Ну или хотя бы что-то похожее на этот замечательный день. Или не подумал, а сказал вслух? Уже у калитки я встретил старика, протянувшего мне бутыль с каким-то напитком: — Пей, сэр Макс, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Твой день будет повторяться снова и снова. И я выпил, подчиняясь его взгляду. И, уже оседая на тротуар перед калиткой, я заметил сквозь прутья бегущий ко мне белый силуэт... — Так кто это был, Шурф? Кому я так вдруг не угодил? — Ты как раз всем угодил. Это был безумный старший магистр Ордена Стола на Пустоши, известный своими экспериментами со временем и возвращением в определенный его промежуток. От бесконечных перемещений в один и тот же день он совсем потерял рассудок. А дальше вмешалась твоя странная судьба, приведя тебя и его в одну точку пространства и дав ему услышать твои слова о повторении сегодняшнего дня. Вот он и решил воспользоваться твоим желанием, слегка подчинив твою волю. Надеюсь, теперь ты понимаешь, почему он стал безумным? Я, конечно, понимал. Тут и объяснений никаких не надо. Притянув к себе Шурфа за руку, я усадил его к себе на диванчик и, с трудом повернувшись, уткнулся носом в его колени. Да так и заснул. *** Я яростно колотил головой об металлические прутья, почти не чувствуя боли. Что-то резко дернуло меня вверх, и я потерял сознание. Очнулся я в саду на траве и тут же попытался встать, но властная рука Шурфа прижала меня к земле: — Лежи, Макс, я должен закончить твое лечение. Очень опрометчиво с твоей стороны наносить травмы самому себе — ты же знаешь, что Мир всегда идет тебе навстречу. А уж помочь Вершителю в такой мелочи, как разбить голову — особенно и стараться не нужно. Память о том, что именно сегодня произошло, вернулась ко мне вместе со страхом того, что еще грядет, и я застонал. — Не обманывай себя, Макс, тебе совсем не так больно — я почти закончил чинить твою голову. Объяснить ему, что я не из-за боли в голове издаю столь жалобные звуки? Зачем? Мне вообще не хотелось с ним разговаривать. Как только Шурф ослабил хватку, я быстро повернулся лицом вниз, уткнувшись в траву, и подумал, что хорошо бы сейчас умереть. Шурф начал что-то говорить о новых Смутных Временах, о политике, о том, что Великий Магистр что-то кому-то обязан… Я не слушал, я чувствовал, как земля забирает меня, прорастая травой через мое тело, и это было хорошо, это был единственный возможный способ закончить этот кошмарный день. Сердце стало биться все медленнее, дыхание стало почти незаметным, мне стало холодно, но я принял этот холод как благо и отдался ему… Но умереть мне не дали. Чьи-то сильные руки оторвали меня от земли. Чьи-то? Понятно, что это были руки Шурфа, уже не моего Шурфа. Досада — вот то чувство, которое вернуло меня в жизнь. Я смотрел на Шурфа и думал: а зачем ему это? Почему он не дал мне вот так спокойно выйти из игры? Шурф тем временем встряхнул меня за плечи и прижал к себе. Такой теплый и такой знакомый… такой мой… — К черту всю политику. Я передумал. — А что ты скажешь королю? — Скажу как есть. Что Вершитель, на котором держится весь этот несчастный мир, настолько не приспособлен к жизни, что без меня постоянно пытается умереть. Да и раз Джуффин мертв, то я больше не должник ему, а значит, могу уйти с поста Великого Магистра и не жертвовать ни собой, ни тем более тобой ради политики. Хорошо все-таки, что Шурф такой высокий и сильный. Он не спрятал меня между большим и указательным пальцами, он понес меня в дом на руках по всем лестницам в нашу с ним спальню. Положив на кровать, он присел рядом и нежно коснулся моего лба губами. А я, с трудом перевернувшись, уткнулся носом в его колени. Да так и заснул. *** Закрыв дурацкую скрипучую калитку изнутри, я поплелся в глубину сада. Ноги не хотели меня слушаться, а еще вдруг я начал чихать — аллергия, наверное, на семена дерева Зукк. Но я взял себя в руки и все-таки дошел до сидящего в плетеном садовом кресле Шурфа. Услышав мои шаги, тот поднял голову, оторвавшись от книги, и я заметил, как выражение его лица меняется от сконцентрированного спокойствия — в этом состоянии Шурф всегда читает, к легкой радости от встречи со мной, а потом резко — к сильному беспокойству. «Ну, видно я совсем плох», — подумал я и тут же осел мешком к шурфовым ногам. Хорошо все-таки, что Шурф такой высокий и сильный. Он не спрятал меня между большим и указательным пальцами, он понес меня в дом на руках по всем лестницам в нашу с ним спальню. Положив на кровать, он приказал мне лежать тихо, а сам приступил к восстановительным манипуляциям с моей полумертвой тушкой. Все-таки Шурф — очень хороший знахарь. Закончился наш день распитием вина из дырявой чаши, но больше ни на какие подвиги меня не хватило. Я прилег к нему на колени, уткнувшись в них носом. Да так и заснул. *** Я легко захлопнул калитку и ускорил свой шаг — мне хотелось как можно быстрее обнять Шурфа. Хоть какая-то радость после тяжелого и неприятного дня. Шурф, услышав мои шаги, поднялся мне навстречу и смягчил стандартно строгое выражение лица тенью улыбки. Ну и то хлеб. Уже через секунду я вдыхал запах отвара, которым он обычно моет голову, и чувствовал себя совершенно счастливым. Как мало мне нужно для счастья! Но Шурф быстро отстранился и попросил показать ему самопишущие таблички с моими недоделанными отчетами. Надо сказать, я уже полдюжины дней с ними возился и все безрезультатно. Принципы угуландской пунктуации настолько отличались от привычных мне правил расстановки запятых, что мне — выходцу из другого мира — было практически невозможно их победить. Но у меня же есть такой полезный сэр Шурф! Куда я без него! Первые годы он пытался учить меня местной грамоте, но потом все-таки смирился с тем, что это невозможно, и просто стал сам редактировать мои отчеты. Дело шло быстро, но все равно успело стемнеть. Закончив отчеты, Шурф взял меня за руку, и мы отправились наверх, в спальню. Потом я что-то декламировал про сплетенье рук, сплетенье ног, судьбы сплетенье. А Шурф умудрялся, не прекращая ритмично двигаться, спрашивать об авторстве этих стихов. И, несмотря на то, что мозг уже совсем не хотел работать — кровь прилила куда-то вниз, как и положено, я успевал радоваться тому, что мы с ним именно такие. Что рядом со мной человек, с которым я могу даже в самые неподходящие для этого моменты вести беседы о поэзии. Заснул я уже под утро, намного позже Шурфа. Я долго ходил по дому, открывал окна и курил, смеялся и сам себе читал стихи. Заметив на небе рассветную полоску, я поспешил забраться обратно в постель. Не без удовольствия я прижался головой к любимому плечу. Да так и заснул. *** Я вбежал в сад, радостный и довольный собой. И видимо так громко топал, что Шурф услышал меня и обернулся. Я скинул надоевший тюрбан — он, размотавшись, повис где-то на ветвях неизвестного мне куста. Я подошел к Шурфу и обнял его. Прижавшись щекой к его плечу, я вдруг понял, что это не плечо, а колено. А я не стою, а лежу. На кровати в спальне Шурфа. Занимался рассвет, и на фоне окна идеально прямой силуэт Шурфа казался вырезанным из бумаги. — Ты что, так и не спал? Всю ночь со мной просидел? Можно же было меня сдвинуть и самому отдохнуть! — Ты ошибаешься, я спал. К сожалению, заставить тебя прожить до конца все случайно созданные тобой вчера дни можно было только через сон. Поэтому я усыпил тебя и вместе с тобой прожил все эти дни до конца. Иначе ты бы возвращался в них снова и снова, а в конце концов застрял бы навсегда в самом худшем дне. Я могу посочувствовать тебе, Макс, это действительно тяжелые варианты реальностей. И я рад, что мы смогли помешать им осуществиться до конца. А тебе я советую все-таки быть поаккуратнее с формулировками своих желаний. Я не всемогущ, к сожалению, и, хотя до сих пор у меня получалось вытаскивать тебя из созданных тобой передряг, но не факт, что это удачное стечение обстоятельств продлится вечно. Кстати, вечер последнего дня за тобой. Напоминаю, что у нас в программе было не только вино и стихи поэтов из твоего мира. Я рассмеялся ему в ответ. Шурф мог, конечно, думать и говорить все, что угодно, но я свято верил в его могущество и в то, что он никогда не оставит меня в беде. Так этому и быть, я же Вершитель или где?