Давай сыграем?
Кацуки с детства обладал причудой поглощения. Сильной, способной подчинить человека и делать с ним всё, что захочется обладателю сего умения. Ему, правда, нравилось это. Нравилось до безумия. Изуку же имел обычную, как говорится, причуду — «ничего». Он ничего не умел, ничего не мог и ничего не делал. Ему было плевать на свои достижения или умения, ему было плевать на чьи-либо достижения или умения. Ему было плевать, потому что ценят людей не за это, правильно? Как же он наивен. И он об этом знает. В этом мире, в это время, мало у кого был хоть какой-нибудь квирк — слабый, не слабый, — любой. И людей, имеющих хоть какой-нибудь, даже самый незамысловатый и неопасный, вроде того светящегося ребёнка, называли монстрами. «Банально. Очень банально. Скучно, » — так всегда думал маленький Бакуго. И не только думал: кричал, рвал и метал, что он особенный, что одарённый, раз имеет то, чего нет у других. И его так же рвали и метали, пинали, били и ненавидели. Всё это было бы взаимным, будь у него хотя бы сила в мышцах. За использование причуды его родителей могли посадить в тюрьму, и ему приходилось молча терпеть все издевательства. Как в детском саду, так и в средней и старшей школах, где он и сейчас, на первом году обучения. И так же молча он растил в себе маленькую, хрупкую и такую неугомонную злобу. Эти двое, — простак и монстр, — как небо и земля, и они никогда не пересекались до того момента, пока Кацуки не решил прогуляться вдали ото всех. Выветрить все те вонючие лица из своего сознания и холодным ветром промыть мозги. В поисках укромного местечка, где можно было бы просто посидеть и поглазеть на закат, он забрёл в непроходимую чащобу и едва ли наткнулся на тропинку, ведущую в какое-то захолустье, отдаленно напоминающее дом. Из дымохода шёл — удивительно — дым, а окна горели жёлтыми красками. И вот таких людей на самом деле куча. Ну, тех, кто не хочет жить в городе. «Там ведь грязно, машины, заводы, всё такое. Я хочу сохранить своё здоровье и здоровье своей семьи, » — наивные. До тошноты наивные. Скучные. Было бы странно, если бы Кацуки прошёл мимо этого места, или вовсе, развернулся домой. Но он ведь не такой. Ему скучно. Невыносимо скучно. Наконец появился шанс испробовать свою причуду, он его не упустит. Он лишь поиграется. Чуть-чуть поиграется, а потом сотрёт всем память.***
Изуку просто читал книгу, просто сидел и читал блядскую книгу. Он думал о героях этой книги, он думал о событиях этой книги, мельком вспоминал свои планы на следующий день, иногда проходился по делам, сделанным сегодня. Он совсем не был готов к якобы потерявшемуся подростку в лесу, который постучит в дверь и сделает такое.Немного раньше
«— Кто там? — удрученно спрашивает Мидория, уже собираясь открывать двери. — Извините, я потерялся, не могли бы Вы помочь и указать дорогу, ведущую к городу? — Послышался жалобный, необыкновенно странный, грубый, но в то же время просящий, писк. — К-конечно! — Изуку резким движением распахивает двери на себя, и…»***
Настоящее время
— Ха-ха. Серьёзно что ли? Ты хоть когда-нибудь бегал, или ты что, инвалид какой? Ха-ха, — омерзительный смех. Просто отвратительный. В невыносимом страхе, сковывающем движения, Изуку бежит по липкому, скользкому и дурно пахнущему узкому коридору. Вокруг лишь тьма. В голове слышен голос. Ощущение, что в ней кто-то сидит: скребёт, кусает мозг, щупает барабанные перепонки, давит ногами в глазницы и смеётся. Ужасно смеётся. Он хочет уйти от этого, ему неприятно, ему очень неприятно, ему обидно и тошно, он плачет, плачет в голос и просит о помощи. Но кроме немого крика не получается ничего. Глаза непроизвольно сжимаются, хотя разницы никакой. Больно и темно. Душно и страшно. И снова больно и темно. Хочется пить, очень хочется пить. Он не понимает почему, но горло сушит, дерёт, и как только он попытался что-то сказать, — еще раз просить помощи, — он почувствовал резкую боль в шее. Кто-то, или что-то, вырвало его голосовые связки. Он бы споткнулся, в бессилии упал и разрыдался, но не может. Если ещё раз, ему хоть кто-нибудь будет рассказывать о боли или о том, как в его жизни всё плохо, он лишь рассмеётся. И не без причины. Страх теперь полностью обволакивал тело, и, если бы не это неясное ему рвение бежать, он бы, в первую очередь, остановился и ещё больше заревел от своей же беспомощности. Он не знает, что теперь делать. Пот капает с висков, ноги не держат. Но он бежит. Он не знает зачем, но, видимо, ищет выход. Или нет? Что он делает здесь? Как долго? Зачем? Он бежит? Или уже нет? Липкая поверхность ощущается всем телом, — подростка в мягких, скользящих и жарких тисках обволакивает что-то. Было бы приятно: тепло, проходящее по телу, что-то вязкое, обволакивающее его же, и такое приятное на ощупь, если бы не неизвестное, зловонное и изнутри гнилое это же самое место. Ему оно напоминало чей-то сокращающийся желудок. Ног будто нет. Он их не чувствует. Руки немеют, жарко, очень жарко. Наверное, это тот самый коридор. Он что, стал уже? Или сам Мидория больше?.. Он не чувствует рук, не чувствует ушей, туловища, — ничего, кроме глаз и лица. Он лишь ощущает, как слёзы льются по его горячим от усталости и перенапряжения щекам. Хочется к маме. Как маленькому ребенку, ему хочется укутаться в её нежных объятиях, согреться в ласковом тепле и поплакаться на её плече, спрятаться от всего этого. Но сейчас это невозможно. Кажется, он потерял контроль над своим телом. Это всё, о чём он думает. О чем он может думать. Почему-то резко захотелось спать. Он опускает тяжелые веки, плюхается с противным шлепком в вязкое, чёрное болото и резко становится так приятно. И так хорошо. Он не чувствует этого, не знает, но он улыбается.***
Абсолютно белое помещение. Просторное, холодное и светлое. Изуку открывает недавно томно спящие глаза, с большим усилием приподнимает голову и видит то, что видит. Он рад этому. Правда рад. Он лужицей растекается на таком же белоснежном полу, вдыхает такой свежий и мягкий воздух, снова зарывается носом в пол и тихо плачет. Плачет от счастья, что всё закончилось. Зачем с ним делали всё это? Он вообще вернётся домой? Из-за не ясно каким образом появившегося угла выпархивает какой-то человек, скорее всего подросток, с блондинистыми волосами. Он садится за такой же непонятный, до этого не стоящий там стул и прямиком разворачивает его и себя лицом к своей игрушке. — Ну, привет. — Он слегка ведет носом, смотрит оценивающе, надменно, и говорит, — Какой же ты жалкий, Мидория Изуку. Я, к слову, Кацуки Бакуго. Мне очень приятно с тобой познакомиться. До безумия приятно. — Изуку поднимает голову и смотрит на его мерзкую и, до боли в теле, сумасшедшую улыбку, заставляющую скривить лицо в гримасе отвращения и попытаться встать, но не тут то было. — Что? Хочешь сбежать? — Кацуки словно через невидимый портал оказался рядом с подростком и рукой прижал его голову к полу, опаляя ухо жарким дыханием. — Ну так беги, малыш. Если тебе удастся, конечно. — Он снова мерзко улыбается, отпускает бедного мальчонка и испаряется в неизвестности. Проходит каких-то пару секунд, как всё окружение начинает лепиться заново, будто кукольный домик из пластилина. Мидория наконец смог подняться и оглядеться вокруг — снова стало мрачно, всюду появились вулканы, в нос бьётся ядовитый дым, в небе летают драконы, а в голове раздаётся, — «Давай играть. Играть на жизнь. Выиграешь ты — сбежишь, а я останусь здесь, выиграю я — сбежишь ты, а я, аналогично, останусь здесь, » — Изуку кивает, — «Хорошо, тогда, пока я буду разрушать твоё тело, до момента, пока ты умрёшь, » — он вздыхает, —«Нужно найти выход.»
***
Кацуки сидит в пропасти сознания Изуку и нежно плетёт куклу из соломы. Ласково смотрит на неё, бережно обматывает ниткой, аккуратно прикрепляет зеленые волосы к её макушке. — Один,два,
три,
— он поёт, растягивает каждый слог, с улыбкой на лице шепчет, — умри. Достаточно взмаха руки и игла оказывается у куклы в ноге. Он будет делать это постепенно. Сначала ноги, потом руки, дальше живот и голова, а в конце — сердце.***
Мидория бежит по канату, а под ним пропасть, в которой бурлит яростная лава. Он не смотрит на неё — он лишь хочет добежать до конца, как ему и говорят. Он чувствует, будто является куклой в чьих-то грубых руках. Злость съедает, как же хочется сбежать, уйти, забыть всё. Но это не будет так просто. Всюду снова воцарилась темень, лишь изредка подрагивающий по сторонам огонь освещает путь. Словно свеча, он неожиданно появляется и так же неожиданно тухнет. Мальчик каждый раз пугается новому всплеску. Его лёгкие уже донельзя наполнены ядовитым дымом, а мозг плавится с каждым новым движением. Вдалеке — тьма. Сзади — тьма. Внутри тоже тьма. Резкая и очень сильная боль ударяется прямо в ногу, бедняга падает, снова плачет и молит о помощи. Ах, если бы только его связки были на месте. Небо дышит,Вечер тает,
Дым свивает кольца вокруг!
Кукла слышит,Кукла помнит,
Кукла знает тайну твою, мой друг! *
Бесчетное количество часов мальчикНичья.
Всё вышло из-под контроля.