Метаморфозы

Эрик не без удовольствия прошёлся по комнате, шлёпая босыми ногами по паркету, развёл руки в стороны, с интересом разглядывая пижаму, и застыл перед зеркалом, разглядывая широкую улыбку на чужом лице. Это было реально. Чёрт возьми, да! Определённо было. – Я уже ухожу, Бубочка, если тебе станет хуже, ничего не пей, жди меня или Джеральда, ты понял? – Да, ма-а... м, – стараясь не выдать себя, прокричал Эрик со второго этажа и закашлялся для пущей достоверности. Кашель мучил его до тех пор, пока Шейла Брофловски не скрылась за дверью, и он остался со всеми секретами Кайла наедине. «Божечки ты мой, я не сплю, – пронеслась радостная мысль в голове. – Не сплю!» И он бросился к комоду, выворачивая ящик на себя. В одно мгновение одежда Кайла полетела на пол: носки, футболки, шапки, особенно уродливая жилетка с пожеланием счастливой Хануки ручной вязки... Эрик зашарил рукой под чистым бельём, сложенным в шкафу, в надежде найти подобие дневника, плюшевого медвежонка, чью-то фотку – да хоть что! Любая мелочь бы подошла. Поиски его успехом не увенчались, и он разочарованно запихал скомканную одежду обратно в ящик. Ну ладно, у него впереди целый день! Он точно найдёт что-нибудь постыдное, о чём Кайл никому и никогда прежде не рассказывал. А пока можно поискать что-нибудь съедобное у евреев. Кайл в это время обречённо сидел в самом конце автобуса и молчал, скручивая из пухлых пальцев фигуры, испытывающие, по меньшей мере, агонию. Утро было безнадёжно испорчено в тот самый момент, когда он понял, что произошло. За завтраком его преследовала твёрдая уверенность в том, что это тело не выдержит его разума или что его разразит инфаркт, но, к счастью, ничего такого не произошло. – Кушай, Поросёночек, я специально добавила сладкого сиропа для тебя, – защебетала Лиэн, чмокнула его в макушку и добавила уже жалостно, чтобы он точно не смог отказать: – Я же так старалась. Поэтому Кайл переваривал съеденные блинчики и происходящее всю дорогу до школы. – Что-то ты какой-то невесёлый сегодня, Картман, – тыкнул его локтем в мягкий бок Стэн. – Совсем притих. – Да не-не, всё в порядке, – спохватившись, принялся оправдываться Кайл, замахав руками, и помедлил, прежде чем неуверенно пробубнить, – хиппи. Слушай, а где Кайл? Он с замиранием сердца уставился на друга. Кайл ждал этой встречи. Ему было жизненно необходимо поговорить с Картманом, обсудить план действий: как себя вести, что можно делать, а чего нельзя. Он буквально чувствовал, что собственная жизнь ему больше не принадлежит, и это чертовски пугало. – Кайл? – удивлённо переспросил Марш. – А он дома остался. Сказал, что заболел. «Сучий потрох...» – промелькнула запоздалая мысль, и Кайл поспешил вперёд, нахмурившись и сунув руки в карманы. Было глупо думать, что Картман пойдёт на контакт. Это был отличный способ испортить ему жизнь. И Эрик думал так же. Он отодвинул грязную тарелку в сторону, спрыгивая со стула, и огляделся по сторонам, не зная, к чему притронуться. Поразмышляв, он вернулся в комнату Кайла – его личную сокровищницу, еврейский склеп, который так и ждал, когда же его разграбят. Эрик в нетерпении потёр ладони и направился к столу. Где ещё Кайл может хранить всё самое ценное, как не здесь? Ящики стали вылетать один за другим. Эрик с нетерпением вытряхивал тетради и книги, внимательно пролистывал каждую из них и проверял, не спрятано ли что-то между страниц, но ничего не было. Кажется, в этот момент он испытал настоящее разочарование. Либо он не знал Кайла, либо тот был просто ужасно скучным. Оба ответа Эрика не устраивали. Глубоко задумавшись, он опустился на корточки и с завидной прытью пополз к кровати, откидывая одеяло к стене, чтобы оно не заслоняло ему обзор. Свет фонарика озарил тёмное царство, раскинувшееся внизу, но царство это было пусто и потому никчёмно. Храня надежду, Эрик запустил щуплую ладонь под матрац, надеясь найти там припрятанный журнал, и с этой целью обошёл кровать по периметру дважды. Ничего. Оставалось лишь сдаться. Обречённо упасть на перины и уставиться в потолок, а дальше будь что будет. Было бы не так обидно, если бы оказалось, что у Кайла есть что-то, что даже он, Эрик, найти не в состоянии. Это бы означало, что у него есть время, чтобы узнать Кайла получше, изучить все его слабости и уязвимые места. Но было нечего изучать. И от этой мысли, а может, от кошерной еды у Эрика противно засосало под ложечкой. И тогда он прозрел. На самом деле, Эрик просто открыл глаза, но то, что он увидел, повергло его в невиданный восторг. Стена Кайла Брофловски была увешана стикерами. На разноцветных бумажках покоились пометки: сходить туда, встретиться с ним, сделать это, купить то. Эрик затаил дыхание. Он не мог понять, есть ли надежда на то, что они висят беспорядочно, или даже такую невинную вещь Кайл превратил в жертву перфекционизма. Эрик не знал. И это его несказанно радовало. Он с жадностью впился глазами в почерк Кайла: чаще ровный, местами скачущий, совсем редко кривой – ища своё имя. И он его нашёл. «Выбить из Картмана всё дерьмо», – гласила записка, спрятавшаяся рядом со спинкой кровати. Написанное было отрывисто подчёркнуто несколько раз, словно Кайл в нетерпении водил ручкой туда-сюда, и обведено. Чтобы наверняка. Эрик отринул мысль сорвать стикер со стены, едва она пришла ему в голову, и с нескрываемым трепетом притронулся к нему пальцами, выводя буквы. Подумать только, эти самые руки всё это и написали. В здравом уме и трезвой памяти! Написали, обвели, подчеркнули и повесили на стену, чтобы каждое утро просыпаться и видеть напоминание. Выбей, Кайл, выбей. Зачем же оно ему? Рядом висела записка: «Купить Айку на день рождения грузовик». Чуть повыше ещё одна: «Уговорить родителей купить собаку», с явной линией сгиба сверху. Осторожно приподняв бумажку, Эрик обнаружил на обратной стороне гневное, рваное, нацарапанное плохо пишущей ручкой: «Ненавижу носить отцу газеты по утрам!» И захохотал. По соседству расположилось следующее: «Отказаться ехать к кузену Кайлу!!!» Категоричное и отрывистое. А снизу, всё исчёрканное, висело: «Поспорить с мамой». Круг замкнулся. Эрик оказался в окружении евреев. Эта стена была дневником Кайла, колодцем желаний и омутом памяти одновременно. Если бы мог, Эрик унёс бы её с собой. Кто-то позвонил, и Эрик, шмыгнув в пижаме под одеяло, закашлял с новой силой. От всего этого ему стало тепло. – Прости, Эрик, я не могу пустить тебя к Кайлу, – загородив проём, решительно отказала Шейла, когда её блудный сын застыл на пороге. – Он болен. – Ну и сука, – зажмурившись, прошипел Кайл, проклиная жиртреста всеми словами, которые только знал. – Что-что-что?! – задохнулась миссис Брофловски, и не подумав, что ослышалась. – Я сказал, – подал голос Кайл, – ну и мука! Пусть поскорее поправляется и возвращается в школу. Мы его о-очень ждём. Когда хлопнула дверь, Кайл метнулся на задний двор, надеясь проскользнуть между досок, но не учёл, что жиртресту это будет не по силам. Однако он не сдавался и лез, хватаясь руками за перекладины и краснея от натуги. В конце концов, Кайл упал на газон и убито застонал. В отличие от жиртреста он с этим телом обращаться не умел. Подобрав с клумбы камешек, он прицелился и швырнул его в окно своей спальни. Спустя пару секунд с кровати показалась ехидная физиономия его самого, и Кайла передёрнуло. Вот же ж хуежоп. – Здравствуй, Каял, – елейным голосом пропел Картман, открыв окно и раскинув локти на подоконнике. Он улыбался и довольно жмурился. – Разве мама не сказала своей Бубочке, что её дорогой мальчик болен? – Пошёл в жопу, жиртрест, – зашипел Кайл, словно в него брызнули водой. – Какого чёрта ты не берёшь трубку? И на сообщения не отвечаешь. – Ох, прости, – сладко улыбаясь, вздохнул Эрик, подпирая одной рукой щёку, а второй поднимая телефон, прежде чем хищно выдать: – Я не знаю пароль. Кайл растерялся. С одной стороны, говорить жиртресту ничего не хотелось. С другой, разговор, длинный и неизбежный, ждал их. Поэтому Кайл выбрал меньшее из зол, подогреваемый копошащейся за занавесками матерью: – Семнадцать, ноль, семь, – и поплёлся к забору, услышав, как оконная рама заняла своё законное место. Дома его встретила Лиэн Картман, показавшись с кухни: – Поросёночек, ты вернулся? Не хочешь перекусить? А может, поужинать? Включить тебе телевизор? – Нет, спасибо, – вяло отозвался Кайл и вдруг прикусил язык. Жиртрест никогда не бывает вежлив с матерью! Вот кретин, она точно что-нибудь заподозрит! – Ты в порядке, Поросёночек? – приложив ладонь ко лбу, участливо спросила Лиэн, затем встала на колени, потрогала его лоб губами, снова поднялась и направилась в ванную: – Я схожу за градусником. Хочешь чай с мёдом? Фруктов? Бульона? – Не надо, – севшим голосом выдавил Кайл, скорее, просто озвучив мысль вслух без надежды, что кто-то её услышит, и метнулся наверх, чтобы ворваться в комнату и запереть её на ключ. Непозволительная роскошь, на самом деле! Его мать оторвала бы ему за такое руки. Или забрала ключ. А может, вырезала бы замок с двери. Но с Лиэн он мог обо всём этом забыть: дверь комнаты – единственное, что могло оградить от её опеки. Вытащив телефон из кармана, он, хмурясь, напечатал словно через силу: двадцать шесть, ноль, пять. И по памяти набрал свой номер. – Кайл слушает, – раздался в трубке довольный голос. Неужели он действительно может так звучать? – Картман, это я. – Чего хотел? – без лишнего беспокойства и озабоченности спросил Эрик. – Нам надо договориться, – как истинный дипломат, выдвинул предложение, мучившее его ещё с утра, Кайл. – Чтобы мы не натворили ничего лишнего и не нарвались на неприятности. – Да? – со смешком спросил Эрик. – И что же такого ты можешь натворить? И тогда Кайл понял, что Картман в беспроигрышной ситуации. Делать с телом жиртреста ему было нечего. Прогуливать, оскорблять всех подряд и срывать уроки он умел и сам. Всё, что мог Кайл, – быть лучшей версией Картмана. Впрочем, это мало что меняло. – Пока не знаю, – честно признался Кайл. – Но клянусь Богом, если ты испортишь мне жизнь, хорошего от меня не жди. – Ты говорил так и в прошлый раз, – смакуя каждое слово, проворковал Картман. – Ага, говорил, – ощутив прилив сил, вскинулся Кайл. – Но тогда я не был тобой. На какое-то время всё стихло, а затем он услышал копошение. – Это всё, конечно, очень интересно, Кайл, но мне нужно отлить, не скучай, – и ему в ухо понеслись гудки. Кайл озадаченно пялился на трубку с минуту, а затем к нему пришло осознание. Блядь... нет! Видимо, до Картмана доходило столько же, потому что он почти сразу перезвонил: – Слушай, Кайл, может, ты сам подъедешь и подержишь свою обрезанную писюльку? Боюсь подхватить проказу. Или СПИД. Чем там нынче евреи болеют? – Картман, – сквозь силу выдавил Кайл, и по голосу Эрик понял, что на этом их обмен любезностями окончен, – ложись спать. Для приличия помолчав в трубку пару секунд, он выдавил обиженное: – Ладно... – и отложил телефон в сторону. Утро встретило Кайла головной болью и ярким светом. Он огляделся и понял, что находится у себя, и все его опасения, успевшие накопиться за ночь, лопнули и разлетелись вклочья. Он метнулся к зеркалу, не веря, что видит себя, ощупал пальцами торчащие волосы, уставился на руки и попробовал что-то произнести. – Картман. Теперь это звучало правильно. Облегчённо вздохнув, Кайл потянулся к телефону и обнаружил сюрприз в виде нового пароля и фотки Картмана на заставке. Вздохнув, он пораскинул мозгами и с наихудшими опасениями принялся набирать: ноль, один, ноль, семь. И это, конечно же, сработало. Глянув на стену, Кайл с тревогой заметил на ней пробел, однако пропажа вскоре обнаружилась на столе. Оторвав стикер от гладкой поверхности, он вчитался, и всё внутри похолодело от ужаса. «Поспорить с мамой», – гласила записка, а на обратной стороне, уже не его почерком, было выведено: «Не благодари». Кайл с опаской дёрнул ручку двери: закрыто. И вот тогда, набрав воздуха, будто Картман сейчас мог его слышать, он закричал: – Твою мать, жиртрест! Я тебя предупреждал! И обвёл стикер, оставшийся висеть на стене, красным маркером.