.elen sila lumenn omentilmo.

Тонкий слух Сехуна уловил странное шуршание рядом деревьев у края поляны. Ветки кустов двигались слишком неестественно, учитывая отсутствие ветра. Влажные ладони с силой сжали рельефную рукоять. Сехун пригнулся, медленно заходя с правой стороны, пытаясь максимально не шуметь. Этому эльфу больше не удастся его обхитрить, ведь Сехун продумал все до мелочей, вплоть до стороны, с которой будет дуть ветер. Эльф всегда приходил в разное время, оставляя гостинцы. Это мог быть эльфийский хлеб или добротный кинжал с резной рукоятью и какими-то красными кристаллами. Зачем он это делал, Сехун не знал, да и знать не хотел. Его задачей было убийство эльфов. Без капли сомнения или жалости, ведь когда-то этот гордый и жадный до диковинных вещей народ перебил всё селение, чтобы забрать самоцветы, хранящиеся в глубине старинной пещеры. Всё было просто, как дважды два. Староста ответил отказом, ведь самоцветы являлись древней реликвией, которую было поручено охранять. Эльфийский Король ненавидел отказы, поэтому пришел забрать то, что по праву должно принадлежать ему, как он считал. Они убили всех, не гнушаясь: женщин, детей, стариков. Остался только десятилетний Сехун, которого мать спрятала под трупами родных, наказав лежать смирно, пока не наступит рассвет. И Сехун лежал. Глотал горькие слезы, глядя в застывшие глаза матери и лежал, подавляя разрастающийся испуг и ненависть к тем, кто готов положить жизни тысячи на алтарь, ради горстки сраных камней.       Стоило только светлой макушке показаться из-за веток смородины, как Сехун тут же ринулся к нему, перехватывая тонкое запястье и проводя болевой. Вряд ли он что-то почувствовал, но этого было достаточно, чтобы быстро сковать запястья наручниками из особой стали, сломать которую не сможет даже эльф. Он был совсем юн, на что и была сделана ставка. Будь он взрослее, с ним бы этот прием не прошёл. Но Сехун ведь не зря следил за ним так долго. Этот юноша был слишком беспечен и невнимателен. Сехун заприметил его с первого дня, когда тот, скрывшись меж листьев, несколько часов наблюдал как охотник свежует оленя. Он был тих и аккуратен, как и другие, но слишком любознателен, задерживаясь дольше положенного. Так же и сейчас, на лице нет и тени испуга, он даже не вскрикнул, лишь повёл плечом от того, что металл неприятно саднил. Когда Сехун перевернул его на спину, внимательный взгляд ореховых глаз плавно заскользил по лицу, особо нигде не задерживаясь. Нескрываемое любопытство сквозило во всем его выражении лица. — Человек, ты хочешь убить меня? — Нет, — После долгого молчания ответил Сехун. — Пока нет. Сначала я узнаю то, что мне нужно, а потом убью.       Перекинув эльфа через плечо, Сехун понес его в хижину. Даже после сказанного эльф не испытывает страха, а всего лишь внимательно изучает помещение. Судя по удовлетворённой улыбке, он остался доволен увиденным. Странно, ведь сам охотник не считал свое жилище чем-то привлекательным. Там было только самое необходимое для жизни. Шерсть медведя, которого он собственноручно убил в четырнадцать, лежала перед камином, огороженный тонкой стеной стол с единственным стулом и деревянная ванна за самодельной ширмой. В помещении приятно пахло похлебкой из зайца и свежими лепёшками.       Сехун уложил эльфа на шкуру и приковал к штырю из такого же особенного сплава, тем самым освобождая одну руку. Эльф принюхался, ведя носом в сторону котла. — Я хочу попробовать то, что у тебя в котле. Ни тени страха. Ни капли, абсолютно наглое создание, думалось Сехуну с отвращением. — Я думал, что вы питаетесь только своими эльфийскими яствами. — Раздраженно фыркнул юноша, всё же накладывая немного в деревянную пиалу. — На, ешь. — Лухан. — Что? — Можешь звать меня Лухан, — Глядя прямо ему в глаза, сказал эльф. — Мне всё равно как тебя зовут. Ты скоро умрёшь, думал бы лучше об этом. — Я не хочу умирать, Человек. — Сехун замер, но промолчал, даже не повернувшись в его сторону. — Если расскажешь то, о чем попрошу, я подумаю.

***

— Мама! Мама! — Кричал маленький мальчик цепляясь за юбку матери. Вокруг все горело ярким пламенем, а люди заходились криками. Малышу казалось, что они кричали у него в голове. Было очень страшно и жарко. Мать крепко схватила его за руку и повалила, а холодную землю, накрывая чем-то тяжелым и омерзительно липким и влажным. — Сехун, малыш, пожалуйста, полежи тут, хорошо? — голос женщины срывался, а руки заметно дрожали. — Я прошу тебя, сын. Лежи тут, закрой глаза и не открывай их, пока лучи первого солнца не начнут слепить тебя. — Женщина заглянула ребенку в глаза, поглаживая щеку окровавленной рукой. — И помни, я очень люблю тебя, Сехунни. — Мамочка, не уходи, не бросай меня, мне страшно. — Шептал мальчик, цепляясь пальчиками за мамины ноги. Вскрик — и через долю секунды его мама упала замертво в метре от него, прожигая сына невидящим взглядом.       Мальчик хотел закричать, но вместо этого из его горла вырывались отрывистые всхлипы. Шум копыт и рев неизвестного животного заглушил общий гул. В нескольких десятках метров он увидел полдюжины человек, громадного лося с двумя всадниками и большими мешками искрящихся камней.        Чужая холодная ладонь на предплечье вывела его из оцепенения. Тяжело дыша, Сехун сел в постели, пытаясь отдышаться. — Ты кричал. —  Эльф попробовал дотянуться рукой до его лба, однако наручники мешали сделать это, и он лишь царапал полупрозрачную кожу.       О ничего не ответил, отмахиваясь от настырной руки, и поднялся с постели. Ненависть к этим созданиям вспыхнула с новой силой. Однако его пленный был не такой, как другие. Он не сыпал проклятьями на диковинном языке, не дёргал оковы, брезгливо смотря на охотника. Юноша просто смотрел. Он спокойно принимал пищу из рук Сехуна, позволял обмывать свое хрупкое тело и чётко отвечал на заданные вопросы, будто ему было все равно, что станет с его расой. У него был один уговор: один вопрос в день, а потом он замолкал, наблюдая за Сехуном из-под пушистых светлых ресниц. День, а днем он раскрывал всё больше эльфийских тайн, но Сехуну казалось, что светлый что-то скрывает. Топчется вокруг истины, не давая толком заглянуть под завесу. Это очень злило Сехуна, но сорваться ему не давала леденящая душу грусть, стоящая в глазах Лухана. Да, эльфа звали Лухан, если совсем упростить, как сказал сам эльф пару дней назад. Еще через несколько дней Сехун освободил Лухану руки, всё равно оставаясь на чеку. Странно, но эльф и не пытался убежать. Он покорно помогал по хозяйству, собирал какие-то свои травы недалеко от хижины, сушил, заваривал различные отвары, которые помогали охотнику лучше спать. За своё пребывание Лухан всё так же платил информацией. Они сблизились, хотя охотник всегда был на стороже. Однако, даже при этом, всё выглядело так, как будто они жили рука об руку не первый день, но что-то все равно не давало Сехуну покоя. Нет, ему даже нравилось, что эльф остался по своей воле, ведь жить одному долгих 15 лет было просто невыносимо, но было в его глазах то, что Сехун так стремился понять. Одной ночью он не выдержал. — Что ты скрываешь от меня, Лухан? Расскажи, и я отпущу тебя. — Пропуская сквозь пальцы шелк белоснежных волос спросил О. — Я не хочу возвращаться. — Бесцветно ответил Лухан, отставляя сито и кадку с просом в сторону. — Больше оставаться ты тоже не можешь, — назидательно прочеканил Сехун, разворачивая светлого к себе. Взгляд ореховых глаз не менялся, оставаясь таким же беспристрастным, как и всегда, разве что тонкая бровь вопросительно изогнулась. — Ты же знаешь, я убиваю таких, как ты. Скоро за тобой придут. И я их убью. И тебя, Лухан, тоже. — Они не придут. — Если не придут сами, пойду я, ты дал мне достаточно информации, чтобы я мог убить их всех. — Сехун поднялся на ноги, проходя в глубь хижины. Тонкая льняная ткань легко соскользнула с мускулистых плеч, с шелестом опускаясь на шкуру.       Пристальный и бесконечно печальный взгляд эльфа целиком и полностью подрывал всю уверенность охотника в правильности своего вопроса. Но хоть он и прикипел к этому существу за несколько недель, правда и месть были важнее. Светлый тоже это прекрасно понимал, смысла тянуть больше не было. Лухан поведал Сехуну историю своего детства. Его отец был Королем Лайан’Элле, Его мать умерла, когда ему было семь. Когда Лухану исполнилось десять, отец решил взять в жены дочь короля близлежащих лесов. Она была невероятно красива и нежна, как цветок Лизиантуса, едва увидевший свет. Король Гаэль настолько возжелал заполучить ее, что даже цена его не остановила. Отец девушки требовал несколько мешков редчайших самоцветов, которые охранял человек. Деревня Аглон была единственным местом, где можно было их достать. Гаэля не остановило и это. Созвав совет, он отправился на переговоры, но увы, ему отказали. Король был в ярости. Созвав пару сотен элитных бойцов, он ринулся в атаку, решив забрать самоцветы любой ценой. Гаэль усадил маленького Лухана пред собой на лося и наказал смотреть на то, что бывает с теми, кто смеет перечить королю. И Лухан смотрел, впитывал каждую каплю крови, каждый хриплый крик вырывающийся из горла ни в чем не повинных людей. Он чувствовал отвращение и ненависть к своему народу и жестокому отцу. От запаха крови мутило, пальцы не слушались и скользили по жесткой шерсти загривка. Еще секунда — и Лухан был готов зажмуриться, но вдруг его взгляд зацепился за женщину, копошащуюся в трупах. Приглядевшись, Лухан увидел, как она накрывает мертвым телом мальчишку, едва ли старше его самого. В глазах мальчика стоят слезы и страх.       Через несколько мгновений над головой эльфа отчаянно свистит стрела, и женщина падает замертво, пройдя и жалкие несколько метров, как ему тогда показалось. Лухан испуганно перевел глаза на мальчика, которого она оставила. Он лежал абсолютно неподвижно, глядя на женщину. Эльф обернулся. Стрела принадлежала его отцу, он еще даже не успел опустить лук. На его лице блуждала блаженная улыбка, а Лухан в этот момент понял, что Гаэль, которого он знал, умер вместе с его горячо любимой матерью.       С каждым сказанным эльфом словом глаза Сехуна наполнялись злыми слезами. От него также не ускользнуло, что он нашаривал кончиками пальцев рукоять спрятанного под шкурой клинка. Секунда, и светлый был прижат к полу, а острый металл неприятно холодил шею. Тонкая струйка крови блеснула на лезвии и скатилась вниз, пачкая белоснежную кожу — Ненавижу. Как же я вас ненавижу, — как заведенный шептал Сехун. — Перебить весь мой народ и из-за чего? Какой-то мудак захотел блестяшки за свою доченьку? Серьёзно? Тысяча, Лухан, почти тысяча человек полегло. Где ваше хвалёное благородство? — Лухан молчал, покорно прикрыв глаза, лишь его пальцы неосознанно сжали бедро Сехуна. Он не хотел умирать, но и сопротивляться тоже не собирался. В конце концов, он понимал, хоть и самую малость, но понимал, что чувствует Сехун. Клинок, до этого упиравшийся в тонкую кожу в опасной близости с артерией, просвистел мимо уха и воткнулся в деревянный пол рядом с его головой. Эльф даже не вздрогнул, лишь удивлённо приоткрыл глаза, пытаясь поймать взгляд охотника. -Уходи, слышишь? Уходи! Уходи пока я не прирезал тебя, Лухан!       И эльф ушел, оставляя после себя легкий шлейф аромата ржаного хлеба. Несколько дней охотник продумывал план. Нужно было продумать всё до чертовых мелочей. Он мечтал вырезать всё их селение, но для сладкой мести хватит только отца Сехуна и его драгоценной второй жены. Нужно было незаметно пробраться в вооруженный до зубов и охраняемый искусными эльфами дворец. Невыполнимая задача, но он должен. На исходе четвертого дня Сехун взял мешок со всем необходимым и оставил свою хижину, даже не обернувшись. Возможно, он появляется тут в последний раз. Так или иначе, не пойти он не может.       Сехун спускался вдоль небольшого водопада, что находился в десятке километров от Лайан’Элле, когда увидел кровавые следы на земле. Они вели в пещеру, что скрывалась за бурлящей водой. Следы как раз обрывались возле кромки воды. Не знающий человек бы подумал, что истекающего кровью поглотила эта безжалостная пучина, но не Сехун. Там был секретный проход, который тоже весь выпачкан кровью. Обогнув воду, Сехун проник внутрь, щуря глаза в попытке вглядеться в кромешную тьму. Острый слух юноши тут же уловил еле слышное хрипение по правую сторону от себя. Сехун нащупал в мешке маленькую походную лампу, чиркнул огнивом и направил зажегшийся свет на источник звука. Его руки тут же похолодели, а сам он осел на пол тут же отползая к стене. Он сам убивал, поэтому видел достаточно, но это напомнило ему детство, хотя нет, это было даже хуже. В глубине пещеры лежал светлый эльф, Лухан, испещренный длинными стрелами. По земле струилась кровь, постепенно достигая ног О, это и привело его в чувства. Он бегло осмотрел лежащее тело и прислушался. Эльф был еще жив, большего и не надо. Спешно покинув пещеру, он принялся собирать травы, сметая все, что встречал на пути. Стрелы были эльфийские, а значит — отравленные, да и судя по количеству крови, светлый лежал тут уже несколько часов. Охотник усердно смешивал какие-то травы, засыпая их порошками из своего мешка. Когда целебная мазь была готова, Сехун аккуратно разрезал его шелковистую ткань и принялся доставать стрелы. Одна за одной он извлекал их из израненного тела, тут же накладывая мазь и накрывая кусками своей льняной рубахи. Лухан лишь измученно стонал, когда дерево покидало мягкую плоть. — Странно… На них герб Лайан’Элле, чтоб их. — Чертыхнулся охотник, отбрасывая стрелы в сторону. Он не знал, успел он или не успел помочь эльфу. Это будет ясно лишь через несколько часов. Если отвар нейтрализовал токсин — Лухан не очнется сразу, но и не умрет, захлебываясь оставшейся кровью. Его внутренние органы также были сильно повреждены, но если травы помогут — он справится. Минуты ожидания тянулись слишком долго. Все это время Сехун вглядывался в бледное лицо эльфа, освещенное лишь тусклым светом лампы. Он пытался понять, почему так получилось, ведь Лухан сын короля. По словам эльфа, все думали, что он ушел охотиться за диковинным зверем этих краев, чтобы преподнести в дар отцу. Странно, это все было очень странно. За размышлениями он и не заметил, как крепко сжал тонкую ладонь юноши. На самом деле, Сехун очень к нему привык. Он так долго жил один, что появление в его доме второй живой души не прошло бесследно. Да, сначала он был очень насторожен и аккуратен, но после понял, чего ему так не хватало. Их долгие разговоры по вечерам за миской горячей похлебки, на которые его вывел сам эльф, между делом рассказывая чудные истории. По началу Сехун отвечал холодно, но после немного оттаял. Эльф часто просил причесать его белоснежные волосы, так как оковы ограничивали действия. В один из дней Сехун освободил его. Если честно, он сам не знал зачем это сделал, но чувствовал, что так надо. Случайные прикосновения не казались чем-то омерзительным, а наоборот, разливались теплом, поднимая воспоминания о детстве. Лухан касался мягко, настороженно, но при этом очень настойчиво. Охотнику даже казалось, будто они всегда жили вместе. Эльф помогал, не чураясь и грязной работы, но в основном ее все же делал Сехун. Ну не мог он смотреть, как столь эфемерное создание с легкостью носит огромные бочки с водой, как будто это пушинка. Однако, узнав, что скрывал Лухан, ненависть вспыхнула с новой силой. Не к нему, конечно же, нет. Однако оставить эльфа он тоже не мог, хотя очень хотел. — Се-Сехун… — веки Лухана затрепетали, но он был слишком слаб, чтобы открыть глаза. — Сейчас, Лухан, сейчас, подожди немного… — юноша поднес ко рту эльфа флягу с водой. Его била мелкая дрожь. Он справился. Уложив эльфа обратно, Сехун принялся судорожно осматривать раны под повязкой, с удивлением обнаруживая, что те начали затягиваться раньше, чем он планировал. Наверное из-за того, что Лухан еще очень молод по эльфийским меркам.       Через пару часов Лухан окончательно пришел в себя. Охотник принес ему немного еды и помог сменить положение, облакачивая спиной на камни. — Тебе больше не надо никуда идти, Сехун. — Внимательно вглядываясь в его глаза прошептал эльф. — Я уже говорил, я все равно туда пойду, Лу. — Сехун нахмурил брови и отвел взгляд в сторону, теребя широкий охотничий нож. — Я убил отца. Теперь тебе больше незачем идти в Лайан’Элле. — Что ты сделал? — Ты бы все равно не смог, Сехун. — Эльф выглядел настолько спокойным, что злость пробирала охотника до кончиков пальцев. Он должен был сделать это сам, своими руками. Зачем это глупое существо подставилось, на нем же живого места не было. — На моем месте мог оказаться ты. Я, как видишь, живой. А ты бы умер, даже не проникнув в покои. — Назидательно продолжал Лухан. И он был прав, что злило охотника еще сильнее. Даже несмотря на опыт, Сехун бы не смог так близко подобраться к Гаэлю. — Почему, Лу? Он же твой отец. — Потому что я ненавижу его, — понизив голос, ответил эльф и коснулся пальцев юноши. — И люблю тебя. — Л-любишь меня? — Все это время, с самого первого дня. Я бы не стал приходить к тебе просто так. И тогда, — замялся Лухан. — Я поддался тебе. Не мог больше просто смотреть. Охотник нахмурился, нервно теребя жесткую ткань штанины в руке. За то время, что светлый провел без сознания, мир Сехуна перевернулся несколько раз. Он тоже любит Лухана, более того, он чувствовал это с самых первых дней, когда чуть не утонул в ореховых глазах, опустив его на лопатки. Это чувство было ново, поэтому он не сразу осознал, что испытывает, но стекающая к ногам юноши кровь эльфа расставила все по местам. — Когда ты сможешь идти, двинемся на восток. Мы не можем возвращаться в хижину. И да, я тоже тебя люблю, наверное. — Эльф хихикнул, с улыбкой разглядывая смущенного Охотника. Скомканное признание далось ему нелегко, но он был искренен.       Лухан обладал поистине нечеловеческой регенерацией, думал Сехун, осматривая практически затянувшиеся раны. На улице была глубокая ночь, эльфийские лучники прошли пару часов назад, судя по направлению, шли они в сторону хижины. Наткнулись, наверное, на следы самого охотника. Хорошо, что он успел отмыть кровь эльфа от камней, как чувствовал. Можно было выдвигаться. У них была фора ровно в один день. Сначала они заметали следы. Полностью оправившийся Лухан подхватил Сехуна на руки и ловко порхал по каменистой почве, не оставляя ни единой зацепки для следопытов. Затем темный дремучий лес, полный мерзких тварей, то и дело пытавшихся вгрызаться острыми зубами в мягкую плоть мужчин. На исходе седьмого дня юноши вышли на поляну, пронизанную мягкими струями света. Она была сплошь усыпана цветами нежных пастельных оттенков. Большой валун, стоявший чуть поодаль, создавал очаровательную тень над кустами крупной и сочной на вид черники. Это место выглядело поистине волшебно. — Сехун… — Завороженно оглядываясь по сторонам, прошептал Лухан и мягко коснулся ладонью предплечья идущего впереди охотника. — Конечно, Лу, мне тоже нравится это место.       За эту неделю они сблизились еще больше. Сехун даже позволил себе прижаться спиной к спящему эльфу, пробираясь ловкими пальчиками под шелковые одежды. Его волосы пахли пылью, а одежда грязна, так же как и у Сехуна, но было в этом нечто трогательное и родное. Постройка хижины заняла не так много времени, как оказалось, Лухан, несмотря на голубую кровь, мог создавать все из ничего. Новый дом, выполненный в эльфийской манере, оказался даже красивее прежнего. Множество витиеватых конструкций, резных деталей и цветов. Эльф посыпал вокруг дома какой-то мерцающий порошок, и цепкая лоза тут же обвила строение, мгновенно расцветая крупными цветками нежно-фиолетового цвета.       За большим камнем эльф обнаружил ручей, а чуть дальше и реку. Он нетерпеливо дёрнул Сехуна за рукав, утаскивая в сторону водоёма. Освободившись от порядком надоевшей одежды, мужчины медленно вошли в воду, смакуя ее обволакивающую прохладу. Когда с мытьём было покончено, Лухан, загадочно улыбнувшись, обвил крепкий торс Сехуна руками. За время вынужденного похода охотник заметно загорел, их кожа контрастировала, что невероятно нравилось эльфу. Он наслаждался запахом его тела, щекоча носом смуглую кожу шеи. Сехун обнимал его крепко, перебирая пальцами шелк белоснежных волос. Отец эльфа забрал у него мать, но подарил Лухана. Годы вынужденного одиночества с лихвой покрывались эльфийской заботой и чуткостью, за что Сехун был очень благодарен, отдаваясь ему без остатка.