Чаепитие Шляпника

Вот уже сколько лет Джефферсон не слышал голоса своей дочери: тихого, мелодичного и такого нежного. Где только его призраки не встречали хозяина дома. «Папа, почитай мне сказку!» - издевались книжные полки. «А что мы сегодня будем кушать, пап?» - подтрунивали кастрюли из кухни. Особенно не любил Шляпник картины, висевшие в квадратных рамках в коридоре: «Папочка, смотри, что я нарисовала! Тебе нравится?». Но Джефферсон ясно понимал, что Грейс не здесь, и с этими мыслями в очередной раз направлялся к подзорной трубе. С радостью для себя он в этот раз увидел, как его дочь ужинает, пусть и с новой семьёй. «Совсем не изменилась, - думал Шляпник, вглядываясь в её тарелку, - ты всё так же предпочитаешь есть опята, верно?». Однако с горечью он вспоминал, как оставил Грейс, желая ей самого лучшего. Быть может, так и случилось, и дочь действительно счастлива в новой семье? Но она всё же должна знать правду. Джефферсон дождался окончания уроков и вышел из-за дерева. - Грейс! Как часто это имя срывалось с его губ, не находя носителя. Мужчина не был уверен, что это сработает. Она остановилась, но узнала ли тот самый голос, под который засыпала в детстве? Пейдж обернулась и посмотрела в его слезящиеся глаза. Губы Шляпника подрагивали, а брови жалобно изогнулись. Не злится ли она за то, что была оставлена? Вряд ли Злая Королева рассказала дочери о причине отсутствия того, кого она раньше называла… - Папа! Вскоре после падения Темного проклятья Грейс воссоединилась с Джефферсоном. Ей, как и когда-то Эмме, понравился дом, но некоторые изменения он всё же претерпел. Тяга девочки к рисованию преображала всё, что только можно: все тумбочки и шкафы были расписаны узорами, становившимися с каждым разом всё более замысловатыми, а в каждой комнате (коих в доме было немало) гордо висели её картины. Изображали они, в основном, такие сказочные миры, что даже самому Шляпнику не могли присниться. Отец восхищался воображением своей дочери. Через несколько лет картины девочки начали пользоваться спросом, и Джефферсон оборудовал для неё целую студию в их доме: огромная комната была окрашена в серый цвет, дабы не отбрасывать ненужных рефлексов на постановки, для которых были куплены самые различные гипсовые фигуры, начиная от кубов и заканчивая головой Геракла. Материалами юная художница тоже не была обделена – под них выделили огромные стеллажи, стоявшие по стороне двери. - Папа, посмотри, я закончила! Грейс со всех ног бежала в кабинет отца, и тот был несказанно рад её видеть, ведь она не вылезала из своей мастерской уже вторую неделю, что заставляло его беспокоиться о её здоровье: - Грейс, ты часто проветриваешь свою комнату? - Да-да-да! Пойдем уже, пап! Девочка бодро схватила его за руку. Джефферсон внимательно посмотрел на её светившееся счастьем лицо и сверкающие в предвкушении глаза. Увидев это, он успокоился и побежал с ней по лестнице вниз, хотя сам ещё недавно остерегал дочь от этого опасного занятия. - Смотри, что я нарисовала! Посреди студии, уже изрядно заполненной всяческими кувшинами и холстами, гордо стоял большой семейный портрет: маленькая Грейс, сидящая на пеньке с полной грибов корзинкой, одетая в свой любимый плащик цвета опят, и её папа, сидящий рядом в бордовой рубашке и темном сюртуке, прямо как в свой последний день в Зачарованном лесу. Они улыбаются, а деревья на заднем фоне освещает яркое солнце. «Значит, ты запомнила меня именно таким» - облегченно подумал Шляпник, вспоминая полные счастья дни прошлой, хотя и трудной жизни. - Тебе нравится? Взгляд девочки совсем не изменился - он остался таким же счастливым и мечтательным. - Да, Грейс, - по щеке Джефферсона медленно спускалась слеза, - она великолепна. Грейс обняла его со всей душевной теплотой, и он ответил тем же. Они долго стояли и любовались на самих себя прежних, пока девочка не вздрогнула, вспомнив о кое-чем важном: «Совсем забыла! Я же чай нам заварила! – художница поспешно направилась в сторону кухни. – Мятный, как ты любишь!» Шляпник ни разу не отказывал своей дочке в чаепитии. Слишком больно было бы сделать это. - Ну вот, - она опустилась на стул, придерживая чашку за донышко, - совсем остыл. - Ничего страшного, - Джефферсон улыбнулся, присаживаясь напротив своего блюдца. «Хорошо, что к этому чаю я всё-таки успел», - пронеслось у него в голове.