Я ведь андроид, детектив

— Десять ножевых... Кто вообще в наше время все еще убивает ножом? — Гэвин склоняется над трупом, когда говорит это. Девушка. Это почти всегда девушки. Человек. Ну или была им, потому что сейчас она одно сплошное кровавое месиво, где нетронуто лишь лицо. Раньше, лет пятнадцать назад, его бы стошнило. Теперь же Гэвину плевать, за годы работы в полиции привыкаешь практически ко всему. Еще одно тело в бесконечной череде убийств. Очередное преступление, которое он должен раскрыть вместе со своим идиотом напарником. — На прошлой неделе вы попытались убить меня как раз-таки ножом, когда я отрицательно отозвался о вашем навыке готовки, детектив. А вот и он. Куда же, блядь, без этого андроида и его замечаний. Ричарду слишком нравится неожиданно подкрадываться, возникать из ниоткуда и становиться рядом, а потом говорить что-то прямо в ухо, так близко и негромко, что слышно становится только ему. И с этим нужно что-то делать, если Гэвин не хочет продолжать подкармливать распустившиеся в участке слухи. Сейчас Ричард стоит на расстоянии шага и ухмыляется, когда Гэвин отрывается от созерцания тела и поднимает голову. — Это ты так называешь? Ты сказал, что моя еда выглядит как дерьмо, — теперь Гэвин рассматривает его. — Мне стоило целиться точнее. Замечает складку на идеальной рубашке и почти тянется, чтобы привычно разгладить ее большим и указательным, но осекается, убирает руку в карман и сжимает в кулак. Не сейчас. Позже. Может когда коллеги наконец отвернутся от них и перестанут так пялиться. Очередное шоу, да? Гребаные уебки. Гэвин послал бы их нахуй, но у него и так выговоров до жопы. Все, что ему остается, — это сжимать ладонь сильнее и иногда с вызовом пялиться на них в ответ. Прямо как сейчас. — Нет, не так, — проклятый робот все еще ухмыляется, ему, наверняка, похуй. — Цитирую: «Какой необычный вид у этого блюда. Его что, уже кто-то ел?» — Как будто бы, блять, это не одно и то же, — Гэвин морщится. Конечно же, ему похуй. Навряд ли Ричард загоняется по такой херне, а он, Гэвин, неожиданно слишком. — Не совсем, — андроид прослеживает за его взглядом и приподнимает брови в немом вопросе. Что не так, да? Все, блядь, не так, Ричард. — Просто радуйся, что я не заставил тебя есть это, мудак. Гэвин отворачивается и вновь смотрит только на погибшую. Нахуй коллег, нахуй его. Десять ножевых. Пиздец. Еще больший пиздец, что после этого она какое-то время еще была жива. Цеплялась за остатки своей уже проебаной жизни и кричала, пока в легких не кончился воздух. — Если вы не забыли, то я андроид. Мне не нужна еда, детектив, — Гэвин слышит в его голосе уже знакомую издевку. Как же раздражает. И еще его гребаный «детектив». Блядь. — Ненавижу, когда ты меня так называешь, — нахуй труп, он опять смотрит на андроида. Тот слегка щурится, рассматривая в ответ, когда спрашивает: — Как? Будто бы сам не знает. — «Детектив». Ты делаешь это специально, я уверен. — Тогда как мне вас называть? Сэр? Или по имени? Предпочитаете какие-то особые интонации? Может быть, хотите, чтобы я прорычал ваше имя? Сука. Вот же гребаный мудак. Еще и улыбка эта нахальная, хочется безвозвратно послать его нахуй, а потом пойти следом самому. Как же это заебало. — Какого хуя вы нихуя не делаете? Хоть бы, блядь, притворились. Охуенно вовремя, Хэнк. А теперь завались. Смотрит так, что Гэвин ощущает себя виноватым буквально во всем. Как всегда, блядь. Хэнк хлопает Ричарда по плечу, тепло и как-то по-отечески, и Гэвина почти передергивает. Какого хрена ты распускаешь руки, Хэнк? — Рид опять отвлекает тебя от сбора улик? — добавляет он и награждается очередным уничтожительным взглядом от Гэвина. Кажется, Ричард даже улыбается не так заносчиво, когда отвечает: — Скорее детектив сомневается в умственных способностях убийцы. Блядский Хэнк. В машине Гэвин все-таки тянется к его рубашке, поддевает светлую ткань и аккуратно разглаживает кончиками пальцев. Вот так. Теперь идеально. Он ничего не говорит, когда отстраняется и натыкается на внимательные глаза Ричарда. Ричард внезапно тоже молчит. Ночью Гэвин почти не спит. Лежит неподвижно в кровати, соприкасаясь спиной с боком и рукой Ричарда и ощущая его теплую кожу через тонкую ткань домашней футболки. Наверное, это должно как-то успокаивать, но нихуя. Ричард все еще молчит, только утром сует в его руки слишком много кофе. Сперва чашку дома, а остальные две в участке. Гэвина не покидает стойкое ощущение приближающегося пиздеца, когда он берет еще и четвертую в автомате на втором этаже. Под вечер Гэвин идет на перекур. В тонкой толстовке прямо в дождь, потому что ему похуй. Сигарета зажигается не сразу. Гэвину удается прикурить только с пятой попытки в тот момент, когда он почти готов бросить зажигалку о стену и завыть. Он курит глубоко. Вдыхает дым до основания, до конца, а назад выпускает лишь тонкую струйку. Быстро подносит сигарету к губам и так же быстро отстраняет, пока она не догорает до фильтра и не начинает жечь пальцы. После Гэвин не спешит заходить внутрь. Он стоит под козырьком участка, спрятав руки в карманы. И как-то не вовремя вспоминает ту вывернутую наизнанку девушку. Их грузом лежащее и все еще нераскрытое дело. Сейчас Гэвину кажется, что он и есть тот труп с десятью ножевыми, только вот ранения себе он наносит сам. Еще и еще, пока не перестанет цепляться, пока не перестанет орать во всю глотку, пока его остывшее и истерзанное тело не найдут спустя три дня. — Вы так простудитесь, детектив, — Гэвин не сразу замечает, как на плечах поверх вымокшей толстовки оказывается безупречная куртка Ричарда. — Лучше зайти. Гэвину хочется послать его нахуй, бросить что-то едкое и задевающее, оттолкнуть от себя как можно дальше, вместо этого он пялится на мерцающий в темноте «RK-900». Символ киберлайфа, который стоило бы давно выкинуть. — А ты? Не боишься промокнуть? — А должен? Я ведь андроид. Уже с одиннадцатью. Ричард все еще придерживает куртку руками. Он стоит напротив, и Гэвин в одно движение дотягивается до него, прижимается губами к губам. Он целует, обхватывая за шею и склоняя к себе. Позволяет скользнуть языком в приоткрытый рот и вжимается всем телом, когда Ричард сгребает волосы в кулак на его затылке. Гребаный пластиковый мудак. Почти плевать, что в участке горит свет, и кто-то наверняка пялится на них из окна. Этой ночью ему удается ухватить час. Урывками и просыпаясь от любого шороха, но в конце концов понимает, что больше не получится. Гэвин ворочается, перекатывается с бока на бок, постоянно поправляет подушку, укутывается тонким одеялом и тут же отбрасывает его в сторону. Это пиздец как надоедает. Все не то. — Эй, Ричард, — он толкает андроида локтем. — Ты спишь? Гэвину приходится толкнуть еще один раз, прежде чем услышать его ровный голос. — Серьезно? — Гэвин не сомневается, что сейчас он смотрит на него как на полнейшего идиота. — Нет. Андроидам не нужно спать, придурок. Но если ты поэтому такой нервный, то я могу закрыть глаза и сымитировать. Гэвин шлет его нахуй. Теперь с двенадцатью. Почти полгода проходит с тех пор, как Ричард становится его напарником. И месяц с того момента, как этот жестяной уебок переселяется в его квартиру. А ему все еще кажется странным тяжесть его тела на постели, мягкие прикосновения и тихое дыхание над ухом и то, что Ричарду нахуй не сдался гребанный сон. Чертова имитация человека. Когда через несколько дней Ричард снова отвечает ему «я ведь андроид, детектив» таким тоном, будто бы объясняет элементарные вещи тупой трехлетке, Гэвин понимает, что по уши, блядь, в пизде. «Я андроид» как ответ на все его ебанутые вопросы. Мне не нужно спать, я андроид. Мне не нужно есть, я андроид. Мне не нужно отсасывать, я ведь андроид. Сука. Когда Гэвин говорит ему об этом, они стоят на пустой парковке. Он упирается локтем в крышу машины, держа в другой руке очередной стаканчик с кофе, а Ричард наблюдает за ним, прислонившись к капоту. Андроид молчит несколько минут перед тем, как ответить: — Это все что вас беспокоит, детектив? — Гэвину не нужно видеть его лицо, чтобы почувствовать на нем усмешку. — Отсутствие моих половых органов? Они настолько важны? Не то, чтобы Гэвин хочет ему отсосать. И не то, чтобы не хочет. Все, блядь, не настолько однозначно. Он молчит, только недовольно щурится в ответ, и Ричард, замечая это, добавляет: — С этими вопросами вам стоит обратиться в Киберлайф. Впрочем, они навряд ли предполагали, что кто-то захочет отсасывать у андроидов моей модели. — Какой же ты, блядь, мудак, — Гэвин сминает стаканчик и кидает его куда-то в сторону. Прослеживает, как тот огибает одну машину и задевает другую, расплескивая остатки кофе, а после падает и ударяется об асфальт. Чертов стаканчик. Никто не спешит его поднимать. — И по этому поводу я советую вам написать в Киберлайф. Пиздец. Прежде, чем оказаться на переднем сиденье, он бросает: — Если я пошлю тебя нахуй, ты опять скажешь про свой гребаный Киберлайф? Ричард только коротко хмыкает и садится за руль. Гэвин не совсем идиот. Он не обманывает себя и не принимает Ричарда за человека, но что-то, блядь, все равно идет не так. Он ведь андроид. Гребаная пластиковая кукла с мозгами и едкими фразами. Окажись он миленькой девушкой, все было бы легко, мужчиной — сложнее, но не слишком. Но ведь нихуя. Ричард андроид, а он, Гэвин, человек. Заебись история, точно не обойдется без Шекспира. В тот же день у Ричарда появляется выговор за превышение должностных полномочий. Избиение, блядь, подозреваемого. Гэвину так и говорят: — Кажется, один из близнецов кого-то избил. Ну тот, твой, который со злыми глазами и мудак. Обычно на такое едва обращают внимания, но когда замешаны андроид и человек, все приобретает несколько иной смысл. Люди постоянно ищут повод доебаться, высматривают в них малейший изъян и цепляются за любую оплошность, а свою Ричард буквально кидает всем в лицо. И это не самое лучшее действие, когда прав по факту все еще не больше, чем у домашнего животного. — Я попросил его это сделать, — говорит Гэвин, рассматривая снимки, где на пострадавшем нет живого места. Видео Ричард предусмотрительно стирает. — Уебок никак не хотел раскалываться. Ричарду — выговор, Гэвину — штраф в половину зарплаты и слушание в следующую пятницу. Охуительно. Гэвин почти чувствует спиной осуждающие взгляды коллег и сочувствующий — Хэнка, когда спустя час выходит из кабинета Фаулера. Идите нахуй. И ты со своим чертовым сочувствием иди туда же, Хэнк. Он находит Ричарда в коридоре на втором этаже и несколько долгих минут рассматривает, прежде чем спросить: — Нахуй ты это сделал? Мне плевать на твои садистские наклонности, но мог же, блять, как-то поаккуратнее! Гэвин не понимает, как после этих слов оказывается прижат к Ричарду. Вот он стоит под его холодным взглядом, но в другое мгновение спину уже обхватывают руками, а к виску прислоняются щекой. — Замри, — говорит ему андроид и Гэвину совсем, блять, не нравится этот тихий голос. — Не шевелись, Рид. Но Гэвин действительно замирает. Его впервые обнимают вот так. Черт возьми, его вообще впервые просто обнимают. Не стискивают в пьяном приступе веселья или в страстном порыве и не хлопают по плечу. Наверное от неожиданности, но он не отталкивает. Молча жмется к щеке и даже прикрывает уставшие глаза, цепляясь пальцами за его куртку. Тупое ведро с гайками. Что-то опять происходит, и, кажется, из-за этого все ожидаемо летит нахуй. Сколько там уже ножевых? Пятнадцать? Двадцать? Двадцать восемь? Гэвин уже давно сбивается со счета. Дома Ричард молчит. Гэвин наливает виски себе в стакан и смотрит на засохшую кровь под его ногтями. Наблюдает за тем, как Ричард снимает с себя сперва куртку, а после жилетку с рубашкой и складывает их рядом аккуратной стопкой. Свою же одежду Гэвин не глядя кидает на пол, особо не задумываясь над тем, куда она попадает. Иногда ее поднимает Ричард и кладет со своей, но в основном его немногочисленные толстовки и джинсы валяются по всей квартире. Дохуя аккуратный андроид и неряшливый ебанутый человек. Растянутая футболка с почти исчезнувшим рисунком на груди Ричарда вдруг кажется ему слишком привычной. Ричард поправляет ее, одергивая низ и рукава, и вместо стакана Гэвин отпивает из горла. Когда, блядь, все успевает произойти? Он не сразу замечает, как андроид начинает наблюдать в ответ. — Что-то не так? — Ричард выхватывает бутылку из сжатых пальцев и отставляет в сторону, а его обеспокоенный взгляд заставляет Гэвина оскалиться. Он даже не пытается вернуть виски назад. — Это ты мне, блядь, скажи, — почти выплевывает Гэвин и слишком долго вглядывается андроиду в лицо. Просто невыносимо. Здравствуйте, с вами Гэвин Рид и он нихуя не понимает, что происходит. — Ты о сегодняшнем? Это системный сбой, — он пожимает плечами. Ничего такого, всего лишь системный, блядь, сбой. Гэвин думает, что системный сбой сейчас у него самого. — Неужели пластиковая кукла разъебалась? — он не знает, зачем говорит такое, но теперь слова повисают в воздухе, и Гэвин еще больше злится на самого себя. Браво. Какой же вы еблан, детектив. — Ты уебок, Рид, — говорит ему Ричард, и Гэвин почему-то с облегчением вздыхает. Уебок звучит знакомо. Почти как его собственное имя. Как детектив Гэвин Рид, только детектив-уебок. Гэвин должен что-то сказать, не оставлять так, но он молчит. Его тошнит от самого себя. — Я тоже не ожидал оказаться в таком дерьме, — звучит так неожиданно, что Гэвин теряется. Смотрит Ричарду куда-то в плечо и прячет сжатые кулаки в карманы, а в голове играет заевшей пластинкой «что за хуйня». — Моей программой не предусмотрено все это, — Ричард обводит рукой гостиную, его и себя. — Сперва я предположил, что тут виновата моя девиантность, но вскоре пришел к другому выводу. Ведь если так и есть, то только наполовину. Потому что когда я встретил тебя, вся моя программа покатилась в пизду. У Гэвина выбивает воздух из легких. На какие-то секунды его оглушает биение собственного сердца, а в висках стучит громче обычного. Кажется, сейчас его подводит гребаный слух. — Только, блядь, не говори, что это признание, — голос у Гэвина вдруг оказывается тихим. Он смотрит на Ричарда, и тот не отводит взгляд. Он выглядит спокойным и собранным, и Гэвин готов отдать все, лишь бы заглянуть за эту маску прямиком в пластиковую голову. Он впервые жалеет, что после девиации его андроид не носит диода. — Зачем тебе нужен я? На ладонях, наверное, останутся следы от ногтей. На часах высвечивается двадцать три тридцать. Самое время все проебать. — Думаешь, я знаю, как это работает, Рид? Но я понятия не имею. У меня нет инструкций для таких случаев. С нашими эмоциями вы, люди, знатно наебали самих себя. Ричард замолкает, и Гэвин испытывает острое желание дотронуться до него, провести ладонью по плечу, сжать. Настолько, что почти видит это в своей голове. — После девиации я не знал, чем должен теперь заниматься. Мне нужна была цель. Задача. Найти смысл или за что-то зацепиться. И я не рассчитывал, что моим якорем станешь ты. Пиздец. Гэвин не выдерживает. Выпутывает руки из карманов и тянется вперед через столешницу. Он хватает Ричарда за предплечье, крепко сжимает, и тот накрывает его ладонь своей. У Гэвина сносит крышу к хуям, когда он понимает, что Ричард мелко подрагивает под его пальцами, а в местах их соприкосновений у него сходит скин. Нихуя он, мать вашу, не спокоен. Гэвина трясет не меньше, когда Ричард заглядывает ему прямо в глаза и спрашивает: — А зачем тебе пластиковая кукла? — тихо. Действительно, блядь, Гэвин, зачем? Видишь ли, ты его ебаный якорь, а сам ты обычно шлешь всех нахуй и ни к кому дольше пары дней не привязываешься. А особенно, если это гребаная машина, которая доебывает тебя при любом удобном и нет случае. — Наверное, по той же самой причине, — Гэвин почти хрипит. Кажется, люди и вправду наебали самих себя. Ричард касается его лица свободной ладонью, и вопрос «что, блять, делать» застревает у Гэвина в горле, исчезает под легкими движениями костяшек по трехдневной щетине. Он рефлекторно льнет к ним, трется щекой. И закрывает глаза, когда Ричард неожиданно слишком мягко целует его в висок. У Гэвина все покатилось после того, как это ведро с гайками заявилось на его пороге и сказало, что все, пиздец, я твой напарник, радуйся, и, нет, меня нельзя отправить обратно в Киберлайф. А теперь катится еще дальше. — При нашей работе вероятность в девяносто пять процентов, что ты умрешь не в своей постели, а я же закончу где-нибудь на свалке и едва ли переживу тебя, — андроид отстраняется и наблюдает за его реакцией. Завались, какого хуя? — хочет сказать Гэвин, а вместо этого беспомощно выдавливает: — Что делать с оставшимися пятью? Ричард целует его снова. В раскрытую руку, прямо в полумесяцы от ногтей. Гэвин перестает дышать. — Я не знаю. Может, вы научитесь переносить свое сознание в тела попрочней? Гэвин уверен, что ему так повезти не может. На следующее утро он страдальчески разглядывает в зеркале засосы на своей шее, пока рядом Ричард с невозмутимым видом застегивает куртку. — Ну и как я должен их спрятать? — он спрашивает одновременно у зеркала, у себя и у мудака андроида. — Оставь, — Ричард смотрит на его шею через зеркало. Любуется, блядь, работой. Наверняка, специально наставил на самом видном месте. Гэвин раздраженно сверкает глазами в его сторону: — Иди нахуй. — Разве не именно это я делал вчера ночью, детектив? Этим самым ртом. Сука. В участке шея Гэвина Рида становится самой обсуждаемой вещью за день. Только слепой или ленивый не доебывается до него с поздравлениями ему и сочувствующими наставлениями для его якобы подружки. К концу дня Гэвин не выдерживает и целует своего гребанного андроида прямо на входе в участок. И в тот момент он чувствует себя одновременно жалким и до ужаса свободным. Участок тихо охуевает, когда смотрит на них со своих рабочих мест. И не сказать бы, что они не ожидали, но когда кто-то несколько минут громко кроет кого-то матом, а потом резко утягивает в поцелуй, такое происходит само собой. Только вот теперь Гэвину становится похуй. А Ричарду всегда было.