cure me

Срываться с часами насиженного места при виде стрелок настенных часов в форме причудливых геометрических фигур в районе часа дня – неизменная привычка. Тяжело вздыхать перед долгожданным перерывом и шарить в нижнем ящике стола в поисках пачки сигарет – опасный, но забавный аттракцион, играющий на нервах начальства и максимально развивающий скорость под конец, когда минуты превращаются в секунды и каждая из них на счету. Открывать окно настежь и выглядывать внизу знакомую, но так и напрашивающуюся сгинуть из памяти фигуру, кроша пеплом на мокрый после ночного дождя асфальт – не привычка, а уже впечатавшееся в память тела и каждый день проигрывающееся на автомате действие. Будто старую пленку заело в чуде электроники двадцатого века. А его отпускать и не собирается. Бэкхён сам иногда обожает зацикливаться на бессмысленной ерунде, становясь похожим на полудохлого философа, рассуждающего о (бес)полезности жизни, только папиросу в руки и подавай. Но ему пока что хватало и сигареты, которая привычно ложилась в ладонь приятной отдушиной после безумно вымотавшей его первой половины рабочего дня. Противный мыльный запах ели, вымытой утренней росой, создает ядреную смесь, опасную для носа и наверняка головы, если так не по-детски мутит не от привычного похмелья, и Бэкхён заходится сухим кашлем, больно царапающим глотку. Надо бы бросить. - Блять… - вырывается вместе с сигаретой изо рта, когда в дверь слишком внезапно стучатся. Стучатся так, что Бэкхён вздрагивает и сразу же вспоминает ругань начальника трехмесячной давности, когда его поймали с окурком в руках и в подробностях рассказали все прелести увольнения, приправляя сочным отборным матом. Он почти воет и проигрывает в голове тупую детскую песню для успокоения, которая заела его с недавних пор после многократного просмотра мультфильмов ноль плюс, пока пытается безуспешно проветрить кабинет и закидывается парой пластинок жвачки. До конца перерыва было еще десять минут, и Бэкхён даже представить не мог, кто к нему посмел заявиться, кроме его скверного и изнасиловавшего почти все мозги начальства. Хотя… Бэкхён заходится неконтролируемой слабой дрожью по пути к двери и зачем-то разглаживает выдуманные складки, неосознанно поправляя растрепавшуюся челку от ветра, ранее слабо дувшего из только что закрытого окна. Кажется, тот тошнотворный сладкий запах въелся в него теперь намертво и намеревается сдать с потрохами, уже заранее отслаивая самые аппетитные кусочки почти неконтролируемого самообладания прямо на отлитое платиной блюдечко. - Добрый день, к вам уже можно? К слову, Бэкхён работал терапевтом и каждый день ему приходилось принимать множество страдающих от недугов (иногда даже выдуманных, лишь бы отмазаться от учебы/работы/жизни и прочего поднадоевшего дерьма), а еще антидепрессанты одинокими вечерами. К слову, он всегда пытался быть понимающим, как этого требовали от него руководство и профессиональная лояльность, даже если пациенты были максимально тупыми или минимально воспитанными, но даже в его деятельности встречались исключения. К слову, к нему безуспешно подкатывал один из его (чересчур) постоянных пациентов. И его внимательный взгляд в который раз приводил Бэкхёна в странное чувство, отдающееся непонятным трепетом внутри, – и нет, это были далеко не полудохлые и покрытые слизистой желудка бабочки, несущие на своих крыльях любовь и обещанное добро в подарок, если не уложились вовремя. Скорее, это чувство аппетита сходило на нет. - Ким Минсок, сколько мне нужно вам еще повторять, что мой обед заканчивается в два, а не на десять минут раньше? - и, конечно, Бэкхён уже давно запомнил его по имени, даже если и за день успевал поработать с кучей других людей. Даже если за день здесь было несколько Ким Минсоков, для него самым особенным и ни в коем случае не драгоценным всегда оставался лишь один. - Да, я прекрасно помню об этом, но у меня очень срочная проблема. - Намного срочнее, чем когда вы прервали мой прошлый обеденный перерыв? - ведет бровью Бэкхён и не торопится впускать Минсока, который так и продолжает стоять перед кабинетом и мягко улыбаться, всем своим видом показывая настрой на приятную беседу. Сука, если страдаешь, засунь свою прожигающую солнечными лучами нутро улыбку куда подальше и хотя бы ради приличия сделай вид, что тебе хреново. Легкий утвердительный кивок вызывает смешанные чувства у нахмурившегося Бэкхёна, который обычно дорожит каждой секундой так чертовски не хватающего в последнее время отдыха, но почему-то в итоге предпочитает променять все это на очередные странные выходки и никак не сходящую улыбку на чужом лице. От сквозняка на столе подозрительно шуршат всякие документы и грозятся под сухой бумажный хруст разлететься в стороны, пока Минсок входит в кабинет и по привычке осматривается. Бэкхён уверен на все сто двадцать процентов, что с прошлого раза здесь ничего не поменялось – разве что теперь на кружке с остывшим чаем больше не красовался радужный единорог, а стопок бумажек, быть может, прибавилось, но Минсок смотрит так, будто каждый раз внутри четырех душных стен находит что-то новое. И вообще, Бэкхёну безумно не нравилось то, с какой нахальной манерой он садился, закидывая ногу на ногу, будто собираясь провести вечер за очередным бессмысленным низкорейтинговым фильмом, а не консультироваться у терапевта. Мать твою, дайте ему уже его долгожданную награду за терпеливость, выдержанную в самых суровых условиях и испытанную множеством подлянок судьбы. Даже если эта очередная подлянка маячит перед глазами черным кожаным пятном (кто вообще так в больницу одевается?) в виде Ким Минсока. - Я вас внимательно слушаю, - Бэкхён оперативно щелкает ручкой и открывает амбулаторную карту, ожидая очередной невероятно увлекательной истории от Минсока. И наверняка выдуманной – тут уже не сто двадцать, а тысяча или даже несколько… - Доктор, в последнее время у меня очень специфическая проблема, - Бэкхёну кажется или такой весь из себя уверенный Минсок вдруг начинает мяться и вести себя будто желе или как то невкусное утратившее свою мягкость суфле, которое он недавно передержал в холодильнике? Но все равно слишком сладкое – такое, что надолго не хватало, и хотелось выть от переизбытка сахара и навязчивого опасения пополнить ряды диабетиков. - Какая же? - Бэкхён неосознанно облизывает внезапно пересохшие губы и старается сосредоточить все свое становящееся с каждой секундой все более и более похожим на сгустки плотного тумана внимание на процессе работы. Лишь бы не на том, какой же этот Ким Минсок… - Я хочу вас. …Ебанутый. Бэкхён в непонимании хмурит брови и внимательно всматривается в лицо Минсока, который явно выжидал какого-то развития дальнейших событий. Но именно в эти долгие первые секунд десять Бэкхён не был способен производить какие-либо действия вообще – он просто застрял где-то на грани между прожигающим карим глаз напротив и эхом тех последних слов, сказанными вроде как случайно, а вроде как и вовсе умышленно с ноткой безмерной наглости, которая тонкими нитями тянулась через пустое пространство между ними и стягивала даже на расстоянии, заставляя поэтапно приходить в себя. Стадия номер один – непонимание, отрицание, большое, невероятно огромное удивление. Стадия номер два – с чувством бывалого параноика осмотреться через левое, а за одним и правое плечо, в итоге не находя абсолютно никакой поддержки, и благополучно остаться в одиночку наедине со своим ночным кошмаром. Номер три – - Что? Притворяться полным идиотом может, наверное, любой. Особенно на десяточку из десяти это получалось у одного терапевта, чей пациент только что заявил о том, что возжелал его. Бэкхён не слышит своего шумного дыхания и сердцебиения, сладкие биты которого могли бы превзойти по громкости этого хочу вас. Он лишь надеется на то, что это ему все послышалось, и абсолютно дерьмовая игра воображения – это всего лишь последствия от избыточного в последнее время перенапряжения. - Вы все прекрасно слышали, - и на этих словах ножки покосившегося месяца два назад стула гремят о поверхность паркета, когда Минсок встает и уверенно приближается к Бэкхёну, у которого все сомнения теперь из головы выветрились за ту долю секунды, пока безопасное расстояние безжалостно стиралось уверенными шагами в его сторону. - Но я… - Не надо слов. Я уже знаю все ваши отговорки наперед, - Минсок обходит стул Бэкхёна сзади и прижимается вплотную, обхватывая спинку руками и наклоняясь к лицу все еще не до конца пришедшего в себя терапевта. - Вы так сексуально курите, - Минсок выдыхает по слогам прямо в чужое ухо, чертовым полушепотом постепенно ломая устоявшиеся рамки внутри чуть дрожащего от непонятного предвкушения Бэкхёна. - А запах ели вам очень идет. От прикосновения к коже хочется немедленно провалиться в другую вселенную – лишь бы не здесь, лишь бы не с Минсоком, которому явно мало касаний теплых губ к косому изгибу мышц шеи. Но Бэкхён лишь продолжает вжиматься в кресло и на деле вроде и понимает, что в нем никак не раствориться и до конца не исчезнуть точно, но думать не может совсем. Поэтому с абсолютно пустой головой, наполненной лишь импульсами от контактов с неимоверно приятными (он должен это признать) прикосновениями, Бэкхён под скрип отъехавшего в сторону кресла разворачивается, наконец-то поднимается и жадно, до очередного скачка неизвестного происхождения комка чувств внутри прижимается губами к губам Минсока. Он не собирается это как-то логически объяснять и оправдываться перед самим собой. Не собирается копаться в сотне раз переебанных им же самим стереотипах и искать тысячу причин того, почему нельзя трахаться с собственными пациентами на собственном же, мать твою, рабочем месте. Наплевать. - Почему вы так быстро согласились? – ухмыляется Минсок, отстраняясь от мягких губ и оглаживая подбородок Бэкхёна большим пальцем. - Решил окупить все твои непосильные старания. И кстати, давай на "ты", мы тут трахаться собрались, а не вести светские переговоры, - Бэкхён не стесняется включать режим развязной сучки, когда с минуты на минуту ему перепадет секс с его тем самым пресловутым ночным кошмаром. Если Минсок и кошмар, то только его личный и обязательно в виде бесконечного сна про самую грязную адскую содомию. - Без проблем. А что скажешь своему начальству? – Минсок мажет губами по линии подбородка и улыбается тому, как Бэкхён отзывчиво открывает шею в ожидании дальнейших прикосновений. - Блять… - он правда хочет придумать какое-нибудь оправдание тому, почему двери его кабинета будут закрыты больше положенного, но получается с трудом, когда Минсок прикусывает кожу на почти идеально ровном изгибе и придвигается вперед, зажимая бедрами вздрогнувшего от такого тесного контакта Бэкхёна, который наконец-то осознал чужое желание в полной мере. – Блять. Есть идеи? - Скажи им, что у тебя появились срочные дела дома, - Минсок помогает дотянуться Бэкхёну до телефона и аккуратно вкладывает его в чужие руки, начиная расстегивать пуговицы медицинского халата. Пока абсолютно беспомощный и растерянный терапевт пытается дозвониться, Минсок слушает рев гудящих сорвавшихся тормозов у себя в голове и получает настоящее эстетическое удовольствие, когда раздевает Бэкхёна до пояса, поедая его тело лишь одним взглядом. Он пытался вообразить его в омутах поехавшего сознания еще в первый день их встречи, когда жаловался на красное горло и считал складки на явно мешающей Бэкхёну одежде, притворяясь, что внимательно слушает все его рекомендации и обещая вылечиться в ближайшем будущем. Но хоть и градусник вскоре спал до отметки в тридцать шесть и шесть, болезнь под названием "чертовски привлекательный и горячий терапевт Бён Бэкхён из местной больницы" въелась в него намертво, не имея абсолютно никаких путей и методов лечения. И если раньше Минсока воротило только от одного вида скучных зеленых зданий городских больниц, то сейчас он был готов бегать туда хоть каждый день, придумывая абсолютно идиотские истории вроде "от вентилятора простудился" или "заснул с мокрой головой". Грифель карандаша был тошнотворно отвратительным на вкус, но вид что-то усердно пишущего в его амбулаторной карте Бэкхёна вытеснял все это чем-то более омерзительным под названием односторонняя привязанность. И сейчас Минсоку льстил тот факт, что его неоднократные попытки завоевать внимание вечно хмурого Бэкхёна, который по утрам был очаровательно рассеянным, но все еще безумно старательным по отношению к своей работе, наконец-то оправдались и дали довольно своеобразные плоды. - Здравствуйте, - Бэкхён сглатывает все скопившееся в дрожащей глотке мешающее говорить напряжение и чувствует тяжесть где-то внутри, когда прикосновения Минсока к пояснице постепенно расцветают на теле горьким предвкушением того, что случится дальше. От его ладоней жжет неимоверно, но Бэкхён готов потерпеть, когда выше пояса кожу больше ничего не стесняет и ласкает не грубая структура ткани, а руки Минсока. – Так получилось, что мне нужно будет отойти где-то на час… Минсок подталкивает тихо бурчащего в телефон Бэкхёна к рабочему столу и аккуратно усаживает на него, оглаживая разведенные в стороны бедра. От его кожи поднимается искрящееся всполохами нетерпеливости и возбуждения тепло, которое жизненно необходимо собрать губами и пропустить через себя, чем и занимается Минсок, когда обхватывает Бэкхёна за мгновенно вздрогнувшие плечи и приближается ближе. Он грубо обхватывает его за подбородок, после чего Бэкхён едва ли не роняет стон прямо в трубку, где на другом конце линии предложение о часовом перерыве воспринимали явно негативно, и проходится губами по линии челюсти, спускаясь ниже и наслаждаясь ответной реакцией – неконтролируемая мелкая дрожь рождала внутри лишь одно желание. Минсоку приятно было чувствовать то, как мышцы на шее очерчиваются четче под его губами; как кожа натягивается до предела и покрывается россыпью сладких мурашек; как тяжелое дыхание Бэкхёна ложится на его растрепавшиеся волосы и теряется там невидимой тенью, оставаясь приятной невесомой мягкостью где-то между прядями. - Да, это правда очень сроч… - Бэкхён давится сухостью от поднявшейся температуры в горле, когда Минсок проходится губами по изгибу шеи и кусает, сжимая зубами вмиг краснеющую кожу. Он беззвучно смеется, оценивая реакцию на свои бесстыдные выходки. Знает ведь, что Бэкхёну нелегко сдерживать так и рвущиеся бьющимися свирелями наружу гласные, и не упускает шанса хорошенько поиздеваться. - Срочно. А Бэкхён и не против, вот только как потом объяснять сильно разозлившемуся на него начальнику, что он едет не к плохо чувствующему себя отцу, а крышей. Причем так качественно, что на всех окружающих, кроме Минсока, становится плевать. И поэтому Бэкхёну хочется считать и дальше расцветающие в виде звезд на теле прикосновения Минсока, а не продолжать бессмысленный разговор, напоминающий ему запах сгоревшей яичницы по одиноким утрам, поэтому он отключается первым и старается не думать о последствиях. Прямо сейчас смысл имело лишь то, с какой нетерпеливостью оставлял на его выгибающейся шее засосы Минсок и с какой жадностью прижимался он к его телу, когда сжимал плечи. Бэкхён обхватывает его лицо и заставляет посмотреть в глаза, а потом наклоняется и целует, жадно размазывая языком тепло чужого рта по бугристому небу. Минсок кусается в ответ и в этих поцелуях чувствует лишь разрешение на дальнейшие действия, когда терапевт стонет и сжимает пальцы сзади на грубой кожаной ткани его куртки. - Сними, сними ее, - тяжело выдыхает Бэкхён, оторвавшись от поцелуя, и сам с нетерпением помогает Минсоку стащить верхнюю одежду, которая здесь была определенно не к месту. Он путается в пуговицах рубашки, но не сдается и продолжает усердно расстегивать дальше, наполняясь до сколотых тяжелым напряжением краев азартом, когда слышит отчетливые рваные звуки ткани. Минсок мягко оглаживает его ладони и призывает подобным жестом умерить пыл Бэкхёна, на что тот в ответ прижимается ближе и мажет губами по его горячим щекам. Пока Минсок пытается избавиться от рубашки в довольно тесных условиях, Бэкхён льнет к нему, обнимая за плечи и прижимая к себе настолько, насколько это возможно вообще – прочувствовать чужое тело каждой выпирающей косточкой, каждой дернувшейся мышцей, каждым участком обнаженной кожи. Он глупо смеется, потому что ему явно нравится издеваться над Минсоком, собирая губами на поверхности чужих все тихие едва слышные ругательства и жгучее дыхание. Бэкхён кусает за нижнюю губу и, прикрывая глаза, целует щеки, собирая на поверхности каждую неровность. Довольная улыбка расцветает на лице как по команде, когда он доводит невидимую линию искристых прикосновений до подбородка и чувствует приятную колючесть небольшой щетины. И он не отказывает себе в небольшой шалости провести языком по шероховатой поверхности, чувствуя, как Минсок вздрагивает и, наконец-то распрощавшись с последней пуговицей, сжимает ладони на пояснице Бэкхёна сильнее. - У тебя вообще есть что-нибудь? У меня давно никого не было… - неуверенно шепчет Бэкхён и опирается на поверхность стола сзади вспотевшими ладонями, которые неудобно скользили по полированному дереву и мешали устойчивости тела. Хотя он был совсем не против опрокинуться на спину и почувствовать себя под чужим натиском в виде нетерпеливого Минсока, который загадочно ухмыляется и хлопает себя по заднице. - Проверь, - и Минсок хватает запястье Бэкхёна, подводя его руку к заднему карману своих джинс, крепко прижимая к ягодице. Бэкхёну хочется сгореть от накрывшего его с головой чувства стыда, когда он ожидаемо обнаруживает там маленький квадратик и даже небольшой тюбик смазки. Оказывается, Минсок явно не намеревался терпеть поражение, когда собирался в очередной раз попытать удачу у непреклонного терапевта, которого наконец-то сломал и удобно подмял под себя, наслаждаясь теплотой тела и растерянностью, отражающейся в туманных бликах чужих глаз. - Ты такой ебанутый, - тяжело выдыхает Бэкхён и прикусывает губу, наблюдая за тихо посмеивающимся Минсоком. - В следующий раз я приду к тебе с кляпом и наручниками. Надеюсь, это сработает. - А у нас будет следующий раз? - Бэкхён молчит и всерьез раздумывает над тем, чтобы оставить свой номер телефона этому внезапно ворвавшемуся в его размеренную жизнь небольшому безумству по имени Ким Минсок. - Детка, я не против, но только если кляп и наручники ты приготовишь для себя. Бэкхён хочет что-то остро возразить, но не может, когда Минсок наклоняется и прикусывает сосок, сразу же надавливая языком и проходясь по поверхности мокрой линией вокруг. Он втягивает в себя мягкую кожу губами и старается довести откинувшегося в сторону и подставляющегося под приятные ласки Бэкхёна до болезненного возбуждения, когда терпение полностью вымывалось желанием почувствовать своего партнера сполна и отдаться поглощающему как чертов океан удовольствию. Минсок старательно вылизывает его соски и проводит ладонями по плоскому животу, кончиками пальцев забираясь под край резинки нижнего белья. Небольшие волоски приятно гладили пальцы, а бугристость вен в паху встречала теплотой и небольшой приятной пульсацией. Слепящие блики мерцающей лампы наверху – это последнее, что увидел Бэкхён перед тем, как откинуть голову и закрыть глаза от раздирающих напополам чувств. Они усиливались в несколько раз и все окружающее воспринималось намного острее, чем обычно, поэтому не смотреть вообще и не получать мнимый удар от бегущих пастельных перед глазами цветов – одно из наилучших решений в данный момент. Зато Бэкхён мог наслаждаться прикосновениями Минсока вдвойне, концентрируя все внимание на теплоте чужих рук и их отдачу в виде неожиданно жалящего, но такого приятного и нужного… Поцелуи Минсока пестрят клеймом привязанности к этому безумно сладкому и такому гибкому в его руках телу, на груди после себя оставляя поднимающееся вверх тепло и растворяющееся где-то под поверхностью потолка. Он спускается все ниже и не может не улыбаться, когда слышит тяжелое дыхание и рукой сжимает член Бэкхёна, желая как можно скорее стащить с этого извивающегося и издевающегося над ним своими закусанными губами терапевта чертовы штаны и отправить их к такой же чертовой… Послать все и окунуться в костер нетерпеливо горящего тела. Сгореть в бьющихся волнах ритма сошедших с ума сердец. Минсок немного приподнимается и с силой нажимает на плечи терапевта, заставляя опуститься на поверхность стола вспотевшей спиной полностью. Он смотрит на облизывающегося Бэкхёна и его закрытые дрожащие веки и кусает губы, потому что по-другому поцелуй начинать не получается. - Давай уже. Не тяни, - почти ноет в поцелуй Бэкхён и открывает глаза, немного про себя сходя с ума от того, какой же Минсок охуенный, когда смотрит на него так. И почему он раньше отказывался принимать его хоть и довольно размытые, но понятные как дважды два чувства? - Какой нетерпеливый, - Минсок шепчет ему это на ухо и скидывает с себя рубашку, а потом тянется к ремню на штанах, чтобы расстегнуть их и наконец-то избавиться от стесняющей тесноты, потому что на Бэкхёна дико стояло и нестерпимо давило в районе паха. - Так сильно хочешь, чтобы я трахнул тебя? - Да, - полушепотом отвечает Бэкхён, так как полноценные гласные теперь застревали где-то внутри и смешивались с неестественной хрипотой. Минсок ухмыляется и наклоняется, чтобы раздеть его до конца и даже сложить всю его одежду на стуле, когда прохладный воздух облизывает полностью обнаженное тело, а Бэкхён недовольно жмурится от недостатка рук на своем теле и нервно смеется, когда наблюдает за всем этим – нормальные люди во время секса обычно обращаются со шмотками довольно… халатно. Но Минсок какой-то ебаный безумец – это он уже давно про себя отметил. Бэкхён наконец-то выпускает из приоткрытых губ полноценный стон, когда Минсок не церемонится и уверенно обхватывает его член, двигая рукой и внимательно наблюдая за лицом терапевта, отмечая про себя влажные губы и пьяность прикрытых глаз, сжимая только сильнее. Тени от дрожащих ресниц падали черными крохотными каплями на покрасневшие щеки, а язык мелькал сплошным безобразием в полости приоткрытого в немом стоне рта. Весь Бэкхён от макушки до кончиков пальцев на ногах, до тяжелого шумного дыхания, до натянувшихся мышц бедер, до поднимающейся и отчетливо опускающейся грудной клетки с пятнами торчащих заласканных сосков – это сплошной фетиш Ким Минсока, который бы умер ради того, чтобы дрочить на этот мастерпис вечно. Очередной стон тонет в тяжести спертого воздуха, когда Минсок ускоряется и обводит большим пальцем головку. Он наклоняется ближе и ощутимо дует на дрогнувший член, дразняще проводя языком по всей длине. Бэкхён дергается и выгибается дугой, хватая Минсока за голову и чуть ли не прижимая носом к своему паху, упрашивая таким образом о продолжении. - А вот отсасывать на первом свидании я тебе не собираюсь, - Минсок легко выбирается из хватки недовольно выдохнувшего Бэкхёна и тянется за смазкой, чтобы выдавить небольшое количество на пальцы и растереть по чужой промежности. - И это говорит мне тот, кто собирается меня на первом свидании выебать? – Бэкхён тяжело втягивает воздух в себя и понимает, что говорить сейчас будет совсем неуместно и вообще слова являются самой последней полезной вещью на свете, когда в тебя проникает палец и начинает осторожно поглаживать изнутри. Тут к месту как раз были вскинутые вверх брови и негромкие стоны от неприятных в первые секунды ощущений. - Ты ведь не против. Бэкхён молча соглашается про себя, потому что вряд ли сейчас смог бы оспорить этот хоть и отвратительный, но правдивый факт, и разводит ноги шире, хватаясь руками за плечи Минсока, который продолжал осторожничать и аккуратно поглаживать мышцы изнутри. Бэкхёну даже казалось, что он сгорит и, в конце концов, просто умрет на этом влажном от его пота столе с единственным пальцем внутри, но громкий стон заглушил фоновой вибрацией все его мрачные мысли, когда Минсок все-таки добавил второй и развел их внутри. Чувствовать Минсока внутри, пусть и в виде жалких пальцев было… потрясающе. Бэкхён даже думать не хотел о том, какой сдвиг у него по фазе произойдет и на сколько еще процентов сможет помутнеть его зрение наполовину с отказывающимся воспринимать происходящее сознанием через некоторое время, когда всего этого критически не будет хватать. Минсок наклоняется к жмурящемуся Бэкхёну и слизывает с дрожащих губ очередной вкусный стон, успокаивающе целуя и продолжая растягивать изнутри, чувствуя приятную пульсацию и теплоту сжимающихся мышц. Если бы он мог, то поглотил бы Бэкхёна полностью и пропустил сквозь себя, выжимая из него последние вспышки разума и навязывая болезненную привязанность, разрывая клетки на мелкие частицы и заменяя собой. Он бы дышал его сжимающими влажный затылок ладонями, заставил бы откачивать сердце тембр его голоса на репите и не отказался бы обнажить и душу. Но Минсок мог только прижиматься к приглашающе раскрытым бедрам и глотать пропадающие в поцелуе стоны, пока двигал пальцами внутри и тяжело дышал сквозь стиснутые зубы. Когда Бэкхён кивает и губами беззвучно умоляет о том, чтобы его взяли прямо здесь, прямо на гребаном и каждые несколько секунд скрипящем от избыточной тяжести столе, Минсок наконец-то вынимает пальцы и в благодарность за нетерпеливость терапевта сжимает его уже совсем скользкий член и несколько раз проводит по нему рукой. Если так и продолжится, то Бэкхён позорно кончит раньше времени, поэтому со словами: - Просто трахни меня, - он останавливает его руку и поднимается с поверхности стола, чтобы самостоятельно избавить Минсока от нижнего белья, в отместку за его тупую аккуратность кинуть очередную ненужную тряпку как можно дальше, кое-как разорвать и надеть презерватив, пару раз провести рукой по чужому члену, оценивая размер и оставаясь приятно удивленным, и лечь обратно, хаотично оглаживая бедра и прогибаясь дугой. - Без проблем. Минсок крепко сжимает его колени и входит неожиданно резко, упиваясь громким криком Бэкхёна, совсем позабывшего о том, в каком учреждении он находится. Но ему было глубоко наплевать на окружающую обстановку, когда в нем двигался чужой член, а чужие крепкие руки опускались на грудь и крепко прижимали к столу, не оставляя ни единого шанса сбежать. Они оба не сговаривались о никчемных нежностях, поэтому Бэкхён по-настоящему наслаждался грубостью движений Минсока, который наклонился как можно ближе и теперь выжигал дыханием поверхность влажной от пота кожи. Он получал настоящий неописуемый кайф и был готов кончить без дополнительной стимуляции, когда Минсок с каждым толчком постепенно выбивал членом готовящуюся покинуть его грешное тело душу, а ладонями оглаживал его тело и дразняще прикасался к твердым соскам. Бэкхён почти захлебывается собственной слюной и несколько раз облизывается, когда Минсок ускоряется и не дает опомниться, – осознать, что происходит и при каких обстоятельствах это творится вообще. А Бэкхён и не против забыться, лишь бы продолжать чувствовать глубокие сильные толчки между ног, теряясь между собственными стонами и сжимая руками чужие плечи, ощущая приятное напряжение мышц и проходясь кончиками пальцев по дорожкам вздувшихся вен, утекающих вниз кривой дугой. Весь Минсок под его заходящимися в неконтролируемой дрожи пальцами был прекрасен и до одури приятен на ощупь. Бэкхён не думает совсем и тянется рукой туда, где двигался горячий член и слишком громко (но не громче его отчаянных стонов) хлюпала смазка, но Минсок перехватывает его руку и внезапно выходит из всхлипнувшего терапевта. - Иди ко мне, - Минсок садится на стул и помогает Бэкхёну перебраться на его колени, оглаживая покрасневшую спину. Все же быть припечатанным к скользкой поверхности – не самая лучшая участь во время секса, но попрощавшийся с миром дурачок Бэкхён вряд ли обращает сейчас внимание на боль в спине, поэтому Минсок заботливо проводит ладонями сзади и собирает кончиками пальцев мелкую дрожь. Он помогает приподняться Бэкхёну и направить свой член обратно – в приятную теплоту так тесно сжимающихся вокруг него мышц, возобновляя прежние движения и наблюдая за искривленным вспышками удовольствия лицом терапевта. Теперь Бэкхёну предоставлялась полная свобода действий, и он охотно пользовался этим преимуществом, сжимая член внутри и в садистской манере наслаждаясь низким стоном вздрогнувшего Минсока. Терапевт был готов скакать на нем вечно, лишь бы провоцировать на такие безумно соблазнительные тягучие стоны, не страшась сгореть от переполняющих чувств дотла. Хотя они вдвоем уже наигрались с огнем вдоволь, рискуя стать на руках друг друга горсткой беспомощного пепла. Бэкхён самостоятельно двигался на члене, задавая неровный, но плавный ритм, с которого сбивался каждые несколько секунд, и у него это получалось хорошо до тех пор, пока Минсок не прижал его к себе и не начал активно приподнимать бедра, где в шлепках кожи читалось отчетливое желание закончить, чтобы под конец задохнуться от перенапряжения. Или просто это Бэкхён все воспринимает слишком близко к сумасшедше быстро бьющемуся сердцу и ощущает каждое прикосновение сильнее раз в двести, когда Минсок двигается с какой-то совсем невероятной скоростью и сжимает его бока до появления красных следов, которые в скором времени наверняка посинеют и будут напоминать одинокими вечерами об удушливом ритме последних движений и несдержанных низких стонах, ласкающих не только слух, но и вылизывающих приятной тональностью гудящую черепную коробку. Минсок напоследок несдержанно кусает вздрогнувшего Бэкхёна за плечо и кончает, напрягая из последних сил дрожащие бедра и стараясь прочувствовать в полной мере каждую оргазменную судорогу. Он тяжело выдыхает и отстраняется, зализывая кровоточащее место укуса, уделяя внимание и члену Бэкхёна, который дергается уже после нескольких движений, с полным удовлетворения стоном опускаясь на Минсока и прижимаясь к теплому телу, не желая подниматься и двигаться вообще. Он не обращает внимания на ноющее чувство в области плеча, растягивающееся на колкие невидимые укусы болезненных ощущений, не обращает внимания на собственную стекающую по паху сперму, не обращает внимания на посторонние шумы наверняка уже успевших несколько раз проклянуть этот кабинет пациентов и персонала. Сейчас единственной по истине важной вещью на свете был Минсок, который обнимал в ответ и что-то успокаивающе шептал на ухо. И все было бы идеально, если бы не приводящий в ужас звонок телефона, который каким-то магическим образом не свалился со стола во время их сладострастных утех и не разбился к чертям. Бэкхён нехотя приподнимается и выпускает из себя член Минсока, чуть ли не возбуждаясь от жарких вздохов напротив снова, про себя начиная ненавидеть свою излишнюю податливость. - Ты уволен, - успевает услышать Бэкхён перед тем, как на той линии холодно кладут трубку и явно не собираются продолжать разговор дальше. - Бля-я-я-я-ять… - Ну, это было ожидаемо, - ведет плечами Минсок и забирает из рук Бэкхёна его телефон, чтобы терапевт в порыве ярости случайно не разбил его. – Не хочу хвастаться, но я владею несколькими лечебницами в городе. Ты ведь будешь продолжать лечить меня? И теперь Бэкхён вряд ли может отказать.