Сказка для лягушки

      Тсую стоит на пороге его дома. Она промокла насквозь, с волос капает дождевая вода. Вид у неё притихший и мечтательно отдалённый, который бывает только в самые плохие дни. Сегодня из шкафчика снова «таинственным образом» исчезли новые лаковые туфли, купленные мамой только вчера. Было жалко, но не туфли, а маму. Она каждый раз сильно расстраивается, когда Асуи приходит домой без обуви.       Обычно Тсую возвращается поздно, почти затемно, чтобы внимания меньше обращали, или гостит у Мидории-сан. Она очень добрая, как и её сын, с которым Асуи дружит с детства. «Не разлей вода» — это про них.       — Тебя опять обижали в школе? — спрашивает Мидория, недовольно нахмурившись.       Асуи это не нравится, и она, встав на цыпочки, тянется к лицу, тычет длинным пальцем между бровей, разглаживая морщинку.       — Не хмурься, Мидория-чан. Тебе не идёт.       Изуку послушно расслабляет лицо, но смотрит всё так же серьёзно. Совсем по-взрослому, — думает с тоской Тсую.       — Тсую, скажи, пожалуйста, — он замирает на вдохе и произносит. — Тебя обижали?       Она молчит, рассматривая собственные ступни — босые, все в налипшей грязи — и шевелит озябшими пальцами. Вода под ногами уже натекла в приличных размеров лужу, из которой на неё смотрит Нечто. У него большие, зелёные глаза навыкате, неуклюжие конечности и водоросли на голове — болотного цвета и мокрые, противные на вид. Нечто глядит из лужи так грустно, что Тсую хочется плакать.       Изуку ждёт ответа ещё с минуту, а потом, спохватываясь, затаскивает Асуи в дом, смотрит на грязные стопы и подхватывает лёгкое тело на руки, несёт в ванную.       — Залезай в ванну. Я принесу полотенце позже.       Он выкручивает кран на полную и оставляет Асуи одну. Вокруг неё поднимаются клубы горячего пара, окутывают словно облако, оседают конденсатом на бежевом кафеле. За грохотом воды едва слышно, как Мидория носится по всему дому в поисках чистого полотенца. Тсую со скукой смотрит на стиральную машину, полную постиранных полотенец, и раздевается. Мокрая одежда пристала к телу, будто вторая кожа, и снимается нехотя, но всё же со шлепком падает бесформенным комом в углу.       Тсую сидит в белоснежном чане, обняв колени, чувствует, как согревается продрогшее тело. Мышцы податливо расслабляются, веки слипаются. Хочется спать.       Через полчаса в дверь стучит Мидория, кричит что-то про полотенце, но Асуи его не слышит, ныряет с головой под воду так, что та через край переливается.       — Опять за своё, — ворчит тихо Изуку, доставая её из ванны. — Заснула и чуть не захлебнулась.       Асуи трёт веки и делает глубокий вдох, пока он закрывает кран и достаёт какой-то бутылёк с полки, полной разноцветных шампуней и гелей, от которых рябит перед глазами и немного мутит. Со звонким щелчком открывается колпачок бутылки, в нос сразу ударяет резкий запах клубники. Тсую вдыхает ягодный аромат, довольно жмурясь.       — Мамин любимый. Она каждую неделю покупает новый шампунь. Вон, уже всю ванную ими заставила. Тут и яблочный, и банановый, и ромашковый, и…       Голос Мидории баюкает рассказами о маме, о шампунях-гелях-кремах с самыми разными запахами, а его руки нежно массируют голову Асуи, тёплой водой смывают пену и аккуратно отжимают волосы.       — Тсую, встань, я тебя вытру.       Она послушно встаёт и ждёт, пока её замотают в большое махровое полотенце. Потом её такую беспомощную снова подхватывают на руки и несут куда-то, вроде бы в спальню, садят на мягкую кровать. С удивлением Тсую замечает на ногах пушистые тапки-зайцы.       Изуку бережно растирает её и одевает в свою футболку, которая достаёт ей почти до середины бедра. В футболке удобно, и она пахнет Мидорией, как и всё вокруг.       — Спасибо, — говорит Асуи, когда он расчёсывает ей волосы, тяжёлые и всё ещё влажные.       — Угу.       Мерно стучат капли дождя, в комнате темно, светят только фонари с улицы. Тсую тонет в мягком одеяле, подушка быстро мокнет под её головой, но двигаться совсем не хочется, поэтому она ничего не говорит Изуку. Он и так слишком много для неё сделал.       Он — единственный, кто взял к себе и обогрел «мерзкую лягушку», не побрезговав потом с ней дружить.       Асуи не считала себя красивой. Ей не нравились её выпученные глаза, как у настоящей жабы, кожа болезненно-белого цвета, почти до синевы, и болотно-зелёные волосы, вечно будто тиной заросшие. А ещё она вся была какая-то несуразная и непропорциональная: слишком мелкая, с большими руками и ступнями, как нескладной подросток. Тсую была откровенно некрасива, с этим даже её семья соглашалась. Только Мидория думал иначе.       — Тсую, — позвал он. — Спишь?       — Нет.       — Хочешь что-нибудь? Может быть, поесть?       Она несогласно промычала, выбираясь из кокона одеял, и села.       — Мидория-чан.       — Да?       — Я…       Тсую оборвала себя на полуслове и улеглась обратно в кровать.       — Что такое?       — Ничего, Мидория-чан. Просто хотела сказать, что ты очень хороший.       — Спасибо, — судя по голосу, он улыбнулся.       Асуи повернулась лицом к стене, зарылась лицом в подушку, стараясь не шмыгать носом. Глаза горели от непролившихся слёз, а в горле комом встало невысказанное «люблю».       Изуку с минуту посидел на месте, затем подошёл вплотную к постели, которая уже вся пропахла клубничным запахом.       — Тсую?       — М-м-м? — сонно отзвалась она.       — Можно… можно я с тобой лягу?       — Можно.       Мидория аккуратно забрался на кровать, стараясь ничего ей ненароком не отдавить, укрылся одеялом и прижался к Тсую всем телом. Его горячее дыхание опаляло макушку.       — Тсую, спишь?       Она промолчала, боясь пошевелиться и спугнуть момент. Сейчас ей хотелось мгновенно уснуть, чтобы не выдать себя громким стуком сердца. Она — уродливая лягушка, которой хорошие принцы рядом не положены. Такие страшные девочки, как Тсую, навсегда остаются одни, потому что рано или поздно все принцы, даже самые-самые верные, женятся на прекрасных принцессах и уезжают с ними вместе в замок. А некрасивые лягушки (читай «преданные друзья») доживают свой век в одиночестве на болоте.       Они не в сказке, а в реальной жизни. Так даже ещё хуже.       Но Мидории, кажется, всё равно.       — Я люблю тебя.       Асуи тихо плачет.