Profundus

Игорю хорошо. Он стоит напротив открытого окна, но не чувствует при этом ни тепла, ни холода. Его тело будто потеряло возможность ощущать, его мозг будто выключился, атрофировался, все его внутренности будто готовы были вырваться наружу. Игорю интересно. Его распирает любопытство, он понятия не имеет, что будет происходить дальше. Он просто наслаждается моментом, когда взгляд глаз напротив изучает его с ног до головы, словно раздевает, а воздух в комнате накаляется до предела. Игорю страшно. Ещё бы, стоять вот так перед другим мужчиной, перед другом (теперь уже бывшим), перед коллегой — здесь любой бы испугался. Но страх — ничто, если сравнивать его с желанием. А Игорь желает. Действительно желает. До боли в суставах, до шума крови в ушах, до подгибающихся коленей. Игорю хочется наконец почувствовать, что его вожделеют, что его хотят, что от одного взгляда на него, вратаря сборной России, у кого-то пропадает способность здраво мыслить. Хотя, кого он обманывает. Игорь хочет принадлежать не абстрактному человеку. Игорь хочет принадлежать Артёму. И как они до этого докатились? Честно говоря, представить тяжело. Да, была симпатия, глупо это отрицать. Да, они абсолютно точно нравились друг другу, это знали все. Но в какой момент они пересекли черту? В какой момент они чётко поняли, что всё это, всё, что их окружает — ничто по сравнению с эмоциями, которые они испытывают лишь при одном взгляде друг на друга, при одном касании, при одном, брошенном по совершенно случайному стечению обстоятельств, слове. На улице уже давно наступила ночь, тёмное небо предъявляло свои права, а звезды горели сегодня особенно ярко. В такой день — не грех сиять стократ сильнее. — Подойди, — властный тон, разрезающий тишину не хуже острого лезвия. Две стороны одной медали, две сущности одного человека — Дзюбы. И как тут ослушаться? На ватных, совсем подкосившихся сейчас ногах, Акинфеев приблизился к Артёму, сидящему на самом краю кровати. Игорю казалось, что он сейчас погибнет. Что просто не сможет продержаться и секунды, если сейчас же не ощутит Дзюбу. Всего. Целиком. Полностью. Подойдя к мужчине на расстояние вытянутой руки, Игорь замер. Тело словно не давало голкиперу пошевелиться, Акинфееву вдруг резко показалось, что всё, происходящее в этой комнате нереально. И приглушённый свет, располагающий к интимной обстановке, и задёрнутые от любопытных глаз шторы, и сам Дзюба, сидящий сейчас в его номере и на его кровати. Из таких ненужных сейчас размышлений вратаря вырвал голос, по-особенному низкий и возбуждающий, заставляющий отбросить все сомнения в сторону и отдаться наконец во власть страсти. — Ближе, Игорь, — учащённое дыхание, расширенные зрачки и недвусмысленно расстегнутая ширинка создавали ощущение, будто Дзюба готов был просто-напросто наброситься на Акинфеева, прижать его к себе и навсегда заклеймить, привязать и пометить — «мой». Вратарь всё-таки подошёл вплотную, позволив себе хоть раз посмотреть на Дзюбу сверху вниз. Странные ощущения — когда человек гораздо выше тебя может легко провести языком по впалому животу, даже не прилагая особых усилий. — Оседлай, — от каждой последующей фразы лицо Акинфеева всё больше заливалось краской. Ему было так стыдно, но от этого так приятно. Сложно представить всю гамму эмоций, испытываемую сейчас Игорем. Справившись с волнением, Акинфеев забрался на сильные бёдра Артёма, расположив ноги по обе стороны от мужчины. Дзюба принялся оглаживать скрытый под лёгкой футболкой накаченный и рельефный торс Игоря. Проведя пальцем до груди, Артём резко прекратил исследование тела перед ним и двинулся своими бёдрами навстречу бёдрам Акинфеева. Уже давно вставший член Дзюбы упёрся Игорю между ягодиц, отчего тот протяжно застонал и подался вперёд, стараясь усилить контакт. — Я же не железный, детка, — прорычав, Артём одним резким движением избавил Игоря от футболки, отбросив кусок ткани в дальний угол. В номере было невозможно дышать, становилось совершенно душно. Ни один кондиционер был бы не в состоянии справиться с возникшей проблемой. Но, кажется, это мужчин волновало в последнюю очередь. Абсолютно бесстыдно толкаясь в ложбинку между ног Игоря, имитируя фрикции, Артём доводил обоих до исступления. Очертив языком линию от подбородка до уха, Дзюба решил спуститься ниже. Акинфеев извивался, пребывая во власти умелых рук, и теперь уже самостоятельно тёрся о джинсовую ткань. Казалось, что от бывалого стеснения не осталось и следа. В следующую секунду Игорь закричал, почувствовав, как зубы Дзюбы сомкнулись на горошине соска. Никогда прежде Акинфееву не было так хорошо. Слегка прикусив, а затем очертив языком ареолу, Дзюба проделал то же самое и со вторым соском. Игорю было наплевать, в этот знаменательный момент вратарь не задумывался о последствиях, он просто сгорал в ощущениях, сходил с ума от происходящего. Оторвавшись от груди голкипера, Артём переместился на шею Акинфеева. У Игоря была потрясающе нежная кожа — Дзюба понял это по красным отметинам, оставшимся на выпирающих рёбрах. А ведь это было только начало. Как только Артём прикоснулся губами к пульсирующей жилке, все остатки самообладания полетели к чертям. Втянув тонкую кожу, Дзюба наконец осознал — Акинфеев принадлежит только ему. И точка. Одного засоса Артёму показалось мало, и к бордовой метке добавилось ещё несколько таких же алых подтёков. Оставшись довольным проделанной работой, Артём взглянул в полные желания глаза голкипера. Мутный пошлый взгляд — именно этого не хватало Дзюбе для счастья. — Разденься, — голос Артёма совершенно охрип, а Игорь и не думал ослушиваться мужчину, — полностью. Сняв всю одежду, Игорь подошёл к такому же голому, как и он сам, Артёму. — Поцелуй меня, пожалуйста, Артём, — Акинфееву было неловко просить об этом, но он знал — если сейчас не попросит, то не решится никогда. Игорь думал, что Дзюба сейчас рассмеется, что посчитает его идиотом, но вопреки мыслям голкипера, Артём подался вперёд и нежно накрыл губы Акинфеева своими. Прикусив нижнюю губу Игоря, Дзюба оттянул её, оставляя на коже капельки крови. Проникнув в рот вратаря, Артём принялся ласкать Акинфеева языком, вылизывая, передавая слюну. Игорь проявил инициативу, сплетая их языки, и положил руки на плечи Дзюбы, робко обхватывая. Как только поцелуй с характерным причмокиванием был разорван, между губами осталась ниточка слюны, ещё больше подливавшая масло в огонь между мужчинами. — Я больше не могу, детка, — терпение Дзюбы заканчивалось, член болезненно ныл, напоминая о мощной эрекции, — поможешь папочке кончить? Услышанное, возможно, и шокировало бы Игоря, будь они сейчас не в том положении, в котором находились на самом деле. Но в данный момент всё, чего хотел вратарь — доставить Дзюбе удовольствие. Поэтому, едва ощущая землю под ногами, забыв обо всём происходящем вокруг, Акинфеев опустился на колени. Мягкий ковёр приятно щекотал, и на мгновение Игорь перестал волноваться. Дальше всё происходило, как в тумане. Слегка наклонившись, Акинфеев прикоснулся языком к истекающей от естественной смазки головке и, почувствовав солоноватый привкус, отстранился, заглядывая в глаза напротив. — Моему папочке нравится? — невинно хлопая ресницами, вопросил вратарь. Ответом ему послужил гортанный стон, слетевший с губ Артёма. Толкнувшись вперёд, Дзюба снова притянул Акинфеева к своему паху, заставляя открыть рот и глубже вобрать член. — Да, детка, папочке определённо нравится, — сильнее насаживая Игоря, прорычал Артём. Акинфееву было неудобно, он не знал, куда деть руки, не знал, как правильно делать минет. Всё, что мог делать Игорь — полагаться на инстинкты. Вратарь начал активнее двигать головой, вбирая член ещё глубже. Закашлявшись, Акинфеев хотел было взять паузу, но Дзюба не позволил, ещё сильнее толкаясь в горячий рот. По подбородку Игоря текла его собственная слюна, смешанная с предэякулятом Артёма. Акинфеев сосал просто потрясающе, не задевая член зубами, обводя языком выпуклые венки, рукой играя с тяжёлыми яичками. — Вот это природный талант, Игорёк, — и как у Дзюбы получается шутить в такой момент? Фраза Артёма ещё больше распалила Акинфеева, его член тоже требовал разрядки, и вратарь, не отвлекаясь от основного занятия, прикоснулся к себе. Эту маленькую шалость тут же заметил Дзюба. Незамедлительно среагировав, Артём отстранил голкипера и грубым рывком поднял того с колен. От неожиданности Игорь пискнул, но тут же был заткнут требовательным поцелуем. — Я не позволял своей детке ласкать себя, — мучительно тихо проговорил Артём, — ты ослушался папочку, милый? Акинфеев хотел возразить, выразить протест, но не смог. В его глазах застыли слёзы, возбуждение достигло пика, вратарю казалось, что он кончит прямо сейчас, почти не прикасаясь к себе, без члена внутри. — Ложись, живо, — в настойчивости Дзюбе не было равных. От одного такого приказа Игорь готов был делать всё, что угодно, — в коленно-локтевую. Устроившись на кровати, Акинфеев упёрся головой и руками в мягкий матрас. Медленно прогнувшись в пояснице, Игорь призывно повёл бёдрами, приглашая. Артём расположился сзади, проведя пальцами по выпирающим позвонкам, будто считая. Огладив округлые ягодицы, Дзюба развёл их, открывая доступ к самому драгоценному. Обоих распирало от желания, но оба стоически держали себя в руках. Игорь не умолял, а Артём не набрасывался на вратаря, как голодный волк на добычу. Чуть нагнувшись, Дзюба слегка подул на девственную дырочку Акинфеева, отчего последний чуть не забился в конвульсиях. Ещё дольше Артём тянуть не мог и, слегка улыбнувшись самому себе, мужчина проник языком в горячее отверстие Игоря. — Какой же ты сладкий, — заключил Дзюба, сильнее вылизывая Игоря, заставляя того буквально лишаться ума. Игорь чувствовал себя невероятно, ему одновременно хотелось рыдать, кричать и умолять. А ещё больше хотелось наконец почувствовать Дзюбу в себе. Будто читая мысли партнёра, Артём на секунду отпрянул, тем самым вырывая из груди вратаря стон сожаления, но в следующий же миг вводя в голкипера палец. Новые ощущения заставили Акинфеева закричать от внезапной боли. Желая успокоить любовника, Дзюба поцеловал того в плечо, заглаживая вину, извиняясь. Почувствовав, что Игорь перестал сопротивляться, Артём добавил второй палец, медленно разводя их, словно ножницы. Боль повторилась, Акинфеев снова взвыл, но на этот раз Дзюба просто нащупал внутри Игоря чувствительную точку и, стараясь каждый раз попадать по ней, избавил вратаря от страданий. Теперь голкипер кричал от удовольствия, чувствуя нереальное наслаждение. Самостоятельно насаживаясь на пальцы, Акинфеев пытался хотя бы минимально прикрывать рот рукой, дабы наутро избежать лишних вопросов. — Моя детка готова принять член папочки? — уже заранее зная ответ на вопрос, поинтересовался Дзюба. — Д-да, — Игорь едва сумел совладать с собственным голосом, который не слушался своего хозяина. — Скажи, Игорь. Что «да»? — Артём действительно умел быть беспощадным. — Да, папочка, трахни меня, — на одном дыхании выпалил Игорь. Ему было непривычно, но это лишь обнажало нервы. — Как скажешь, детка, — с этими словами Дзюба засунул два пальца Акинфееву в рот, — оближи. Вратарь сделал то, чего от него требовали. Слегка замешкавшись, Игорь всё же смочил пальцы Дзюбы слюной, прекрасно понимая, для чего он это делает. Вынув мокрые пальцы изо рта Акинфеева, Дзюба размазал слюну по собственному члену. — Сейчас будет больно, — сказав это, Дзюба резко подался вперёд и вошёл в податливое тело. Комнату наполнил тихий скулёж, исходящий от Акинфеева. Дзюба понимал — Игорь делает это впервые, ему нужно привыкнуть. Подождав пару минут, Артём услышал вздох облегчения и понял — Игорь готов. Дзюба аккуратно вошёл наполовину, заполняя узкое пространство, не давая вратарю отодвинуться. Не получив протеста, Артём продолжил плавные поступательные движения, притягивая голкипера всё сильнее и сильнее. Акинфеев абсолютно перестал сопротивляться, и Дзюба это почувствовал. Набирая темп и входя на всю длину, Артём жадно впился зубами в загривок Игоря. Тот вздрогнул, понимая, что на его теле останется очень много засосов, но виду не подал. — Ах, — вратарь хотел что-то сказать, пытался собраться с силами, — быстрее, прошу, папочка. Осознав, чего именно просит Игорь, Дзюба начал вдалбливаться в Акинфеева со всей силы. Опустив руку на член вратаря, Артём начал рвано ласкать своего любовника. Звуки удовольствия смешались, невозможно было понять, кому именно принадлежит каждый из стонов. — Кончи для меня, детка, — почти что завопил Дзюба, надрачивая Акинфееву, — кончи для своего папочки. Сказанное Артёмом оказало должный эффект, и в следующий миг Игорь кончил, изливаясь Дзюбе в руку. Ещё через пару толчков кончил и сам Артём, не выходя из податливого тела и заполняя Акинфеева спермой. Никто так и не понял, на какое время они застыли вот так, как статуи. Неподвижно. Без малейшего движения. Первым сорвался Артём. Плавно выйдя из Игоря, Дзюба перекатился на вторую половину кровати, выдыхая. Затем очнулся Акинфеев, укладываясь удобнее, поправляя подушку. — Что теперь с нами будет? — настороженно, без капли радости в голосе спросил Игорь. Повернув голову на голкипера, Дзюба увидел, что взгляд Акинфеева сейчас выражал неподдельную грусть. Артём понимал — Игорю страшно. — Что будет? — мужчина задумался, проводя рукой по лбу. Его и самого волновал этот вопрос, но только Дзюба не решался его задать, а Акинфеев решился. — Да всё хорошо у нас будет, Игорь. По-другому и быть не может. Вратарь закрыл глаза, переваривая сказанное. Сейчас или никогда. — Я люблю тебя, Артём, — молниеносно выпалил Игорь, пряча лицо в подушку. Всё. Это провал. Полный крах всех надежд и мечтаний. Он озвучил это. Вся его дальнейшая жизнь сейчас зависит от слов одного-единственного человека — Артёма Дзюбы. Поняв наконец, что именно сказал вратарь, Дзюба приблизился к Игорю и осторожно поцеловал того в висок, боясь спугнуть. — И я люблю тебя, детка. Сильнее, чем ты можешь себе представить. Сильнее, чем это возможно. Я люблю тебя сильнее звёзд на ночном небе, сильнее воздуха, сильнее всех в этом мире. Я люблю тебя сильнее жизни, Игорь. И я знаю, что ты любишь меня. А это — самое главное. Игорю приятно. Приятно лежать вот так, рядом со своим мужчиной, абсолютно голым и абсолютно довольным исходом ситуации. Игорю радостно. Радостно, что всё получилось именно так, что он нашёл в себе мужество принять свои чувства и признаться в них. Радостно, что его чувства взаимны. Игорю весело. Акинфеев может смеяться просто так, потому что по правую руку располагается самый близкий для него человек, которые всегда поймёт и всегда поддержит. Игорь счастлив. Он просто счастлив. И это не нуждается в объяснениях.