Помогите, приблудилась сова

      Уходить домой в тот вечер Лялька наотрез отказалась, аргументируя тем, что такие пернатые хищники мне ещё не приблуживались, и если Букля ночью меня сожрёт, она этого не вынесет. Я предпочла поверить в искренность её слов: во-первых, размышлять о том, что Ляле просто не хотелось чесать к себе, мне было лень, а во-вторых, она могла бы просто сказать это без обиняков.       — Это тебе не детёныш питона, а целая Букля! — с серьёзным лицом оповестила меня Ляля, покосившись на сову, облюбовавшую кресло, на что я лишь согласно кивнула, ибо подруга давно не была так бесповоротно права. — Её в банку не посадишь.       Да, да и ещё раз да, мне реально было не по себе оставаться на ночь наедине с Буклей. В этой однокомнатной конуре, которую хозяин гордо именует квартирой, нет балкона, куда можно было бы выселить четыре кэгэ совы и не волноваться, что они, эти четыре кэгэ, могут превратить мой здоровый шестичасовой сон в вечный. А Лялька хотя бы чутко спит и, если что, услышит, как Букля начнёт выедать мои глаза.       Утром мы с Лялей поняли, что нет лучшего будильника, чем возмущённый крик совы, по звучанию близкий к пыточному ультразвуку. А если сова при этом ещё и с выпученными глазами носится по комнате, занимая в полёте добрую треть пространства, то это бодрит даже лучше ведра обжигающего кофе, вылитого на себя. Пока я выпутывалась из одеяла, успев ненароком отпинать Лялю, впавшую в ступор, Букля ни на секунду не замолкала и не переставала таращить глаза. Но стоило мне встать, как она перестала кричать и шумно приземлилась на меня, затормозив коготками о правую половину моей попы. Только я повернулась, чтобы высказать Букле всё, что я о ней думаю, произошло сразу два события: в мою левую ногу что-то ткнулось, а Букля снова издала пронзительный визг. Потом-то, конечно, оказалось, что пронзительности добавила я, испугавшись… Зато вышедшая из ступора Лялька проявила всю свою смекалку и, спрыгнув с дивана на пол прямо в одеяле, выключила мой автоматический робот-пылесос. Он был моим любимчиком, моей гордостью, на которую я копила очень долгое время. И, как выяснилось, он был гораздо умнее меня: автоопределитель в нём обнаружил повышенное количество мусора (читай, перьев) и решил, что пора бы убраться.       Он же не знал, радость моя, что гостящая у меня сова (четыре, чтоб их, кэгэ страшного ночного хищника!) испугается маленького милого робота-пылесоса.       В Ляльке проснулась её тёмная мстительная натура, и она предложила поставить рядом с Буклей мой допотопный тостер, который выдавал поджаренный хлебушек с таким грохотом, будто кто-то шарахнул чугунной сковородкой по куче кафельной плитки. Идея, в принципе, была неплоха в качестве наказания за раннюю побудку в выходной, но, взглянув на время, я поняла: ещё одна совиная истерика, и соседи вызовут спецназ.       — Шесть утра-а-а, — простонала Ляля, проследив мой взгляд, хотя я вполне сама видела, что показывают часы. — Лучше бы Букля съела мой нос!       — Да нормальный у тебя нос, — цокнув, я закатила глаза и чуть не заснула. Кажется, моя любимая подруга, имеющая пунктик по поводу носа (который, кстати, был абсолютно нормальным), осталась у меня с ночёвкой всё-таки из корысти.       Букля, кстати, к тому моменту уже взобралась по пижаме до моего плеча, — боже, храни её хозяина, подстригшего ей когти! — угнездилась там и менять дислокацию не собиралась. Ладно, это было всяко удобнее, чем на попе (как она вообще там держалась?), которая уже болела от её хватки. Можно хотя бы сесть или даже попробовать лечь, если Букля, конечно, не пересядет мне на лоб.       — Что насчёт ведёрка кофе?       Я моргнула, с трудом поняв, что голос Ляли доносится сильно приглушённо. Кажется, я всё-таки уснула и упустила момент, когда она утопала на кухню. Букля на моём плече пощёлкала (не знаю чем, но явно чем-то во рту), будто бы понимая, что её концерт не до конца меня разбудил.       — Одно сейчас, одно потом, — пробурчала я, входя в кухню и падая на табуретку. Букля на проверку оказалась неплохой подушкой — по крайней мере сейчас, когда она не имела возражений против моей головы, падающей прямо на её пуховый мягенький бок.       — Оке-ей, — протянула Ляля, засыпая в турку в два раза больше кофе и доставая наши огромные кружки, именуемые вёдрами. — Интересно, что будет, если Букле дать кофе?       — Будет переезд Букли к тебе на квартиру.       Лялька зафыркала и отвернулась готовить бодрящий напиток.       Я тем временем дремала, умостив голову на крыло Букли, под фальшивое завывание подружки. Мелодия из любимого мультика (пусть и звучащая из уст Ляльки на манер похоронного марша) умиротворяла и убаюкивала, и даже аромат кофе, распространившийся на всю кухню, не придавал бодрости, как обычно врали во всех рекламах.       — Готово, — оповестила Ляля, поставив на стол передо мной любимую литровую кружку свежесваренного кофе. А потом она сделала что-то ещё, но что именно — мы поняли не сразу. Далеко не сразу.       Стоило только мне чуть-чуть отстранить голову от пуха Букли, как она, ошалело заорав, взлетела с моего плеча, пронеслась над столом, сшибая всё на своём пути, и, описав круг, вылетела из кухни. Когда я открыла глаза, моему взору предстал бедлам и Ляля, которая одной рукой прикрывала голову, а второй — держалась за сердце.       — Ляль, — позвала я шёпотом. Подруга несмело открыла глаза и, осмотревшись, схватилась за сердце и второй рукой тоже. — Что это было?       — Может, ты сломала Буклю? Ну типа пока твоя голова прижимала её, было нормально, а теперь…       — Да ну тебя, — я отмахнулась и сморщилась, увидев в ведре несколько пёрышек. Хорошо, что сразу попросила Лялю варить кофе на два раза.       — А где яблоко? — удивлённо спросила она, оглядываясь. Для пущего убеждения самой себя Лялька похлопала по столу, ощупывая его на предмет всё-таки исчезнувшего яблока, а потом ткнула в разорванный пакет с ещё одним, чтобы убедить уже меня.       — Я не брала.       — Было бы странно подозревать человека, у которого аллергия на яблоки, — хмыкнула Ляля. Я пожала плечами, потому что иногда в состоянии недосыпа могу делать всякие разные глупости вроде надевания Лялькиных контактных линз на свои отлично видящие глаза. В этот момент из комнаты раздался хруст и совиный вскрик; мы одновременно вскочили, роняя стулья, и рванули из кухни, столкнувшись в проходе.       Боже, лучше бы мы сидели на месте и просто ждали, пока звуки стихнут.       В комнате мы застали Буклю за чем-то, видимо, очень интимным. Она исполняла немыслимый ритуальный танец вокруг чего-то непонятного, распластанного по полу, периодически наклоняясь к этому чему-то, а потом возобновляя прыжки и покрикивания.       — Это оно, — внезапно выдала Ляля, ткнув в Буклю пальцем.       — Это она, — машинально поправила я. — О чём ты вообще?       — О яблоке. Это оно, родимое, по полу расчленено.       Тем временем Букля закончила ритуал зверского поглощения яблока и, довольная собой, взлетела на спинку дивана, пощёлкав нам в качестве приветствия.       Моему мозгу понадобилось больше времени, чем пылесосу, чтобы сообразить, что сейчас произойдёт.       Воплем «Пылесос!!!» я Лялю больше напугала, чем смотивировала к действию, так что пришлось разбираться самой, повторяя её более ранний подвиг. Едва не подскользнувшись на расчленённом яблоке, я в два прыжка преодолела комнату (ещё бы один, и я бы распласталась по стене), добралась до пылесоса и отключила его вообще, ощущая невероятный стыд перед моим лучшим соседом. Судя по зажмурившейся Ляле, которую я увидела, обернувшись, очень вовремя: Букля на спинке дивана уже выпучила глаза, растопырила крылья и разверзла свой клюв, готовая выдать очередной заряд ультразвука.       Я рухнула на диван, погладив перед этим пылесос, который на ближайший день точно придётся убрать куда подальше. Лялька, приоткрыв один глаз и увидев, как сова пытается взгромоздиться мне на коленки, покачала головой и ушла, ткнувшись перед этим в дверной косяк.       — Бедное моё яблочко, — причитала она, спустя пару минут вернувшись с ведром и тряпкой. — Ты, наверное, было очень вкусным…       Букля на моих ляжках повернулась в сторону Ляли и защёлкала; в этих щелчках я отчётливо слышала возмущённое «Тебе жалко яблока для меня?», но тут, наверное, сказывался недосып.       — Утро добрым не бывает, — вздохнула я, глядя на то, как успокаивающе Лялька моет полы. Воистину, вечно бы смотрела, как она что-то делает…       Закончив, подруженька засобиралась обратно в ванную, чтобы помыть теперь уже тряпку, и, выходя из комнаты, пошатнулась и задела здоровенный дубовый шкаф. Его массивная дверца приоткрылась, и Букля, радостно засвистев, ускакала с моих коленей, а потом и вовсе залетела на эту дверцу, потопталась, нахохлилась и…       — Она что, легла спать? — спросили мы с Лялькой хором друг у друга. — Видимо, да, — так же хором ответили мы.       — Хорошо, что не на мне хотя бы, — хмыкнула я, растирая бёдра, которые теперь были в дырочку от когтей Букли.       — Мда, — протянула Ляля. — Ну, доброй ей ночи, что ли?