Cups

- I got my ticket for a long way round~ Two bottles of Whiskey for the way-- — Осомацу нии-сан! Ты беспрерывно поешь эту песню с того самого момента, как мы посмотрели тот фильм. Тебе не надоело еще? — простонал Тодомацу, оторвавшись от телефона и с умоляющим взглядом смотря на брата. Остальные поступили точно так же. Осомацу просто проигнорировал его, продолжив напевать следующий куплет. «And I sure would like some sweet company--», — эту строчку он пропел именно для Карамацу, одарив второго по старшинству игривым подмигиванием. Карамацу почувствовал, как его щеки тут же начали алеть, поэтому быстро схватил свои солнечные очки и надел их, надеясь, что таким образом сможет скрыть свое смущение от братьев. - And I'm leaving tomorrow, What-do-ya-say? — голос Осомацу пронесся по всей комнате. И хотя все уже были сыты по горло слушаньем этой песни в сотый раз, они не могли отрицать, что мелодичный голос Осомацу давал им чуть больше терпения. Братья ненавидели признавать это, но Осомацу был просто превосходным певцом. Его голос — такой мягкий и успокаивающий — настоящая отрада для ушей, был полной противоположностью обычно сильно раздражающей личности парня. Как мог такой голос, подобный меду, исходить из уст человека, в лицо которого руки сами постоянно так и тянулись врезать? И все же, даже пение Осомацу имело свои пределы. «Серьезно, Осомацу нии-сан, достаточно! Ты можешь спеть что-нибудь еще? Хоть что-то?» — с хмурым видом пожаловался Чоромацу, отложив свой журнал с айдолами. Осомацу просто покрутил пальцем у него перед носом и продолжил, начиная на припеве петь даже еще громче: «When I’m gone, when I’m gone! You’re going to miss me when I’m gone!» — Да заткнись уже, нии-сан! — рявкнул Ичимацу, его раздражение достигло своих пределов. Еще немного и взбухшая вена на его виске вот-вот лопнет, и если бы не спящий на коленях парня кот, Ичимацу бы поднялся на ноги и без раздумий ударил Осомацу. Вместо этого он пытался игнорировать своего тупого старшего брата с его тупым пением и сфокусироваться на почесывании ушка своего кошачьего друга. Не то чтобы он завидовал тому, что мелодичный голос Осомацу смог усыпить кота. Совсем нет, он бы никогда не стал завидовать из-за этого! — You’re going to miss me by my hair, You’re going to miss me everywhere, oh, You’re going to miss me when I’m gone~. — Ахах, нии-сан, эта песня звучит так печально! — ответил Джушимацу с улыбкой во всю ширь, которая никогда не сходила с его лица даже тогда, когда он говорил о чем-то. На долю секунды Осомацу заколебался и его голос тут же стих. Какая-то ответная эмоция мелькнула на лице старшего Мацуно, лишь на мгновение, и тут же исчезла. Будто бы ее и не было вовсе. Осомацу посмеялся, почесав нос указательным пальцем. «Полагаю, ты прав, Джушимацу», — произнес он и снова продолжил петь как ни в чем не бывало. — When I’m gone, When I’m go~ne You’re gonna miss me when I’m gone! Он посчитал, что никто не увидел этого — не уделили достаточно внимания, чтобы заметить. Но Карамацу заметил. То короткое мгновение, когда лицо Осомацу скривилось от боли, а свет в его глазах погас. Единая доля секунды, когда все слова застряли у него в горле, принося огромную боль и не давая выплеснуть их наружу. В последнее время его старший брат странно вел себя. Это началось еще три месяца назад. Осомацу, несмотря на то, что прикидывался, будто все просто отлично, начал заметно отдаляться. По его глазам теперь сложно было сказать, всегда ли он искренне улыбался. Он смеялся, но его смех звучал настолько напряженно, будто бы он сдерживал себя, все время осторожничая. Осомацу выглядел сильно уставшим, под глазами у него уже появились огромные мешки. Он оправдывался тем, что просто не мог уснуть из-за шумных соседей, но Карамацу уже не был уверен в том, что может верить старшему на слово. Но самое главное: казалось, было что-то, о чем Осомацу очень хотел рассказать, будто что-то постоянно вертелось у него на кончике языка. Множество раз он подходил к Карамацу и хватал его за рукав или просто звал по имени. И каждый раз, когда Карамацу оборачивался к нему, то видел печальное лицо своего брата, лишь на миг. Осомацу открывал свой рот, вот-вот должен был что-то сказать… Но слова так никогда и не выходили наружу. И после он просто смыкал рот, запирая эти слова ото всех на замок, и отпускал рукав Карамацу. «Проехали, я уже забыл», — отшучивался Осомацу. Но Карамацу знал, что он совсем не забыл. Он знал, что эти слова так и остались невысказанными, всегда вертящимися у того на языке. Карамацу беспокоился за своего брата. Он хотел узнать, что так тревожит старшего. Почему взгляд, полный боли и печали, теперь время от времени читался на его лице? Почему он постоянно выглядел настолько уставшим? Почему он стал постоянно избегать чего-то, будто бы у его братьев резко появились способности к телепатии и они могли прочитать его мысли? Честно говоря, сейчас Карамацу бы не помешала способность читать мысли. Потому что он хотел знать, что же творится в голове у Осомацу. И хоть очки скрывали глаза Карамацу от остальных, Осомацу обернулся и уставился на него, почувствовав на себе чью-то пару глаз. Карамацу сглотнул, встретившись взглядами со старшим братом. Целое мгновение они просто прожигали друг друга взорами, и Карамацу уже начал заметно потеть из-за пронзительного, но такого пустого взгляда Осомацу. Он хотел понять, что же что же было скрыто за этими темными глазами. Что тот так отчаянно пытался запереть в себе. Но затем, искра вернулась, и Осомацу вновь заулыбался, как идиот, как старый добрый нии-сан. Он закрыл глаза и начал покачивать головой в своем невидимой ритме. Красная чашка, которую он до этого использовал для отбивания ритма во время пения, была оставлена на столе. - You’re going to miss by my walk, You’re going to miss me by my talk, oh, You’re going to miss me when I’m gone. Джушимацу подсел ближе к чашке и взял ее в руки. Затем он начал отбивать ритм, прямо как в фильме, создавая музыкальный аккомпанемент для Осомацу. Ичимацу, Тодомацу и Чоромацу вместе взвыли в унисон. Осомацу улыбнулся в знак благодарности, в то время как Карамацу продолжал молчать. — И ты туда же, Джушимацу нии-сан! — завыл Тодомацу, плюхнувшись на пол. Он больше не мог выносить этого. — Не поощряй его, Джушимацу! — предупреждая, ворчал Ичимацу. Но Джушимацу просто взглянул на него и посмеялся, легко и спокойно. В ответ Ичимацу лишь цокнул и отвернулся. — I’m got my ticket for the long way round, The one with the prettiest of views, It’s got mountains, it’s got rivers, It’s got sights to give you shivers-- И вновь, Осомацу поймал взгляд Карамацу, и всю следующую часть песни он пел, будто именно для него. Он не пел ее с шутливой ухмылкой или же с игривыми подмигиваниями; Осомацу пел совершенно невозмутимо, каждое произносимое им слово звучало с малой долей веселья. Огонь в его глазах все больше разгорался, чего второй по старшинству не мог понять. Эта была эмоция, которую даже Карамацу не мог прочитать. Карамацу изо всех сил пытался остановить свое сердце, не перестающее отбивать бешеный ритм в грудной клетке. Он не мог позволить этим чувствам вырваться наружу. Это было совершенно неправильно, испытывать подобное возбуждение, когда взгляд брата был устремлен на него дольше обычного. Когда Осомацу одарял его одной из своих улыбок. Когда он разговаривал или смеялся вместе с Карамацу. Чувства, которые бурлили и кипели внутри него, можно было сравнить с переполненным горшком, который вот-вот треснет. Он не должен чувствовать подобное к Осомацу, к своему брату. И все же, когда слова слетали с губ Осомацу, Карамацу думал, что частично именно по вине того уделял этому так много внимания. — But it sure would be prettier with you… Карамацу пришлось отвернуться. Он уже ничего не мог сделать с переполняющими его эмоциями. Его горло горело желчью, оставляющей после себя сладкое чувство эйфории. Внутри полыхала смесь из страха, смешанного с счастьем. Это было несправедливо. Это было неправильно. Это было так больно. Пожалуйста, брат. Перестань. Это так сильно ранит, когда ты смотришь на меня так. Когда Осомацу начал петь второй припев, его голос стал значительно тише. Карамацу мог бы сказать, что он стал чуть более удрученным. Но Осомацу совсем не относился к типу унылых, удрученных людей. И он, конечно же, не стал бы таким из-за ‘Дерьмомацу’. - When I’m gone, when I’m gone, You’re going to miss me when I’m gone. You’re gonna miss me by my walk, You’re gonna miss me by my talk, oh, You’re going to miss me when I’m gone… Чоромацу отложил свой журнал, заметив изменения в голосе Осомацу. «Нии-сан, что случилось?» Тодомацу тоже обратил на это внимание. «Твой голос стал мягче». Джушимацу продолжал играть на чашке, но так же высказался, причем довольно проницательно. «Он стал звучать более несчастно». Осомацу лишь отмахнулся от их слов. «Просто мне грустно оттого, что песня уже подходит к концу, — ответил он, искренне посмеявшись. Но только Карамацу подметил, что это прозвучало как-то пусто. «Погнали, Джушимацу, давай закончим это!» - When I’m gone, when I’m go~ne, You’re gonna miss me when I’m gone. You’re gonna miss me by my hair, You’re gonna miss me everywhere, Yeah, you’re going to miss me when I’m gone. Песня наконец закончилась, и казалось, все братья просто ликовали от этого. Осомацу посмеялся над их ответной, полной драмы, реакцией. — Идите к черту, парни! — Ты не прекращал постоянно петь ее! — в ответ прокричал Тодомацу. — Это действовало нам на нервы! — обиженно произнес Ичимацу. — Мне нужен перерыв от всего этого… — вздохнул Чоромацу. Осомацу оглядел их всех и затем поднес полусогнутый палец к губам, будто размышляя о чем-то. — Хммм, что думаешь, Джушимацу? Может, они зовут нас на бис? — его дьявольская улыбка дала о себе знать. — НЕТ! — тут же вместе прокричали все трое. — ДА! — воскликнув Джушимацу, уже начав снова отбивать ритм. Карамацу встал со своего места и направился на балкон, чтобы покурить. Ему был необходим перерыв. Не от песни — только от его собственных избыточных чувств. Выйдя на балкон, он зажег сигарету и поднес ее к губам, глубоко вдохнув. Карамацу закрыл за собой дверь, но так как она была довольно тонкой, он все еще мог прекрасно слышать суету в комнате. Ичимацу, по-видимому, уже был сыт по горло пением старшего, поэтому, не успел Осомацу даже допеть первый куплет, как четвертый брат встал на ноги, а кот в это время спрыгнул с его колен и раздраженно мяукнул. Карамацу услышал шаги, которые, как он понял, как раз двигались в направлении Осомацу. Затем раздался глухой удар, услышав который Карамацу представил, как Ичимацу ударил старшего по затылку. И дальше последовало привычное для Ичимацу: «Заткнись!» После до ушей Карамацу дошли четыре разных смеха; даже сам Осомацу присоединился. — Как грубо, — послышались слова старшего Мацуно. — Ты мог просто попросить меня перестать. В ответ раздалось только тихое ворчание, за которым последовал очередной удар, а затем только больше смеха. Карамацу сделал еще одну затяжку. Он услышал еще один голос, который принадлежал Джушимацу. — Эта песня действительно такая печальная, нии-сан. Карамацу лишь неуверенно выдохнул. — Я схожу поиграть в пачинко, — позже сказал Осомацу той же ночью, когда все уже были в своих пижамах и готовились ко сну. — Хах? В такое позднее время? — ответил Чоромацу, разинув рот в замешательстве. — Я просто чувствую, что мне точно повезет, если пойду сейчас, — объяснил старший, надевая свои красные кеды. Остальные братья с любопытством наблюдали за ним, также немного беспокоясь. Он был единственным, кто не надел свою пижаму. — Хочешь, кто-нибудь из нас сходит вместе с тобой, брат? — сразу задал вопрос Карамацу. Осомацу отвлекся от завязывания шнурков на кедах. Он поднял голову, и вот снова, та самая эмоция снова промелькнула на его лице. Та самая мысль на кончике языка, которой он так хотел поделиться. Что бы это ни было. Осомацу закусил губу, казалось, что вот оно: он уже собирался рассказать об этом Карамацу. Но после он вновь запрятал эти слова вглубь себя, так и не позволив им сорваться с языка, и вместо этого только сказал: «Ммм, нет, я думаю, что все везение тогда исчезнет, если кто-то из вас пойдет со мной». — ЭЙ! — Простите, я люблю вас, но вы все совершенно не везучие! — посмеялся Осомацу и почесал нос. — В любом случае, со мной все будет в порядке, не переживайте. — Ладно, только не напивайся слишком сильно, — Тодомацу слегка зевнул и лег в постель. — Если ты все-таки действительно выиграешь, то только попробуй утаить это от нас, — произнес уже сонный Чоромацу и последовал за Тодомацу. — Иначе мы убьем тебя, — пригрозил Ичимацу, повернувшись на бок. — Ты возьмешь нас с собой, да, нии-сан? Я хочу оден! — Джушимацу засмеялся и тут же упал на подушку, крепко заснув. — …Береги себя, ладно? Возвращайся поскорее, — этот ответ удивил Осомацу. Не только его, а также и всех остальных. Все братья оторвали головы от подушек и с изумлением таращились на Карамацу (даже Джушимацу, который еще секунду назад мирно спал, смотрел на него). Кед, который Осомацу держал в руке, выскользнул из его пальцев и упал на пол. Он громко сглотнул. Карамацу в ответ только пристально смотрел на него и потом вновь повторил: — Возвращайся как можно скорее, ладно? Береги себя, нии-сан. Щеки Осомацу порозовели, и он просто расслабился и смущенно отвел взгляд в сторону. — Боже, ты слишком сильно драматизируешь, Карамацу. Я буду в порядке. Ты совсем не веришь мне? Карамацу покачал головой. «Я верю… Просто я… Просто я беспокоюсь за тебя». Старший закатил глаза. «Не стоит, тебе совершенно не о чем волноваться. Ваш нии-сан уже взрослый мальчик. Я буду в порядке, поэтому перестань беспокоиться за меня. Это странно, ведь это именно я тот, кто должен переживать за вас, парни», — усмехнулся Осомацу, в этот раз совершенно искренне. Его настоящий смех было настолько приятно слушать спустя столько времени и Карамацу невольно начал успокаиваться. Из-за сонливости его глаза уже начинали смыкаться. Сон начал брать верх. — Ты переживаешь за нас только когда у нас есть деньги, — устало пошутил парень. Осомацу только цокнул языком и подмигнул: «В этом плане ты гораздо лучше меня». Он поднял с пола кед, который уронил до этого, и надел его. Полностью обувшись, Осомацу направился к выходу из комнаты. Он широко распахнул дверь и перед тем, как выйти из комнаты, обернулся, чтобы еще один раз взглянуть на своих братьев. — Спокойной ночи, нииты… — раздался шепот. — Спокойной ночи… — синхронно ответили братья. Утром они поинтересуются, почему голос Осомацу звучал так болезненно во время его прощания, последнего прощания, до которого оставалась лишь пара часов, ну, а пока они были слишком уставшими, чтобы задуматься об этом. Осомацу выключил свет и захлопнул за собой дверь. Карамацу проснулся раньше всех остальных. Обычно он всегда вставал раньше своих братьев; на самом деле даже раньше самого солнца. Когда Карамацу посмотрел в окно, то осознал, что снаружи все еще было темно. Который сейчас час? Он полу расплывчатым взглядом пригляделся к часам на книжной полке. Четыре часа утра. Слишком рано. Он огляделся по сторонам и взглянул на лица своих братьев, закутавшихся в одеяло. До него тотчас дошло, что что-то тут было не так. Одно место было пустое. Осомацу? Он до сих пор не вернулся. Карамацу запаниковал и судорожно скинул с себя одеяло. Поднятый им шум тут же разбудил остальных братьев, из-за чего они раздраженно застонали. — Дерьмомацу, прекрати ерзать, иначе я тебе шею сверну! — мрачно пробормотал Ичимацу. — ОН ВСЕ ЕЩЕ НЕ ВЕРНУЛСЯ! — Карамацу пытался держать себя в руках, чтобы его голос не сломался. Он поднялся на ноги и проверил все вокруг, надеясь найти Осомацу, который просто решил поспать на диване. Но там совсем ничего не оказалось, даже малейшего признака того, что он мог быть здесь ранее. Карамацу подбежал к светильникам и включил их, наполнив комнату ярким светом. Все братья разом зашипели и попытались увести взгляды от источника света. — КАКОГО ЧЕРТА?! — взревел Ичимацу, широко раскрыв красные и раздраженные глаза, с явным намерением убить кое-кого. — Он все еще не вернулся домой! — повторил Карамацу. — Кто? — задал вопрос Тодомацу, оторвавшись от подушки и присев. Он тер еще сонные глаза. — Осомацу! — Карамацу продолжал обыскивать каждый уголок комнаты, веря, что его брат просто отрубился на полу, не дойдя до кровати, или что-то в этом духе. Он рванул в ванную и посмотрел там, но там тоже никого не было. Его все больше охватывал страх. — Он до сих пор не вернулся? Что за черт? — Чоромацу потер свой висок. — Сколько сейчас времени? — Четыре часа утра… — Боже, — выругался третий брат. — Ты поднял нас всех в четыре часа утра из-за тупого дерьмового нии-сана? — Ичимацу выглядел так, будто еще немного, и он собственными руками задушит Карамацу. — Это очень серьезно, он уже должен был прийти домой, — Карамацу расхаживал по комнате, пытаясь прикинуть, где сейчас мог находиться Осомацу. — Скорее всего, он все еще играет в пачинко, ты ведь знаешь его, — убеждал его Тодомацу, тем временем возвращаясь обратно ко сну. — Он наверняка напился в переулке и там же вырубился, — проворчал Чоромацу. — О боже! Мы должны пойти на его поиски! — Карамацу посмотрел в направлении окна. — К черту! Я возвращаюсь обратно ко сну, если хочешь, иди тоже спать, — Ичимацу взял подушку и накрыл ей лицо в попытке скрыться от света. — Ичимацу!!! Почему им всем все равно? — Он наверняка в порядке, Карамацу, ты ведь знаешь, как это обычно происходит. Он так уже делал раньше. Он вернется позже утром, весь пропахший пивом и мусором. Черт возьми, скорее всего, Чибита опять подобрал его и отнес к себе домой, с ним все хорошо. Не разводи панику. И прекрати ходить по комнате туда-сюда… — заверял его Чоромацу сквозь протяжные зевки. Он уже начинал снова погружаться в сон. — АХ, ДЕРЬМО! — Карамацу отступил назад. Он поднял свою ногу и со всей силы замахнулся, пытаясь подавить жгучую боль, которая оставляла после себя уродливые, пурпурные шрамы на сердце. Охваченный своим беспокойством, он случайно пнул стол. Карамацу успел заметить, как что-то слетело со стола на пол. Он опустил свою ногу и медленно подошел к упавшему клочку бумаги. Этого ведь не было здесь раньше, так откуда оно взялось? Он поднял бумажку с пола и с интересом оглядел, прежде чем развернуть. Одно единственное предложение, точно принадлежащее Осомацу из-за небрежного почерка, было написано на ней красным маркером, одно единственное предложение, заставившее сердце Карамацу остановиться. — Карамацу нии-сан… Карамацу нии-сан, ты в порядке? — поинтересовался Джушимацу, заметив, как переменился в лице Карамацу и как резко возросло напряжение вокруг него. Он заметил, что его брата начало трясти, медленно по началу, но затем все сильнее, пока постепенно это не переросло в неистовую дрожь. Широкая улыбка тут же улетучилась с лица Джушимацу. — Нии-сан? Что случилось? Колени Карамацу подкосились, из-за чего он с громким стуком рухнулся на пол и ударил кулаками по столу, тем самым обратив на себя внимание братьев. Карамацу жадно заглатывал воздух, пытаясь отдышаться, его всего трясло, в руке все еще была сжата та самая записка. — Карамацу нии-сан… Что это? Что случилось? — Джушимацу подполз к Карамацу и аккуратно взял его за плечи, стараясь успокоить своего старшего брата. Тело парня просто продолжало содрогаться от страха, пока его рот двигался сам по себе, монотонно, снова и снова, повторяя только одно слово. — Нет. «You’re going to miss me when I’m gone». И Карамацу действительно скучал. Каждый день. Ежедневно гадая, куда Осомацу мог уйти и когда он вернется домой. Если он вообще вернется. Если он вообще еще жив. Если бы только они могли хоть как-то выяснить. Жив ли и в порядке он? Или он не в порядке сейчас? По какой причине он решил уйти? Какие мысли были у него в голове, когда он уходил? Сожалеет ли он о содеянном? Напуган ли он сейчас? Он хотел уйти один или с кем-то, кто бы составил ему компанию? Что если бы кто-нибудь из братьев пошел с ним… …Что если бы Карамацу присоединился к Осомацу, когда тот пел ему, тем самым прося сходить вместе? Пошел бы он, той давней ночью, вместе с Осомацу? Последовал бы за ним, несмотря ни на что, что бы тот ни скрывал? Карамацу знал, что, если бы ему был дан еще один шанс, он бы пошел. Он бы точно пошел вместе с Осомацу. Куда бы это ни привело, он бы последовал за Осомацу, чтобы его брат не остался один. Но уже секунду спустя Карамацу слабо усмехнулся и покачал головой. Нет, это все ложь. Он понял, что никак не смог бы уйти. Он ни за что, ни при каком условии не оставит своих младших братьев, неважно как сильно он любил Осомацу и как сильно хотел пойти с ним. Он бы не отвернулся от них, подобно Осомацу. Карамацу не был эгоистом, коим являлся Осомацу. Он также задавался вопросом, что же это за слова, вертящиеся у него на кончике языка, которые так и рвутся наружу? Узнает ли он когда-нибудь? Или же он уже знал ответ? Карамацу не мог точно сказать. Ведь Осомацу уже никогда не сможет поговорить с ним. Карамацу никогда не сможет выяснить, что это были за мысли, коими тот так хотел поделиться. Мертвецы не рассказывают сказки, если он к этому моменту, конечно, был уже мертв. Но с каждым последующим днем, надежда, которая все еще жила в его сердце, постепенно угасала. Однако Карамацу был довольно упрямым и до последнего продолжал верить, отказываясь поддаться отчаянию. Он ни во что не поверит, пока не увидит это своими собственными глазами. Своего брата, зашедшего в комнату, рот которого был изогнут в мягкой улыбке, полной сожаления. Мертвое тело своего брата, которое увозили в гробу. Красные кеды своего брата, которые нашли на крыше заброшенного здания… И теперь, Карамацу почувствовал это, прямо тут — на кончике языке. Слова, которые он хотел высказать. Слова, которые Карамацу хотел прокричать парню, который покинул его и всю свою семью. Слова, о которых он уже никогда не сможет поведать. Они уже никогда не будут озвучены. Они так и останутся у Карамацу на языке навеки, пока он вновь не встретит парня в красной толстовке. Пока Осомацу не вернется. Но Осомацу ушел и уже больше не вернется. А слова так и умрут у него на языке, точно так же, как и умерли те слова, которые Осомацу так и не озвучил. — Я ведь просил тебя вернуться домой… When I’m gone, When I’m gone, You’re going to miss me when I’m gone. You’re gonna miss me by my walk, You’re gonna miss me by my talk, You’re going to miss me when I’m gone….