Латтонио

— …Клянусь, меня никто не учил, я просто взял гитару сестры и заиграл. Сальери на 99% уверен, что новый знакомый приукрашивает историю своей жизни. Они знакомы всего пару часов, но за это время Моцарт успел выболтать о себе все, чуть ли не до кода от домашней сигнализации. И то и дело он как бы случайно касается его руки, и обворожительно улыбается, поправляет волосы и в задумчивости прикусывает большой палец. — Ты флиртуешь со мной? — обрывает его на полуслове Сальери. Моцарт отводит глаза, смотрит в окно. — А вот и наши. Входят парень и девушка. Вольфганг не удосуживается назвать их имена, ограничившись должностями: барабанщик, оперная певица. Группа «Рок-опера» так названа благодаря этой миниатюрной одетой в черное платье с перьями мадемуазель. Не менее экстравагантно выглядят и парни: в чем-то на манер сюртуков и вычурных кружевах. Сальери в сером джемпере и простых джинсах хорошо выбивается из этой пестрой компании. Он вскоре начинает чувствовать себя лишним. Сославшись на скверное самочувствие, уходит. Моцарт идет за ним. — Нужна помощь? Могу подвезти до больницы на байке. — Не стоит, я справлюсь. Так ты со мной… — Уверен, ты пройдешь прослушивание. Круто играешь. — Моцарт показывает большой палец вверх, затем обнимает и целует в щеку на прощание. — Ты не против? Всегда так прощаюсь. Некоторые не переносят такого вторжения в их личное пространство. — Все в порядке. Моцарт ведет себя с ним, как с близким другом. Ну, может, и правда он такой со всеми. Экстраверт. А Сальери чувствует себя не в своей тарелке. Надевает наушники. На автобусной остановке оборачивается. Моцарт все еще стоит возле кафе, машет ему рукой. То-то ему спину жгло от пристального взгляда. Сальери машет в ответ и молится, чтобы автобус пришел поскорее. У него нет инструкции, как вести себя, когда твоей скромной личности уделяется такое внимание, и это пугает. Да, он всю сознательную жизнь мечтал иметь то, что имеет Моцарт: концерты, поклонники… поклонницы, творчество не в стол, а в массы. И в то же время такой расклад событий его страшил. До дрожи в коленках. Переполненный автобус. Вспотевшие от нервов ладони соскальзывают с поручней. Он устало прикладывается лбом к окну. Сидящая у того же окна девочка лет восьми улыбается ему. Сальери выдавливает из себя улыбку и проталкивается вглубь автобуса. Все такие раздражающе-улыбчивые, счастливые. Он упорно не понимает, почему он не чувствует себя счастливым. Он молод, здоров, он профессионал. Почему он чувствует себя не на своем месте? *** Он профессионал, но он не проходит прослушивание. Сказали, ему не хватает харизмы. Моцарт до последнего стоял на своем: Сальери раскачается, он будет жечь напалмом, — но в группу берут какого-то новичка, носящегося с бас-гитарой по всей сцене. — Не расстраивайся. — Моцарт сжимает его плечо. Сальери зажигает сигарету, затягивается. — А должен? — Выглядишь подавленным. — Вольфганг отбирает у него сигарету и подносит к губам. — Тебе показалось. Свет неудачно падал. — Кажется, это не свет, а настроение твое неудачно упало. Пойдем пить кофе! Моцарт тянет его за руку. — Зачем? Мы не будем играть вместе. — Я хочу выпить с тобой кофе. Антонио… — Да? — Твое имя звучит как латте. — Я тебя не понимаю. — Я тоже не понимаю себя. В кофейне Моцарт берет ему латте, а себе эспрессо. — Эспрессо звучит достаточно экспрессивно как для Моцарта? Вольфганг улыбается шутке. Откуда ни возьмись в его руке оказывается фляга, из которой он под столом наливает немного в свой стаканчик. Запах какого-то ароматного алкоголя, должно быть, ликера. — Хочешь? Сальери мотает головой. В кофейне запрещено есть и пить принесенное с собой, запрещено распитие алкоголя. Он слишком правильный. Он неправильный рокер. — Ты можешь создать свою группу. — Ничего не выйдет. — Пессимист! А что если я создам второй проект? С тобой. Сутки назад они были даже не знакомы, а Моцарт рвется ему помочь. — Зачем тебе это? — Твой талант пропадает втуне, не могу это терпеть. — У меня нет харизмы. — У всех есть харизма, нужно только заставить ее проснуться. Посмотри на свои глаза! В них огонь пылает. Сальери опускает означенные глаза к своему стаканчику. «Антонио звучит как латте». Латтонио. «Лезет же всякое в голову», — одергивает себя Сальери. — Трагично. — Прости? — Твое творчество должно быть трагично, это — твоя стихия. Сальери сжимает губы. Хорошенькое же впечатление он производит. — Давай работать вместе. Мы сможем сыграть на контрастах. Сальери резко отодвигает стаканчик, расплескав кофе, и встает. — Тебе не кажется, что ты несколько навязчив и лезешь не в свои дела? Моцарт как-то по-детски удивленно открывает рот. Антонио уходит, оставив его в ступоре. С улицы Сальери бросает взгляд в окно — Моцарт пьет латте из его стаканчика и что-то черкает на салфетке. *** Сегодня «Рок-опера» дает концерт. Сальери однозначно решил не идти. Он все еще раздосадован, в основном своим поведением. Его взбесило собственное фиаско и снисходительность Моцарта. Прийти на концерт — признать, что он не прав и на самом деле хочет, чтобы молодой талантливый Моцарт взял над ним шефство. Антонио задергивает шторы и в темноте слушает музыку и пьет мятный чай. Включается песня «Рок-оперы». Аккуратный, отработанный до миллисекунд перебор гитарных струн. Сальери чертыхается, сдергивает наушники и таки собирается на концерт, до начала которого остается каких-то пятнадцать минут. Даже на такси он, естественно, не успевает. *** Его берет зависть с первых услышанных аккордов. Он пробирается сквозь толпу, чтобы поближе увидеть виновника своего препаршивого настроения. Моцарт танцует. Удивительно, как при этом он умудряется еще и играть на гитаре. Хотя постойте, что же здесь удивительного? Моцарт — гений. Все. Сальери стоит почти у самой сцены. Вольфганг встречается с ним взглядом. Кажется, он улыбается. Хотя могло примерещиться в скачущем неверном свете. Перед следующей песней Моцарт активно жестикулирует, заставляя барабанщика остановить вступление. Отбирает микрофон у вокалистки и объявляет: — Моя новая песня для моего друга Антонио! Поражен не только Сальери, но и участники группы. Моцарт начинает сольно почти слащавую песню о латте и одиноком человеке в кофейне. В конце он просит: — Не уходи, выпьем после концерта. Поклонникам любопытно, кто же этот загадочный Антонио, вертят головами, но ни Сальери, ни Моцарт этого не выдают. Вольфганг смотрит себе под ноги, что для него, кстати, совсем не характерно, а Сальери смотрит на сцену с совершенно непроницаемым лицом. А внутри все бурлит. Он в смятении. Его выбило из колеи непонимание, что, черт возьми, происходит. В жизни никто не проявлял к нему такого интереса, он не знает, как себя вести. Радоваться, негодовать, не замечать? Он порывается уйти, но вдруг их взгляды снова встречаются и Антонио словно прирастает к месту до конца концерта. *** Сальери оказывается на улице. Его буквально вынесла бурным, диким потоком толпа поклонников «Рок-оперы». И вдруг его выдергивают из этого потока и затаскивают обратно через черный ход. — Подождем, пока ажиотаж уляжется. — Моцарт улыбается и одергивает куртку Сальери, смахивает с него невидимые пылинки. — Может, я пойду? Вольфганг недовольно морщится. — Конечно, пойдешь. Со мной выпить за концерт. — Зачем… Сальери не успевает договорить: из гримерки вываливаются остальные участники «Рок-оперы», налетают на Моцарта, треплют ему волосы. Они вместе дурачатся и смеются, наперебой делясь впечатлениями о концерте. Сальери шарахается от шумной кучи малы. Так же сумбурно компания вываливается на улицу. Все, кроме Моцарта. — Ты не пойдешь с ними? — Я хочу пойти с тобой. Вольфганг фривольно берет его под руку и тащит за собой. *** В пабе нехарактерно тихо. За двумя поставленными рядом столиками переговариваются студенты, играет медленная, тягучая музыка, бармен лениво копается в своем телефоне и почти не глядя наливает новым посетителям по кружке пива. — Ты написал обо мне песню. — Да, здорово вышло. Или ты… Или ты против? Сальери чувствует, что границы его личного пространства нарушены, так что да, он против. — Нет, пожалуй, нет. — Хочу издать ее синглом. Песню о нем услышат миллионы. А он всего лишь бездарный музыкантик. — Сохрани мою анонимность. — Заметано. Вольфганг выходит выкурить сигарету. Сальери идет с ним. Почему-то от сигаретного дыма становится дурно. Он переводит дыхание и задает единственный интересующий его вопрос: — Почему ты со мной пошел, а не с группой? Моцарт метко попадает окурком в урну и притягивает Антонио к себе. Целует. Быстро, порывисто. Сальери вырывается из его объятий. — Это был ответ на твой вопрос? Антонио запускает пальцы в волосы и отступает назад. Нельзя сказать, что он сильно удивлен. Он подозревал с их первой встречи его подобный интерес. Сальери уходит молча. Стоит ему отойти от паба, начинается ливень. Антонио бросает взгляд на Моцарта. Тот выглядит удрученным. Одними губами Вольфганг произносит: «Прости». А может, что-то другое, но Антонио неправильно понял. Не важно. Не важно. *** Сальери просыпается далеко после полудня. Обычно он не позволяет себе так долго спать, ставя будильник, а вчера забыл. Странный выдался день накануне. Причудливый, придурковатый. Ему посвятил песню и поцеловал мужчина. А он просто развернулся и ушел, хотя его, признаться, к Моцарту тянет. Тянет, как мотылька на свет свечи, хотя сгорит, конечно, сгорит. Из полудремы его вырывает звонок в дверь. Пришел один из немногих его учеников, и Сальери лениво идет открывать. Он пропускает ученика в квартиру и идет заваривать кофе. Ему нужно сейчас выпить кофе, большую дозу. Пока вода кипит, закуривает. Затягивается приятно горчащим дымом. Слышно, как за стенкой брынчит на басу Хэнк. Кофе заварен, он с наслаждением отпивает крепкого напитка — и вдруг в памяти всплывает всего одно слово. «Латтонио». Раздосадованный, Сальери выливает кофе в умывальник и бросает чашку в раковину так, что от нее откалывается ручка. Чертыхаясь, идет к Хэнку. *** Он неделю игнорирует звонки Моцарта. Он пишет, мол, прости, давай будем просто друзьями. Ему не нужен такой друг. Ему не нужен друг лучше него. Ему нужен друг-неудачник, так будет идеально. Но почему же его все равно тянет к Моцарту? Он режет запястья бритвой. Нет, он не спешит умирать. Он хочет, чтобы сумбур мыслей оставил его в покое, и боль немного помогает. Приходит Сьюзи, его вторая ученица, она наверняка замечает запекшуюся на руках кровь, но ничего не говорит. Ей на него плевать, он для нее всего лишь учитель, которому она щедро платит, а потому может позволить себе равнодушие. Сальери это прекрасно понимает и ничего от нее не ждет. Организм вялый от недостатка кофеина. Он не может пить кофе, все время вспоминая «Латтонио», от которого почему-то щемит в груди. Ему невыносимо осознавать, что ему приятно вспоминать это простое слово. Ему приятно вспоминать Моцарта и его губы на своих губах, но так не должно быть. Ему нужен любовник-неудачник. Слова «Моцарт» и «неудачник» не могут стоять вместе в одной фразе, Вольфгангу он завидует. *** Он присылает сэлфи с их очередного концерта. Все улыбаются, а Моцарт — шире всех. Сальери швыряет телефон на диван, тот отскакивает, падает на пол и вырубается. Он грязно ругается, хотя для него это вообще не характерно. Что этот Моцарт себе вбил в голову? Что ему интересны их выступления? Глаза бы его их не видели. И вопреки этому Сальери включает компьютер и находит видео с их прошлогоднего концерта. Моцарт здесь еще юн и неопытен, но резво скачет по сцене и приковывает взгляд вычурным костюмом. И своей харизмой, разумеется. В этом весь Моцарт: яркие костюмы — яркие песни. Он, безусловно, талантлив. У Сальери от этого болит душа. Он не понимает, почему настолько завистлив. Сколько себя помнит, он не умел радоваться успехам других. Не выключая видео, он закуривает, и пепел беспрепятственно падает на ковер. Начинает подпевать припеву, но потом одергивает себя. Он не должен, не должен… Сальери нажимает на паузу, в тишине докуривает сигарету. Он должен быть там, на сцене, с Моцартом и его веселой и добродушной компанией, а не здесь со своей депрессией и изрезанными руками. Ему плохо, и, наверное, поэтому он включает телефон и отправляет Моцарту в ответ улыбающийся смайлик. «Антонио!!!» Его обращение звучит невозможно радостно. «Давай выпьем?» Сальери не отвечает, собирается с мыслями. «Ты на меня не сердишься?» Скорее, он сердится на себя за свою нерешительность. Наконец он собирается с мыслями, а на глаза наворачиваются слезы. Сейчас он предаст сам себя. «Приезжай ко мне», — пишет он и оставляет адрес. Тут же выключает телефон, чтобы рука не дрогнула удалить последнее свое сообщение. Он вытирает глаза рукой, но слезы упорно возвращаются. Идет на кухню готовить кофе. Теперь-то можно. Латтонио. Слово перекатывается на языке карамельной конфетой. От него сладко и уютно на душе. И одновременно так горько, как от крепкого кофе. *** Звонок вырывает его из какого-то ступора. В полной темноте идет к двери. В дверном проеме знакомая дерзкая фигура в чем-то вроде сюртука. — Антонио? — Проходи. Налить тебе чего-нибудь? Моцарт кивает, а потом в свете, льющимся из кухни, замечает раны на руках Сальери. — Что ты сделал с собой? — Это так, мелочи. — Это не мелочи. — Я ничего не хотел с собой делать — только почувствовать боль, — почему-то он запросто открывает перед ним душу, выкладывает всю правду. Моцарт берет его за руку и проводит пальцем по свежему шраму. — Болит? — Нет… Так налить тебе чего-нибудь? — спрашивает он снова, вырываясь, хотя и так помнит ответ. Он находит в шкафу мартини и наливает в две чашки. Моцарт сначала принюхивается к запаху алкоголя, смешно двигая ноздрями, а потом отпивает. Забавный он. Ребенок, хоть и пьет мартини. — Уютно у тебя. — Он обводит взглядом его кухню, а Сальери чуть не хлопает себя по лбу: он должен был пригласить его в гостиную. Но уже, наверное, без разницы. — Мне интересно… — Да? — Зачем ты поцеловал меня? — Ну что за смешные вопросы, друг Антонио. Захотел — и поцеловал. — Я… тебе нравлюсь? — Если тебя это не смущает — ответ «да». — Ты совсем меня не знаешь. — Я вижу тебя насквозь, — уверенно заявляет Моцарт. Ничего, сейчас он его разочарует. — Я завидую тебе. Он пожимает плечами. — Многие завидуют. — У тебя это не вызывает антипатии? — Нет. Сальери ошарашен. Он только что показал свою самую непривлекательную сторону, а Моцарта этого не отпугнуло. Напротив, он произносит: — Я бы поцеловал тебя еще раз, если бы знал, что ты не против. Сальери отбирает у него чашку, ставит на тумбочку вместе со своей. Моцарт улыбается. Как всегда, лучезарно. — Так ты не против? Сальери только кивает. И тут же его шею обвивают руки, а губы впиваются в его губы. Он чувствует пряный вкус мартини. Язык Моцарта играет с его языком. Его хочется целовать и одновременно хочется оттолкнуть. Но Сальери не отталкивает: у него нет на это сил, нет сил сопротивляться. На душе снова горько и сладко.