***
Молчал, когда Леннон, проходя мимо их Института для мальчиков, прищурившись, окидывал его взглядом, и не найдя неподалеку Пола, проходил мимо, безразлично роняя «Че как, Джорджи?», и, не дожидаясь ответа, то скрывался в подошедшем автобусе, то вдруг окликал кого-то из своих друзей из Колледжа, ускоряя шаг. Молчал, когда Джон, после репетиции на Фортлин-Роуд, не зачехлял вместе с ним гитару, а продолжал спокойно сидеть на полу, сложив ноги по-турецки, и донимал Пола, что у него просто невероятно устало горло, и руки, и ноги, и что, если он не выпьет чая вот прямо сейчас, он умрет от переутомления, обезвоживания и, естественно, голода, так и не добравшись домой. Маккартни обычно снисходительно хмыкал, тыча его локтем под ребра, отчего Леннон и вовсе начинал разыгрывать умирающего, хватаясь за бок, заваливаясь в ноги уже поднявшемуся другу, и крепко цеплялся за его штаны, в противовес крича с шутливым американским акцентом: — Нет-нет, Макка, брось меня здесь, иди один, но передай Син, что я… — тут он обычно срывался в хриплый предсмертный кашель и строил такие рожи, что Пол, пытавшийся сохранять спокойствие большую часть времени, трескался от хохота. В итоге Маккартни сдавался, тряс ногой, все еще подхихикивая, чтобы освободиться из плена, и шлепал босыми ступнями на кухню, бурча себе что-то под нос, про полуслепых придурков, которые пользуются тем, что он очень (очень!) воспитанный молодой человек. Джон же обычно на это бросался ему в затылок скомканными тетрадными листами с неудачными кусками текста, но редко попадал, чем вызывал еще одну волну подколок в стиле: «А теперь надень очки и попробуй еще раз, старик». И после, непонятно отчего довольный собой и жизнью Леннон, с абсолютно идиотской ухмылкой устраивался на полу поудобнее, будто бы забывая о том, что в комнате все еще сидит другой мальчик. Джордж же, понимая, что на него не обращают внимания, тихо поднимался, закидывал гитару на плечо и заходил на кухню попрощаться с Полом. — Уже уходишь? — дружелюбно интересовался тот, снимая чайник с плиты, — Бывай, Джордж. И Харрисон уходил, стараясь всю дорогу до дома не думать о том, что на столе стояли только две чашки, приготовленные для чая.***
Джордж молчал, стараясь свыкнуться с тем, что, при всем его желании, эти двое никогда не впустят его в свой пузырь, в котором они жили уже почти год в максимально комфортных для себя условиях.***
Май 1958 года выдался необычайно жарким для Ливерпуля, и Джордж изнывал от духоты и повышенной влажности портового города, стоя в своей школьной форме на автобусной остановке и чувствуя, как по спине, от лопаток до поясницы, течет пот, склеивая его кожу и тонкую ткань белой рубашки. Передернув плечами от отвращения, мальчик отвернулся от солнца, тут же наткнувшись взглядом на приближающегося к нему Леннона. Уже готовясь чуть-чуть посторониться и кивнуть головой на привычную фразу, он не сразу понял, что Джон остановился рядом с ним, и, по всей видимости, решил поговорить. — Добрый день, Джорджи, дорогой, — игриво протянул парень, быстро-быстро хлопая короткими рыжими ресницами, явно в очередной раз кого-то пародируя, — Как твои дела? Как учеба, не болеешь? Харрисон, растерявшись в первые секунды, тут же напустил на себя вид «серьезного парня», отвечая: — Отлично, Джонни, а у тебя? Леннон, все еще растягивая гласные и смягчая слова, как какая-нибудь дальняя тетушка, которую удается встретить исключительно на больших семейных торжествах, расплылся в польщенной улыбке: — Ох, Джоджи, как мило, что ты спросил! — воскликнул он, — Не мог бы ты передать своему другу, МакОчаровашке, что у нас сегодня в семь выступление, и было бы неплохо, если бы вы явились вместе со своими гитарками на Пенни-лейн к шести? — Джон, заламывая руки, продолжал хаотично хлопать ресницами, — Я был бы тебе крайне признателен. Мальчик нахмурился, разглядывая парня, и недоверчиво поинтересовался: — А почему ты не скажешь ему сам? Леннон, устав ломать одну комедию, криво усмехнулся, тут же приступая к другой, и приложил ладонь ко лбу, заслоняя глаза от солнца. — А что, он где-то здесь? Пол? — позвал он, заглядывая Харрисону за плечо, — Может ты его от меня прячешь в карманах своего пиджака? — он оттянул выпирающий карман пальцем и заглянул внутрь, — Пол, ты здесь? — с надеждой воззвал он к фантикам от жвачки, — Нет, Джорджи, — уныло заключил он, — не думаю, что он там поместился бы. Джон сокрушенно покачал головой, будто бы Маккартни был потерян навсегда, но не стоит расстраиваться, нет-нет, и, хлопнув Харрисона по плечу, удалился.***
Если бы кто-то решил поинтересоваться у Джорджа, что хуже, существовать рядом с Ленноном и Маккартни, когда их было не оттащить друг от друга, или же когда они оба делали вид, что ничего не случилось, одаривая друг друга такими ледяными взглядами, что в душном помещении домашнего клуба становилось прохладнее, он не смог бы ответить однозначно. Ничего существенно не изменилось. По крайней мере, для всех окружающих. Пол все так же расточал улыбки и очарование, подмигивал девчонкам, махал ладошкой всем, кто на него смотрел, и сносно играл, ничем не показывая, что что-то пошло не так. Джон, в свою очередь, тоже вел себя как обычно, огрызаясь, зубоскаля и поддразнивая всех окружающих, кроме того, на кого большинство этих шуток обычно сыпалось. Когда концерт подошел к концу, Пол тут же быстро зачехлился и проворно спрыгнул со сцены, на ходу бросая что-то о баре и пересохшем горле. Джон даже не повернулся в его сторону, зачем-то снова и снова лениво подкручивая колки и расстраивая свою акустику еще сильнее. И Джорджу, впервые, стало не по себе. Самое неприятное в дружбе с Маккартни, по мнению Джорджа, было то, что от него сложно, на самом деле сложно, было добиться внятного ответа о том, что произошло и почему. Он мог быть самым приятным, самым вежливым и проницательным, умел вытащить из человека душу, сдуть с нее пылинки и аккуратно вернуть на место так, что, после разговора с ним, неделями ощущалось облегчение. Но как только дело касалось самого Пола, он превращался в очень приветливую, но глухую стену (трехметровую, из серых бетонных плит три метра толщиной, но зато на ней были нарисованы цветочки), через которую не перепрыгнуть и не докричаться. Умел отшучиваться не хуже Джона, хлопать ресницами совершенно естественно, разыгрывая непонимание, и уходить от разговора. Поэтому, поглядев ему вслед, Харрисон, прикусив губу и набравшись смелости, повернулся к Леннону. — Что произошло? — настойчиво спросил он. Джон, видимо действительно уставший от выступления и кривляний, нахмурился и бесцветно ответил: — Я не понимаю, о чем ты, Джордж. Его набриолиненные волосы от жары и пота слегка растрепались, и одна завивающаяся темно-рыжая прядь настойчиво лезла в глаза, путаясь в прямых коротких ресницах. Он стянул с себя твидовый пиджак, оставшись в тонкой белой майке, зачехлил гитару, и уже собрался уходить, когда мальчик, поняв, что его сверлящий взгляд не возымел никакого эффекта, вздохнул, больше для себя, чем для Джона бормоча: — Окей, тогда я спрошу у Пола. Леннон замер, поворачиваясь через плечо и одаривая Джорджа опасным взглядом: — Не трогай его, парень, — приказал он, и отвернулся, — Ты хотел вроде сходить в кино, — не с того, ни с сего, вспомнил он, переходя на дружелюбное поддразнивание, — Не хочешь пойти прямо сейчас? Мальчик застыл, недоверчиво оглядывая Джона, и пискнул: — Надо позвать Пола, — но боясь, что Леннон сейчас передумает, он поспешно добавил, — Мы с ним договаривались… Парень тихо хмыкнул: — Ну так зови, я подожду на улице, — и скрылся в толпе танцующих. Джордж проводил глазами его макушку до самого выхода, немного жалея, что не видел его лицо перед тем, как он ушел. Пол нашелся у бара, где и обещал быть, потягивая кока-колу через соломинку. Он одарил друга приветливым, но безразличным взглядом, тут же отворачиваясь и рассматривая людей вокруг, будто бы искал кого-то. — Джон ждет нас снаружи, — неловко начал Джордж, присаживаясь на стул рядом и неловко улыбаясь. — Нас? — пробормотал Пол, не отрывая губы от трубочки и переводя взгляд на стойку перед собой. — Ага, — охотливо закивал Харрисон, — Мы хотим пойти в кино, Джон попросил позвать тебя… Маккартни хмыкнул, скашивая блестящие зеленые глаза на мальчика, и, вытащив соломинку, одним глотком допил все, что оставалось в стакане. Но тут же покраснел и потер нос, чихая. — Я забыл, что она такая газированная, — поморщился он под смех Джорджа, но тут же сам расплылся в улыбке, — Тогда идем?***
Джона на улице не оказалось. Джордж растерянно оглядывался по сторонам, в то время как Пол, уставившись на мыски своих ботинок, необычно горько для себя хмыкнул. — Ладно, Джео, я поеду домой, — легко вздохнув, сказал он через пару минут молчания, пока Джордж вслух придумывал объяснения внезапному исчезновению их лидера, — Ты можешь подождать его, если хочешь, — Маккартни пожал плечами, и добавил, пресекая все дальнейшие расспросы, — Я все равно не в настроении для кино, знаешь... Он растянул губы в улыбке, разворачиваясь на каблуках, и уже двинулся в сторону видневшейся в вдалеке остановки, когда из магазинчика на другой стороне улицы в теплый весенний вечер вывалился Леннон, матерясь и чертыхаясь. Не глядя по сторонам на наличие машин, он перебежал дорогу, криво усмехаясь и хватая Пола за плечо: — Эй-эй, Макка, ты уже пропустил ваш прекрасный семейный ужин дома, некуда спешить, — выдавил он, засовывая руку в карман, и задвигал бровями, доставая плитку шоколада, — Но у меня есть кое-что для тебя, — он повертел плиткой у него перед носом и торжественно пихнул ему в руки, улыбаясь и продолжая говорить, указывая большим пальцем за плечо на вывеску магазина. — Эта старая карга решила, что я спер деньги, чтобы это купить. Ну не идиотка ли? — вопросил он наигранно-громко, хотя по сбившемуся дыханию было понятно, что он спешил, — Грозилась вызвать полисменов и все такое. Пол продолжал держать в руках плитку, разглядывая шершавую бумажную обертку, и Леннон постепенно затих, отстраняясь и переводя взгляд на Джорджа: — Для тебя тоже кое-что есть, малыш, — хмыкнул Джон, доставая небольшой шоколадный батончик и кидая ему в руки. Харрисон, словив, улыбнулся, счастливо выдыхая: — Спасибо! — Ой, какой вежливый молодой человек, — умиленно протянул парень, поворачиваясь к Полу, — Не то, что некоторые, да? Маккартни поднял на него свои большие серьезные глаза, заставляя Леннона стереть ехидную улыбку с лица. — Ты что, подкупаешь меня, Джонни? — его тонкая черная бровь вздернулась еще выше, чем была обычно (хотя это и так было высоковато), и парень, засунув руки в карманы, пожал плечами, широко улыбаясь. — Ага, — он кивнул головой пару раз, для убедительности, и заискивающе заглянул ему в лицо, с неподдельной искренностью наивно спрашивая, — Сработало? Пол поднял глаза к темнеющему небу, будто бы задумавшись, и Джордж почувствовал, как тугой узел у него в грудной клетке, казалось стянувший все его внутренности еще месяц назад, начал ослабевать и развязываться. — Да, — все-таки ответил Маккартни, — Пожалуй, сработало. Джон, чуть ли не лопаясь от удовлетворения, с чувством хлопнул его по плечу, загребая пальцами рукав его футболки, и, широко улыбаясь, оглянулся на Джорджа: — Чего ты там стоишь, мы же в кино собирались, — не отпуская плечо Пола, он потянулся, хватаясь второй рукой за шею Харрисона и притягивая к себе, — Я так и быть заплачу сегодня за ваши билеты, но не вздумайте присаживаться дядюшке Джонни на шею, мелкие засранцы. Он сильнее обнял их за шею так, что они могли чувствовать линию его челюсти своими макушками, и Джордж ощутил, как плечо Маккартни рядом трясется от беззвучного смеха.***
Если бы кто-то решил поинтересоваться у Джорджа, а каково это, стать частью того, во что не пускали до этого других, он бы ответил «действительно здорово». Действительно здорово было слушать идиотские комментарии Леннона к тому единственному сопливому фильму, на который они успели. Действительно здорово было хохотать до боли в животе над фразой «Джон, ты что, только что вытер об мою футболку свои руки после попкорна?» и брезгливым выражением лица Пола. Действительно здорово было хотя бы чуть-чуть, но понять, смысл этих бесконечных шуток Джона, по типу «Поли, не переживай, ты самая красивая девочка в этом кинотеатре», за которыми тот прятал что-то большее, и не замечать в темноте, как у Пола чуть-чуть краснеют щеки и сбивается дыхание. В каком бы пузыре до этого не жили Леннон и Маккартни, пока они готовы были, время от времени, впускать туда Харрисона, он был доволен. Но никто не интересовался, и Джордж молчал.***